Он регулярно оставляет крошки на полу и на столе. А в его тайных закромах, путь к которым знают отчаянно смелые разведчики, находятся богатства, которые обеспечивают жизнь тараканьего племени на многие поколения. И если хозяин в сносном настроении, то кухонный народец должен следовать всего лишь нескольким простым заповедям – например, не появляться на столе при свете (хозяина отчего-то это очень злит)…
Представьте, что среди тараканов появились пророки, которые объявили себя жрецами Великого Бога – хозяина квартиры. Сочинили мораль, места поклонения, изготовили его изображения – естественно, в виде огромного таракана. И даже не могут помыслить, что тому нет дела ни до их восторгов, ни до их храмов. Он просто занят какими-то своими делами и ему не хватает времени, чтобы полностью вытравить тараканов из своего жилища. Он – существо другого рода, и к тараканам не испытывает ничего кроме отвращения. Вот вам и ветхозаветный Бог!..
Понимаю, что картину нарисовал совершенно мрачную. Наверное, сгустил краски. В любом случае, всех нас накрыли. Прихлопнули пыльной тряпкой. Как только Христос сказал: «Совершилось!»…
Чтобы понять, что наш мир иллюзорен, достаточно покурить травку. Знаете, почему движение хиппи так быстро сошло на нет? По той причине, что слишком многие поняли истину. И постарались сбежать от нее. Сложно жить, зная, что не живешь. – По лицу Владимира Николаевича пробежала судорога. – Легче не знать этого. Так на смену хиппи пришли яппи. Яппи – спасение для человечества. Непросвещенные и жизнерадостные люди. Сейчас именно они спасают мир от окончательного распада и гибели…
Если бы вы знали, сколько раз уже открывали, что наша реальность иллюзорна. Катары, богомилы, тамплиеры, масоны. Подпольное движение, всякий раз появляющееся на свет под новой маской. Энтузиасты, уверенные, что есть еще какие-то лазейки к Богу, что до Неба можно достучаться. Пророки иллюзорного Спасения. Они рвутся рассказать о своем открытии всем, совершенно не думая об ответственности. Ведь за ними пойдут многие – а погибнут все. Пока Церковь была в силе, справляться с ними было несложно. Но сейчас дела идут все труднее…
Таких свидетельств, как в церкви вашего отца, по миру и в России много. Кое-что уже… убрали с глаз. Почему не уничтожено остальное? А потому, что на это смотрят и не видят. Если бы начали палить все подряд, это вызвало бы подозрения. Убирается с глаз только то, что выглядит уж слишком вызывающе… Пугающе…
Словно очнувшись, Владимир Николаевич пристально взглянул на Матвея и залпом выпил остывший кофе.
– Похоже, я заговорился, – бодро произнес он.
– Было очень интересно, – осторожно сказал Матвей. – Догадываюсь, вы все знаете о тех, кто хочет обменять фотографии на Варю.
– Работа такая, – Владимир Николаевич опять становился вальяжным. – Но не стану скрывать, иногда приходится заниматься очень поучительными делами. После таких дел понимаешь мир значительно глубже. Не правда ли?
Взгляд Владимира Николаевича неожиданно стал пронзительным. Такой обычно «включают» на допросе, когда нужно дожать уже становящегося податливым подозреваемого.
Матвей сделал вид, что он с трудом выдержал этот взгляд. Изобразив на лице замешательство, он спросил:
– А вы сами не разделяете те же взгляды, что и… «клуб по интересам»?
– А уж это – мое дело. Всему свой черед. Время, чтобы слушать, и время, чтобы понимать.
Произнеся еще пару не менее глубокомысленных фраз, Владимир Николаевич поднялся:
– А нам время расставаться, Матвей Иванович. Наступает важный вечер. Я буду неподалеку, так что не волнуйтесь. Но оставайтесь начеку. Посмотрим, не приготовили ли похитители какого сюрприза.
* * *
Последние дни Матвей заставлял себя не думать о Варе. Но по ночам сила воли не работала. Вот и в ночь перед поездкой в Питер девушка приснилась ему, и просыпаться было больно. Оставалось лишь утешать себя мыслью о том, что сегодня все разъяснится. Все должно разъясниться.
Постепенно Матвея охватывало нетерпение. Словоохотливость Владимира Николаевича отвлекла его на какой-то час, но, оставшись один на один с самим собой, он понял, что с трудом контролирует себя.
Матвей на маршрутке добрался до города. Затем, сев на метро, отправился в центр. В городе быстро наступил вечер, было ветрено, холодно, промозгло. Народ кутался в пальто и куртки, под ногами поскрипывала соль, смешанная со снегом.
Шереметьев побывал на месте будущей встречи, зашел в храм Симеона и Анны. Внутри было малолюдно и тепло. Пахло ладаном – совсем как когда-то в церкви его отца. Матвей некоторое время провел внутри, ощущая, что успокаивается. Он автоматически рассматривал изображения на иконах, словно надеясь найти разгадку всего этого предновогоднего безумия. Но иконы были чинными, спокойными, обычными.
Наверное, стоило бы помолиться, но Матвей не хотел вмешиваться своими заботами и просьбами в покой этого храма. Нужно было сказать какие-то слова о Варе, попросить чуда. Однако Матвей был уверен, что вмешивать в это дело небесную канцелярию не стоит.
Когда он вышел из храма, холодный ветер подхватил его и понес по городу. Петербург менялся значительно медленнее, чем Москва. То ли денег здесь было меньше, чем в столице, то ли люди жили более медлительные. Неоновых вывесок, от которых в Москве уже рябило в глазах, здесь было едва ли больше, чем при советской власти, многие дома казались заброшенными, народ был одет беднее. «Настоящий москвич, – улыбнулся про себя Матвей. – Все, что за пределами Кольцевой, для нашего брата – провинция».
Он заставлял себя сосредоточиться и расслабиться одновременно. Неизвестно было, чем закончится встреча, поэтому в какой-то момент ему придется включить все свое внимание, вспомнить все, чему научился на войне. Вместо этого – нервничал и дергался. Хотел увидеть Варю и боялся того, что выяснится все.
В половину девятого Матвей был на Дворцовой площади. Здесь уже сколачивали мостки для новогоднего представления, стояла елка, увешанная гирляндами. В темных окнах Эрмитажа отражались огни от проезжающих машин. Обнаружив, что приближается время встречи, Матвей вышел на Невский и поймал машину. Водитель «жигуленка» доставил его к храму за десять минут. Матвей расплатился, вышел из машины и, демонстративно держа в руках пакет с фотографиями, начал прогуливаться по площадке перед церковью. За ним наверняка наблюдали – и не только те, кто предложил ему сюда приехать.
Скрип, скрип, скрип, скрип – четыре шага в одну сторону, а потом назад – еще четыре. Скрип, скрип, скрип, скрип. Сколько раз он измерит шагами площадку перед храмом. Где их снайпер? На крыше соседнего дома? Или того дома, что напротив, через Моховую? Он надеялся, что тем, кто назначил встречу, не придет в голову банальная мысль направить сюда двух-трех человек с арматуринами в руках. Арматура – вещь серьезная. Так просто они пакет не отберут. Простого грабежа не получится. Но придется драться – и драться насмерть. Отсчитывая в бессчетный уже раз четыре шага, Матвей смотрел себе под ноги, но был настороже. Он следил за тенями, которые отбрасывали рядом с ним деревья или проходящие мимо люди. Стоит хоть одной из них подозрительно качнуться в его сторону, как он будет готов к отпору.
Гости приехали на машине. Новенький «опель» остановился на углу Моховой и Белинского, так, чтобы при необходимости можно было сорваться с места и попытаться уйти либо направо, к Фонтанке, либо налево – в сторону Литейного. Место было довольно открытое, подходы к нему просматривались, организаторы встречи сделали все, чтобы избежать неожиданностей.
Матвей посмотрел на людей, выходящих из машины. В одно мгновение ему стало ясно, что второй встречи не будет. Он узнает правду прямо сейчас.
Первым появился высокий, широкоплечий человек в распахнутом темном пальто. По повадкам, по «квадратно-волевому лицу» Матвей понял, что это оперативник и где-то под мышкой у него болтается кобура внушительных размеров. Вслед за ним из «опеля» выбрался Владимир Николаевич. Он улыбнулся Матвею, приветственно помахал ему рукой, после чего подошел к передней двери и открыл ее. Оттуда вышла девушка, и едва Матвей увидел выбивающиеся из-под шапочки пшеничные кудри, как понял, что это Варя.
Девушка была весела и спокойна. Она галантно подала руку Владимиру Николаевичу и перешла вместе с ним и охранником через улицу. На ней было черное короткое пальто с меховой отделкой и длинная шерстяная юбка, делавшая ее похожей на барышню из чеховских времен. Варя была красива, удивительно красива, от воспоминания о том, что несколько дней тому назад было между ними, у Матвея перехватило дыхание. Она смотрела ему в глаза и всем своим видом показывала, что рада видеть его.
– Нашлась наша пропажа, Матвей Иванович, – весело сказал Владимир Николаевич. – Вот, возвращаю ее; как видите, все было очень просто.
– Очень просто?
– Ну да, стоило привезти эти фотографии сюда, в Ленинград, как пропажа нашлась.
Матвей недоверчиво смотрел на него.
– Давайте пакет, не смущайтесь, – улыбаясь, протянул руку к фотографиям Владимир Николаевич. – Честный обмен: красавица на старые, никому не нужные фото…
Шереметьев колебался. Сейчас ему нужно было принять верное решение. Или хотя бы потянуть время.
– Объяснитесь, Владимир Николаевич.
– Вы знаете, что не только Варвара, но и я родился в этом городе?
– Нет, не знаю.
– На родине всегда легче решать сложные вопросы.
– И все-таки я вас не понимаю, Владимир Николаевич.
– Ну а что тут понимать? У вас товар, у нас купец. Как это говорилось в деревне на сватании.
– Может, это вы и выкрали ее?
– Не выкрал, – вздохнул Владимир Николаевич и опустил руку. – Купил билет на комфортабельный поезд. Варечка была очень довольна поездкой.
– Я видел вас вместе, – неожиданно сказал Матвей.
Компетентный человек удивленно поднял брови.
– В ту ночь, когда ваши люди пытались ограбить квартиру фотографа, вы привезли ее домой. На черном BMW.
– Вы что же, следили за ней?
– Нет, – усмехнулся Матвей. – Не следил. Получилось случайно. Мне и в голову не могло прийти, что это она вам все сообщала. И про Иваницкого, и про фотографа. А, оказалось, нужно было заподозрить неладное. Я же помню, как на нас напали два удальца около подъезда Олега Викторовича. Один из них сделал вид, что пытается вырвать у нее сумку. А она сопротивлялась… и вам же потом рассказывала. Так, Варя?
Девушка не улыбалась. Глаза ее стали сердитыми.
– Разве это имеет сейчас какое-то значение? – спросила она.
– Это ваши люди посетили Иваницкого и довели его до смерти?
– Старик был мнителен и болен, – резко сказал Владимир Николаевич. – Его никто не пугал. Наш визит потревожил его не больше, чем ваш, или допрос, который учинил бедняге этот Макарий. Не стоило вам вообще его трогать.
– В меня вы стреляли аккуратнее, чем беседовали с Иваницким.
Владимир Николаевич раздосадованно покачал головой.
– Человек, который стрелял, – профессионал. Ну ладно, признаюсь, что инсценировка со снайпером получилась не слишком удачной. Следовало учесть, что в Чечне вы бывали в разных переделках. Вот и заподозрили… Но мне нужно было оказаться рядом с вами, чтобы посмотреть, как решить вопрос. Этот вопрос, – он указал на пачку фотографий. – Отдайте их нам.
Заметив, что охранник медленно приближается к нему сбоку, Матвей сделал шаг назад.
– Не трогай его, – рявкнул на подчиненного Владимир Николаевич.
– Ничего. Я смогу постоять за себя, – воинственно произнес Матвей. – Сознайтесь, это вы устроили пожар.
– В чем еще сознаться?
– Все, что вы мне рассказывали в аэропорту, – идеи не какого-то мифического «клуба по интересам», а ваши собственные.
– Отчего же «мифического»? – усмехнулся Владимир Николаевич. – Клуб существует. И я его член. Каждый из нас какое-то время занимается общими делами. По очереди. Этой осенью наступил мой черед. После того как в службах захотели предложить вам искать светлые пятна в отечественной истории, мы встревожились. Человек вы дотошный. А вдруг обратите внимание на фрески? Раньше в наши планы не входило уничтожать церковь вашего отца. Но пришлось жечь. Хотя не так: сжег ее один из ваших друзей, друзей вашего отца. Он уже больше десятилетия вместе с нами. Удачно получилось, что он стал экономом при храме Александра…
– Нахимов?
– Да, Андрей Нахимов. Верный человек. Очень уважает вас, страдает, что вы не знаете… не знали истины. Кстати, он где-то здесь, помогает нам избегнуть… разных сюрпризов. – Владимир Николаевич неожиданно широко улыбнулся и привычным барским движением огладил бородку. – Матвей Иванович, дорогой, если бы вы представляли, сколько я еще не рассказал вам. В руках Клуба такие архивы… Любой познакомившийся с ними становится нашим. Давайте помиримся, и я допущу вас к ним. У вас будет возможность окончательно убедиться в нашей правоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Представьте, что среди тараканов появились пророки, которые объявили себя жрецами Великого Бога – хозяина квартиры. Сочинили мораль, места поклонения, изготовили его изображения – естественно, в виде огромного таракана. И даже не могут помыслить, что тому нет дела ни до их восторгов, ни до их храмов. Он просто занят какими-то своими делами и ему не хватает времени, чтобы полностью вытравить тараканов из своего жилища. Он – существо другого рода, и к тараканам не испытывает ничего кроме отвращения. Вот вам и ветхозаветный Бог!..
Понимаю, что картину нарисовал совершенно мрачную. Наверное, сгустил краски. В любом случае, всех нас накрыли. Прихлопнули пыльной тряпкой. Как только Христос сказал: «Совершилось!»…
Чтобы понять, что наш мир иллюзорен, достаточно покурить травку. Знаете, почему движение хиппи так быстро сошло на нет? По той причине, что слишком многие поняли истину. И постарались сбежать от нее. Сложно жить, зная, что не живешь. – По лицу Владимира Николаевича пробежала судорога. – Легче не знать этого. Так на смену хиппи пришли яппи. Яппи – спасение для человечества. Непросвещенные и жизнерадостные люди. Сейчас именно они спасают мир от окончательного распада и гибели…
Если бы вы знали, сколько раз уже открывали, что наша реальность иллюзорна. Катары, богомилы, тамплиеры, масоны. Подпольное движение, всякий раз появляющееся на свет под новой маской. Энтузиасты, уверенные, что есть еще какие-то лазейки к Богу, что до Неба можно достучаться. Пророки иллюзорного Спасения. Они рвутся рассказать о своем открытии всем, совершенно не думая об ответственности. Ведь за ними пойдут многие – а погибнут все. Пока Церковь была в силе, справляться с ними было несложно. Но сейчас дела идут все труднее…
Таких свидетельств, как в церкви вашего отца, по миру и в России много. Кое-что уже… убрали с глаз. Почему не уничтожено остальное? А потому, что на это смотрят и не видят. Если бы начали палить все подряд, это вызвало бы подозрения. Убирается с глаз только то, что выглядит уж слишком вызывающе… Пугающе…
Словно очнувшись, Владимир Николаевич пристально взглянул на Матвея и залпом выпил остывший кофе.
– Похоже, я заговорился, – бодро произнес он.
– Было очень интересно, – осторожно сказал Матвей. – Догадываюсь, вы все знаете о тех, кто хочет обменять фотографии на Варю.
– Работа такая, – Владимир Николаевич опять становился вальяжным. – Но не стану скрывать, иногда приходится заниматься очень поучительными делами. После таких дел понимаешь мир значительно глубже. Не правда ли?
Взгляд Владимира Николаевича неожиданно стал пронзительным. Такой обычно «включают» на допросе, когда нужно дожать уже становящегося податливым подозреваемого.
Матвей сделал вид, что он с трудом выдержал этот взгляд. Изобразив на лице замешательство, он спросил:
– А вы сами не разделяете те же взгляды, что и… «клуб по интересам»?
– А уж это – мое дело. Всему свой черед. Время, чтобы слушать, и время, чтобы понимать.
Произнеся еще пару не менее глубокомысленных фраз, Владимир Николаевич поднялся:
– А нам время расставаться, Матвей Иванович. Наступает важный вечер. Я буду неподалеку, так что не волнуйтесь. Но оставайтесь начеку. Посмотрим, не приготовили ли похитители какого сюрприза.
* * *
Последние дни Матвей заставлял себя не думать о Варе. Но по ночам сила воли не работала. Вот и в ночь перед поездкой в Питер девушка приснилась ему, и просыпаться было больно. Оставалось лишь утешать себя мыслью о том, что сегодня все разъяснится. Все должно разъясниться.
Постепенно Матвея охватывало нетерпение. Словоохотливость Владимира Николаевича отвлекла его на какой-то час, но, оставшись один на один с самим собой, он понял, что с трудом контролирует себя.
Матвей на маршрутке добрался до города. Затем, сев на метро, отправился в центр. В городе быстро наступил вечер, было ветрено, холодно, промозгло. Народ кутался в пальто и куртки, под ногами поскрипывала соль, смешанная со снегом.
Шереметьев побывал на месте будущей встречи, зашел в храм Симеона и Анны. Внутри было малолюдно и тепло. Пахло ладаном – совсем как когда-то в церкви его отца. Матвей некоторое время провел внутри, ощущая, что успокаивается. Он автоматически рассматривал изображения на иконах, словно надеясь найти разгадку всего этого предновогоднего безумия. Но иконы были чинными, спокойными, обычными.
Наверное, стоило бы помолиться, но Матвей не хотел вмешиваться своими заботами и просьбами в покой этого храма. Нужно было сказать какие-то слова о Варе, попросить чуда. Однако Матвей был уверен, что вмешивать в это дело небесную канцелярию не стоит.
Когда он вышел из храма, холодный ветер подхватил его и понес по городу. Петербург менялся значительно медленнее, чем Москва. То ли денег здесь было меньше, чем в столице, то ли люди жили более медлительные. Неоновых вывесок, от которых в Москве уже рябило в глазах, здесь было едва ли больше, чем при советской власти, многие дома казались заброшенными, народ был одет беднее. «Настоящий москвич, – улыбнулся про себя Матвей. – Все, что за пределами Кольцевой, для нашего брата – провинция».
Он заставлял себя сосредоточиться и расслабиться одновременно. Неизвестно было, чем закончится встреча, поэтому в какой-то момент ему придется включить все свое внимание, вспомнить все, чему научился на войне. Вместо этого – нервничал и дергался. Хотел увидеть Варю и боялся того, что выяснится все.
В половину девятого Матвей был на Дворцовой площади. Здесь уже сколачивали мостки для новогоднего представления, стояла елка, увешанная гирляндами. В темных окнах Эрмитажа отражались огни от проезжающих машин. Обнаружив, что приближается время встречи, Матвей вышел на Невский и поймал машину. Водитель «жигуленка» доставил его к храму за десять минут. Матвей расплатился, вышел из машины и, демонстративно держа в руках пакет с фотографиями, начал прогуливаться по площадке перед церковью. За ним наверняка наблюдали – и не только те, кто предложил ему сюда приехать.
Скрип, скрип, скрип, скрип – четыре шага в одну сторону, а потом назад – еще четыре. Скрип, скрип, скрип, скрип. Сколько раз он измерит шагами площадку перед храмом. Где их снайпер? На крыше соседнего дома? Или того дома, что напротив, через Моховую? Он надеялся, что тем, кто назначил встречу, не придет в голову банальная мысль направить сюда двух-трех человек с арматуринами в руках. Арматура – вещь серьезная. Так просто они пакет не отберут. Простого грабежа не получится. Но придется драться – и драться насмерть. Отсчитывая в бессчетный уже раз четыре шага, Матвей смотрел себе под ноги, но был настороже. Он следил за тенями, которые отбрасывали рядом с ним деревья или проходящие мимо люди. Стоит хоть одной из них подозрительно качнуться в его сторону, как он будет готов к отпору.
Гости приехали на машине. Новенький «опель» остановился на углу Моховой и Белинского, так, чтобы при необходимости можно было сорваться с места и попытаться уйти либо направо, к Фонтанке, либо налево – в сторону Литейного. Место было довольно открытое, подходы к нему просматривались, организаторы встречи сделали все, чтобы избежать неожиданностей.
Матвей посмотрел на людей, выходящих из машины. В одно мгновение ему стало ясно, что второй встречи не будет. Он узнает правду прямо сейчас.
Первым появился высокий, широкоплечий человек в распахнутом темном пальто. По повадкам, по «квадратно-волевому лицу» Матвей понял, что это оперативник и где-то под мышкой у него болтается кобура внушительных размеров. Вслед за ним из «опеля» выбрался Владимир Николаевич. Он улыбнулся Матвею, приветственно помахал ему рукой, после чего подошел к передней двери и открыл ее. Оттуда вышла девушка, и едва Матвей увидел выбивающиеся из-под шапочки пшеничные кудри, как понял, что это Варя.
Девушка была весела и спокойна. Она галантно подала руку Владимиру Николаевичу и перешла вместе с ним и охранником через улицу. На ней было черное короткое пальто с меховой отделкой и длинная шерстяная юбка, делавшая ее похожей на барышню из чеховских времен. Варя была красива, удивительно красива, от воспоминания о том, что несколько дней тому назад было между ними, у Матвея перехватило дыхание. Она смотрела ему в глаза и всем своим видом показывала, что рада видеть его.
– Нашлась наша пропажа, Матвей Иванович, – весело сказал Владимир Николаевич. – Вот, возвращаю ее; как видите, все было очень просто.
– Очень просто?
– Ну да, стоило привезти эти фотографии сюда, в Ленинград, как пропажа нашлась.
Матвей недоверчиво смотрел на него.
– Давайте пакет, не смущайтесь, – улыбаясь, протянул руку к фотографиям Владимир Николаевич. – Честный обмен: красавица на старые, никому не нужные фото…
Шереметьев колебался. Сейчас ему нужно было принять верное решение. Или хотя бы потянуть время.
– Объяснитесь, Владимир Николаевич.
– Вы знаете, что не только Варвара, но и я родился в этом городе?
– Нет, не знаю.
– На родине всегда легче решать сложные вопросы.
– И все-таки я вас не понимаю, Владимир Николаевич.
– Ну а что тут понимать? У вас товар, у нас купец. Как это говорилось в деревне на сватании.
– Может, это вы и выкрали ее?
– Не выкрал, – вздохнул Владимир Николаевич и опустил руку. – Купил билет на комфортабельный поезд. Варечка была очень довольна поездкой.
– Я видел вас вместе, – неожиданно сказал Матвей.
Компетентный человек удивленно поднял брови.
– В ту ночь, когда ваши люди пытались ограбить квартиру фотографа, вы привезли ее домой. На черном BMW.
– Вы что же, следили за ней?
– Нет, – усмехнулся Матвей. – Не следил. Получилось случайно. Мне и в голову не могло прийти, что это она вам все сообщала. И про Иваницкого, и про фотографа. А, оказалось, нужно было заподозрить неладное. Я же помню, как на нас напали два удальца около подъезда Олега Викторовича. Один из них сделал вид, что пытается вырвать у нее сумку. А она сопротивлялась… и вам же потом рассказывала. Так, Варя?
Девушка не улыбалась. Глаза ее стали сердитыми.
– Разве это имеет сейчас какое-то значение? – спросила она.
– Это ваши люди посетили Иваницкого и довели его до смерти?
– Старик был мнителен и болен, – резко сказал Владимир Николаевич. – Его никто не пугал. Наш визит потревожил его не больше, чем ваш, или допрос, который учинил бедняге этот Макарий. Не стоило вам вообще его трогать.
– В меня вы стреляли аккуратнее, чем беседовали с Иваницким.
Владимир Николаевич раздосадованно покачал головой.
– Человек, который стрелял, – профессионал. Ну ладно, признаюсь, что инсценировка со снайпером получилась не слишком удачной. Следовало учесть, что в Чечне вы бывали в разных переделках. Вот и заподозрили… Но мне нужно было оказаться рядом с вами, чтобы посмотреть, как решить вопрос. Этот вопрос, – он указал на пачку фотографий. – Отдайте их нам.
Заметив, что охранник медленно приближается к нему сбоку, Матвей сделал шаг назад.
– Не трогай его, – рявкнул на подчиненного Владимир Николаевич.
– Ничего. Я смогу постоять за себя, – воинственно произнес Матвей. – Сознайтесь, это вы устроили пожар.
– В чем еще сознаться?
– Все, что вы мне рассказывали в аэропорту, – идеи не какого-то мифического «клуба по интересам», а ваши собственные.
– Отчего же «мифического»? – усмехнулся Владимир Николаевич. – Клуб существует. И я его член. Каждый из нас какое-то время занимается общими делами. По очереди. Этой осенью наступил мой черед. После того как в службах захотели предложить вам искать светлые пятна в отечественной истории, мы встревожились. Человек вы дотошный. А вдруг обратите внимание на фрески? Раньше в наши планы не входило уничтожать церковь вашего отца. Но пришлось жечь. Хотя не так: сжег ее один из ваших друзей, друзей вашего отца. Он уже больше десятилетия вместе с нами. Удачно получилось, что он стал экономом при храме Александра…
– Нахимов?
– Да, Андрей Нахимов. Верный человек. Очень уважает вас, страдает, что вы не знаете… не знали истины. Кстати, он где-то здесь, помогает нам избегнуть… разных сюрпризов. – Владимир Николаевич неожиданно широко улыбнулся и привычным барским движением огладил бородку. – Матвей Иванович, дорогой, если бы вы представляли, сколько я еще не рассказал вам. В руках Клуба такие архивы… Любой познакомившийся с ними становится нашим. Давайте помиримся, и я допущу вас к ним. У вас будет возможность окончательно убедиться в нашей правоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27