Она долго ни с кем не откровенничала, не пыталась никому открыться, думая, что она одна такая на свете, а остальные женщины похожи на ее мать. Но наконец полное доверие Милдред завоевала крупная мускулистая женщина, тренировавшая университетских хоккеисток, бейсболисток и лучниц, — завоевала, а потом захотела с ней жить. Это потрясение изгладилось только тогда, когда с ней стал жить студент инженерного факультета, молодой человек с мягким голосом и жесткими волосами.
Теперь Милдред держала свои чувства при себе, думала свои мысли про себя и ждала, когда смерть, замужество или случай освободят ее от родителей. Но она любила родителей и ужаснулась бы, если бы умом поняла, что желает им смерти.
Между ними троими никогда не было тесной близости, хотя все приличия соблюдались. Они были и нежны, и заботливы, и ласковы друг с другом, но Хуан Чикой с Алисой регулярно возобновляли отношения, о каких мистер Причард и его жена не могли и помыслить. И они даже не догадывались о существовании людей, которые утоляли потребность их дочери в дружбе. И не могли догадываться. Не должны были. Молодых женщин, танцевавших нагишом на банкетах в клубе, отец Милдред считал порочными, и хотя он глазел на них, платил им и хлопал, ему в голову не приходило, что он как-то связан с пороком.
Раза два по настоянию жены он предостерегал Милдред насчет мужчин, учил, как уберечь себя. Он давал понять — и сам верил, — что очень неплохо знает жизнь, а все его знание, помимо чужих рассказов, сводилось к одному визиту в публичный дом, банкетам и сухому безучастному снисхождению жены.
В это утро на Милдред был свитер, плиссированная юбка и туфли наподобие мокасин. Семья сидела за столиком в закусочной. Длинный жакет миссис Причард из черно-бурой лисы висел на крючке подле мистера Причарда. Мистер Причард привык пасти этот жакет, подавать его жене, принимать у жены, следить, чтобы он был аккуратно повешен, а не валялся как попало. Если где-то мех был примят, он пушил его ладонью. Он любил этот жакет, любил за то, что он дорогой, любил смотреть на жену в жакете и слушать, как его обсуждают другие женщины. Черно-бурая лиса встречалась сравнительно редко, а кроме того, была ценным имуществом. Мистер Причард считал, что с ней надо хорошо обращаться. Он первым напоминал, что пора отвезти жакет на лето в холодильник. Он же и высказал мысль, что, пожалуй, не стоит брать его в Мексику: во-первых, Мексика — тропическая страна, а во-вторых, там бандиты, они могут украсть жакет. Миссис же Причард полагала, что взять стоит: во-первых, они заедут в Лос-Анджелес и Голливуд, а там все носят мех, а во-вторых, ей говорили, что ночи в Мехико холодные. Мистер Причард охотно уступил: для него, так же как для жены, этот мех был знаком их положения. Он рекомендовал их как людей преуспевающих, консервативных и солидных. Тебя совсем иначе принимают, если у тебя меховое пальто и дорогие чемоданы.
Сейчас жакет висел около мистера Причарда, и он сноровисто пробегал пальцами по меху, высвобождая длинную ость из подшерстка. Сидя за столиком, они услышали за дверью спальни хриплые крики Алисы, бросавшейся на Норму; их зверская грубость глубоко потрясла всех Причардов — и сблизила, насколько это было возможно. Милдред закурила сигарету, избегая материнского взгляда. Курить она начала всего полгода назад, когда ей исполнился двадцать один. После первого взрыва эту тему больше не обсуждали, но каждый раз, когда Милдред закуривала при ней, мать всем своим видом выражала неодобрение.
Дождь перестал, только капало с дубов на крышу. Побитая водой земля промокла, размякла. Пшеница, тучная и тяжелая от обильной дождями весны, легла под последним ливнем, и поля покрылись как бы застывшими волнами. Вода точилась, бежала, лилась, неслась в низины на полях. Канавы вдоль шоссе наполнились, и кое-где вода вышла даже на полотно. Повсюду журчала вода, бормотала вода. Все лепестки с золотых маков облетели, а сочный люпин тоже не вынес собственной тяжести и поник, как пшеница.
Разгуливалось. Тучи разлохматились, и уже плескалась в разрывах чистая синева, а по ней стремглав скользили шелковые клочья облаков. В вышине гулял крепкий ветер и растаскивал, перемешивал, скатывал тучи, но на земле воздух был совсем неподвижен, и пахло червями, мокрой травой, обнаженными корневищами.
С участка вокруг гаража и закусочной на Мятежном углу вода сливалась по канавкам в глубокий кювет у шоссе. Автобус в серебристой краске сверкал чистотой, вода еще капала с его бортов и каплями лежала на ветровом стекле. В закусочной было жарковато.
Прыщ стоял за стойкой и помогал готовить, хотя до нынешнего дня ему это никогда не приходило в голову. Всегда, на прежних местах, он ненавидел работу, а потому, естественно, ненавидел и хозяина. Но переживания сегодняшнего утра были еще свежи. В ушах еще звучал голос Хуана: «Кит, вытри руки и погляди, как там у Алисы кофе». Ничего приятнее он в жизни не слышал. Ему хотелось что-то сделать для Хуана. Он выжал Причардам апельсины, подал кофе, а теперь пытался одновременно следить за гренками и сбивать яйца.
Мистер Причард сказал:
— Давайте все закажем болтушку. Так им будет проще. Мне можно подать на сковородке, и сделайте посуше.
— Хорошо, — сказал Прыщ. Сковорода у него перекалилась, и яичница скворчала и трещала, распространяя запах мокрых куриных перьев, который сопутствует чрезмерно быстрой жарке.
Милдред закинула ногу на ногу, и подол юбки затянулся под колено, так что с противоположной от Прыща стороны оно, наверно, оголилось. Он хотел зайти с той стороны и посмотреть. Его узкие глаза без конца шныряли туда — ухватить что можно. Только чтобы не заметила, как он смотрит ей на ноги. Он все рассчитал в уме. Если она не опустит ногу, он пойдет подавать яичницу, а через руку повесит салфетку. Потом, когда он поставит тарелки, он зайдет за их стол шага на четыре и как бы случайно салфетку уронит. Он наклонится, посмотрит из-под локтя и тогда сможет увидеть ногу Милдред.
Он приготовил салфетку и мешал, торопил яичницу, пока Милдред не переменила позу. Ворошил яичницу. Яичница уже пригорела, а Прыщ загребал только по верху, чтобы не содрать со дна корку. Чад от горевших яиц наполнил закусочную. Милдред подняла взгляд и заметила огонек в глазах Прыща. Она посмотрела вниз, увидела, как задралась юбка, и одернула ее. Прыщ следил за ней исподтишка. Он понял, что попался, и щеки у него вспыхнули.
Темный дым поднялся над яичницей, а над гренками поднялся синий дым. Хуан тихо вышел из спальни и принюхался.
— Господи боже, — сказал он, — что ты делаешь, Кит?
— Хотел помочь, — смущенно ответил Прыщ.
Хуан улыбнулся.
— Спасибо, конечно, но лучше бы ты не жарил. — Он подошел к газовой плите, снял сковороду с горелой яичницей, сунул в раковину и пустил воду. Яичница зашипела и забулькала, потом обиженно стихла. Хуан сказал:
— Кит, поди попробуй завести машину. Если не схватывает, подсос не трогай. Только зальешь. Если сразу не заведется, сними крышку распределителя и протри контакты. Могли отсыреть. Когда заведешь, несколько минут покрути на первой, а потом уже переключай, и пусть работает. Только смотри, чтобы он не стрясся с козел. На холостых — да?
Прыщ вытер руки.
— Масло сперва проверить, не уходит ли?
— Ага. Тебя учить не надо. Ага, взгляни. Утром на цапфе что-то было густо.
— Может быть, от тряски, — сказал Прыщ. Он забыл, как глядел на ногу Милдред. Он расцвел от похвалы Хуана.
— Кит, я не думаю, что он убежит, но все-таки ты за ним присматривай.
Прыщ подобострастно рассмеялся шутке хозяина и вышел на двор. Хуан поглядел в зал.
— Жена неважно себя чувствует, — сказал он. — Что прикажете? Еще кофе?
— Да, — сказал мистер Причард. — Молодой человек пытался изжарить яичницу, но сжег. Моя жена любит жидковатую…
— Если яйца свежие, — вставила его жена.
— Если яйца свежие, — повторил мистер Причард. — А я люблю посуше.
— Яйца свежие, да, — сказал Хуан. — Свежие, прямо со льда.
— Не уверена, что смогу съесть яйцо из холодильника, — сказала миссис Причард.
— Из холодильника, врать не буду.
— Я, пожалуй, обойдусь пончиком, — сказала миссис Причард.
— Я то же самое, — сказал мистер Причард.
Хуан открыто и с восхищением посмотрел на ноги Милдред. Она посмотрела на него. Он нехотя оторвал взгляд от ее ног, и в его черных глазах было столько удовольствия, столько откровенного восхищения, что она порозовела. В животе у нее стало тепло. Она ощутила электрический удар.
— А!.. — Она отвернулась. — Пожалуй, еще кофе. Ну, раз так, и пончик тоже.
— Пончиков осталось только два, — сказал Хуан. — Я подам два пончика и плюшку, а вы уже деритесь, кому что.
На дворе раздался рев автобуса и почти сразу перешел в тихое ворчание.
— Звук хороший, — сказал Хуан.
Из спальни тихо, чуть ли не крадучись, вышел Эрнест Хортон и осторожно прикрыл за собой дверь. Он подошел к мистеру Причарду и положил на стол шесть плоских коробочек.
— Пожалуйста, — сказал он, — шесть.
Мистер Причард вынул бумажник.
— Найдется сдача с двадцати? — спросил он.
— Нет.
— Можете разменять двадцать? — спросил он Хуана.
Хуан нажал кнопку на кассе и поднял плоскую гирьку из отделения с бумажными деньгами.
— Могу десятками.
— Годится, — сказал Эрнест Хортон, — Доллар у меня, кажется, есть. С вас — девять. — Он забрал десятку, а мистеру Причарду отдал доллар.
— Что тут? — спросила миссис Причард. Она взяла коробку, но мистер Причард выхватил ее.
— Не надо, — сказал он таинственно.
— Нет, что тут?
— Это мое дело, — игриво ответил мистер Причард. Скоро узнаешь.
— Ах, сюрприз?
— Совершенно верно. А девочки пусть не суют носик не в свое дело. — Мистер Причард, когда был настроен игриво, всегда называл жену «девочкой», и она машинально начинала ему подыгрывать.
— А когда девочки увидят хорошенький подарок?
— Потерпи, — сказал он, засовывая плоские коробки в боковой карман. Он хотел охрометь, когда представится удобный случай. И даже придумал один вариант. Нога у него так заболит, что он сам не сможет снять туфлю и носок. И попросит жену снять ему туфлю и носок. То-то у нее будет лицо, то-то будет смеху. Она обомрет, когда увидит больную ногу.
— Что там, Элиот? — спросила она немного сварливо.
— Узнаешь, имейте терпение, девочки. Слушайте, — обратился он к Эрнесту, — я тут придумал поворотик. Потом расскажу.
Эрнест сказал:
— Ага, вот так вот мир и движется. Вы придумали поворотик — и обеспечены. Ломать вы ничего не хотите. Только поворотик — лицовка, как говорят в Голливуде. Это про сценарий. Берете картину, которая имела кассу, и делаете лицовку — так, не чересчур… не чересчур, а в меру, и получаешь вещь.
— Справедливо замечено, — сказал мистер Причард. — Справедливо замечено, друг мой.
— Интересно с этими поворотиками, — сказал Эрнест. Он сел на табурет и закинул ногу на ногу. — Интересно, как можно обмануться в новой идее. Я, скажем, изобрел одну штуку и решил, что теперь могу посиживать да деньги считать — не тут-то было! Понимаете, много людей вроде меня разъезжают, и весь их гардероб в чемодане. А тут, например, съезд или какое-то из ряда вон свидание. И нужен смокинг. А для смокинга нужно много места, а наденете вы его раз-другой за всю поездку. Вот у меня и возникла идея. Положим, рассудил я, у вас есть хороший темный костюм — темно-синий, или почти черный, или маренго, и положим, к нему есть шелковые чехлы на лацканы, и ленты, которые пристегиваются к брюкам. Вечером вы наденете хороший костюм, натягиваете шелковые чехлы на лацканы, пристегиваете ленты к брючинам — и вы уже в смокинге. Я даже придумал для них упаковку.
— Послушайте! — вскричал мистер Причард. — Чудесная идея! Ведь сколько места у меня в чемодане занимает смокинг — а зачем? Я лучше повезу такую штуку. Если вы возьмете патент и развернете рекламную кампанию, широкую, по всей стране… ну да — можно привлечь знаменитого киноартиста…
Эрнест поднял руку.
— Вот и я так думал, — сказал он. — И ошибался — и вы ошибаетесь. Я все уже вычертил — и как они будут надеваться, и как на брючинах будут шелковые петельки для крючков, которые на лейте… а у меня был приятель, коммивояжер в фирме готового платья… — Эрнест хохотнул, — так он мне открыл глаза. На тебя, — говорит, — все портные и все фабриканты накинутся сворой. Они продают смокинги по пятьдесят — сто пятьдесят долларов, а ты своей десятидолларовой штучкой подрубаешь их под корень. Да они тебя живьем съедят.
Мистер Причард важно кивнул.
— Да, суть ясна. Они должны защищать и себя, и своих акционеров.
— Он нарисовал не очень обнадеживающую картинку, — сказал Эрнест. — Я думал, я буду посиживать и считать доходы. Я думал; у того, кто летает, например, вес багажа ограничен. Имеет он право сэкономить на весе? А тут у него два костюма, но весят — как один. А потом мне пришла мысль — может быть, за это ухватятся ювелирные фирмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Теперь Милдред держала свои чувства при себе, думала свои мысли про себя и ждала, когда смерть, замужество или случай освободят ее от родителей. Но она любила родителей и ужаснулась бы, если бы умом поняла, что желает им смерти.
Между ними троими никогда не было тесной близости, хотя все приличия соблюдались. Они были и нежны, и заботливы, и ласковы друг с другом, но Хуан Чикой с Алисой регулярно возобновляли отношения, о каких мистер Причард и его жена не могли и помыслить. И они даже не догадывались о существовании людей, которые утоляли потребность их дочери в дружбе. И не могли догадываться. Не должны были. Молодых женщин, танцевавших нагишом на банкетах в клубе, отец Милдред считал порочными, и хотя он глазел на них, платил им и хлопал, ему в голову не приходило, что он как-то связан с пороком.
Раза два по настоянию жены он предостерегал Милдред насчет мужчин, учил, как уберечь себя. Он давал понять — и сам верил, — что очень неплохо знает жизнь, а все его знание, помимо чужих рассказов, сводилось к одному визиту в публичный дом, банкетам и сухому безучастному снисхождению жены.
В это утро на Милдред был свитер, плиссированная юбка и туфли наподобие мокасин. Семья сидела за столиком в закусочной. Длинный жакет миссис Причард из черно-бурой лисы висел на крючке подле мистера Причарда. Мистер Причард привык пасти этот жакет, подавать его жене, принимать у жены, следить, чтобы он был аккуратно повешен, а не валялся как попало. Если где-то мех был примят, он пушил его ладонью. Он любил этот жакет, любил за то, что он дорогой, любил смотреть на жену в жакете и слушать, как его обсуждают другие женщины. Черно-бурая лиса встречалась сравнительно редко, а кроме того, была ценным имуществом. Мистер Причард считал, что с ней надо хорошо обращаться. Он первым напоминал, что пора отвезти жакет на лето в холодильник. Он же и высказал мысль, что, пожалуй, не стоит брать его в Мексику: во-первых, Мексика — тропическая страна, а во-вторых, там бандиты, они могут украсть жакет. Миссис же Причард полагала, что взять стоит: во-первых, они заедут в Лос-Анджелес и Голливуд, а там все носят мех, а во-вторых, ей говорили, что ночи в Мехико холодные. Мистер Причард охотно уступил: для него, так же как для жены, этот мех был знаком их положения. Он рекомендовал их как людей преуспевающих, консервативных и солидных. Тебя совсем иначе принимают, если у тебя меховое пальто и дорогие чемоданы.
Сейчас жакет висел около мистера Причарда, и он сноровисто пробегал пальцами по меху, высвобождая длинную ость из подшерстка. Сидя за столиком, они услышали за дверью спальни хриплые крики Алисы, бросавшейся на Норму; их зверская грубость глубоко потрясла всех Причардов — и сблизила, насколько это было возможно. Милдред закурила сигарету, избегая материнского взгляда. Курить она начала всего полгода назад, когда ей исполнился двадцать один. После первого взрыва эту тему больше не обсуждали, но каждый раз, когда Милдред закуривала при ней, мать всем своим видом выражала неодобрение.
Дождь перестал, только капало с дубов на крышу. Побитая водой земля промокла, размякла. Пшеница, тучная и тяжелая от обильной дождями весны, легла под последним ливнем, и поля покрылись как бы застывшими волнами. Вода точилась, бежала, лилась, неслась в низины на полях. Канавы вдоль шоссе наполнились, и кое-где вода вышла даже на полотно. Повсюду журчала вода, бормотала вода. Все лепестки с золотых маков облетели, а сочный люпин тоже не вынес собственной тяжести и поник, как пшеница.
Разгуливалось. Тучи разлохматились, и уже плескалась в разрывах чистая синева, а по ней стремглав скользили шелковые клочья облаков. В вышине гулял крепкий ветер и растаскивал, перемешивал, скатывал тучи, но на земле воздух был совсем неподвижен, и пахло червями, мокрой травой, обнаженными корневищами.
С участка вокруг гаража и закусочной на Мятежном углу вода сливалась по канавкам в глубокий кювет у шоссе. Автобус в серебристой краске сверкал чистотой, вода еще капала с его бортов и каплями лежала на ветровом стекле. В закусочной было жарковато.
Прыщ стоял за стойкой и помогал готовить, хотя до нынешнего дня ему это никогда не приходило в голову. Всегда, на прежних местах, он ненавидел работу, а потому, естественно, ненавидел и хозяина. Но переживания сегодняшнего утра были еще свежи. В ушах еще звучал голос Хуана: «Кит, вытри руки и погляди, как там у Алисы кофе». Ничего приятнее он в жизни не слышал. Ему хотелось что-то сделать для Хуана. Он выжал Причардам апельсины, подал кофе, а теперь пытался одновременно следить за гренками и сбивать яйца.
Мистер Причард сказал:
— Давайте все закажем болтушку. Так им будет проще. Мне можно подать на сковородке, и сделайте посуше.
— Хорошо, — сказал Прыщ. Сковорода у него перекалилась, и яичница скворчала и трещала, распространяя запах мокрых куриных перьев, который сопутствует чрезмерно быстрой жарке.
Милдред закинула ногу на ногу, и подол юбки затянулся под колено, так что с противоположной от Прыща стороны оно, наверно, оголилось. Он хотел зайти с той стороны и посмотреть. Его узкие глаза без конца шныряли туда — ухватить что можно. Только чтобы не заметила, как он смотрит ей на ноги. Он все рассчитал в уме. Если она не опустит ногу, он пойдет подавать яичницу, а через руку повесит салфетку. Потом, когда он поставит тарелки, он зайдет за их стол шага на четыре и как бы случайно салфетку уронит. Он наклонится, посмотрит из-под локтя и тогда сможет увидеть ногу Милдред.
Он приготовил салфетку и мешал, торопил яичницу, пока Милдред не переменила позу. Ворошил яичницу. Яичница уже пригорела, а Прыщ загребал только по верху, чтобы не содрать со дна корку. Чад от горевших яиц наполнил закусочную. Милдред подняла взгляд и заметила огонек в глазах Прыща. Она посмотрела вниз, увидела, как задралась юбка, и одернула ее. Прыщ следил за ней исподтишка. Он понял, что попался, и щеки у него вспыхнули.
Темный дым поднялся над яичницей, а над гренками поднялся синий дым. Хуан тихо вышел из спальни и принюхался.
— Господи боже, — сказал он, — что ты делаешь, Кит?
— Хотел помочь, — смущенно ответил Прыщ.
Хуан улыбнулся.
— Спасибо, конечно, но лучше бы ты не жарил. — Он подошел к газовой плите, снял сковороду с горелой яичницей, сунул в раковину и пустил воду. Яичница зашипела и забулькала, потом обиженно стихла. Хуан сказал:
— Кит, поди попробуй завести машину. Если не схватывает, подсос не трогай. Только зальешь. Если сразу не заведется, сними крышку распределителя и протри контакты. Могли отсыреть. Когда заведешь, несколько минут покрути на первой, а потом уже переключай, и пусть работает. Только смотри, чтобы он не стрясся с козел. На холостых — да?
Прыщ вытер руки.
— Масло сперва проверить, не уходит ли?
— Ага. Тебя учить не надо. Ага, взгляни. Утром на цапфе что-то было густо.
— Может быть, от тряски, — сказал Прыщ. Он забыл, как глядел на ногу Милдред. Он расцвел от похвалы Хуана.
— Кит, я не думаю, что он убежит, но все-таки ты за ним присматривай.
Прыщ подобострастно рассмеялся шутке хозяина и вышел на двор. Хуан поглядел в зал.
— Жена неважно себя чувствует, — сказал он. — Что прикажете? Еще кофе?
— Да, — сказал мистер Причард. — Молодой человек пытался изжарить яичницу, но сжег. Моя жена любит жидковатую…
— Если яйца свежие, — вставила его жена.
— Если яйца свежие, — повторил мистер Причард. — А я люблю посуше.
— Яйца свежие, да, — сказал Хуан. — Свежие, прямо со льда.
— Не уверена, что смогу съесть яйцо из холодильника, — сказала миссис Причард.
— Из холодильника, врать не буду.
— Я, пожалуй, обойдусь пончиком, — сказала миссис Причард.
— Я то же самое, — сказал мистер Причард.
Хуан открыто и с восхищением посмотрел на ноги Милдред. Она посмотрела на него. Он нехотя оторвал взгляд от ее ног, и в его черных глазах было столько удовольствия, столько откровенного восхищения, что она порозовела. В животе у нее стало тепло. Она ощутила электрический удар.
— А!.. — Она отвернулась. — Пожалуй, еще кофе. Ну, раз так, и пончик тоже.
— Пончиков осталось только два, — сказал Хуан. — Я подам два пончика и плюшку, а вы уже деритесь, кому что.
На дворе раздался рев автобуса и почти сразу перешел в тихое ворчание.
— Звук хороший, — сказал Хуан.
Из спальни тихо, чуть ли не крадучись, вышел Эрнест Хортон и осторожно прикрыл за собой дверь. Он подошел к мистеру Причарду и положил на стол шесть плоских коробочек.
— Пожалуйста, — сказал он, — шесть.
Мистер Причард вынул бумажник.
— Найдется сдача с двадцати? — спросил он.
— Нет.
— Можете разменять двадцать? — спросил он Хуана.
Хуан нажал кнопку на кассе и поднял плоскую гирьку из отделения с бумажными деньгами.
— Могу десятками.
— Годится, — сказал Эрнест Хортон, — Доллар у меня, кажется, есть. С вас — девять. — Он забрал десятку, а мистеру Причарду отдал доллар.
— Что тут? — спросила миссис Причард. Она взяла коробку, но мистер Причард выхватил ее.
— Не надо, — сказал он таинственно.
— Нет, что тут?
— Это мое дело, — игриво ответил мистер Причард. Скоро узнаешь.
— Ах, сюрприз?
— Совершенно верно. А девочки пусть не суют носик не в свое дело. — Мистер Причард, когда был настроен игриво, всегда называл жену «девочкой», и она машинально начинала ему подыгрывать.
— А когда девочки увидят хорошенький подарок?
— Потерпи, — сказал он, засовывая плоские коробки в боковой карман. Он хотел охрометь, когда представится удобный случай. И даже придумал один вариант. Нога у него так заболит, что он сам не сможет снять туфлю и носок. И попросит жену снять ему туфлю и носок. То-то у нее будет лицо, то-то будет смеху. Она обомрет, когда увидит больную ногу.
— Что там, Элиот? — спросила она немного сварливо.
— Узнаешь, имейте терпение, девочки. Слушайте, — обратился он к Эрнесту, — я тут придумал поворотик. Потом расскажу.
Эрнест сказал:
— Ага, вот так вот мир и движется. Вы придумали поворотик — и обеспечены. Ломать вы ничего не хотите. Только поворотик — лицовка, как говорят в Голливуде. Это про сценарий. Берете картину, которая имела кассу, и делаете лицовку — так, не чересчур… не чересчур, а в меру, и получаешь вещь.
— Справедливо замечено, — сказал мистер Причард. — Справедливо замечено, друг мой.
— Интересно с этими поворотиками, — сказал Эрнест. Он сел на табурет и закинул ногу на ногу. — Интересно, как можно обмануться в новой идее. Я, скажем, изобрел одну штуку и решил, что теперь могу посиживать да деньги считать — не тут-то было! Понимаете, много людей вроде меня разъезжают, и весь их гардероб в чемодане. А тут, например, съезд или какое-то из ряда вон свидание. И нужен смокинг. А для смокинга нужно много места, а наденете вы его раз-другой за всю поездку. Вот у меня и возникла идея. Положим, рассудил я, у вас есть хороший темный костюм — темно-синий, или почти черный, или маренго, и положим, к нему есть шелковые чехлы на лацканы, и ленты, которые пристегиваются к брюкам. Вечером вы наденете хороший костюм, натягиваете шелковые чехлы на лацканы, пристегиваете ленты к брючинам — и вы уже в смокинге. Я даже придумал для них упаковку.
— Послушайте! — вскричал мистер Причард. — Чудесная идея! Ведь сколько места у меня в чемодане занимает смокинг — а зачем? Я лучше повезу такую штуку. Если вы возьмете патент и развернете рекламную кампанию, широкую, по всей стране… ну да — можно привлечь знаменитого киноартиста…
Эрнест поднял руку.
— Вот и я так думал, — сказал он. — И ошибался — и вы ошибаетесь. Я все уже вычертил — и как они будут надеваться, и как на брючинах будут шелковые петельки для крючков, которые на лейте… а у меня был приятель, коммивояжер в фирме готового платья… — Эрнест хохотнул, — так он мне открыл глаза. На тебя, — говорит, — все портные и все фабриканты накинутся сворой. Они продают смокинги по пятьдесят — сто пятьдесят долларов, а ты своей десятидолларовой штучкой подрубаешь их под корень. Да они тебя живьем съедят.
Мистер Причард важно кивнул.
— Да, суть ясна. Они должны защищать и себя, и своих акционеров.
— Он нарисовал не очень обнадеживающую картинку, — сказал Эрнест. — Я думал, я буду посиживать и считать доходы. Я думал; у того, кто летает, например, вес багажа ограничен. Имеет он право сэкономить на весе? А тут у него два костюма, но весят — как один. А потом мне пришла мысль — может быть, за это ухватятся ювелирные фирмы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33