Джок мгновенно поднялся и, все еще
хмурясь, отслюнил мне полусотенную и пять десяток. Я спрятал деньги не
пересчитывая и сказал:
- К вашим услугам, джентльмены.
Здоровяк пожевал губами.
- Для начала, я хотел бы, чтоб вы поклялись не заикаться об этой
работе даже во сне.
- Клятва? Даже так? Слова джентльмена вам недостаточно? - Я обратился
к лежащему: - Нас, похоже, не представили. Меня звать Лоренцо.
Он мельком глянул на меня и отвернулся. Мой знакомый из бара поспешно
вставил:
- Имена тут ни к чему.
- Да? Знаете, мой незабвенный папаша, перед тем, как преставиться,
мне строго-настрого наказал: во-первых, не мешать виски ни с чем, кроме
воды, во-вторых, не читать анонимных писем, а в-третьих, не иметь дел с
человеком, не желающим себя называть. Удачи вам, господа!.
Я направился к выходу. Сотня империалов приятно согревала меня сквозь
карман.
- Погодите!
Я остановился.
- Ладно, вы правы. Меня зовут...
- Командир!!!
- Да брось ты, Джок. Мое имя - Дэк Бродбент, а этого невежу зовут Жак
Дюбуа. Оба мы дальнобойщики, пилоты-универсалы: любые корабли, любые
ускорения.
- Лоренцо Смайт, - скромно раскланялся я. - Лицедей и подражатель,
член Агнец-клуба.
Кстати, когда я в последний раз платил членские взносы?
- Замечательно. Джок, хоть улыбнись для разнообразия! Ну как,
Лоренцо, сохраните вы наше дело в секрете?
- Буду нем, как могила. Слово джентльмена джентльмену.
- Независимо от того, возьметесь ли?
- Независимо. Я свое слово держу; цел будет ваш секрет. Вот разве что
меня допросят с пристрастием.
- Лоренцо, я прекрасно знаю, что делает с человеком неодексокаин.
Невозможного мы с вас не спросим.
- Дэк, - торопливо встрял Дюбуа, - погоди. Надо хотя бы...
- Заткнись, Джок. Не люблю галдежа над ухом. Так вот, Лоренцо, для
вас есть работа - как раз по части перевоплощений. И перевоплощение должно
быть такое, чтоб никто - ни одна живая душа не смогла подкопаться. Вы это
сможете?
Я сдвинул брови:
- Не понял - смогу или захочу? Вам, собственно, для чего?
- В курс дела введем вас позже. В двух словах - нам нужен дублер для
одного весьма популярного человека. Загвоздка в том, что надо обмануть
даже тех, кто его знает близко. А это немного сложнее, чем принимать парад
с трибуны или вручать медали скаутам.
Он пристально посмотрел мне в глаза.
- Тут должен быть настоящий мастер, Лоренцо.
- Нет, - тотчас ответил я.
- Вот тебе раз... Вы же еще ничего толком не знаете! Если вас мучает
совесть, так могу вас успокоить: тому, кого вы сыграете, вреда от этого
никакого. И ничьих законных интересов не ущемляет. Мы вынуждены его
подменять.
- Нет.
- Но, почему, черт возьми?! Вы даже не представляете, сколько мы
можем вам заплатить!
- Не в деньгах дело, - твердо отвечал я. - Я актер. А не дублер.
- Ничего не понимаю! Туча актеров кормится тем, что копирует
знаменитостей!
- Ну, это - шлюхи, а не актеры. Я так не хочу. Кто уважает людей,
пишущих за других книги? Или художников, позволяющих другому подписаться
под своей работой ради денег? В вас нет творческой жилки. Чтобы было
понятней, вот вам такой пример: стали бы вы - из-за денег - принимать
управление кораблем, пока кто-то другой гуляет в вашей форме по палубе и,
ни бельмеса в вашем деле не смысля, называется пилотом экстра-класса?
Стали бы?
- А за сколько? - фыркнул Дюбуа.
Бродбент метнул в него молнию из-под бровей.
- Да, похоже, я вас понимаю.
- Для артиста, сэр, первым делом - признание. А деньги - так...
Подручный материал.
- Уф-ф! Ладно. Ради денег вы за это браться не хотите. Что касается
признания... Если, скажем, вы убедитесь, что никто кроме вас тут не
справится?
- Может быть. Хотя трудновато вообразить подобные обстоятельства.
- Зачем воображать. Мы сами все объясним.
Дюбуа взвился с дивана:
- Погоди, Дэк! Ты что, хочешь...
- Сиди, Джок! Он должен знать.
- Не сейчас и не здесь! И ты никакого права не имеешь подставлять
всех из-за него! Ты еще не знаешь, что он за птица.
- Ну, это - допустимый риск.
Бродбент повернулся ко мне. Дюбуа сцапал его за плечо и развернул
обратно:
- К чертям твой допустимый риск! Дэк, мы с тобой давно работаем в
паре, но если сейчас ты раскроешь пасть... Кто-то из нас уж точно больше
ее никогда не раскроет!
Казалось, Бродбент удивлен. Глядя на Дюбуа сверху вниз, он невесело
усмехнулся:
- Джок, старина, ты уже настолько подрос?
Дюбуа свирепо уставился на него. Уступать он не хотел. Бродбент был
выше его на голову и кило на двадцать тяжелей. Я поймал себя на том, что
Дюбуа мне, пожалуй, симпатичен. Меня всегда трогала дерзкая отвага
котенка, бойцовский дух бентамского петушка, или отчаянная решимость
"маленького человека", восклицающего: умираю, но не сдаюсь! И так как
Бродбент, похоже, не собирался его убивать, я решил, что Джоком сейчас
подотрут пол.
Вмешиваться я однако не собирался. Всякий волен быть битым, когда и
как пожелает.
Напряжение, между тем, нарастало. Вдруг Бродбент расхохотался и
хлопнул Дюбуа по плечу:
- Молоток!
Затем повернулся ко мне и спокойно сказал:
- Извините, мы вас оставим ненадолго. Нам бы тут... кое о чем
переговорить.
Номер, как и все подобные номера, был оборудован "тихим уголком" с
видео и "автографом". Бродбент взял Дюбуа под локоть и отвел туда. Между
ними сразу же завязалась оживленная беседа.
В дешевых гостиницах такие "уголки" не всегда полностью глушат звук.
Однако "Эйзенхауэр" - отель-люкс, и оборудование, конечно, имел
соответствующее. Я мог видеть, как шевелятся их губы, но при этом не
слышал ни звука.
Впрочем, губ мне было достаточно. Лицо Бродбента находилось прямо
передо мной, а Дюбуа отражался в стенном зеркале напротив. Когда-то я был
неплохим "чтецом мыслей", и не раз с благодарностью вспоминал отца,
лупившего меня до тех пор, пока я не освоил безмолвный язык губ. "Читая"
мысли, я требовал, чтобы зал был ярко освещен, и пользовался... Ну, это
неважно. В общем, по губам я читать умел.
Дюбуа говорил:
- Дэк, ты безмозглый, преступный, неисправимый и совершенно
невозможный лопух! Ты, может, желаешь со мной на пару загреметь на Титан -
считать булыжники? Да это самодовольное ничтожество тут же в штаны
наложит!
Я чуть не проморгал ответ Бродбента. Ничтожество, это ж надо!
Самодовольное! Не считая естественного сознания своей гениальности, всегда
считал себя человеком, в общем-то, скромным...
Бродбент: "...неважно, что карты с подвохом, когда заведение в городе
одно. Джок, выбирать нам не из чего!"
Дюбуа: "Ну так привези сюда дока Скорциа, пусть применит гипноз,
веселящего вколет... Но не вздумай ему открываться, пока он не созрел, и
пока мы на Земле!"
Бродбент: "Но Скорциа сам говорил, что на один гипноз да химию
надежды никакой. Нужно, чтоб он сотрудничал с нами, понимаешь,
со-трудничал! Сознательно!"
Дюбуа фыркнул:
- Какой там "сознательно" - ты посмотри на него! Видал когда-нибудь
петуха, вышагивающего по двору?! Да, с виду он вылитый шеф, черепушка
такой же формы... А остальное? Нервишки не выдержат, сорвется и все
испортит! Ни за что такому не сыграть, как надо, - ему до актера, как
окороку до свиньи!
Если бы бессмертного Карузо обвинили в том, что он "пустил петуха",
он не был бы оскорблен сильнее. Но в мою пользу безмолвно
свидетельствовали Барбедж и Бут, и я спокойно продолжал полировать ногти.
Однако про себя решил, что в один прекрасный день заставлю приятеля-Дюбуа
сперва смеяться, а затем - плакать, и все это - в течение двадцати секунд.
Я подождал еще немного, поднялся и направился в "тихий уголок". Они
моментально заткнулись. Тогда я негромко сказал:
- Бросьте, господа. Я передумал.
Дюбуа несколько расслабился:
- Так вы отказываетесь?
- Я имею в виду, вы меня ангажировали. И можете ничего не объяснять.
Помнится, дружище Бродбент уверял, что работа не побеспокоит мою совесть.
Я ему верю. Насколько я понял, нужен актер. А со всем остальным -
пожалуйте к моему агенту. Я согласен.
Дюбуа разозлился, но промолчал. Я думал, Бродбент будет доволен и
перестанет нервничать, но он обеспокоился пуще прежнего.
- Ладно, - согласился он, - продолжим. Лоренцо, не могу сказать, на
какой срок вы понадобитесь. Но не больше нескольких дней. И то - играть
придется раз или два - по часу, примерно.
- Это не так уж важно. Главное, чтоб я успел как следует войти в
роль... Так сказать, перевоплотился. Но все же - сколько дней я буду
занят? Нужно ведь предупредить моего агента...
- Э, нет. И речи быть не может.
- Но - сколько? Неделя?
- Меньше. Иначе - мы идем ко дну.
- А?
- Ничего, не обращайте внимания. Сто империалов в день вас устроят?
Я немного помялся, но вспомнил, как легко он выложил сотню за
небольшое интервью со мной, и решил, что самое время побыть бескорыстным.
Я махнул рукой:
- Это - потом. Надеюсь, не заплатите меньше, чем заработаю.
- Отлично.
Бродбент в нетерпении повернулся к Дюбуа:
- Джок, свяжись с ребятами. Потом позвони Лэнгстону, скажи: начинаем
по плану "Марди Гра". Пусть сверяется с нами. Лоренцо...
Он кивнул мне и мы прошли в ванную. Там он открыл небольшой ящичек и
спросил:
- Можете вы с этими игрушками что-нибудь сделать?
Игрушки и есть - из тех непрофессиональных, но с претензией
составленных наборов, какие приобретают недоросли, жаждущие славы великих
артистов. Я оглядел его с легким презрением.
- Я так понимаю, сэр, вы хотите начать прямо сейчас? И безо всякой
подготовки?
- А? Нет, нет! Я хочу, чтобы вы... изменили лицо. Чтобы никто не
узнал вас, когда мы отсюда выйдем. Это, наверное, не сложно?
Я холодно ответил, что быть узнаваемым - тяжкое бремя любой
знаменитости. И даже не стал добавлять, что Великого Лоренцо во всяком
публичном месте узнают толпы народу.
- О'кей. Тогда сделайтесь кем-нибудь другим.
Он круто повернулся и вышел. Я, покачав головой, осмотрел игрушки,
которые, как полагал Дэк, были моим "производственным оборудованием".
Жирный грим - в самый раз для клоуна, вонючий резиновый клей, фальшивые
волосы, с мясом выдранные из ковра в гостиной тетушки Мэгги... Силикоплоти
вообще ни унции, не говоря уж об электрощетках и прочих удобных новинках
нашего ремесла. Но если ты, действительно, мастер, то способен творить
чудеса, обходясь лишь горелой спичкой или тем, что найдется на любой
кухне. Плюс собственный гений, разумеется. Я поправил свет и углубился в
творческий поиск.
Есть разные способы делать знакомое лицо незнакомым. Простейший -
отвлечь внимание. Засуньте человека в униформу, и его лица никто не
заметит. Ну-ка, припомните лицо последнего встреченного вами полисмена! А
смогли бы вы узнать его в штатском? То-то. Можно также привлечь внимание к
отдельной детали лица. Приклейте кому угодно громадный нос, украшенный к
тому же малиново-красным прыщом. Какой-нибудь невежа в восторге уставится
на этот нос, а человек воспитанный - отвернется. И никто не запомнит
ничего, кроме носа.
Но этот примитив я отложил до другого раза, рассудив, что мой
наниматель не хотел быть замеченным вовсе. Это уже потрудней: обращать на
себя внимание куда легче. Требовалось самое распростецкое,
незапоминающееся лицо, вроде истинного лица бессмертного Алека Гиннеса.
Мне же с физиономией не повезло: слишком уж она
аристократически-утонченна, слишком красива - худшее из неудобств для
характерного актера. Как говаривал отец: Ларри, ты чертовски "слишком
привлекателен". Если вместо того, чтобы учиться ремеслу, будешь валять
дурака, то пробегаешь лет пятнадцать в мальчиках, воображая, что ты -
актер, а остаток жизни проторчишь в фойе, торгуя леденцами. "Дурак" и
"красавчик" - два самых оскорбительных амплуа в шоу-бизнесе, и оба тебе
под стать. Возьмись за ум, Ларри!
Потом он доставал ремень и начинал облегчать мне упомянутую выше
процедуру. Отец был психологом-практиком и свято верил, что регулярный
массаж gluitei maximi посредством ремня - весьма способствует оттоку
лишней крови от детского мозга. Теория, возможно, хлипковата, но
результаты налицо: когда мне стукнуло пятнадцать, я делал стойку на голове
на туго натянутом канате, декламировал страницу за страницей из Шекспира и
Шоу, а из прикуривания сигареты мог устроить целый спектакль...
Я все еще размышлял, когда Бродбент заглянул в ванную.
- Да господи ты боже!.. - завопил он. - Вы и не начинали?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24