У Клаудии это особенно хорошо получилось. Она неважно считала сдачу, но прекрасно умела размещать манекены. Они то двигались под потолком, то нависали над столиками кафе, то размахивали теннисными ракетками или что-то аппетитно жевали, сидя в ногах друг у друга. Парад удивительных и нарядных копий Майи в витрине магазина сразу привлек внимание прохожих. Майа должна была стоять неподвижно среди своих двойников, а потом по команде Клаудии зашевелиться. Зрители вздрагивали от неожиданности и еще долго находились под впечатлением.
Майе нравилось, что ей откровенно восхищаются, требуют повторения аттракциона. Романтическая простушка Майа, Майа – большое бело-розовое мороженое, Майа, грациозно подпрыгивающая, в платье, украшенном драгоценностями, с глазами, подведенными стрелочками. Майа в белом неоновом костюме на батарейках, Майа в матроске, под задорно задравшейся юбочкой видны штанишки в белую и красную полоску. Майа в спортивном снаряжении поднимается в горы. Высокомерная, в элегантном вечернем платье, Майа с коктейлем в руках. Копии Майи радовали глаз, развлекали покупателей. Это был настоящий мини-спектакль. Однако к концу дня Майа почувствовала себя опустошенной, выжатой как лимон, измученной. Совершенно измотанной. Для Терезы этот день стал днем самых крупных продаж за долгие месяцы. Они продали столько товаров (включая все пластиковые манекены), что Тереза решила бросить все дела и отправиться в путешествие.
– Ты можешь выехать прямо сейчас и вволю поразвлекаться в Праге, пока меня не будет в городе, – сказала Тереза Майе. – Мой тебе совет, возьми с собой Клаудиу. Юджин еще ни разу не уезжал с девушками на несколько дней. А если ты захватишь Клаудиу, тебе будет легче.
– Юджин вовсе не назначал мне свидание, да он мне и не нравится. То есть нравится, но не очень. И с какой стати мне ехать в Прагу? Здесь, в Мунхене, тоже много любопытного.
– Не упрямься, дорогуша. Прага – большой красивый город, а «Мертвая голова» что сцена. Ты манекенщица и демонстрируешь второсортную одежду, так что тебе нужны подмостки.
– За такое удовольствие надо будет работать с утра до вечера.
– Да, но, по крайней мере, это другая работа. Клаудии пора отдохнуть от магазина, и тебе тоже. Вы обе это заслужили. К тому же если Клаудиа окажется на вечеринке одна, без твоего присмотра, то влипнет в какую-нибудь историю. С ней такое вечно случается.
– Все очень здорово и правильно, Тереза. Какая ты хитрая и предприимчивая.
– А что делать? Ты сама прекрасно понимаешь, что держать пустой магазин не будешь. Дай мне немного отдохнуть от Клаудии и не забудь захватить с собой камеру. В Праге полно ослепительных красавиц. Ох уж эти пражские девочки! На вид такие хрупкие, необычные, а в делах у них просто мертвая хватка.
Сопротивляться напору Терезы было бессмысленно. Майа и Клаудиа собрались, уложили рюкзаки и взяли одежду в больших чехлах на вешалках. Во вторник ближе к обеду они сели в поезд, отправлявшийся в Прагу. Клаудиа заплатила за билеты. Клаудиа почти всегда платила, она получала скромное жалованье, а богатые и влиятельные родители, жившие там же, в Мунхене, давали ей кое-что на мелкие расходы.
Они разлеглись в надувных креслах. Майа никак не могла прийти в себя от усталости и чувствовала себя выбитой из колеи. Клаудии было двадцать два года, и предыдущий день с его волнениями и хлопотами только поднял ей настроение.
– Ты лучше поешь что-нибудь, Майа, – сказала она по-немецки. – Ты никогда ничего не ешь.
– А я никогда не бываю голодной.
Клаудиа поправила свой переводчик в наушниках. Несмотря на утомительные годы учебы в лучших государственных школах, она говорила по-английски с грубыми ошибками.
– Ладно, сегодня ты что-нибудь съешь, я от тебя не отстану. Ты такая бледная. Может быть, ты все же попробуешь? Посмотри на этот парик. – Клаудиа спутывала светлые кудри растрепанного парика Майи. – У тебя очень странные волосы, знаешь ли. Твои собственные больше похожи на парик, чем этот парик.
– Все дело в моем шампуне.
– В каком шампуне? Ты что, шутишь? Ты никогда не моешь голову шампунем. Хочешь, я дам тебе хорошее протеиновое средство для поддержания сил? Я знаю, ты пытаешься отрастить волосы, но дай мне их немного подровнять. Без парика ты выглядишь как большая ragazzina.
– Ja, Klaudia, ich bin grosse Ragazzina.
Клаудиа посмотрела на нее, как обычно глядели мунхенцы, когда она обращалась к ним на своем ломаном немецком. Они давали понять, что у нее не все в порядке с головой.
Поезд бесшумно тронулся, отъехав от перрона, и плавно заскользил, словно по катку из крепкого льда.
Пассажиров было лишь на треть. Клаудиа оглядела всех сидевших в вагоне своим прямым и открытым немецким взглядом. И вдруг схватила Майю за локоть.
– Na, Maja!
– Что такое?
– Видишь вон там старую даму с полицейской собакой и ребенком? Это президент Magyar Koztarsasag.
– Президент чего?
– Венгрии.
– О! – Майа покачала головой. – Мне известно, что сейчас людей принято называть их настоящими именами, но говорить по-венгерски – это уж слишком экзотично.
– Она видный политик. Ты можешь попросить у нее адрес ее резиденции.
– Зачем? Я спать хочу, никуда я не пойду, – отмахнулась Майа.
– Она важная политическая фигура. И будет говорить с тобой по-английски. Жаль, что она так плохо одета. Хотела бы я припомнить, как ее зовут. Ты могла бы передать ей мою визитку.
– Если она и правда политик, нам не следует нарушать ее покой. Она это оценит.
– Да что ты! – скептически возразила Клаудиа. – Государственные деятели терпеть не могут покой. Для них это все ерунда, они никогда не остаются одни.
Майа зевнула.
– Не знаю, что со мной, но сегодня я так устала. У меня просто язык не поворачивается. Думаю, мне нужно вздремнуть.
– Я тебе кое-что дам, – предложила Клаудиа, крутанувшись на высоких каблуках и блеснув глазами. – Раствор. Как ты относишься к кофеину?
– К кофеину? Это наркотик. И кажется, очень сильный?
– Но у нас сегодня выходной! Давай рискнем! Выпьем кофеинчика и оторвемся по полной программе. А потом целый день будем бегать по Праге. Прага, Золотой город!
– Хорошо, – согласилась Майа и нырнула в свое светло-голубое кресло. У нее задрожали руки. – Ступай, ступай. Принеси мне что-нибудь.
Майа окунулась в нежный уют спального кресла и посмотрела на потолок поезда. Пустое пространство сверкающего металла. Этот поезд, идущий по рельсам, был настоящей реликвией. Его построили для рекламной акции еще до того, как рекламу признали незаконной и запретили во всем мире. Свет от фонарей вдоль железнодорожного полотна вспыхивал и освещал вагон. Одна вспышка, другая, третья.
Она поднялась из-за острой, режущей боли в глазах. И еще у нее заболело ухо. Что же там болит? Майа потрогала мочку. Это от наушника. Давящая боль, словно она постоянно жила в наушниках. Майа сняла их с головы, подержала в руках, бессмысленно разглядывая, а потом швырнула на пол. Что же она наделала?
На ней был красный жакет, под ним платье – с длинными рукавами и низким вырезом, из легкой скользкой ткани, похожей на ажурную змеиную кожу, с коротенькой юбкой. Ноги от бедер до лодыжек, словно металлическим панцирем, стискивали колготки, на ногах – сапоги на высоких каблуках.
Майа встала, ее качнуло. Она неуверенно двинулась по вагону, нетвердо шагая на высоких каблуках. Ступни кололо иголочками, болели колени. От голода, головокружения и дрожи она чувствовала сильную слабость.
Она была в вагоне одна среди двух или трех десятков иностранцев. За окнами с пугающей скоростью проносился незнакомый пейзаж.
Ей стало совсем плохо, ее шатало из стороны в сторону, и она поняла, что это депрессия и настоящее внутреннее потрясение. Качнувшись, она ощутила, как пот градом заструился у нее по спине. Затем ее начало тошнить, вырвало, после чего ей стало совсем плохо.
Она была Миа Зиеманн. Она была Миа Зиеманн и болезненно реагировала на последствия лечения.
На нее уставилась собака. Полицейская собака венгерского президента. Пес вылез из своего кресла. Он был в полицейской форме, застегнутой на все пуговицы, и выглядел очень решительно. Собака навострила уши и не отрывала от Майи внимательных глаз.
Президент Венгрии сидела вместе с десятилетним мальчиком. Оба смотрели на экран президентского ноутбука, Президент водила по экрану виртуальной палочкой – высокотехнологичное изобретение напоминало тонкие элегантные китайские палочки для еды. Мальчик завороженно и доверчиво смотрел на экран, а Президент что-то внушала ему, негромко и ласково говоря по-венгерски.
У этой пожилой женщины были удивительные руки. Морщинистые, но ловкие и сильные. И лицо, выдававшее необычайно твердый характер, непроницаемое лицо. Такое лицо могло быть лишь у очень волевой, здоровой и умной женщины лет ста двадцати от роду. При взгляде на него становилось ясно, сколько горя ей пришлось пережить и сколько трудных, мучительных решений она приняла в своей жизни. Она утратила все иллюзии, но не лишилась ни самоуважения, ни стремления помогать людям.
Конечно, эта дама заговорит с ней по-английски. Она европейская интеллектуалка и должна свободно говорить по-английски, как на пяти или шести других языках.
Она была властной, нет, она сама являлась властью. Майа упадет к ее ногам и попросит эту святую женщину о помощи. Она скажет: мне плохо, я голодна, я ослабела, я заблудилась, я сбежала, я живу без веры, я пренебрегла своим долгом и обязанностями. Я сделала что-то дурное, я сожалею об этом, мне очень жаль, пожалуйста, помогите мне.
А Президент посмотрит на нее, мгновенно оценит ситуацию и все поймет. Она не станет смущаться или расстраиваться, она поведет себя очень мудро и сразу догадается, что надо делать. Президент скажет: успокойтесь, моя дорогая, сядьте, отдохните немного, конечно мы вам поможем. Затем включится Сеть, пойдут объяснения, начнутся советы, указания, ее накормят и дадут ночлег в каком-нибудь безопасном месте, где она как следует выспится. Осколки ее жизни опять соберутся вокруг Миа Зиеманн, словно большое теплое одеяло всеобщего прощения и милосердия.
Она, прихрамывая, робко подошла к ним.
Собака сказала что-то по-немецки.
– Что? – спросила Майа.
Пес перешел на английский.
– С вами все в порядке? Можно мне позвать проводника? У вас неприятности?
Президент взглянула на нее и любезно улыбнулась.
– Нет, – ответила Миа, – нет. Я сейчас себя лучше чувствую.
– Какое у вас красивое платье. Как вас зовут? – обратилась к ней Президент.
– Майа.
– А этот прекрасный молодой человек – Ласло Ференци, – сказала Президент, похлопав мальчика по плечу.
– Я победил в школьном конкурсе по эссеистике и сегодня могу провести весь день с Президентом, – мальчик объяснялся по-английски.
Майа с трудом сглотнула.
– Это потрясающе, малыш. Ты должен очень гордиться.
– Я – это будущее, – застенчиво признался мальчик.
– А я ужасная дрянь, – проговорила Майа. Она поплелась назад по вагону, отыскала дамскую комнату, опустилась на пол, лопнули ее тесные колготки, и она потеряла сознание.
Клаудиа нашла ее в дамской комнате, с трудом привела оттуда, уложила на место и заставила немного поесть. Когда питательный бульон коснулся стенок ее пищевода, приведя организм в действие, Майа сразу стала угрюмой. От ее прежнего куража не осталось и следа, ее охватило уныние.
Клаудиа осторожно надела ей на голову наушники.
– Я знаю, что у тебя возникли осложнения, как только ты осталась без наушников. Хорошо, что Тереза отправила меня за тобой присмотреть. Ведь у тебя здравого смысла не больше, чем у кролика. Даже кролику известно, что есть нужно вовремя.
Майа вытерла со лба холодный пот.
– У кроликов нет моих проблем, если только они не сделали что-нибудь постлогоморфное.
– Неудивительно, что ты понравилась Юджину. Ты рассуждаешь, как сумасшедшая, а он и сам такой же. Лучше держись со мной рядом на вечеринке. Эти типы из виртуальных миров, они черт-те что способны учудить.
Майа посмотрела в окно и съела еще ложку жидкого бульона. Как хорошо чувствовать себя по-новому. Как хорошо быть самой собой. Просто быть живой. Быть вообще живой гораздо, гораздо важнее, чем быть кем-то в частности. За окнами мелькал густой богемский лес, на деревьях уже появились первые весенние листья. Поезд на полной скорости в тишине пронесся под воздушными конструкциями арок, мимо прекрасно возделанных полей – огромных орошенных плантаций высоких светящихся грибов. Эти гигантские грибы не были растениями. Это было чудо биоинженерной мысли, неведомое прежде природному миру, способное вырабатывать белки, жиры и углеводы. Поле таких грибов могло накормить небольшой город. Высотой с двухэтажный дом, эти грибы были плотные, зеленые, голые, круглой формы и пористые, словно губка. Когда вы привыкали к этим чудовищам, они казались даже симпатичными. И хорошо, что они были симпатичными, ведь грибы занимали большую часть европейских сельскохозяйственных угодий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52