- Хорошо, - беспомощно ответил Хачмен, пытаясь понять, что инспектор
знает, а о чем догадывается.
- Так. Насколько я понимаю, вы знакомы с положениями "Акта о
секретности", и при поступлении на работу подписывали документ,
обязывающий вас соблюдать эти положения.
- Да. - Хачмен вспомнил бессмысленную бумагу, подписанную им при
поступлении в Вестфилд, которая никоим образом не влияла на его работу.
- Вы сообщали подробности вашей работы кому-нибудь, кто не был связан
подобным обязательством?
- Нет. - Хачмен немного успокоился. Кромби-Карсон явно шел не в том
направлении, и мог копать, сколько ему захочется.
- Вы когда-нибудь обсуждали вашу работу с мисс Найт?
- Нет, конечно. До вчерашнего дня мы не виделись несколько лет. Я...
- Хачмен тут же пожалел о том, что сказал.
- Понятно. А почему вы возобновили знакомство?
- Так. Без особых причин. - Хачмен пожал плечами. - Я встретил ее
случайно в институте несколько дней назад и вчера позвонил. Можно сказать,
просто чтобы вспомнить прошлое.
- Можно сказать. А что говорит ваша жена?
- Послушайте, инспектор, - Хачмен ухватился за край стола, - вы меня
подозреваете в том, что я изменил жене, или в том, что я изменил родине?
Вам следует остановиться на чем-то одном.
- Вы так считаете? Я никогда не думал, что эти два рода деятельности
отстоят далеко друг от друга. Мой опыт свидетельствует скорее об обратном.
Я бы сказал, что фрейдистский аспект типичной шпионской фантазии является
ее доминирующей частью.
- Очень может быть. Однако я не совершал ни того, ни другого.
- Ваша работа носит секретный характер?
- Едва ли. Кроме того, она невероятно скучна. Одна из причин, по
которой я уверен, что никогда ни с кем ее не обсуждал, это то, что нет
способа вернее надоесть собеседнику.
Кромби-Карсон встал, снял плащ и повесил его на спинку стула.
- Что вы знаете об исчезновении мисс Найт?
- Кроме того, что вы мне сообщили, ничего. У вас есть какие-нибудь
подозрения?
- Почему, по-вашему, трое вооруженных людей могли ворваться к ней в
квартиру и насильно увезти ее с собой?
- Не знаю.
- Кто, по-вашему, мог это сделать?
- Не знаю. А вы?
- Мистер Хачмен, - раздраженно произнес инспектор, - давайте будем
вести допрос, как это делалось всегда: будет гораздо продуктивнее, если я
буду задавать вопросы, а вы - отвечать.
- Хорошо, но я обеспокоен судьбой друга, а все, что вы...
- Друга? Может быть, слово "знакомая" подойдет лучше?
Хачмен устало закрыл глаза.
- Вы выражаетесь предельно точно.
В этот момент открылась дверь и в комнату вошел сержант с толстой
папкой в руках. Положив ее на стол перед Кромби-Карсоном, он, не проронив
ни слова, вышел. Инспектор просмотрел содержимое и выбрал восемь
фотографий. Они явно отличались от типичных полицейских регистрационных
снимков: часть из них были любительские снимки, другие - просто
увеличенные участки групповых фотографий. Кромби-Карсон разложил их перед
Хачменом.
- Посмотрите внимательно на эти фотографии и скажите, видели ли вы
кого-нибудь из этих людей ранее?
- Я не помню, чтобы я с ними встречался, - ответил Хачмен, просмотрев
снимки. Он взял один за край и хотел было перевернуть, но рука
Кромби-Карсона придавила его к столу.
- Я сам соберу. - Инспектор собрал глянцевые прямоугольники и сложил
их в папку.
- Если у вас все, - осторожно сказал Хачмен, - то я просто умираю без
кружки пива.
Кромби-Карсон рассмеялся, давая понять, что совершенно ему не верит,
и, бросив на удивленного сержанта беглый взгляд, ответил:
- Абсолютно никакой надежды.
- Но что вы от меня еще хотите?
- А я вам скажу. Мы только что закончили первую часть нашего
интервью. В части первой я обращаюсь с собеседником мягко и с уважением,
как того заслуживает исправный налогоплательщик. Но это до тех пор, пока
мне не становится ясно, что он не собирается мне помочь. Сейчас эта часть
закончена, поскольку вы совершенно однозначно дали мне понять, что по
собственной воле содействовать расследованию не намерены. Теперь, мистер
Хачмен, я начну на вас давить. Сильно давить.
- Но вы не имеете права. У вас нет никаких улик против меня, -
произнес Хачмен удивленно. Кромби-Карсон навалился на стол.
- Друг мой, вы меня недооцениваете. Я ведь профессионал. Каждый день
мне приходится сталкиваться с профессионалами, и я почти все время
выигрываю. Неужели вы серьезно думаете, что я не смогу расколоть такого
желторотого любителя, как вы?
- Любителя чего? - потребовал Хачмен, с трудом скрывая охватившую его
панику.
- Я не знаю, в чем вы замешаны. Пока не знаю. Но что-то за вами есть.
Кроме того, вы очень неумело лжете. Впрочем, тут я не возражаю: это
облегчает мою работу. Но мне сильно не нравится, что вы выступаете в роли
ходячего стихийного бедствия.
- Что вы имеете в виду? - спросил Хачмен, а в голове пронеслось: "Со
мной могут случиться ужасные вещи..."
- С тех пор, как сегодня утром вы выехали из своего уютного домика,
одну женщину похитили и двое мужчин погибли.
- Двое?! Я не...
- Разве я забыл вам сказать? - Кромби-Карсон сделал вид, что сожалеет
о своей забывчивости. - Один из вооруженных похитителей выстрелил в
прохожего, который хотел вмешаться, и убил его.

Вторая часть допроса, как и предвидел Хачмен, оказалась столь же
неприятной. Бесконечная, казалось, цепь вопросов, часто о каких-то
мелочах, то выкрикиваемых, то нашептываемых, свивала в утомленном мозгу
паутину слов. Подозрения, которые он не успевал вовремя распознать и
отвергнуть, постепенно продвигали его все ближе к неловкой лжи или к
нежеланной правде. К концу процедуры он настолько устал, что, оказавшись
на койке в одной из "гостевых" комнат без окон на последнем этаже здания,
не сразу сообразил, что ему даже не предоставили выбора, где провести эту
ночь. Он целую минуту разглядывал дверь, обещая себе, что устроит им
колоссальный скандал, если дверь окажется запертой. Но за последние сорок
восемь часов ему почти не удалось толком поспать, голова кружилась после
изнурительного допроса, и, хотя он собирался поднять шум, Хачмен решил,
что с этим можно подождать до утра...
И мгновенно уснул.
Разбудил его звук открывающейся двери. Подумав, что он спал всего
несколько минут, Хачмен взглянул на часы и обнаружил, что уже десять минут
седьмого. Он сел в постели, обратив внимание, что на нем серая казенная
пижама, и посмотрел на дверь. Вошел молодой констебль в форме с прикрытым
салфеткой подносом в руках, и комната наполнилась запахом бекона и
крепкого чая.
- Доброе утро, сэр, - сказал констебль. - Ваш завтрак. Я надеюсь, вы
не возражаете против крепкого чая.
- Не возражаю. - Вообще-то он всегда пил слабый чай, но в этот момент
его мысли занимала проблема гораздо более важная. Сегодня уже понедельник,
и оставшиеся конверты должны быть в почте. Давящее чувство срочности даже
отразилось на его голосе. - Насколько я понимаю, я могу уйти в любое
время?
Розовощекий констебль снял с подноса салфетку и старательно ее
сложил.
- Этот вопрос, сэр, вы можете решить с инспектором Кромби-Карсоном.
- Вы хотите сказать, что я не могу уйти?
- Это решает инспектор.
- Что вы несете? У вас там, у дежурных, должны быть оставлены
инструкции, кому можно уходить, а кому нельзя.
- Я передам инспектору, что вы хотите его видеть. - Он поставил
поднос Хачмену на колени и пошел к двери. - Ешьте, а то яичница остынет.
Второго завтрака не будет.
- Минутку! Инспектор сейчас здесь?
- Нет, сэр. Он вчера долго засиделся и отправился домой спать.
Возможно, будет здесь к полудню.
Дверь закрылась с последними словами констебля до того, как Хачмен
успел отставить поднос в сторону. Поняв, что поднос поставили ему на
колени специально, он перенес его на тумбочку и подошел к двери. Дверь
была заперта. Хачмен обошел комнату по периметру, вернулся к кровати и
сел. Бекон недожарили, жир в нем сплавился только наполовину, в яичницу
положили слишком много масла, и из-за этого она выглядела грязным месивом.
Хачмен взял в руки стакан с чаем и отхлебнул. Чай был слишком крепким,
слишком сладким, но по крайней мере горячим. Держа стакан обеими руками,
он медленно пил коричневое варево, с удовольствием прислушиваясь к
собственным ощущениям, возникающим при каждом глотке. Не бог весть как
питательно, зато помогает думать...
Сегодня после полудня будет еще не поздно отправить последние
конверты, но где гарантия, что его выпустят к этому времени? Констебль
сказал, что Кромби-Карсон, "возможно", будет в участке к полудню, но даже
если он появится, никто не сообщит Хачмену о его приходе. Кроме того,
инспектор может сказать, что намерен задержать его еще на несколько дней.
Хачмен тщетно пытался вспомнить свои права. Он знал, что права полиции,
включая право задерживать без предъявления обвинения, были расширены года
три назад, как одна из мер в правительственной кампании по борьбе с
растущей преступностью. В своем прежнем безопасном существовании в те
редкие моменты, когда этот вопрос приходил ему в голову, Хачмен одобрял
расширение прав полиции, но сейчас это казалось невыносимым.
Больше всего его беспокоило то, что, хотя он сам прекрасно знал,
почему его могли задержать, он не мог понять, какие основания были для
этого у инспектора. Велланд мертв, Андреа похищена, невинный прохожий убит
на улице - все это, очевидно, как совершенно справедливо интуитивно
предполагал Кромби-Карсон, было прямым следствием деятельности Хачмена, но
полиция об этом знать не может. А вот если Андреа расскажет похитителям,
кто бы они ни были, все что знает, скоро его начнут искать.
Хачмен допил чай, состроив гримасу, когда нерастворившиеся
кристаллики сахара заскрипели у него на зубах. Создав машину, он тем самым
объявил открытие сезона охоты на самого себя. А сейчас сидит спокойно в
казенной пижаме, словно мотылек, ждущий, когда его бросят в бутылку с
хлороформом. За ним могут прийти в любую минуту. Даже в любую секунду!
В конвульсивном приливе энергии он вскочил с кровати и начал искать
свою одежду. Брюки, свитер и коричневый кожаный пиджак висели во
встроенном шкафу. Он быстро оделся и проверил карманы. Все было на месте,
включая деньги, которые Викки дала ему, чтобы он отнес в банк, и маленький
перочинный нож. Лезвие длиной всего в дюйм делало его оружием гораздо
менее эффективным, чем кулак или нога. Хачмен беспомощно оглядел комнату,
затем подошел к двери и принялся бить в нее ногой, медленно и ритмично,
стараясь достичь максимального эффекта. Дверь поглощала удары с
обескураживающе малым количеством шума, но через несколько минут он все же
услышал щелчок замка. В дверях оказался все тот же молодой констебль и с
ним тонкогубый сержант.
- В чем дело? - строго потребовал сержант. - Почему стучишь?
- Я хочу уйти. - Хачмен пошел вперед, пытаясь вытеснить из дверей
сержанта. - Вы не имейте права запирать меня здесь.
Сержант толкнул его обратно.
- Ты останешься здесь, пока тебя не отпустит инспектор. А будешь
опять стучать в дверь, я тебе руки к ногам привяжу. Ясно?
Хачмен вяло кивнул, обернулся было и метнулся в дверной проем, чудом
выскочил в коридор, но тут же налетел на третьего полицейского. Этот
оказался больше, чем первые два вместе, огромная приливная волна синей
форменной ткани словно подняла Хачмена без усилий на гребне и выплеснула
обратно в камеру.
- Глупо, - заметил сержант. - Теперь ты здесь за нападение на
полицейского. Если бы у меня было желание, я мог бы перевести тебя в
камеру, так что пользуйся пока тем, что есть.
Он захлопнул дверь, оставив Хачмена еще в большем отчаянье и еще
большим пленником, чем раньше. Губу саднило: он оцарапал ее, зацепившись
за пуговицу на форме полицейского. Хачмен ходил по комнате взад-вперед,
пытаясь смириться с фактом, что он по-настоящему арестован, и, несмотря на
то, как бы прав он ни был и как бы много жизней от него ни зависело, чуда
не произойдет и стены не падут.
"Какое-то сумасшествие, - подумал он вяло. - Я могу заставить
нейтроны танцевать под новую музыку. Неужели я не смогу перехитрить
несколько деревенских бобби?" Он сел на единственный в комнате стул и
заставил себя думать, как выбраться на свободу. Затем подошел к кровати и
сдернул простыню, обнажив матрас из пенистого пластика.
Какое-то время он тупо глядел на него, потом достал свой игрушечный
нож и принялся резать губчатый материал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22