они уже испытали силу Тьмы. Она возвращалась каждую ночь под покровом естественной темноты, и с каждым разом беспорядки усиливались. Невозможно было предугадать, кто подчинится ее воздействию — отец или мать, брат или сестра. Ребенок. Друг. Или сосед. Невозможно было предугадать, какое зло подспудно в них притаилось в ожидании свободы. Единственным препятствием был свет. Тьма боялась света. «Свет во тьме светит, и тьма не объяла его». Так сказано в Евангелии от Иоанна. Но человек может победить свет. Брат Мартин удовлетворенно хмыкнул, и в неверном свечном мерцании его глазницы превратились в темнеющие провалы.
— Подходите же, отпейте жидкости, которая сделает нас неуязвимыми. — Брат Мартин воздел руки над своей паствой.
Несмотря на холодный ветер, проникающий через распахнутые двери, на лбу у брата Джона выступили крупные капли пота. Боже милостивый, он действительно собирается сделать это! Он действительно хочет всех убить! Рэндел, видно, всерьез поверил басням, которые правительство распускает насчет Тьмы. Господи, неужели он не понимает, что все это чушь? Пошел даже слух, что это какой-то газ, теряющий активность под воздействием солнечного или любого другого света. Кто его напустил — неизвестно. То ли какое-то иностранное государство, то ли террористы. А может, сами английские ученые, будь они неладны. Простые люди не знают, зато сукины дети наверху, конечно, в курсе. Только не хотят говорить. Сидите по ночам дома и не выключайте свет — вот и все, что от них слышно. С наступлением комендантского часа полиция и войска под защитой мощных прожекторов патрулируют улицы, чтобы обеспечить выполнение приказа. А этот придурок Рэндел нарушил закон и выключил свет, да еще и дверь приказал открыть нараспашку. Что будет, когда он поймет, что в этих чашах нет ни грамма цианида? Что он станет делать, когда его последователи, эти тупые вонючие овцы, не упадут замертво, отведав «Эликсир-99»? Он сразу поймет, кто в этом повинен, ведь поручение приготовить яд получил не кто иной, как брат Джон. А с чего это Рэндел взял, что он сможет раздобыть такую прорву цианида? И брат Джон начал бочком отступать по боковому проходу подальше от трех сосудов с безобидным вином домашнего изготовления — к выходу. Пора сматывать. Давно надо было это сделать.
Прихожане с пластиковыми стаканчиками, которыми их снабдили при входе в храм, потянулись к столу. Брат Мартин благостно улыбался. Неожиданно какая-то женщина средних лет, плача и шмыгая носом, бросилась к пастырю. Помощники не подпустили ее к брату Мартину и вежливо отвели в сторону, успокаивая словами, которых она почти не слышала. Какой-то старик, проходя мимо него, опустил глаза:
— Я боюсь, брат Мартин.
Тот похлопал старика по плечу:
— Мы все боимся, брат... — «Как же, черт возьми, его зовут?» — Дорогой друг, но скоро на смену страху придет великая радость. Верь мне. Я говорил с Тьмой. — «А теперь убирайся, старый ублюдок, пока остальных не распугал».
Самое главное — не допустить, чтобы исчезла эйфория, пусть даже несколько натянутая; если хотя бы один запаникует, остальным передастся. А ему были нужны все, ему была нужна вся их сила, ибо он действительно говорил с Тьмой. Или воображал, что говорил. По существу, это одно и то же.
Тьма жаждала его, но она хотела заполучить и всех его людей. Чем больше живых существ отдадутся в ее власть, тем она будет сильнее. Брат Мартин, он же Марти Рэндел, счастлив пребывать в роли сержанта по вербовке на службу Тьмы.
Люди по очереди подходили к чашам и возвращались на свои места, невольно прикрывая отступление брата Джона к выходу; способствовал его бегству и полумрак, царивший в помещении храма. Тем не менее он ждал, что брат Мартин в любую минуту позовет его обратно, и чем дальше он отходил от учителя, тем больше нервничал. Во рту у него пересохло, и он все время облизывал губы. Некоторые прихожане поглядывали на него в недоумении, и он был вынужден кивать и ободряюще улыбаться. Его спасало скудное освещение, благодаря которому никто не видел выступившую у него на лице испарину. Брат Самуил все еще стоял у открытых дверей, и брат Джон приближался к нему с опаской. Это был преданный последователь Мартина, готовый жизнь положить за своего учителя, — типичный белый говнюк, мозг которого работал только под чужим руководством. Именно такая сволочь была необходима Рэнделу, чтобы держать паству в узде. Когда брат Джон почти дошел до выхода, толстяк насторожился, словно любопытный ньюфаундленд. Он недолюбливал чернокожих, а брата Джона — в особенности. Ему казалось, что негр всегда ухмыляется с таким самодовольным видом, будто только и делает, что ловчит.
Вот и теперь брат Джон наклонился и шепнул толстяку на ухо:
— Брат Мартин требует, чтобы ты, брат Самуил, подошел к столу и выпил вместе со всеми. Он чувствует, что им нужна твоя поддержка.
Брат Самуил бросил тревожный взгляд в сторону столпившихся во тьме прихожан. Оттуда доносились протяжные стоны, некоторые женщины уже откровенно голосили. Он засунул руку в карман пиджака и крепко сжал пистолет. Брат Мартин предупредил его, что некоторых, возможно, придется уговаривать выполнить то, что от них требуется. Но он сказал, что Самуил должен будет ждать до конца, на тот случай, если яд на кого-нибудь не подействует или если кто-то только притворится, что выпил. Тогда все решит пуля в голову. Почему же брат Мартин передумал?
— Он приказал мне стоять у дверей.
— Я знаю, брат Самуил, — терпеливо ответил чернокожий, чувствуя, что ноги его начинают слабеть. Он отчетливо слышал голос Рэндела, настойчиво призывающий сосредоточиться и привлечь к себе Тьму. — Он передумал. Ты нужен ему там, брат.
— А кто будет караулить у дверей? Кто будет следить, чтобы никто не сбежал?
— Никто не сбежит. Все желают последовать за братом Мартином.
Толстяк коварно сощурился. Против своего обыкновения негр не ухмылялся. А с такого близкого расстояния было заметно, что он весь в поту. Брат Джон трусит.
— Если они хотят последовать за братом Мартином, то зачем ему я?
Вот гад.
— Некоторым нужна помощь, брат Самуил. Не все так тверды, как ты.
— А ты, брат Джон, тверд? Тебе не надо помочь? Негр силился унять дрожь в руках.
— Нет, брат Самуил. Это необходимо другим. Сейчас же выполняй его приказание и отправляйся туда. Он страшно рассердится, если ты этого не сделаешь.
Толстяк заколебался. Он посмотрел в сторону брата Мартина и разжал пальцы, сжимавшие в кармане пистолет.
Брат Джон проклинал себя за то, что не бросил всего этого раньше. Ему следовало устраниться, как Рэндел еще только завел эти безумные разговоры о самоубийстве. Эта идея не давала ему покоя с момента массового самоубийства членов секты «Человеческий Храм» в Гайане и разгорелась с новой силой после группового самоубийства в предместье Лондона около года назад. В последние недели это переросло в настоящее наваждение; можно было подумать, что ему открылась высшая истина. Господи, да надо было сматываться, как только Рэндел приказал достать цианид! Но он не верил, что этот человек доведет дело до конца. Когда все они будут сидеть вокруг и таращиться друг на друга в ожидании, что начнут падать как мухи, тут уж деваться будет некуда. Их это не очень позабавит, не говоря уже о брате Мартине.
— Иди, брат Самуил, иди же, не заставляй себя ждать.
К несчастью, брат Мартин уже искал его, зорко оглядывая толпу. В последнее время вера брата Джона явно пошатнулась. Он нуждался в помощи, а может быть, и в принуждении. Его отношение к брату Мартину утратило былой энтузиазм, и это позволить ему беспокоило учителя. Неплохая пришла мысль первому вкусить нектар загробной жизни.
— Брат Джон, где ты? Я тебя не вижу. Негр выругался про себя и отозвался:
— Я здесь, брат Мартин.
— Выйди вперед, брат, чтобы мы все тебя видели. Тебе предоставляется честь повести нас за собой.
— О, я не достоин подобной чести, брат Мартин. Только ты можешь вести нас! — Брат Джон облизнул губы и с беспокойством оглянулся на двери.
Брат Мартин засмеялся:
— Мы все достойны! Подходи и испей первым. — Он приблизился к чаше и, зачерпнув белым стаканчиком темно-красную жидкость, протянул его негру. Все повернули головы и посмотрели на брата Джона. Словно догадавшись теперь о его намерениях, брат Самуил широко расставил ноги в дверном проеме, отрезав путь к отступлению.
— Ах ты, дерьмо! — хрипло зарычал брат Джон и ударил толстяка ногой в пах. Брат Самуил упал на колени, схватившись за свои гениталии. Путь был свободен, и брат Джон одним прыжком вылетел в ночную тьму, еще более непроглядную, чем полумрак церкви. Вылетел и остановился.
Чьи-то холодные липкие щупальца окружили его со всех сторон и пробежали по коже ледяным прикосновением. Он вздрогнул и огляделся, но не увидел ничего, кроме расплывчатых точек далеких огней. Он попытался отступить, но эта липкость, казалось, приклеилась к его телу. Он с ужасом ощутил, что щупальца проникли в его голову и прикоснулись к чему-то в его сознании. «Нет, я не хочу!» — протестовал в нем какой-то голос, но другой тут же ответил: «Да, да, ты хочешь!»
Другие руки схватили его за горло, но это были уже не призрачные, а вполне реальные, огромные и сильные руки брата Самуила. По мере того, как их обоих все больше обволакивала чернильная тьма, хватка сжималась, а мысли брата Джона, спотыкаясь, уносились прочь от бесплотных щупалец тьмы, разрушавших его рассудок. Он опустился на каменные ступени перед храмом. Толстяк никого отсюда не выпустит. Но негр постепенно начал понимать, что брат Мартин был прав: это и есть бессмертие, которого они добивались. И хотя его тело содрогалось от боли, что-то внутри него трепетало от счастья. Ты был прав, брат Мартин, ты был ох как прав! Он восторженно осклабился, несмотря на то что сквозь сдавленную глотку в легкие уже не поступал воздух. Его налитые кровью глаза заволокло чернотой, и вскоре в сознании уже не осталось ничего, кроме всеобъемлющей, всепоглощающей тьмы. Да будет так.
Брат Самуил втащил его обмякшее тело в храм, и Тьма проползла следом, жадно устремляясь во все щели и задувая слабо мерцающие свечи. Не обращая внимания на крики ужаса, брат Мартин закрыл глаза и воздел руки, приглашая Тьму в свою церковь.
— Мы выпьем яд и сольемся с тобой, — провозгласил он и удивился, услышав, как ему показалось, издевательский смех. Очень похожий на смех брата Джона. Одна за другой с шипением догорали и гасли свечи, пока наконец все не погрузились во тьму...
— Скажи им, чтобы не поднимали шум, Алекс. Если власти пронюхают, что здесь проходит тайная сходка, у тебя отберут лицензию. — Шейла Брайен подняла стеклянную пинтовую кружку и проверила, не осталось ли на донышке грязи. Такому тщательному осмотру кружки в этом пабе подвергались далеко не всегда, но ведь и комендантский час вводят не так уж часто. Интересно, во время войны тоже были такие ограничения? Шейла считала, что нет, хотя откуда ей знать? Война случилась еще до ее рождения.
— Они ведут себя нормально. Никого не беспокоят. — Алекс посмотрел на свою жену с нескрываемым раздражением.
Это был крупный мужчина с огромным животом и громоподобным голосом, и чтобы управляться с ним, нужна была женщина под стать. Ему уже исполнилось сорок, а она только недавно разменяла четвертый десяток, однако благодаря сходству могучих форм они казались ровесниками.
— Не понимаю, что у тебя с ними общего, — сказала Шейла, водружая на стойку тщательно вымытую кружку. Наклонившись за следующей, она уронила в мутную мыльную воду пепел сигареты, торчавшей у нее изо рта.
— У них правильные идеи, вот что, — запальчиво ответил Алекс, с шумом поставив поднос на сушилку. — Они хотят пропустить еще по одной.
— Тогда будут пить из этих. Я не собираюсь подавать им чистые кружки.
— Конечно из этих. Кто, черт возьми, просит новые? Не понимаю, что на тебя иногда находит. Если бы не эта компания, мы бы сегодня ни гроша не заработали. Из-за этой заразы все сидят по домам.
— В постановлении властей говорится, что вечером выходить опасно.
— Все это вранье. Они что-то задумали, вот и все! Что-то такое, чего никто не должен видеть.
— Не будь идиотом. Сам видел по телевизору, что творится. Уличные беспорядки, пожары, убийства.
— Ну да, кто-то напускает на нас нервный газ. Проклятые левые, вот кто это делает. Получают его от своих друзей из-за границы.
Шейла выпрямилась над мойкой и мокрой рукой вытащила изо рта сигарету.
— Что ты мелешь? — спросила она, возмущенно глядя на мужа.
— Все знают, что за этим стоят коммунисты. По радио тебе этого, конечно, не скажут, но ты спроси любого. Следующим будет Нью-Йорк или, может быть, Вашингтон. Вот увидишь. Потом Париж и Рим. Все. Кроме России, само собой.
— Ну и околесицу ты несешь, Алекс. Похоже, эти пропойцы снова напичкали тебя своими идеями?
Апекс оставил ее вопрос без внимания и начал наполнять кружки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54