Пенсии собираются заменить пищевым довольствием.
- Вполне возможно. Вы рады этому?
- Я и не знаю. Что так, что эдак... Я вот только о Мазике тревожусь.
Он такой горячий! Чистый кипяток.
- Мазик - парень с головой!
- Но он совершенно ничего не боится!
- Тем не менее, места, где стреляют, он разумно обходит стороной, - с
легкостью соврал я. - Такие здравомыслящие подростки, признаться,
попадаются не часто.
Подобные слова были для бабушки Таи бальзамом.
- Если бы он почаще ходил с вами в библиотеку! Когда нет школ, книги
становятся единственными учителями. Ах, где мои молодые глаза! Как бы я
сейчас читала!..
- Я буду брать его с собой, - пообещал я.
- И побольше строгости, Сережа. Если б не ваша помощь... Я с ужасом
думаю, что из него получится в будущем. У мальчика такой аппетит. А в
распределителе опять порченная крупа. Вы не поверите, второй месяц одна
крупа!
- А это? - я протянул ей связку голубей. - Сегодняшний улов ваш.
Таков уговор с Мазиком.
- Спасибо, - она придирчиво осмотрела птичьи тушки. - И даже не
худые. Скажите на милость, они-то чем питаются?
- Загадка для меня самого!
- Какое тяжелое время, - она снова вздохнула. - Человек начинает
ощущать себя на кухне посторонним. Это ведь голод, Сережа! Об этом пока не
говорят, но ведь от правды не скроешься.
- Бабушка! - я ласково приобнял ее за худенькие плечи. - Ну что вы за
поколение горемычное!.. И с белыми воевали, и с красными, блокаду
пережили, социализм, а мудрости житейской не нажили. О каком голоде идет
речь? Взгляните на эти жирные тушки. В них бездна калорий! А сколько еще
во дворах собак, кошек, крыс! За окном месяц август. Выкапывайте крапиву,
корни одуванчика, жалтея. Они ведь на каждом углу! А крупа? Порченная-то
она порченная, - верно, зато сколько ее! Объесться можно! Хотите я сяду на
голодание? Скажем на пару недель? А все свои карточки подарю вам?
- Но вы же умрете, Сережа!
- Я буду бодр и весел все четырнадцать дней. У меня появится румянец
и задорно заблестят глаза. А когда я снова начну питаться, мой организм
заработает, как зверь. Я научусь поглощать древесину и кору, а запивать
буду водой из-под крана. Некипяченой, обратите внимание! Я стану
расщеплять все до последней молекулы!..
- Вот если бы вы еще женились, Сережа!
Я чуть было не рассмеялся. Ей богу, она меня умиляла. Кажется, года
два назад бабушка Тая предприняла довольно энергичную попытку сосватать
мне невесту. Не знаю, какие шаги она предприняла в заветном направлении,
но настойчивость ее не знала границ и "невесты" повалили в мою квартиру
нескончаемым потоком. Я едва успевал отбиваться от них, доказывая, что
брак мне противопоказан, что я застенчив и робок, что временами склонен к
садомазохизму и так далее и тому подобное. В результате я в самом деле
чуть было не женился, но судьба отнеслась ко мне благосклонно и брак
предотвратила. Решив раз и навсегда покончить с докучливым сватовством, я
пригласил коварную старушку к себе на чай и между делом продемонстрировал
старую коллекцию фотографий западных поп-звезд, переснятых с пластинок и с
обложек журналов: Бони Тайлер, Жаннет, Джиллу и прочих. Обнаженную натуру
я предусмотрительно из пачки фотографий вынул. С той же
предусмотрительностью убрал и Пугачеву. Ее памятливая старушка вполне
могла помнить.
- Баские девки, - с грустью бормотала бабушка Тая, перебирая снимки.
С грустью, потому что я не забыл сообщить ей, что все эти "баские девки" -
мои невесты и подружки. Западные поп-звезды оказались ярче ее
многочисленных протеже, и, будучи наделенной вкусом, она это, конечно,
понимала. На какой-то миг мне даже стало ее жаль. Но с чувственными
выводами я, как всегда, поторопился. Довольно быстро оправившись от удара,
старушка строго поджала губы и стала выпытывать, какой же из этих дам я
отдаю предпочтение.
- Мне нравятся все, - необдуманно признался я и этим испортил дело.
Воодушевившись, бабушка Тая нацепила на нос очки и добросовестно
приступила к изучению кандидаток.
- Какую укажете, на той и остановлюсь, - подлил я масла в огонь. -
Вам я доверяю на все сто.
Видели бы вы ее в тот момент! Как же она оживилась!.. Воспряв духом,
бабушка Тая принялась перебирать фотографии, поднося их к глазам,
просматривая на просвет как подозрительные купюры, время от времени бросая
в мою сторону полный сомнения взгляд. В конце концов мне подобрали трех
суженых: Софи Лорен, Марлен Дитрих и Кайли Миноуг из Австралии. Впрочем,
мне пришлось их представить, как Веру, Тамару и Катю. Я объяснил, что все
они добрые и хорошие, что в одинаковой степени любят стирать и гладить, с
усердием моют полы и с удовольствием простаивают у кухонных плит все свое
свободное время. Пришлось добавить, что Тамара работает почтальоншей, Вера
оператором на телефонной станции, а Катя поет со сцены русские народные
песни. Про Катю не придумалось ничего путного, так как на фотографии она
красовалась с электрогитарой под мышкой. Как ни странно, последний факт
оказался решающим.
- Почтальонов и связистов много, - рассудил мой седовласый
консультант, - а коли жена поет, это хорошо. Когда люди поют, они по
крайней мере не кричат.
С ней трудно было не согласиться, и на этом мы и порешили. Я пообещал
присмотреться к "Катюше" повнимательнее и с предложением особенно долго не
тянуть. С тех пор утекло немало воды, но о "невестке" бабушка Тая не
забывала. Время от времени, видимо, ощущая за меня некую ответственность,
она возобновляла старую тему, пытливо расспрашивая о здоровье Катерины, ее
успехах и намерениях. Я, как мог, отбрыкивался. То же повторилось и
сейчас.
- Потом, бабушка Тая. О женитьбе потолкуем как-нибудь позже.
- До этого "потом" мне, Сережа, не дожить, - она грустно пожевала
губами. - А за голубей спасибо. Будет чем покормить Мазика.
Когда я уже открывал дверь в квартиру, она меня окликнула.
- Сережа! Вы видели когда-нибудь, чтобы хоронили ночью?
- Нет, - снова соврал я. Давалось мне это с каждым разом все легче и
легче. - А что случилось?
- Да нет, ничего. Теперь это, оказывается, стало обычным явлением. У
меня бессонница, и каждую ночь по улице кого-нибудь проносят.

НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ
Пространство за стеклом окончательно сгустилось. Теперь его с полным
основанием можно было назвать ночью. Я колдовал у плиты и размышлял о том,
что страной овладела настоящая эпидемия. Эпидемия страха. Ни решетки на
рамах, ни стальные двери не спасали от этого всепроникающего вируса. С
приближением разбойного часа люди спешили отойти ко сну, чтобы не слышать
и не видеть того, что будет происходить у них под окнами. Да и можно ли
привыкнуть к задушенным крикам, к топоту спасающихся ног, к ожесточенным
автоматным очередям?.. Кое-кто считает, что можно. В конце концов человек
привыкает ко всему. Так уж безрадостно он устроен. И почему бы не
привыкнуть к ужасам, если они мало-помалу превращаются в среду обитания?
Лично у меня на этот счет своя точка зрения, хотя афишировать ее я не
собираюсь, ибо давно сообразил, что СВОЯ точка зрения не так уж часто
совпадает с общественной. Это нормально, потому что она СВОЯ, но это и
ненормально, так как, отличаясь от общественной, она поневоле перечит
довлеющим нормам, подставляя спину хозяина под град болезненных ударов.
Что ни говорите, а общественность умеет за себя постоять и, начав бить,
старается на совесть. Поэтому не раздражайте живущих, держите мысли при
себе, - там они будут сохраннее. Ну а если приспичит и зачешутся кулаки,
плюйте на все и деритесь. Честь вам и хвала, хотя победы вам и не
одержать...
На улице хлопнул выстрел, и, вздрогнув, я просыпал в кастрюльку раза
в три больше специй, чем обычно. Поглазев на булькающее варево, подумал,
что бедному моему желудку придется несладко. Мало того, что его лишили
нежного голубиного мяса, так теперь какой-то олух вздумал стрелять под
окнами. Вместо похлебки, конечно, получится "лисий яд". Я помешал в
кастрюле деревянной расписной ложкой и осторожно понюхал... Хотя что в
наше время не лисий яд? Человеческие организмы научились переваривать
ингредиенты, от коих любой живущий в средние века немедленно бы
окочурился. Впрочем, древних поминать некорректно. Они и Мы, должно быть,
два совершенно разных подвида. Да и нужно ли сравнивать? Они не дожили до
наших дней и уже одним этим должны быть счастливы...
Пара горстей чечевицы, этих маленьких НЛО, довершила нехитрую
кулинарию. Когда я выключал газ, в дверь негромко постучали.
Он вошел и тщательно вытер ноги о коврик. Сумрачно оглядел прихожую и
только после этого протянул руку. Оказывается, я отлично помнил его
ладонь, крепкую, не очень удобную для рукопожатий, заставляющую запросто
похрустывать чужие пальцы. Сейчас она была неприятно вялой, и я сразу
решил, что у Виктора неприятности. В самом деле, разве не по этой скучной
причине мы вспоминаем друг друга спустя месяцы и годы? Нужда - верная
сводница. Лишь, угодив в беду, мы начинаем лихорадочно листать телефонную
книгу и старые блокноты, отыскивая забытые адреса. В молодости друзья
необходимы для радости, в старости - для совместных воспоминаний. Между
первым и вторым - полоса отчуждения, прерываемая мгновениями катастроф.
- Как ты попал в подъезд?
Этой теплой фразой я поприветствовал его появление.
- На ночь наружную дверь у нас всегда запирают...
- У меня подошел ключ.
Голос его тоже изменился. Звучный баритон окрасился хрипотцой, стал
более интересен. Принюхавшись, он прошел на кухню и покорно расположился
на предложенном табурете.
- Мебель шаткая, просьба не раскачиваться.
Честно предупредив гостя, я вернулся к своей кастрюльке. Торопить
Виктора я не собирался. Что-что, а вывалить беды друг на дружку мы всегда
успеем. От чечевицы он отказался, но кружку с чаем без сахара взял.
- Что это? - отхлебнув, он недоуменно скосил глаза на посудину.
- Вишневый лист и крапива.
- Ага, - он вновь потянул кружку к губам. - Ты всегда слыл за
выдумщика.
Я зачерпнул себе в миску парящей чечевицы и присел за стол.
Вот так, господа присяжные! Так тоже бывает в жизни!.. Два закадычных
друг встретились через восемь лет разлуки и не попытались задушить друг
друга в объятиях. Я, морщась, поглощал свой "лисий яд", а Виктор
невозмутимо прихлебывал из кружки. Когда с ужином было покончено, мы
закурили.
Сколько я помнил Виктора, он всегда предпочитал брать быка за рога.
Затянувшееся молчание доброго не сулило. Такие уж все мы ужасные хитрюги и
мрачное, как правило, приберегаем на десерт.
Потрескивая дешевой папироской, гость потянулся рукой к голове,
как-то неуверенно погладил ежик волос.
- Черт!.. - По губам его скользнула растерянная улыбка. - Так долго
ходил в шляпе, что все кажется - сидит на макушке.
- Бывает.
Виктор искоса взглянул на меня.
- А ты по-прежнему работаешь в издательстве?
- Работал - так будет вернее. К несчастью, успел
переквалифицироваться. Сторожу городскую библиотеку.
- Сторожишь, сидя на кухне?
- Не всегда. Хотя рвения особого не проявляю, тут ты прав. Дело в
том, что книги сегодня мало кого интересует, так что и сторожить их
особенно нечего.
- Понятно...
- Что тебе понятно?
- Все, - брови Виктора упрямо сдвинулись. Эту его мимику я помнил
прекрасно. Забавно, но я узнавал его по частям, склеивая из фрагментов
дорогой, полузабытый образ. Он несомненно сдал - наш великолепный Виктор.
Широкие плечи опустились, на лицо паутиной легла сеть морщин. Поношенный
костюм и стоптанные туфли шарма ему не прибавляли. И все же в нем
ощущалась прежняя твердость, хотя еще минуту назад я был уверен, что от
детских моих восторгов не осталось и следа. Вглядываясь в иссушенное
временем лицо, я вдруг испытал давно забытое смущение. В юношеских наших
компаниях Виктор всегда верховодил, и сейчас лишний раз мне пришлось
убедиться, что лидерство не является следствием одной только силы или
характера. Здесь сказывалось что-то от гипнотизма. Некая загадочная сила
влекла людей к Виктору, без слов доказывая его превосходство.
- Ты не спрашиваешь, зачем я заявился к тебе?
- Жду, когда ты сам об этом поведаешь.
- Видимо, придется, - он усмехнулся. Медлительно оглядел кухоньку и
как-то незаметно взглядом переключился на меня. - А ты не очень изменился.
- Старался. Жил умеренно, дешевого вина не употреблял - и вот итог!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11