И лучше немедленно, пока адреналин ещё кипит в крови, когда рука тверда, глаз верен, сердце... Наверное, хоть спать совершенно не хочется, но уже забирает, мысли путаются и наблюдается некая заторможенность сознания , подумал Быков.
Оставалось ещё машина адвоката Сосницкого, но это, скорее всего, случайность. Джигиты украли первый попавшийся "Джип", на нем и ездили.
- Ну что? - обратился Быков к друзьям. - Закончим сегодня расследование, или оставим на потом?
- Сегодня, - твердо сказал Семенов, для которго ночь давным давно стала днем, а день - совсем наоборот - превратился в ночь.
- Лиза! - крикнул Семенов. - Езжай домой. Мы с Сергеем в гости к Жуку прокатимся.
- Я поеду с тобой, - отрезала Лиза и подумала про себя: "Хватит, больше я тебя не отпущу никуда."
Семенов удивился металлу в её голосе, но промолчал.
Жук с надеждой в черненьких глазках под жженными бровями и ресницами, смотрел на них. По крыше и в стены мелко и безнадежно стучался дождик: знал, что не пустят.
Быков пошел вперед вновь упаковывать Жука на пол машины подле задней дверцы "Форда", а Семенов с Лизой стояли на пороге мастерской, уже вновь погрузившейся в темный предрассветный сон, и смотрели во двор. Было смутно серо, как всегда перед рассветом и если бы не тучи, который день обложившие Москву влажным пологом, было бы в этот час гораздо светлее. А так - слабо прорисованный дальней лампочкой контур главного корпуса, машина рядом, темный силуэт Быкова, с тихими ругательствами укладывавшего Жука - все было ещё частью пасмурной ночи.
Семенов и Лиза рядом, близко друг от друга, стояли под защитой крыши мастерской и вдыхали свежий, пахнущий водой и городской мокрой пылью воздух и, казалось, только смотрели и слушали с пристальным вниманием. Потом Лиза взяла его безжизненно висевшую руку и, когда он повернул к ней светлый овал лица, порывисто вздохнула.
- Саша!..
Она внимательно вглядывалась в его лицо и, чтобы уйти от ненужных сейчас чувств, неожиданно для себя попросила:
- Саша! Дай мне ещё сигарету.
Он протянул ей пачку. Подождал, пока она возьмет сигарету и взял себе тоже. Огонь зажигалки заставил вернуться ночь; из чернильной тьмы раздался негромкий голос Быкова.
- Вы что же, ребята, здесь остаться решили?
Быков вырос рядом, сам быстро и ловко закурил, бросив зажигалку в карман и, продолжая стоять под мелкой сыпью дождика, сказал с неумеренным восхищением:
- Чувствую, ждут нас ещё до утра нимало удивительных встреч!
И если бы имел в виду одного себя, не было бы так обидно. Так или иначе, дальнейшие события показали правоту его догадки.
ГЛАВА 17
ДЕВОЧКИ ЛЮБЯТ ДЕЛАТЬ БОЛЬНО
Скоро они уже летели по мокрому масляному асфальту под густыми темными кронами деревьев, сквозь которые мелькал ясный голубоватый блеск фонарей. Врывающийся в приоткрытое окно запах мокрых тополей был свеж и прян, машине никто не мешал лететь, светофоры мигали своими цветами для кого-то, не для них. Все вдруг стало казаться легким, доступным: и предстоящее посещение детского борделя, и неминуемое столкновение с Королем в ближайшем будущем, и подозрительные фактики по поводу Быкова, - об этом думал Семенов. Выигрыш в казино, безусловная теперь преданность Лизы, выпитое за последние часы спиртное? Чушь, просто сознание своей силы, удачи, что еще?..
"Форд" Быкова выехал на тротуар не очень широкой улочки, притушил огни и смутно замерцал в тени гигантского вяза, росшего по ту сторону старинной кирпично-чугунной ограды, скрывающей городской садик, господский уютный дом, закрытую от посторонних чужую жизнь.
Семенов остановил машину возле Быкова, уже тащившего продолжавшего мельтешить Жука. Семенов дождался, когда выйдет Лиза, запер её дверцу изнутри, вышел сам. Быков чертыхался и пинал Жука.
- Времени нет, а он путается тут.
Жук подошел к калитке, отлитой из ажурного чугуна, неловко стал шарить скованными руками по карманам. Быков, с привычным уже треском отодрал ленту скотча, которойю и второй раз не забыл заклеить ему рот.
- Ты чего? - спросил он Жука.
- Ключи где-то от входа...
- Ищи, я не брал.
- Знаю, вот они. Неловко доставать... вот, достал.
Жук звякнул замком, потом металлом калитки. Все вошли за ним в пятнистый мрак сада. Впереди пробивался сквозь листву яркий свет фонаря. Они прошли несколько шагов по темной пустой аллее и вышли на грунтовый пятачок, словно маленькая арена окруженный бардюрным камнем. В древности на таких вот аллейный пятачках делали небольшие фонтаны, услаждавшие чувства отдельно взятой семьи - традиция умершая при социализме из-за недостаточного финансирования и переродившаяся в возведение клумб. Сейчас не было ни того, ни другого. Жук, дойдя до середины грунтовой полянки, вдруг негромко свистнул.
Да, Жук негромко свистнул сразу же, как прошел середину этого исторически виртуального фонтана; тут же ночь взорвалась жутким рычанием, что-то огромное, темное воспарило - страшно, дико сверкнули ослепительно-холодные клыки зверя, и острая боль в правом предплечье отозвалась Быкову в позвоночнике. Быков в испуге поднял правую руку вместе с висящим, многопудовым зверем, терзавшем его плоть, мгновенно осознал, что это просто собака, хоть и огромная, и тут же атавистический ужас сменился нечеловеческой и столь же атавистической яростью - обычной реакцией на ушедший испуг.
Время отщелкивало доли секунды: пес ещё не успел толком стиснуть челюсти (все равно потом долго не заживали синюшные отметины зубов), как левая ладонь Быкова уже метнулась, нашла мохнатый лоб твари, и пальцы железно впились в плоть врага. Глаза кавказской овчарки лопнули, пасть рефлекторно разжалась, но пальцы уже крепко держали врага за глазные впадины. Так и не почувствовав настоящей боли, Быков правой рукой перехватил пса за заднюю лапу и хвост и, только тут начав ощущать размах высвобождавшейся ярости, изо всех сил шмякнул мягко-упругим телом о гравий дорожки. Этого было мало - все кипело в крови! - он вновь размахнулся и на этот раз вовремя: ещё один темный, громадный, взьерошенный кавказоид, словно снаряд несся к нему.
Прыжок нового пса был остановлен: Быков лишь слегка изменил траекторию свершенного замаха и всей силой, а также тяжестью собачьего тела, ударил нового врага. А потом все бил и бил, сатанея от пережитого... не страха... вернее, не так страха, как унижения. Бил, бил, бил!..
Кто-то дотронулся до плеча... Быков мгновенно обернулся. Семенов... в стороне - Лиза.
- Хватит, ты их уже убил. Довольно!..
Быков стоял в темноте с тяжело вздымающейся грудью, и пальцы, безжизненно повисших вдоль тела рук, ещё сжиимались и разжимались, словно пытались схватить что-то...
А Жук исчез. Умчался во тьму, как кролик, пока за него самоотверженно бились овчарки.
- Руки за голову! Баба стоит, где стоит, а вам - на колени. На счет три, стреляем. Раз, два...
Быков и Семенов опустились на колени. Их обступили... два, три... пять... Не меньше семи мужиков. На пятачке аллеи сразу стало тесно. А потом на затылки обоих приятелей опустились приклады автоматов, и слабые проблески света от фонаря у крыльца дома погасли окончательно...
Что-то холодное, упругое мягким потоком прошлось с головы до ног... Потом ещё раз. Семенов поднял голову и открыл глаза. Всё, как в дурном сне! Да, всё, как в дурном сне!..
Оба - Быков и он, Семенов, - висели на руках, прикованные наручниками к перекладине шведской стенке. Болели кисти рук от врезавшихся в кожу железных браслетов, но теперь, когда сознание вернулось и можно было опереться на ноги (тоже прикованные наручниками к перекладинам снизу, боль медленно уходила и стало возможно осмотреться более основательно.
Пока они с Быковым были без созниния, их раздели до пояса и так, полуголых, приковали. Они находились в очень большом помещении, судя по всему, подвальном, превращенном в спортзал. Кроме уже отмеченных двух "шведских стенок" здесь были: борцовские маты, устилающие квадрат пола, канаты боксерского ринга с двумя табуретками в противоположных по диагонали углах, штанга с большим набором "блинов", несколько тренажоров, боксерский мешок и груша, списающие на веревках с потолка, а также - к спорту отношение не имеющий - камин с весело гудящим пламенем в открытом очаге. То, что это подвальный этаж было понятно по кирпичной кладке стен, не оштукатуренных, а просто окрашенных светлой масляной краской, ну и по маленьким, очень глубоким по причине очень толстых стен окнам, сейчас темнеющим почти под самым потолком.
Ярко горели лампы, но все подробности помещения, мгновенно впитанные Семеновым, его не занимали. Главное было в людях. Он посмотрел на злобного, страшно бугристого от мышц Быкова, стоявшего с воздетыми руками подле соседней "шведской стенки"; мимоходом обратил внимание на густые светлые заросли волос на груди и подмышками и перевел взгляд на внешне бесстрастную, стоявшую рядом с Королем и Жуком Лизу. Как часто было в минуты сильнейшего волнения, лицо Лизы ничего не выражало - прекрасная, застывшая статуэтка, захваченная злодеями, в роли которых с успехом выступили и Жук, и Королев. Да, если переживаемые Лизой чувства глубоким стрессом были загнаны внутрь, то лица обоих подельников светились торжеством и злобной радостью. Жук потирал мясистые маленькие ручки:
- Подождите, вот уж будет вам!
И, однако, не это привлекает внимаие Семенова, другое... В зале, возле них суетились пять девочек в сине-красных спортивных костюмах. Младшая лет четырнадцати, старшая лет семнадцати. Худенькие, быстрые, ловкие. Одна что-то строгала ножом (Семенов узнал свой нож, всегда прикрепляемый к предплечью), другие осматривали какие-то механизмы. Недалеко, на грубом столе, самая старшая калила железные прутья в огне камина. Занятие последней больше всего не понравились. И как подтверждение наихудшим подозрениям вновь раздался язвительный голосок Жука.
- Да вы расслабтесь, расслабтесь. Прежде чем вас отсюда вынесут ногами вперед, заметьте, ногами вперед! - вам ещё много времени придется здесь провести. Мои девочки - специалистки экстракласс. Они из вас медленно-медленно жилы будут вытягивать, они очень любят, когда мужичкам больно. Моим девочкам мужики всегда больно делали, так они любят, когда им позволяют самим отыгрываться. Правдв, киски?
Девчонки криво ухмыляясь, соглашались. И Семенову стало не по себе. Он пригляделся к механизмам на грубом деревянном столе, механизмам, которые протирали и смазывали маслом киски: что-то пыточное, пальцедробительное. Девчушка, продолжавшая ворочать раскаленными прутьями в огне камина, бросала в их сторону мгновенные, пытливые взгляды, и от них тоже становилось не по себе.
- А знаешь, что мы сделаем с вашей подругой? Лиза? Тебя Лизой звать? Тебе, Лиза известно, что с тобой сотворим мы с Драгулой, а потом мои ребята по очереди? Не интересно? Ей не интересно, - наслаждался Жук.
Лиза была, по-видимому, на грани нервного срыва. Во всяком случае, она вдруг отвесила Жуку звонкую пощечину, заставившую того отшатнуться. Садистская сладость на пухлой его мордочке, мгновено сменилась иступленной злобой. Жук тут же ответил ей полновесным ударом. Лизу отбросило к Королеву. Ошеломленная, она прижалась к Королю спиной, тот ласково обнял её и громко подтвердил.
- Устроим такой трамвайчик, что ты, Лизонька, будешь всласть удовлетворена.
- Ах вы твари! - вдруг взревел Быков. - А ну быстро снимите наручника! Чем быстрее снимите, падлы, тем больше у вас шансов остаться в живых, когда я до вас доберусь!
- Господин Быков не понимает, - с сожалением покачал головой Король.
Лена, опомнившись, оттолкнулась от него спиной и сделала шаг в сторону.
- Куда же ты, радость наша? - сказал ей вслед он. - Некуда тебе уходить, отходилась. А ты, - вновь повернулся он к Быкову, - ты давно уже у меня со своими боссами как кость в горле. Я давно уже хотел от тебя избавиться. Конечно, вместо тебя кого-нибудь придумают, но месяц-другой я получу передышку.
- Компаньон!.. - в сердцах передернулся Король.
Его сильное твердое лицо от злобы размягчилось и внимательно наблюдавшему Семенову отвлечено подумалось, что многие удачно используют дарованную природой внешность: чтобы казаться ни тем, чем есть, чтобы казаться сильным, страшным, беспощадным... Он вспомнил о себе и, несмотря на аховое положение, едва не ухмыльнулься. Впрочем, с ним самим дело другое, он никогда не пытался использовать свой лик, чтобы казаться покруче... Девчонка у камина продолжала бросать в его сторону странные застывшие взгляды... В этом детском доме... так его перетак!.. дети и должны вырастать ещё те... а впрочем, о плохом лучше не думать.
- Подумать только! - горячился расслабившийся Королев, - Я ему каждый месяц отстегиваю тридцать процентов выручки! И это при том, что и за мной общак стоит, мне ещё меньше остаётся. Ничего, теперь мы тебя, Сережа, зароем и твои тридцать процентов - будь спок! - я употреблю, как надо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33