Но сколько она ни старалась, подбородок Тины так и остался свесившимся на грудь.
- Ну ладно, можешь дуться и дальше, посмотрим, к чему это все приведет.
Между тем маленькая тварь с множеством похожих на реснички ножек выглянула из гнездышка, свитого в ухе девочки, потом выползла оттуда и юркнула в светлые волосы Тины.
Женщина разливала по чашкам почти бесцветный чай с черными крапинками незаварившихся чаинок, масса которых застыла в ситечке мокрым, заплесневевшим комком. Крохотные серебристые насекомые бросились врассыпную из-под молочника, когда она подняла его и попыталась, правда, безуспешно, извлечь оттуда засохшую сметану.
- Сэмми, - обратилась она к сыну, - перестань наконец бренчать ложкой и доедай хлеб. И будь любезен, поправь свой галстук! Сколько раз мне еще тебе это повторять? В твои десять лет ты уже вполне мог бы и сам одеться как положено.
Но сын молча уставился на позеленевший хлеб, валявшийся рядом с его чашкой, наполненной кукурузными хлопьями. Эта кашица тихонько шевелилась: крохотные твари принялись завтракать. Губы мальчика замерли в оскале - совсем как у манекенов, которыми пользуются чревовещатели. Глаза его уже заволокла туманная пленка, и выпущенная на волю ложка еще каким-то образом удерживалась в скрюченной руке. Обрывок веревки, идущий поперек груди, прочно привязывал его к стулу.
Женщина вдруг резко наклонилась вперед, изогнувшись на стуле так, чтобы исторгнутая ею рвота не забрызгала засохшие продукты на столе. Ее вырвало, и ей показалось, что боль пронзает все ее внутренности. Желудок дергался в отчаянных спазмах, будто пытаясь вышвырнуть все свое содержимое. Невыносимая боль пронизывала и голову, и на какое-то мгновение это даже вызвало вспышку прояснения. Секунда всепоглощающего грома, а потом - тишина. И тошнота, доводящая до содроганий.
Но вот это прошло, наступило просветление, и темные тучи, омрачавшие ее сознание, развеялись. Женщина вытерла рот тыльной стороной ладони и выпрямилась. Боль утихла, но она знала, что это уже никуда не денется, только затаится где-то глубоко внутри, ожидая случая для новой атаки. Так было и со слугой-китайцем инспектора Клоса. При воспоминании о старых добрых временах ей почти удалось улыбнуться, но настоящее - во всяком случае, в ее представлении - слишком уж подавляло ее.
Она отхлебнула безвкусного чая и с раздражением попыталась отогнать мух, жужжащих вокруг головы Тины. Потом ее встревожил слишком пристальный взгляд мужа, смотревшего куда-то мимо газеты. Белки его глаз из-под полуприкрытых век выдавали дурашливое притворство: он, видно, решил подразнить ее. Но шутка зашла слишком уж далеко.
- Ну и что же мы все собираемся делать сегодня утром? - спросила она, забыв, что день был рабочим, да и детям нужно было идти в школу. - Прогуляемся в парк? Дождь, как видите, наконец-то кончился. Господи, я уж думала, что он никогда не остановится! А ты, Барри? Попозже мне надо сделать кое-какие покупки, но, думаю, сначала нам все-таки удастся немного погулять. Уж такую-то отличную погоду мы не упустим, а? Ну, а ты что скажешь, Сэмми? Ты, кстати, можешь захватить свои ролики. Ну и ты, конечно. Тина, тоже. Я про тебя не забыла. А потом, может быть, в кино, а? Нет-нет, не волнуйтесь, сначала кончайте с завтраком.
Она перегнулась через стол и слегка похлопала по стиснутому кулачку дочери.
- Это будет совсем как в прежние времена, не так ли? - Голос ее превратился в шепот. - Совсем как в прежние времена.
Тина снова сползла со стула, на этот раз совсем скрывшись под столом.
- Правильно, дорогая, поищи Синди. Она тоже может пойти с нами в парк. Ну, Барри, есть там какие-нибудь интересные новости в газете? Ах, Господи, люди, что же, и в самом деле веселятся? Ну, если тебе неинтересно, куда катится этот мир, то какого же черта тебе читать дальше? Манеры, Сэмюэль, самое главное в жизни.
Она соскребла плесень с засохшего ломтика хлеба и вгрызлась в него.
- Смотри, милый: твой чай остынет, - слегка упрекнула она мужа. - Ты так ведь целый день и просидишь за этой газетой. Ну, а я пожалуй, прилягу ненадолго, мне что-то сегодня нездоровится. Боюсь, что я где-то подцепила грипп.
Женщина посмотрела на разбитое окно. Теплый ветерок взъерошил ее редкие волосы, разбросав их по лбу. Она видела, но не воспринимала опустошенный ядерным оружием город за окном. Ее внимание вновь обратилось к семье, и она заметила черную муху. Муха, обследовав лицо ее мужа, теперь вползала в зияющее отверстие его рта. Нахмурившись, женщина вздохнула.
- О, Барри, - сказала она, - ты ведь, надеюсь, не собираешься снова проторчать здесь весь день напролет?
Крохотные блестящие капельки слез появились в уголках ее глаз, и одна из них перекатилась через край, оставляя прерывистый серебристый след на ее щеке и подбородке. Ее семья даже не заметила этого.
* * *
Они смеялись над ним. А кто смеется последним теперь? Те, кто выжил, кто живет с комфортом, пусть и с некоторыми ограничениями, в то время как другие погибли в мучениях. Может быть, те, кто предвидел эти годы катастрофы еще до той ситуации на Ближнем Востоке, которая, в конце концов, взорвалась всемирным конфликтом? Морис Джозеф Келп, вот кто!
Морис Дж.Келп, страховой агент. Ну, кто лучше него знал о возможном риске?
Морис Келп, разведенный. А кому какое дело до этого?
Морис холостяк. И ни у кого не было такой милой компании, как у него.
Он ведь вырыл себе нору на задворках своего огорода в Пекхэме еще пять лет назад. И это сделало его посмешищем среди соседей. Ну, и кто же смеется теперь, а? А? Нора была достаточно большой, чтобы обустроить в ней большое убежище. Комната, правда, могла вместить только четверых. Ну, а кому были нужны другие жильцы, которые только портят воздух. Нет уж, благодарим покорно! За пять лет он кропотливо все там отделал и отладил, а само убежище обошлось ему примерно в три тысячи фунтов. Ну и конечно, разные там дополнительные устройства, вроде ручных и батареечных фильтрационных установок (350 фунтов, правда, слегка подержанные). Да еще персональный счетчик для измерения радиации (145 фунтов плюс еще 21.75 налога). И еще дополнительные штучки-дрючки. Ну, там складная раковина и самосмывающийся унитаз. Тоже, знаете ли, обошлись недешево. Так что денег в убежище он вложил порядочно. Но в общем-то это того стоило. Ни одного пенни не пропало зря.
Сборные стальные детали смонтировать было нетрудно. И бетонные заливки сделать тоже оказалось довольно просто - стоило только внимательно прочитать инструкции. И даже приладить фильтр и выхлопной блок оказалось не так уж трудно, когда он полностью разобрался, что следует делать. Ну, а разные там трубы и их сочленения провести в убежище - это вообще, как выяснилось, дело пустяковое. И еще он купил по дешевке трюмную помпу, но, по счастью, пользоваться ею пока что не было причин. Внутри он разместил койку, она же стул, положил на нее поролоновый матрац; ну еще стол, калорифер и газовая плита с грилем, бутановый газ, лампы на батарейках... Ну, полки он, конечно, набил разными консервами, бутылками, сухим питанием, порошковым молоком, сахаром, солью - словом, вполне достаточно, чтобы можно было продержаться там пару месяцев. Было у него в убежище и радио с запасными батарейками (правда, здесь, под землей, ему удавалось расслышать в нем только потрескивающий шумок), аптечка, моющие средства, вполне достаточный запас книг и журналов (конечно, никакой этой пакости насчет девочек - штучек подобного сорта он не одобрял!), карандаши и бумага (и, между прочим, приличный комплект туалетной бумаги), отличные дезинфицирующие средства, разные ножи-ножички, посуда, открывалка для консервов, открывалка для бутылок, кастрюли, свечи, одежда, постельные принадлежности, пара часов (их проклятое тиканье едва не свело его с ума в первые несколько дней, а теперь он, представьте себе, даже не замечал его), календарь, ну и баллон с водой на 12 галлонов. Водой, правда, он никогда не пользовался без стерилизующих таблеток “Милтон энд Моу Симпла”. Даже для мытья посуды и столовых приборов, не говоря уж о питье.
Ах да, еще одно недавнее приобретение - дохлая кошка! Он не имел ни малейшего понятия (а кошка не рассказывала) о том, как это мерзкое животное проникло в его крепко запечатанное убежище, но предполагал, что кошка могла заползти туда за несколько дней до того, как начали падать бомбы. Растущего напряжения в мировой обстановке было вполне достаточно, чтобы подхлестнуть Мориса к стадии РЕШАЮЩЕЙ ПОДГОТОВКИ (как, впрочем, и предыдущих четырех или пяти подобных кризисов с той поры, как он обзавелся этим убежищем). Эта чуткая тварь, видно, вынюхала сюда дорогу, когда он, Морис, носился от дома к убежищу и обратно, оставив приоткрытым люк в своей боевой рубке. Да-да, он ведь придал своему сооружению вид подводной лодки. Правда, вход в боевую рубку сделал в одном из концов убежища, а не посередине. А эту кошку он не заметил, пока не настало утро после катастрофы.
Морис вдруг отчетливо вспомнил это светопреставление, этот кошмар, отпечатавшийся в его мозгу не хуже изящнейшей и подробной фрески. О Боже, как же он тогда перепугался! Но зато уж и порадовался позже на славу.
Почему? Да потому, что все эти месяцы рытья, монтажа, обустройства - и ведь ему приходилось терпеть язвительные насмешки соседей! - окупились с лихвой. Они, гогоча, называли его “Морисовым ковчегом”. Что ж, теперь-то и он понял, сколь удачным было это определение. Ну если, конечно, не считать того, что строилось это не для проклятых зверей.
Он вытянулся на койке, испытывая тошноту от мерзкого запаха. Но все же он отважился глотнуть скудеющего воздуха. В ослепительном свете газовой лампы его лицо казалось особенно бледным. Сколько же их там осталось наверху, живых? Сколько его соседей умерли, правда, теперь уже не смеясь? Всегда одинокий, не останется ли он теперь и в самом деле навек в одиночестве? Вы будете смеяться, но Морис надеялся, что нет.
Он, конечно, мог бы позволить кое-кому из них разделить с ним его прибежище. Ну, может быть, одному-двум, но уж очень трудно было отказать себе в удовольствии захлопнуть люк прямо перед их охваченными паникой лицами. Вот клацнули замки ротационного запирающего механизма, намертво захлопнулся герметический люк с наружной стороны борта боевой рубки - и завывание сирен воздушной тревоги стало едва слышным, а отчаянный стук его соседей в крышку входа превратился в приглушенную возню каких-то насекомых. Ну, а грохот взрывов, потрясших землю, вскоре положил конец и этим звукам.
Морис тогда припал к полу, вжавшись в прихваченные с собой одеяла, и почти не сомневался, что это оглушающее давление расколет его металлическую скорлупу, как орех. Теперь-то он давно уже потерял счет тому, сколько раз сотрясалась земля. Тогда, хотя точно он не мог припомнить, ему казалось, что он потерял сознание. Куда-то вдруг совсем исчезло время, и следующее, что ему удалось вспомнить, было пробуждение на койке в ужасе от ощущения тяжести на груди и теплого, зловонного дыхания прямо у лица.
Он пронзительно завизжал, и эта неведомая тяжесть внезапно исчезла, оставив на память лишь острую боль поперек плеча. Миновали долгие минуты полной неизвестности, пока он шарил вокруг себя в поисках лампы, пока его окутывал абсолютный мрак и только его воображение оживляло мрачный интерьер, населяя его дьяволами с острыми когтями. Но свет найденной наконец лампы не высветил ничего, кроме единственного дьявола, да и то - мгновениями позже, когда лампа хорошенько накалилась. Рыжая кошка настороженными желтыми глазами рассматривала его, улегшись на полу, прямо под койкой.
Морис и в лучшие-то времена не любил кошек, да и те, правду сказать, особого интереса к нему не проявляли. Но, возможно, теперь, когда настали худшие из всех времен (впрочем, лишь для этих, застрявших наверху), ему придется научиться уживаться с этими тварями.
- Ну что ж, вонючка, - успокаивающе, хотя и без особого энтузиазма, сказал он, - бояться нечего. Слышишь, старик? Или старуха? Ну, кем бы ты ни было.
Спустя несколько дней он обнаружил, что это была “старуха”. А тогда кошка даже не пошевелилась. Ей явно не нравились ни грохот снаружи, ни тряска здесь, в помещении. Не нравился ей и запах этого человека. Кошка предостерегающе зашипела, и свесившаяся к ней голова человека мгновенно убралась. Только запах еды спустя несколько часов выманил животное из укрытия.
- Да, это уж вполне типично, - сказал ей Морис укоризненным тоном. - Кошки и собаки всегда тут как тут, едва учуют еду.
Кошка, уже три дня томившаяся в этом подземном склепе без пищи и воды и даже без единой мышки на закуску, вынуждена была согласиться. Тем не менее она продолжала держаться на безопасном расстоянии от человека. А Морис, поглощенный этим приключением больше, чем происходившим наверху, швырнул в сторону кошки приличный кусок тушенки. Та испуганно отпрянула назад и только потом с жадным урчаньем набросилась на еду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67