Как всегда, бесстрашно, и, казалось, даже, не понимая, что светящиеся существа, которые сошли с небес, не люди, Миссия совершенно спокойно подошел к сверкающей фигуре Ала. Он протянул свою маленькую руку и настойчиво начал теребить одеяние бога.
– Отец, – сказал он. Ал посмотрел вниз.
– Отец, – повторил Миссия, вероятно, запомнив слово, сказанное Олдуром, который тем самым раскрыл тайну, кем в действительности был бог алгосов. – Отец, – снова сказал малыш. Затем повернулся и показал на неподвижное тело Дерника. – Миссия! – Каким то странным образом это звучало скорее как приказ, чем просьба.
Лицо Ала стало строгим.
– Это невозможно, дитя, – ответил он.
– Отец, – настаивал малыш. – Миссия. Ал вопросительно посмотрел на Гариона, и в этом взгляде читалась неуверенность.
– Просьба ребенка важна, – мрачно сказал он, обращаясь не к Гариону, а к тому сознанию, которое находилось в нем, – и она возлагает на меня обязательства… Но ее выполнение требует пересечения той границы, которую мы не можем переходить.
– Границу нельзя переходить, – ответил бесстрастный голос, говоривший устами Гариона. – Твои сыновья вспыльчивы, Святой Ал, и, однажды нарушив ее, могут поддаться искушению сделать это еще раз, а это, возможно, изменит то, что не должно меняться. Давайте не будем создавать условий, при которых Судьба может еще раз пойти двумя расходящимися путями.
Ал вздохнул.
– Но тем не менее, – сказал голос, – не дашь ли ты и твои сыновья свои силы орудию моей воли, чтобы он мог пересечь эту границу?
Ал был изумлен.
– Так и граница останется неприкосновенной, и твое обязательство выполнено. Иначе это никак не может свершиться.
– Пусть будет, как ты желаешь, – согласился Ал, затем повернулся и обменялся многозначительным взглядом со своим старшим сыном Олдуром.
Олдур, все еще в ореоле голубого света, оторвался от скорбных раздумий о погибшем брате и повернулся к тете Пол, все еще склонявшейся над телом Дерника.
– Успокойся, дочь моя, – сказал он ей. – Его жертва была и ради тебя, и ради всего человечества.
– Это слабое утешение, Повелитель, – ответила она с глазами, полными слез.
– Это был лучший из людей.
– Все люди умирают, дочь моя, как лучшие, так и худшие. В своей жизни ты видела это много раз.
– Да, Повелитель, но это совсем другое дело.
– Что ты имеешь в виду, любезная моя Полгара? – Олдур, казалось, чего-то от нее добивается. Тетя Пол закусила губу.
– Потому что я любила его, Повелитель, – ответила она наконец.
На губах Олдура мелькнула едва заметная улыбка.
– Разве это так трудно сказать фазу, дочь моя? Полгара не могла ответить и снова склонилась над безжизненным телом Дерника.
– Хотела бы ты, чтобы мы воскресили этого человека, дочь моя? – спросил тогда Олдур. Она подняла голову.
– Это же невозможно, Повелитель, – сказала она. – Пожалуйста, не шутите так над моим горем.
– Давай, однако, будем считать, что это возможно, – ответил Ал. – Хотела бы ты, чтобы мы воскресили его?
– Всем сердцем, Повелитель.
– А зачем? Ради какой цели стоит просить о его воскрешении?
Она опять прикусила губу.
– Он станет моим мужем, Повелитель, – выпалила она наконец, и в голосе ее слышался вызов.
– И это тоже было так трудно сказать? Однако уверена ли ты, что эта твоя любовь не вызвана горем и что, как только этот добрый человек будет воскрешен, ты не отвернешься от него? Ведь он, ты должна признать это, весьма зауряден.
– Дерник никогда не был заурядным, – сказала она с неожиданной пылкостью.
– Он самый лучший и самый храбрый человек в мире.
– Я не хочу проявлять к нему неуважение, Полгара, но ведь у него нет никаких особых способностей. В нем нет силы Воли и силы Слова.
– Разве это так важно, Повелитель?
– Супружество должно быть единением равных, дочь моя. Как же может этот добрый, храбрый человек быть тебе мужем, пока у тебя остается твоя сила?
Она беспомощно посмотрела на него.
– Могла бы ты, Полгара, пожертвовать собой? Стать ему равной? С такими же способностями, как у него?
Она посмотрела на него, поколебалась, а затем сказала одно только слово:
– Да.
Гарион был потрясен – и не столько согласием тети Пол, сколько требованием Олдура. Сила чародейки была основой и средоточием всего ее существования.
Отнять ее значило бы оставить тетю Пол ни с чем. Кем же она будет тогда? Сможет ли она вообще жить? Это слишком жестокая цена, а ведь Гарион верил, что Олдур – добрый бог.
– Я приму эту жертву, Полгара, – говорил Олдур. – Я переговорю с моим отцом и братьями. По веским причинам мы сами отказались от воскрешения умерших, и поэтому мы все должны дать согласие на это, прежде чем кто-то из нас попытается нарушить сложившееся положение вещей. – И Олдур вернулся к скорбной группе, стоящей у смертного ложа Торака.
– Как он только мог сделать это? – спросил Гарион у деда, все еще обнимая Се'Недру.
– Что сделать?
– Попросить ее отказаться от своей силы. Это убьет ее.
– Она много сильнее, чем ты думаешь, Гарион, – заверил его Белгарат, – а доводы Олдура разумны. Ни одно супружество не выдержит такого неравенства.
Среди светящихся богов раздался сердитый голос.
– Нет! – Это был Мара, скорбящий бог марагов, которых больше не существовало. – Почему должен быть воскрешен один человек, когда все мои дети убиты и лежат холодные и мертвые? Разве Олдур услышал мои мольбы? Пришел ли он ко мне на помощь, когда умирали мои дети? Я не соглашусь!
– Я и не рассчитывал на это, – пробормотал Белгарат. – Пора мне принять меры, пока дело не зашло слишком далеко. – Он пересек заваленную обломками площадку и почтительно поклонился. – Извините, что вмешиваюсь, – сказал он, – но не примет ли брат моего Учителя в качестве подарка за помощь в воскрешении Дерника женщину из племени марагов?
Слезы Мары, которые всегда текли из его глаз, внезапно высохли, а на лице появилось выражение недоверия.
– Женщину из племени марагов? – резко спросил он. – Но их больше нет. Я бы почувствовал сердцем, если бы хоть кто-нибудь из моих детей выжил в Марагоре.
– Ну конечно, бог Мара, – быстро согласился Белгарат. – Но что вы скажете о тех немногих, которые были вывезены из Марагора и проданы в вечное рабство?
– Так ты знаешь хотя бы одного из них, Белгарат? – Мара задал этот вопрос со всем пылом отчаяния.
Старик кивнул.
– Мы нашли ее в казематах для рабов под Рэк Ктолом, бог Мара. Имя ее Таиба. Она только одна, но раса может быть восстановлена с помощью одной такой женщины – особенно если за ней будет присматривать любящий бог.
– Где же Таиба, моя дочь?
– На попечении Релга, одного из алгосов, – ответил Белгарат. – Кажется, они весьма привязались друг к другу, – вкрадчиво добавил он.
Мара задумчиво посмотрел на него.
– Раса не может быть восстановлена с помощью одной только женщины, – сказал он, – даже заботами любящего бога. Для этого требуются двое. – Он повернулся к Алу. – Не отдашь ли ты мне этого алгоса, отец? Он станет прародителем моего народа.
Ал окинул Белгарата проницательным взглядом.
– Ты знаешь, что у Релга есть другая обязанность, которую он должен исполнять, – заметил он.
Выражение лица Белгарата стало почти веселым.
– Уверен, что Горим и я сумеем это уладить, Святейший, – заявил он в высшей степени самоуверенно.
– А не забываешь ли ты кое-что, Белгарат? – робко спросил Силк, как бы не желая вмешиваться в это дело. – У Релга есть одна маленькая проблема, помнишь?
Белгарат сурово посмотрел на драснийца.
– Я думал, что мне надлежало упомянуть об этом, – невинно сказал Силк.
Мара пристально посмотрел на обоих.
– В чем дело?
– Небольшое затруднение, бог Мара, – быстро ответил Белгарат. – Уверен, что Таиба сможет разрешить его. Я полностью доверяю ей по этой части.
– Мне нужно знать всю правду, – твердо сказал Мара.
Белгарат вздохнул и бросил на Силка еще один свирепый взгляд.
– Релг – фанатик, бог Мара, – объяснил он. – По религиозным причинам он избегает некоторых… э… форм контактов между людьми.
– Отцовство его судьба, – сказал Ал. – От него родится особый ребенок. Я объясню ему это. Он послушный человек и ради меня преодолеет свои заблуждения.
– Значит, ты отдашь его мне, отец? – нетерпеливо спросил Мара.
– Он твой, но с одним условием, о котором мы поговорим позже.
– Давайте тогда посмотрим на этого отважного сендара, – сказал Мара, и все следы недавних слез теперь исчезли с его лица.
– Белгарион, – произнес голос в голове Гариона.
– Что?
– Воскрешение твоего друга теперь в твоих руках.
– Моих? Почему моих?
– Неужели ты всегда будешь это спрашивать? Ты хочешь, чтобы Дернику вернули жизнь?
– Конечно, но я не могу этого сделать. Я не знал бы даже, с чего начать.
– Ты делал это раньше. Помнишь жеребенка в пещере богов?
Гарион почти позабыл об этом.
– Ты – мое орудие, Белгарион. Я могу удерживать тебя от ошибок, по крайней мере большую часть времени. Просто расслабься, а я покажу тебе, что делать.
Но Гарион уже начал действовать. Он опустил руку с плеча Се'Недры и, все еще держа меч в другой руке, медленно пошел к тете Пол и телу Дерника. Она сидела, обхватив руками голову мертвеца. Взглянув в ее глаза, Гарион встал на колени рядом с телом.
– Ради меня, Гарион, – пробормотала она.
– Если смогу, тетя Пол, – ответил он. Затем, не зная почему, положил на землю меч райвенского короля и взялся за Око, помещенное в рукояти. Око выскользнуло из нее и легло ему в ладонь Улыбнувшись, Миссия подошел с другой стороны и тоже встал на колени, взяв в свои руки безжизненную руку Дерника.
Держа Око обеими руками, Гарион потянулся и положил его на грудь мертвеца. Он едва ли отдавал себе отчет в том, что вокруг собрались боги, соединив руки ладонь к ладони и образовав неразрывный круг. Яркий свет начал пульсировать внутри этого круга, и, будто отвечая на это, Око заблестело в его руках.
Снова перед ним, как он видел это однажды, выросла глухая стена, еще черная, непроницаемая и безмолвная. Как и тогда, в пещере богов, Гарион прикоснулся к самой сущности смерти, стремясь проникнуть в нее и вернуть своего друга обратно в мир живых.
Но на этот раз все происходило иначе. Жеребенок, которого он вернул к жизни, никогда не жил вне тела своей матери. Смерть его была столь же непродолжительной, как и жизнь, и преграда между ними была незначительной.
Дерник, однако, был взрослым человеком, и его смерть, как и его Жизнь, была гораздо более долгой. Гарион напрягся, приложив все свои силы. Он мог также чувствовать громадную силу объединенной воли богов, присоединившихся к нему в его безмолвной борьбе, но барьер не поддавался.
– Воспользуйся Оком! – велел голос.
На этот раз Гарион сосредоточил все силы, свои собственные и силы богов, на круглом камне, который он держал в руках. Тот замерцал, засветился, затем замерцал снова.
– Помоги же мне! – Это приказывал уже Гарион.
И как бы внезапно поняв, Око озарилось яркой вспышкой радужного света.
Барьер стал слабеть.
Подошел Миссия и с легкой одобрительной улыбкой положил руку на сверкавшее Око.
Барьер сломался. Грудь Дерника дрогнула, и он кашлянул.
С выражением почтительности на своих неземных лицах боги отошли. Тетя Пол закричала от внезапного облегчения, обняла Дерника и прижала к себе.
– Миссия, – сказал ребенок Гариону с ноткой какого-то особого удовлетворения. Гарион поднялся, смертельно усталый, и, пошатываясь, отошел в сторону.
– С тобой все в порядке? – спросила Се'Недра, беря его руку и кладя себе на плечо.
Он кивнул, хотя колени его чуть ли не подгибались.
– Обопрись на меня, – сказала она. Он хотел запротестовать, но Се'Недра прижала палец к его губам.
– Не спорь, Гарион, – сказала она. – Ты же знаешь, что я люблю тебя и что тебе придется опираться на меня всю оставшуюся жизнь, так что можешь начать привыкать к этой мысли.
– Я думаю, что жизнь моя теперь изменится, Повелитель, – говорил в это время Белгарат Олдуру. – В ней всегда была Пол, готовая прийти по первому моему зову, – возможно, без особой охоты, – но она приходила всегда. Теперь у нее будут другие заботы. – Он вздохнул. – Полагаю, что все наши дети растут и когда-нибудь вступают в брак.
– Этого пока не случилось с тобой, сын мой, – сказал Олдур.
Белгарат усмехнулся.
– Мне никогда ничего не удавалось скрыть от вас, Повелитель, – сказал он, но затем лицо его снова стало серьезным. – К Полгаре я порой относился как к сыну, – сказал он Олдуру, – но, вероятно, пришло время позволить ей быть просто женщиной. Я слишком долго отказывал ей в этом.
– Кажется, это самое лучшее и для тебя, сын мой, – сказал Олдур. – А теперь, прошу тебя, отойди немного и оставь нас с нашим горем. – Он посмотрел на тело Торака, лежавшее на каменном ложе, а потом на Гариона. – У меня для тебя есть еще только одно задание, Белгарион, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52