Глаза Доны на секунду вспыхнули:
- Ты будешь там все время?
- Нет. Завтра начинаю работать.
Лицо девушки омрачилось.
Посмотрев друг на друга, они поняли: много времени, наверное, пройдет,
прежде чем они снова смогут встретиться. Найлу больше всего на свете
захотелось вдруг стиснуть Дону в объятиях и целовать, целовать. Заглянув ей
в глаза, он понял, что и она хочет того же. Но в присутствии стражницы, то
и дело зыркающей в их сторону, это было невозможно Они лишь осторожно
коснулись друг друга руками.
Интересно было ощущать, насколько они сейчас близки. Найл не пытался
проникнуть в ее мысли сознательно, но вместе с тем узнавал их так ясно,
будто они рождались в его собственной голове. Словно внутренние их сущности
слились воедино, стремясь постичь друг друга.
Стражница сменила позу, чтобы удобнее было смотреть через плечо Одины.
Найлу стало любопытно, почему она так недружелюбно настроена, и он
попробовал проникнуть в ее разум. Это оказалось неожиданно настолько
трудно, что юноша даже заподозрил, что стражница сознает его усилия и
умышленно им противится.
Но в то же время по ее лицу (она сейчас разговаривала с Одиной) не
было видно, что она что-то подозревает. Он попробовал еще раз, и тут его
ошеломила странная, не до конца еще оформившаяся догадка. В мозг этой
женщины сложно проникнуть потому, что он работает не совсем обычно, можно
сказать, не по-людски. Секунду спустя натиск увенчался-таки успехом, и Найл
с удивлением понял, что его догадка верна. Оказывается, мозг ее вовсе не
был похож на мозг большинства обитателей города. В ее сознании было много
общего со странной созерцательной пассивностью паука, терпеливо
выжидающего, когда добыча угодит в сети. Трудно поверить, но получалось,
что перед ним, по сути, паук в человечьем обличий.
Дона поглядела на Найла с любопытством, понимая, что происходит что-то
необычное.
Вместе с тем в ней не было ревнивого желания целиком завладеть
вниманием юноши, просто интересно было узнать, что именно его так
привлекает.
Тут до Найла дошло, отчего все-таки стражница смотрит на них с такой
неприкрытой враждебностью. Ей вменялось не любить дикарей и относиться к
ним с надменным превосходством. Братья вызывали у нее сильнейшее
раздражение, но Одина была старше по рангу, поэтому стражница не могла
придраться к ним, пока ктонибудь явно не нарушил установленные правила.
Неприязнь этой женщины была так велика, что Найл невольно
почувствовал, как сам наливается гневом.
Судя по всему, она даже не догадывалась, что Найл проник в ее мысли. У
стражницы было что-то общее с пауком-шатровиком. хотя жизненный заряд в ней
был, безусловно, куда сильнее.
Частично из озорства, частично из любопытства юноша решил внушить ей
мысль, что кто-то пристально следит за ней из окна детской. Несколько
секунд ничего не происходило. Женщина продолжала слушать Одину, кивая и
остро поглядывая на Найла и Дону. И тут вдруг она резко, словно уже не в
силах вынести, обернулась и посмотрела в сторону детской. Найл подивился
успеху своей проделки.
Он мысленно велел ей поднять руку и почесать нос. На этот раз
стражница подчинилась незамедлительно.
Юноша отказывался верить своим глазам. Сама того не сознавая, она
подчинялась его воле! Он заставил женщину переступить с ноги на ногу,
поиграть притороченным к поясу топориком, потянуться и потереть поясницу.
В конце концов Найл вынудил отвернуться и проверить, кто же так
пристально смотрит ей в спину. Пока она это делала, он украдкой поцеловал
Дону. Когда стражница обернулась, они уже сидели как ни в чем не бывало.
Через пару минут Одина сделала Доне знак, который та сразу же поняла.
- Пора идти,- огорченно вздохнула девушка.- Надо отвлечь твоих
сестренок, а то расхнычутся, когда будете уходить.
Она обернулась удостовериться, что стражница не смотрит в их сторону,
потянулась и нежно погладила Найла по щеке, а затем поднялась и взяла за
руку Мару:
- Ну что, сыграем в прятки? Давайте-ка вы с Руной прячьтесь, а я пойду
искать.
Спустя минуту Руна и Мара уже почти скрылись среди кустов, и Одина
показала жестом: все, пора уходить. Найл попытался напоследок поймать
взгляд Доны, но та, не оглядываясь, уже спешила через лужайку.
Когда садились в лодку, юноша выглядел таким рассеянным, что едва не
ступил прямо в воду.
Но дело было вовсе не в том, что его огорчила разлука с Доной и
сестренками, Найла терзали тысячи вопросов и отрывочных мыслей, от которых,
казалось, вот-вот закипит мозг. Ему еще ни разу не приходилось так глубоко
размышлять над сложными понятиями, и юноша боялся, что его рассудок этого
не выдержит.
Одно было совершенно ясно. Стражница - человек, а вовсе не паучиха.
Разум ее если и имеет сходство с паучьим, то оттого лишь, что таким его
сделали - в самом раннем возрасте в него впечаталось паучье мышление. Ведь
и Вайг в конце концов так натаскал осу-пепсис и муравьев, что по ряду
признаков они уже едва не напоминали людей...
Отсюда напрашивался ответ, как именно смертоносцам удается держать в
подчинении своих слуг.
В отличие от жуков-бомбардиров, пауки не могут общаться с людьми
напрямую. Да это им и ни к чему. Достаточно просто заронить идею, образ
действия. В каждой из прислужниц Повелителя смертоносцев гнездилось "второе
я" - фактически сущность паука...
Пока смертоносны держат это "второе я" в повиновении, они истинные
хозяева своих рабов. Но они не задумываются над тем, что кто-нибудь из
людей может обладать более сильной волей и подчинить себе их слуг.
Тут юноша впервые осознал, отчего Повелителю так не терпится раскрыть
его, Найла, секрет.
Овладей люди навыком внедряться в сознание и управлять мыслями, дни
паучьего господства окажутся сочтены. Закабаленный разум - это замок, к
которому подходят несколько ключей.
Потрясенный этим открытием, Найл одновременно, не отвлекаясь от своих
мыслей, изучал Одину.
Бесспорно, в ней гораздо больше человеческого, чем в стражнице. Но
даже у нее какая-то часть разума будто дремлет. Теперь юноша понимал: дело
в том, что и ее разум порабощен пауками.
В ней подавлено чувство подлинной независимости, а она о том даже не
подозревает.
Сейчас, например, она прикидывает, что ей делать с "дикарями". Одина
всегда четко выполняла свои обязанности и привыкла жить по другому
распорядку.
Дела и задания в течение дня могли меняться, но в целом заведенный
порядок оставался незыблемым, и сложных тупиковых вопросов не возникало.
А теперь она терялась, не зная, как быть. В провожатые дикарям она
вызвалась потому, что нельзя же было допустить, чтобы те вообще шатались
без присмотра. Теперь же предписанные обязанности она выполнила и не
понимала, что делать дальше. Сайрис надо вернуть в женский квартал - это
несомненно. Но как поступить с Вайгом и Найлом?
Лодка уже приближалась к берегу, время иссякало. Мысль, что с матерью
предстоит расстаться, толкнула Найла на отчаянный поступок. Он пристально
вгляделся в профиль женщины и, сосредоточась, стал внушать, что их всех
надо доставить во дворец Каззака. Когда нос лодки мягко ткнулся в берег, он
спросил:
- Куда мы теперь направимся?
- Я отведу вас назад к новому управителю,- ответила Одина решительно,
без тени сомнения в голосе.
Чувствовалось, что она довольна собой: выход-то какой удачный. Найлу
стало совестно.
Но когда он увидел грустное лицо матери (она все не переставала думать
об оставленных детях), то испытал удовлетворение от мысли, что сумел
добиться хоть какой-то, пусть и временной, отсрочки.
На главную площадь возвратились далеко за полдень. Жаль было возниц:
Одина велела им возвращаться долгим кружным путем вдоль берега реки, и
бедняги выбились из сил. Ей, похоже, совершенно не было дела до того,
устали они или нет.
Она частенько на них покрикивала, чтобы пошевеливались. Найл понял,
что это не из жестокости - до нее просто не доходило, не могло доходить,
что это тоже люди, совсем как она. Вот что сбивало с толку больше всего.
Несмотря на внешнюю доброжелательность, даже благодушие, она вместе с тем
напрочь была лишена человечности.
Ватага рабов тянула через площадь подводу, нагруженную землей,
несколько человек подталкивали ее сзади.
Возле подножия башни рабов было больше - они засыпали воронку. Среди
общего скопища выделялись люди, рост и сложение которых указывали на
принадлежность скорее к слугам, чем к рабам.
- Почему эти люди работают вместе с рабами?
- В наказание. Непослушных и ленивых слуг могут осудить на рабство,-
ответила Одина и, улыбнувшись, добавила: - Это едва ли не лучший способ
поддержать порядок. Они умереть готовы, лишь бы не угодить в рабы.
- Получается, их могут и съесть? - рассудил Вайг.
- Разумеется. Их лишают всех привилегий.
- А что имеется в виду под непослушанием? Одина пожала плечами:
- Пререкания со служительницей... Даже нерасторопность на подъеме...
Теперь понятно, почему Массиг так метался нынче утром.
Две служительницы в черных одеждах охраняли главный вход во дворец
Каззака. За ними в проеме открытой двери виднелся силуэт смертоносца.
Найл обмер. К счастью, возницы вильнули в боковую улицу и подвели
повозку к заднему ходу, ведущему во внутренний дворик. Там блаженствовали
под солнцем двое бойцовых пауков, а возле входа в здание стояли еще две
служительницы.
Выйдя из повозки, Одина почтительно склонилась перед пауками, затем
подошла к женщинам и поприветствовала их, а затем сказала:
- Я доставила дикарей обратно к управителю Каззаку.
Женщины презрительно покосились на двоих братьев.
- Я пойду доложу управителю. Оставь их здесь,- отозвалась одна из них.
Одина, отсалютовав, залезла обратно в повозку и крикнула колесничим,
чтоб трогались. Отъезжая, она даже не обернулась.
Десять минут "дикари" молча томились под пустым, как бы незрячим
взором служительницы, которая их решительно не замечала, будто их здесь и
не было вовсе.
Непроизвольно взглянув не нее, Найл сам не заметил, что настроился на
ее сознание. Мысли женщины заставили юношу вспыхнуть горьким гневом.
Служительнице дикари казались какими-то убогими, презренными людишками,
мало чем отличающимися от животных, и она была почему-то уверена, что от
них дурно пахнет. Но больше всех она презирала Сайрис - тощую и, на ее
взгляд, совершенно не женственную. Найл на секунду недовольно взглянул на
мать глазами этой женщины, и ему почудилось, что Сайрис, не сходя с места,
превратилась в жуткую образину.
Где-то в недрах здания гулко хлопнула дверь, и женский голос выкрикнул
приказание. Стражница отсутствовала уже минут десять. Ее напарница все так
же смотрела прямо перед собой. Чтобы не так донимала неприязнь, она
отвернулась от дикарей.
Двери отворились.
- За мной,- бросила появившаяся на пороге стражница.
И войти не успели, как Найл уже ощутил нависшую в этих стенах глухую,
осязаемую, плотную пелену враждебности. Вот уж чего он не ожидал, так это
того, что здесь будет полно смертоносцев, причем их было столько, что
трудно и пройти, не задев. Пришлось собрать все мужество, чтобы не
попятиться и не броситься в ужасе прочь.
Восьмилапые из тех, что ближе, смотрели на юношу столь злобно, что
казалось, еще секунда, и вгонят клыки в беззащитную плоть. Поддавшись на
какой-то миг слепому страху, Найл решил, что это конец, и непроизвольно
напрягся, собираясь дать отпор. Однако, оказывается, непроницаемо черные
глаза просто следили, как он идет следом за стражницей.
Существа воспринимали Найла даже с некоторой опаской и гадливостью,
словно он сам был каким-нибудь отвратительным ядовитым насекомым.
Какая-то часть сущности Найла - немая, отстраненная - подмечала, что
густой поток враждебных волевых импульсов рождает ощущение холода, словно
ледяной ветер обдает. Вот он начал подниматься по лестнице, и мертвенный
этот холод ударил в спину, но стоило повернуть за угол, как все прошло.
Пристальные паучьи взоры, несомненно, несли в себе некую отрицательную
энергию.
Миновали коридор, ведущий в покои Каззака, но почему-то не завернули в
него, а продолжали подниматься.
Выше четвертого этажа лестница заметно сужалась. Юноша понял, что
ведут их на самый верх здания. В конце каждого коридора стояли на страже
бойцовые пауки, хотя эта часть здания была, в сущности, безлюдной и,
кстати, довольно запущенной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18