- и принялся за прежнее дело. При этом он стал соображать, и когда куча
травы уменьшилась вполовину, на лице его появилась улыбка, а к концу он
совсем развеселился и даже принялся мычать себе в бороду озорную песенку
"И как тут не верить в любовь до доски гробовой", которую очень любил в
молодости. Нечаянно подслушанный в лесу разговор, подозрительная суета
лавочника и простая душа Свистка - если добавить ко всему этому чуточку
воображения - делали смысл событий ясным, как день. Можно было бы,
конечно, найти друга, открыть ему глаза и помириться, но в какой-то
недобрый момент колдун вспомнил, как восхищенно и безропотно повторял
Свисток: "Одна на свете", - и решил над ним подшутить. А когда начинают
шутить колдуны - так и жди неприятностей.
Кусты кровяники зацветают, едва сойдет снег, мясистыми серыми цветами
и с первым теплом усыпаются твердыми красными ягодами, которые стоят все
лето, до заморозков, а потом разом чернеют и падают. На этих кустах не
увидишь птиц, их обходят ненасытные козы, а деревенские мужики безжалостно
вырубают. Но она неуничтожима, ядовитая кровяника.
Крючок быстро нашел в лесу пышный куст, сплошь усыпанный крупными
ягодами, и набрал полную шляпу. Вернувшись домой, он нанизал кровянику на
крепкую суровую нитку и бросил в кипящий отвар ползучей травы камнеломки.
Через некоторое время вытащил и остудил в холодной воде. Бусы удались:
когда колдун перебирал их, ягоды каменно клацали и вспыхивали
кроваво-красными иголками света. Крючок аккуратно разрезал нитку бус
пополам, одну половину оставил на столе, а другую понес к лавочнику.
Потолковав с ним о каком-то пустяшном деле, колдун достал из левого
кармана бусы: "Вот. Продай за сколько-нибудь". Поколебался немного и,
уходя, добавил: "Только не говори, что это я сделал".
Черпаку того и надо было. Он расписал Рядице, каких трудов ему стоило
раздобыть бусы - только ради нее! - и как он счастлив, что Рядица будет
теперь на ярмарке красивше всех. Чуть позже Рядица небрежно объявила
Свистку, что она прекрасно обошлась без его дружка-колдуна и все будет как
задумано. Прощаясь, они договорились выйти назавтра пораньше, чтобы
попасть в город еще до обеда.
...Когда впереди показалась белая городская стена, Рядица
остановилась, достала из своей хорошенькой корзиночки зеркальце и
протянула его Свистку: "Подержи". Примерившись, украсила волосы красным
гребнем и взяла бусы. Она надела их через голову, расправила на груди и
посмотрела в зеркальце придирчивыми глазами. Гладь стекла отразила чистую
правду: Рядица была диво как хороша. Убедившись в этом, девица спрятала
зеркальце в корзиночку и, очень довольная собой, сказала: "Теперь пойдем".
Крючок в этот день с раннего утра был занят непривычным делом: он
лепил из воска куклу, и чем дальше продвигалась работа, тем яснее
обнаруживалось полное сходство куклы с Рядицей. Те же эмалево-голубые
непрозрачные глаза, тот же капризно вздернутый носик, то же мягкое
закругление подбородка. И волосы были те же - блестящие,
светло-каштановые. И красный гребень, и новое платье - красный горох по
белому. В колдуне пропал настоящий художник.
Когда восковое подобие Рядицы было вполне готово, Крючок прислонил
куклу к стене и надел ей на шею бусы - вторую половину нитки из ядовитой
ягоды кровяники. Потом, усталый, присел на скамью, не отрывая взгляда от
своего творения. Дело шло к обеду. И в тот самый момент, когда настоящая
Рядица надела бусы, кукла шевельнулась, отшатнулась от стены и захлопала
на колдуна глазами. Крючок удовлетворенно вздохнул, оглядел ее с головы до
ног, нет ли изъянов, и кивнул в сторону двери: "Иди". Потом повторил
строже: "Иди. В город иди, за хозяйкой!" Кукла шагнула через порог, и ни
один человек на свете не смог бы отличить ее от той веселой, живой девицы,
которая подходила в это время к городским воротам в сопровождении своего
непревзойденного по части глиняных свистулек кавалера.
Они расстались возле самой ярмарки, условившись, что Свисток зайдет
за Рядицей ближе к вечеру, когда торговля пойдет на убыль, а в маленьких
балаганчиках начнут свои представления бродячие акробаты и фокусники.
Рядица отправилась навестить родную сестру своей матери, тетку
Хвалицу, - ту, что вышла замуж за неказистого лавочника ради того, чтобы
жить в городе. Ее суженого звали Котелком за редкостную форму головы и
склонность к философии, которая приносила порой неожиданные плоды.
Свисток же поспешил в ближайший постоялый двор, чтобы позаботиться о
ночлеге. Там он подкрепился двумя большими пирожками с мясом и овощами,
прихлебывая из глиняной кружки вкусную ячменную брагу. Потом, чтобы
скоротать время, пошел побродить по ярмарке. Там было много гвалта,
толкотни и всяких диковин - перламутровые завитые раковины из теплых
морей, друзы прозрачных кристаллов, черные шарики целебной горной смолы.
Отдельным рядком сидели могулы, торгующие кореньями, соляными фигурками,
кожами и прочей всячиной. За спинами их, привязанные к кольям, сопели
свирепые верховые быки, от которых публика старалась держаться подальше.
Целая толпа собралась вокруг мужика, продающего большого, с курицу,
попугая. Попугай горделиво топтался на плече у хозяина и с глупым
самодовольством повторял все, что слышал. Может, и нашлись бы охотники
купить диковинную птицу, да мужик заломил непомерную цену и никак не хотел
уступать.
Между тем солнце стало клониться к закату, пора было идти за
подружкой. Тетка Хвалица жила недалеко, Свисток хорошо знал ее дом с двумя
дверями - одна широкая, в лавку, а другая узкая - в жилую часть. Подходя,
он увидел, что вход в лавку почему-то заперт на замок и его как иголкой
кольнуло предчувствие. Он постучал в узкую дверь, но ответа не дождался.
Тогда вошел без разрешения - и остановился на пороге, замерев от
удивления...
...И тогда Крючок достал с верхней полки тяжелую, прохладную для
пальцев коробочку из желтой кости морского чудища китулы. Только Черная
книга да эта коробочка - вот и все, что осталось у него от прежних времен.
Он откинул крышку, мягко блеснувшую снизу полированным светлым нефритом, и
заглянул внутрь. Там, в углу, поджав множество черных ножек, спал Летающий
глаз - этакий жук с белой спинкой и крохотной розовой головкой. Колдун
принялся щекотать его соломинкой. Сначала жук забеспокоился, недовольно
зашевелил ножками, потом на спинке у него стало проступать темное пятно
зрачка - Летающий глаз просыпался. Крючок поднял над коробочкой руки, стал
двигать ими так и сяк, складывая пальцами сложные фигуры, и вот уже зрачок
обрисовался полностью, а в нефритовом зеркале завиднелись балки потолка и
сам колдун. Вскоре жук расправил прозрачные крылья и зажужжал, пробуя
силы. Наконец Крючок опустил руки, Летающий глаз поднялся из коробочки на
воздух и тяжело вылетел в распахнутое окно по направлению к городу.
Сначала он летел как-то вяло, все прямо и прямо, лишь чуть
заваливаясь из стороны в сторону, как гуляка, перебравший ячменной браги.
Точно так же перед глазами колдуна шатались и медленно плыли назад
кудрявые весенние облака. Но постепенно крылья жука наливались силой, он
стал закладывать в воздухе лихие виражи, и тогда в зеркале нефрита
появлялись на миг лес, река, исхоженная дорога. Эти виды быстро наскучили
Крючку, и он отвлекся по хозяйству. А когда спохватился, оказалось - в
самое время: очередную петлю Летающий глаз очертил уже над крышами города.
Он полетал вокруг нужного дома, отыскал подходящую щель и протиснулся
внутрь, где удобно расположился на оконной занавеске. Картина была как на
ладони: Рядица с теткой пили чай...
...Потом тетка Хвалица сказала, что рукава теперь шьют не так. Тут в
комнате зажужжал невесть откуда взявшийся жук и, помотавшись под потолком,
уселся на занавеску. Рядице не терпелось узнать, как же теперь шьют, но
тетка пошла к окну и стала дергать легкую материю, чтобы сбросить жука
вниз. Тот только переполз повыше. Упрямая тетка отправилась на кухню за
полотенцем. А когда вернулась с этим убойным предметом, то мигом забыла и
про жука, и зачем ходила на кухню: Рядица раздвоилась. Была одна
племянница - стало две. Первая стояла у стола, где они пили чай, другая -
на пороге, видно, только вошла. И были они такие одинаковые, что у тетки
закружилась голова. Еще хуже ей стало, когда племянницы одновременно
указали друг на друга и спросили в один голос: "Тетя, кто это?" -
"Деточка... деточки... что же это?" - залепетала растерявшаяся тетка, но
постаралась взять себя в руки. Прикинув что-то, она сколько могла грозно
спросила у вошедшей: "Ты кто такая?" Та не ответила, неотрывно глядя на
первую. Тогда тетка предприняла другую попытку, обратившись к той, с
которой только что пила, судя по всему, чай: "Ты знаешь, кто это?" - "Не
знаю, тетя", - ответили обе, одинаково разведя руками. И тут же закричали
друг на друга: "А ты молчи, не тебя спрашивают!" Вслед за этим наступило
тяжкое молчание. Тетка панически соображала, что бы все происходящее могло
означать. Сестра? Нет у нее никакой сестры. Двойники? Говорят, бывает
такое... Но как же они говорят в один голос? Да если бы даже и сестра...
Тетка совсем запуталась и поняла, что ей одной эта задачка не по
силам. Она крикнула было Котелка, но спохватилась и зажала рот полотенцем:
муж всю жизнь наставлял ее, чтобы никакие домашние дела не выносились в
лавку, на люди. Хвалица кинулась через смежную комнату в торговое
помещение, подскочила к мужу, который как раз обслуживал посетителя, и
принялась торопливо нашептывать на ухо. Котелок слушал ее с каменным
лицом, а как только схватил суть дела, оборвал: "Хорошо, хорошо. Ты иди, я
сейчас".
У него были все основания заставить жену замолчать. В спешке она не
обратила внимания на посетителя, а напрасно, поскольку это был никто иной,
как Собачий Нюх, придворный доброхот-осведомитель. Не было для него
большей радости, чем пресечь смуту - раскрыть заговор или уличить в
колдовстве. Ради этого Нюх старался изо всех сил - подслушивал,
подсматривал, выслеживал. И когда Хвалица нашептывала мужу, осведомитель
весь подался вперед, взгляд его стал пронзительным, уши зашевелились.
Но Котелок был непрост. Он выставил жену из лавки и, взвешивая
посетителю копченую колбасу, небрежно заметил, что у этих баб всегда
что-нибудь не так. Да, согласился с ним Нюх, ничуть, впрочем, не
сомневаясь, что баб Котелок приплел для отвода глаз. Однако зацепиться
было не за что и пришлось удалиться, причем заботливый хозяин проводил его
до двери. Убедившись, что осведомитель-доброхот свернул за угол, Котелок
подождал еще немного и запер лавку на замок, после чего не торопясь
прошествовал в дом. Он нисколько не сомневался, что Нюх ему не поверил -
непременно станет допытываться. Поэтому следовало срочно во всем
разобраться и принять надлежащие меры. Будь они неладны, эти бабы!
За то время, пока тетка бегала за мужем, положение изменилось к
худшему: племянницы перепутались. Они, видимо, приблизились, чтобы
выяснить, кто есть кто, но так как говорили и двигались одновременно,
пользы это не принесло, а различить, какая из них пришла раньше, было
теперь невозможно. Творилось что-то ужасное: племянницы то начинали разом
говорить, то вместе рыдали, то одним движением пытались вцепиться друг
другу в волосы и обе в испуге отшатывались, после чего снова принимались
рыдать. Уж на что крепок был головой Котелок, и то почувствовал себя
неважно, а тетка - та забилась в уголок и тихонько плакала.
Поначалу лавочник вообще не мог соображать. Потом голова его словно
разделилась на две части, и каждая стала думать сама по себе. Одна
половина была занята вопросом "что же это делается?" - и без конца
прокручивала его - настойчиво, но как-то вяло. Зато в другой мысли кипели
как в чайнике, когда у него из-под крышки лезут сердитые пузыри. А вдруг
Нюх что-нибудь услышал? А вдруг он уже строчит донос доминату? Ведь если
кто войдет сейчас - сразу увидит, что дело нечисто. Был бы здесь еще
кто-нибудь кроме него и жены - тогда другое дело, было бы на кого свалить.
Так ведь нет никого... Можно, конечно, опередить Нюха, явиться к доминату
самому. Но опять же - свалить не на кого. А доминат долго разбираться не
станет, спицу в ухо - и все разбирательство. Что же делать-то, а,
любезные?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39