То ли, входя в зал, он не заметил эту девушку, то ли слишком увлекся рассуждениями автора и не обратил на нее внимания, когда она вошла. Ее лицо показалось Матвею знакомым – но он определенно не мог вспомнить, где видел ее. Уже много позже ему на ум пришли слова одного из давних знакомых, успевшего к тридцати годам несколько раз жениться и развестись: «Впервые встречаясь со своими будущими женами, я выделял их среди других женщин по одной простой причине – мне казалось, будто я когда-то знал их. Это карма. Прошлые жизни. Что-то я со своими спутницами не поделил в прошлых существованиях, – вот они и явились ко мне, горемычные». Матвей не слишком доверял разговорам о карме, но в тот момент ему показалось, что когда-то он очень хорошо знал эту девушку. Ей было немногим больше двадцати лет, в глаза бросались пшеничного цвета кудри, завивавшиеся мелким бесом, нос уточкой, чуть удлиненные карие глаза. Одета она была в кожаную обтягивающую куртку и джинсы со стразами. Одежда подчеркивала стройную фигурку, однако красавицей девушка Матвею не показалась. Впрочем, она была привлекательна. Даже очень привлекательна. И где же он ее видел?
Разглядывая соседку, Матвей пропустил ответ бородатого писателя. Девушку этот ответ явно не устроил.
– И ради чего тогда вы городили этот огород? – запальчиво произнесла она. – Чтобы рассказать несколько и так известных всем историй? Может быть, напомнить вам, чья кровь текла в жилах английских королей, начиная с Вильгельма Завоевателя? Или, по вашему мнению, Англии тоже не существовало?
Матвей одобрительно кивнул. Дискуссия его интересовала мало: новых идей у автора книги явно не было; вместо ответа он принялся занудно рассуждать о пропаганде нынешней власти, которая забила молодым людям головы всякой глупостью из советских учебников.
– Словоблудие какое-то, – фыркнула девица и, с шумом раздвигая стулья, направилась к выходу.
Матвей смотрел ей вслед, потом смутился, решив, что его взгляд могут посчитать оценивающим, и снова сосредоточился на писателе.
– Коллеги, коллеги, – вмешался то ли редактор, то ли директор. – Давайте будем вести себя пристойно. В конце концов, мы обсуждаем научную книгу, а не передовицу из «Московского комсомольца»!..

* * *
– Вы изучаете историю?
– Необязательно быть историком, чтобы знать это. Вильгельм Завоеватель – из нормандцев, Генрих Плантагенет – француз, Стюарты – шотландцы, и так далее. Но ведь никто не будет говорить, что Англии не существовало. Полная чушь!..
Матвей не долго сидел на презентации. Как только друзья писателя начали говорить благоглупости о научном значении «Отсутствующей России», он почувствовал, что засыпает, и, в отличие от блондинки, стараясь не шуметь, стал выбираться из зала. По закону подлости, уже на самом выходе, куртка, которую он нес в руке, зацепилась за спинку одного из стульев, и тот с грохотом упал на пол. Редкое народонаселение зала для презентаций дружно обернулось к нему. Чувствуя, что против воли краснеет, Матвей пробормотал извинения и поспешил ретироваться.
Девушку он встретил у стенда университетских издательств. Она с увлечением листала книгу о тайных учениях гностиков – еретиков, живших в первые столетия после Рождества Христова. Матвей не любил книги, в которых примечания занимают бо?льшую часть страницы, но девушка, видимо, имела на этот счет собственное мнение. Она увлеченно водила по одной из таких страниц пальцем, явно находя удовольствие во всяческих латинских, греческих, немецких словах, которыми были густо снабжены примечания.
Матвей выбрался из зала не для того, чтобы найти ее, но, увидев, нисколько не удивился, как будто так и должно было произойти. Ощутив на себе его взгляд, она подняла глаза и улыбнулась:
– Вам уже надоел тот жирный тип?
Перекинувшись несколькими фразами о графоманах и их издателях, они решили подкрепить свои силы при помощи кофе и отправились в кафе, расположенное этажом ниже. Там стояли густые клубы табачного дыма – почти все столики были заняты писателями, издателями и книгопродавцами: попивая дешевый коньяк из пузатых рюмочек и забивая пепельницы до отказа окурками, эти люди вершили Историю. Заключались договоры, продавались тиражи, создавались издательские Антанты. Кое-кого из этих людей Матвей знал, в другое время он подсел бы к какой-нибудь из компаний, чтобы услышать свежие новости или, по крайней мере, сплетни. Но в этот раз он всего лишь кивал в ответ на приветствия, решительно направляя девушку к свободному столику.
Девушку звали Варварой, и она сразу согласилась, чтоб ее называли просто Варей. Историю она не изучала, но любила – ее отец преподавал историю Европы в Петербургском университете.
– Приучили уважать и седую древность, и не очень седую. Когда мне было десять лет, отец устраивал экзамены: кто родоначальник династии Капетингов? Откуда произошли Бурбоны? Сколько Генрихов правило Британией? Если отвечала правильно – хвалил и угощал чем-нибудь сладким. Наверное, мне стоило бы стать историком. Но благодаря отцу в нашей семье этой самой истории было настолько много, что я взбрыкнула – и из чувства противоречия занялась совсем не гуманитарным делом. Работаю менеджером.
– Менеджер по-русски значит «управляющий», – сказал Матвей. – Чем управляете?
– Почти ничем. У нас консультационная фирма, так что самое большое, чем приходится управлять – это чужие проблемы.
Девушка жила в Петербурге, там же находилась и ее фирма. Занес в Москву Варвару каприз начальника, который решил создать представительство в Белокаменной. Вот уже месяц она находилась в столице, искала помещение, работников, клиентов.
– Начальник явно доверяет вам, – сказал Матвей. – Открыть филиал – дело хлопотное.
– А мне кажется, он просто утирает нос остальным своим работникам. Воспитывает. Он – взбалмошный человек и решения принимает парадоксальные, словно получает удовольствие оттого, что шокирует всех вокруг. Удивительно, что мы до сих пор умудряемся сводить концы с концами.
– Скоро ли откроется филиал?
– Боюсь, не скоро. Я ведь многого не знаю, связей не имею. Да и молода я для такого дела. На меня смотрят как на девчонку и всерьез не воспринимают. Так что помыкаюсь до Нового года и вернусь на берега Невы.
Заказывая вторую порцию кофе, а к нему шампанское – раз уж похлебать на презентации не получилось, – Матвей чувствовал себя Дон Жуаном. Он уже давно понял, что нужно сразу же брать то, что тебе нравится – вещь ли это, книга или же человек. Если будешь задумываться – нужно ли это тебе, то просто потеряешь время. Вещь купят, книга устареет, а человек переедет в другой город. Нескольких людей, которых Матвей ныне считал своими друзьями, он заполучил именно таким образом. Да и с женским полом удача приходила только тогда, когда Матвей Иванович действовал в духе генералиссимуса Суворова.
Варя ему определенно нравилась. Он не строил на нее каких-то планов, но сидеть с ней в кафе и болтать о том, какая из российских столиц столичнее, было приятно. У девушки наверняка в Москве не было знакомых, так что она явно соскучилась по беззаботному дружескому флирту.
Нет, Матвей не сказал бы, что Варя кокетничает с ним. Похоже, она приняла его за своего, за союзника. И потому доверилась. Но в отношениях между мужчиной и женщиной всегда присутствует толика флирта.
Сегодня вечером в театре Табакова премьера. А у Сиреневого Жакета с этим театром старые связи. Так что две контрамарки он для своего замечательного сотрудника точно раздобудет. Нужно только позвонить, чтобы он успел организовать их.
Достав мобильный телефон, Матвей обнаружил, что тот выключен. Утром, отправляясь на Лубянку, он так и не включил его, чтобы какой-нибудь суматошный звонок из редакции не помешал важному разговору.
Вводя пин-код, он, посмеиваясь, сказал Варе:
– В газете меня определенно потеряли. Вот увидите, как только телефон «подцепит» волну, тут же кто-нибудь позвонит.
Так и произошло. Матвей еще набирал номер своего начальника, когда мобильник издал тревожную трель.
– Да, слушаю, – ответил Матвей. – Отец?.. Привет тебе! С утра были важные дела, поэтому отключил… Как сгорела? Ты не пострадал?.. Все живы?.. Конечно, еду, прямо сейчас еду!

* * *
Матвей наблюдал, как Андрей Нахимов выжимает отцовскую рясу. Такими стиральными машинами сейчас не пользовался уже никто из его знакомых: по сути, она представляла собой большой бак и два валика, через которые белье прокручивалось после стирки. Андрей утверждал, что для их церковного хозяйства такая машина была сподручнее: в нее можно было загрузить сразу много белья, а автоматической сушке он не доверял.
– Человечеству всегда служили руки. Господь их нам дал не для того, чтобы кнопочки нажимать.
– Вот-вот, – откликнулся отец. – Одним руки даны, чтобы белье выжимать, а кто-то ими церкви поджигает.
Нахимов высвободил рясу из валиков, встряхнул ее и, не говоря ни слова, отправился на балкон вешать на бельевые веревки. Матвей и отец Иоанн сидели в квартире, которая была приспособлена для нужд прихода еще в первые годы пребывания Иоанна на посту настоятеля. Потом в подвале церкви соорудили настоящую маленькую прачечную, там гладили и при необходимости штопали церковные облачения. Но теперь она находилась под головешками и остатками обрушившегося купола.
В квартире собрались доверенные люди отца Иоанна – дьяк Николай и отец Евпатий, правая рука настоятеля. Иногда в разговор встревал эконом Андрей, не переставая при этом перестирывать старые рясы и подрясники: почти все торжественное облачение священников сгорело.
– То, что поджог был умышленным, согласны все, – перебирая четки, говорил отец Евпатий. – Причин для поджога мы найти не можем. Или попробуем еще раз?..
В Алексеевской была зарегистрирована лишь одна независимая религиозная община – помимо прихода отца Иоанна здесь пытались обрести паству протестанты-пятидесятники, называвшие себя церковью «Святая вода». Несмотря на говорение на языках и рок-музыкальные служения вместо служб, они были скорее похожи на бизнесменов, чем на радикалов-фанатиков. Мусульмане из числа гастарбайтеров бо?льшую часть времени проводили на московских рынках и стройках; держались они обособленно и никаких религиозных проблем не доставляли. Новые язычники тоже не слишком беспокоили: питерская и московская мода на славянских богов и волхвование Алексеевскую не затронула.
В приходе неоднократно говорили о сатанистах, но настоятель всегда отмахивался от этого разговора: у страха глаза велики. Предлагал перестать читать на ночь Стивена Кинга и смотреть некоторые американские фильмы. Объяснял, что буква «А», нарисованная на заборе, оставлена не сатанистом, а поклонником группы «Ария» или «Аматори». Хотя, строго говоря, с точки зрения отца Иоанна, ужимки и прыжки как музыкантов, так и их поклонников были самым натуральным сатанизмом.
«Новые русские», хоть как-то связанные с Алексеевской слободой, врагами ни прихода, ни его настоятеля не были. Отец Иоанн освятил уже столько BMW, лендроверов, офисов и складских помещений, что мог считать себя едва ли не своим среди подмосковных предпринимателей. Быть может, кто-то из них лишь притворялся другом, а сам точил на церковь зуб. Только по какой причине? Кому он не угодил? Или Андрей Нахимов в свое время слишком активно «утаптывал» интересующихся зданием храма и у кого-то до сих пор ноет мозоль, на которую он ненароком наступил?
– Упаси Господи! – вернувшийся с балкона церковный эконом широко перекрестился. – С одними помирились, а иные уже далече. Да и времени-то уже сколько прошло!
Все как-то обходили стороной тему внутрицерковных разборок. Ни для кого не было секретом, что без противоречий не обходилось и здесь. Когда хозяйство большое, приватных проблем тоже немало. А после празднования Тысячелетия христианства на Руси хозяйство Русской Православной Церкви выросло просто в астрономических масштабах. Ну а там, где политика объединяется с экономикой, соблазнов настолько много, что даже самый испытанный человек может свернуть с пути истинного.
Что скрывать, между приходами белого и черного духовенства всегда было некоторое напряжение. Конкурировали и отделы Патриархии, отвечавшие за них. Но представить, будто кто-то из белого духовенства пустил огненного петуха в подворье Донского монастыря, было невозможно.
Получался замкнутый круг.
– Личная месть? – предположил отец Иоанн.
– Кому? Священнику, который отказал в причастии?
– Слышал, что в современные церкви иногда приходят служить люди с темным прошлым, – вступил в разговор Матвей.
– В каком смысле темным? – переспросил дьяк.
– В самом что ни на есть прямом – отсидевшие, скрывающиеся от милиции, без определенного места жительства…
– Церковь не отказывает кающемуся грешнику, – медленно произнес настоятель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27