А когда фирма перешла к тебе по наследству, тут совсем
другое. Во-первых, позор. А во-вторых, нет уверенности, что сумеешь все
поправить. Ведь не ты положил начало, первый успех не твой. Ты пришел на
готовенькое. И еще вопрос, способен ли ты сам добиться успеха,
восстановить то, что разрушено. В сущности, тебе всю жизнь внушалось
обратное.
Шервуд умолк; в тишине я услышал где-то позади негромкое тиканье, но
часов не видел и не поддался искушению обернуться. И чувствовал, если
поверну голову или хотя бы шелохнусь, что-то незримое в комнате разобьется
вдребезги. Будто в посудной лавке, где полным-полно стекла и фарфора и все
держится на честном слове: страшно вздохнуть, не дай бог, стронется
что-нибудь одно - и все рухнет.
- А ты бы как поступил на моем месте? - спросил Шервуд.
- Цеплялся бы за что попало, - сказал я.
- Вот я и уцепился. С отчаяния. Выхода-то не было. Фабрика, дом,
Нэнси, честное имя - все поставлено на карту! И я ухватился за эти самые
идеи, записал их, собрал своих инженеров, конструкторов, чертежников - и
мы взялись за работу. Понятно, всю заслугу приписали мне. Тут я ничего не
мог поделать. Не мог я им объяснить, что не я все это выдумал. И, знаешь,
может, оно тебе и странно покажется, но это-то и есть самое тяжкое: что
поневоле пользуешься почетом и уважением за то, чего не делал.
- Значит, так, - сказал я. - Родовая фирма спасена и все прекрасно.
На вашем месте я не стал бы особенно терзаться и каяться.
- Но ведь этому нет конца, - сказал Шервуд. - Будь оно все позади, я
бы выкинул это из головы. Если б мне вдруг помогли избежать разорениях -
ну, ладно. Но конца-то не видно. Как будто я раздвоился, что ли: есть
обыкновенный, всем известный Джералд Шервуд, который сидит вот за этим
самым столом, а есть еще какой-то другой, и он думает за меня. Все время
на ум приходит что-то новое, иногда только диву даешься, до чего здорово,
а иногда кажется - ну чистейшая бессмыслица! Будто из другого мира,
серьезно тебе говорю, у нас такого быть не может. Вещи, которым нет на
Земле никакого подобия и соответствия, вещи ни с чем не сообразные.
Догадываешься, что в них скрыты какие-то возможности, прямо на ощупь
чуешь: есть в этом что-то очень важное, значительное, - а как их
применить, непонятно.
И тут не только идеи, изобретения, тут еще и знание. Вдруг
оказывается я знаю такое, о чем никогда и не подозревал. Какие-то взрывы,
откровения. Никогда этим не интересовался, даже не задумывался. Или такое,
что наверняка вообще никому на свете не известно. Как будто кто-то взял
самые разные факты и сведения, сгреб в одну кучу клочки, обрывки -
вперемешку, беж разбору - и запихал мне в башку.
Он потянулся за бутылкой, налил себе еще виски. Ткнул горлышком в мою
сторону, и я тоже подставил бокал. Шервуд налил мне до краев.
- Пей, - сказал он. - Сам тянул меня за язык, так слушай. Завтра я,
верно, стану ломать голову - чего ради я тебе все это выложил. Ну да
ладно.
- Если вы не хотите рассказывать... Если вам кажется, что я сую нос,
куда не просят...
Шервуд отмахнулся:
- Ладно, не нравится - не слушай. На, бери свои полторы тысячи.
Я покачал головой:
- Нет уж. Сперва объясните, откуда они взялись и почему вы мне их
даете.
- Деньги не мои. Я только посредник. Мне их поручили.
- Кто? Ваш двойник?
Шервуд кивнул:
- Правильно. Как ты догадался?
Я показал на телефон без диска. Шервуд поморщился.
- Ни разу не пользовался этой штукой. Вот ты, говоришь, нашел такой
же у себя в конторе, а я и не знал, что у кого-то еще такие есть. Я их
выпускаю сотнями...
- Вы?!
- Ну, ясно. Только не для себя. Для этого двойника. А впрочем (Шервуд
подался ко мне через стол, доверительно понизил голос)... я начинаю
подозревать, что никакой это не двойник.
- Тогда что же это?
Он снова медленно откинулся на спинку кресла.
- А черт его знает. Раньше я думал да гадал, ломал голову, покоя не
находил - и все равно понять ничего не мог. А теперь мне плевать. Может,
есть и еще такие, как я. Может, я не один... все-таки утешение.
- Ну а этот телефон?
- Я сам его спроектировал. Или, может, не я, а тот двойник, если
только он человек. Этот телефон вдруг очутился у меня в голове, я и
выложил его на бумагу. И учти, я чертил, а сам понятия не имел, что это за
штука и для чего она. То есть, конечно, я сообразил, что это какое-то
подобие телефона. Но, хоть убей, не понимаю, каким образом он работает. И
никто на фабрике не понимает. Если верить законам физики и здравому
смыслу, то эта чертовщина просто не может работать.
- Но вы сами сказали, ваша фабрика выпускает еще уйму всяких поделок,
в которых вроде бы нет никакого толку.
- Сколько угодно, - подтвердил Шервуд. - Но там я не сам составлял
планы и чертежи, я их и не касался. А с этим так называемым телефоном
совсем другой коленкор. Я знал, что надо такие телефоны производить, знал,
сколько их понадобится и что с ними делать.
- Что же вы с ними делали?
- Переправлял их одной фирме в Нью-Джерси.
Что за чушь!
- Как же так? Значит, у вас в голове неведомо откуда берется
чертеж... что-то вам подсказывает - дескать, фабрикуй у себя эти телефоны,
а потом отсылай их куда-то в Нью-Джерси. И вы ничтоже сумняшеся покорно
все это выполняете?
- Какое там ничтоже сумняшеся. Не только сомневался, а чувствовал
себя дурак дураком. Но ты сообрази: этот мой двойник, мой второй мозг,
неведомый помощник из другого мира - зови, как хочешь, - ни разу меня не
подвел. Он спас меня от банкротства, давал дельные советы, столько раз
меня выручал. Кто же отвернется от своего доброго гения?
- Кажется, понимаю, - сказал я.
- Чего ж не понять. Игрок верит в свою удачу. Вкладчик, когда
покупает акции, полагается на чутье. Но и удача и чутье могут изменить, а
тут у меня штука верная и надежная.
Он протянул руку, взял телефон без диска, пытливо оглядел и опять
поставил на стол.
- Этот - один из первых, я давным-давно принес его домой, так он и
стоит. Все годы я ждал, но он ни разу не позвонил.
- Да ведь вам телефон ни к чему, вы и так обходитесь.
- Думаешь, причина в этом?
- Уверен.
- Пожалуй, так оно и есть. Но иногда не знаешь, что и думать.
- Ну, а эта фирма в Нью-джерси - они вам пишут?
Шервуд покачал головой.
- Ни строчки. Просто я отсылаю туда аппараты.
- И расписок не получаете?
- Никаких расписок. И никакой платы. Да я ее и не ждал. Когда ведешь
дело сам с собой...
- Сам с собой?! Так, по-вашему, фирмой в Нью-Джерси заправляет тот
двойник?
- Не знаю, - сказал Шервуд. - Ничего я не знаю, черт подери. Столько
лет это гвоздем торчит у меня в голове, и все время я пытался хоть что-то
понять, но так и не понял.
Лицо у него стало затравленное, и я от души его пожалел. Должно быть,
он это заметил. Он вдруг рассмеялся:
- Ты из-за меня не огорчайся. Вытерплю. Я что угодно вытерплю. Не
забывай, мне заплачено с лихвой. Расскажи-ка лучше о себе. Занимаешься
перепродажей недвижимости?
- Да, и еще страхованием.
- А заплатить по счету за телефон нечем.
- Можете меня не жалеть, - сказал я. - Уж как-нибудь да выкручусь.
- Чудно с вами, с молодежью. Почти никто не остался в Милвилле.
Видно, ничто вас тут не держит.
- Видно, что так, - согласился я.
- Нэнси только вчера вернулась из Европы. Я ей рад. Тоскливо одному в
пустом доме. В последние годы я ее почти и не видел. Училась в колледже,
потом ударилась во всякую общественную деятельность, потом ездила по
Европе. А сейчас вот хочет пожить дома. Надумала писать книжку.
- Это у нее, наверно, хорошо получится, - сказал я. В школе у нее
всегда были лучшие отметки за сочинения.
- Она прямо помешалась на писательстве. Уже напечатала с полдюжины
статеек в этой, как ее... в периодике. Знаешь, все эти журнальчики,
которые выходят раз в три месяца и не платят авторам ни гроша, а только
присылают несколько штук номеров. Прежде я про такие и не слыхивал.
Статейки ее я прочитал, но это ведь не по моей части. Кто их там знает,
хорони они или плохи. Наверно, что-то в них есть, раз напечатали. Главное,
ради своего писания она поживет тут со мной, а мне только того и надо.
Я поднялся.
- Пойду. Уж извините, засиделся.
- Нет-нет, я рад был с тобой потолковать. И не забудь деньги. Этот
мой двойник, или как бишь его, велел отдать их тебе. Я так понимаю, это
вроде аванса.
- Что за фокусы, - сказал я почти со злостью. - Деньги-то даете вы.
- Ничего подобного. Они взяты из особого фонда, он основан много лет
назад. Не годится мне одному снимать все сливки, ведь по-настоящему
изобретения не мои. Вот я и стал откладывать десять процентов прибыли в
особый фонд...
- Наверно, тоже по подсказке того двойника.
- Да, пожалуй... хотя это было так давно, что я уже и сам не знаю.
Короче говоря, завел я такой фонд и все годы давал деньги разным людям,
как подсказывал этот самый, который хозяйничает у меня в голове.
Я уставился на Шервуда во все глаза, невежа-невежей. Но уж очень это
было дико: сидит человек и преспокойно рассказывает, как кто-то неведомый
хозяйничает у него в голове! Свыкся он с этим, что ли, за столько лет?
Нет, все равно непостижимо!
- Я немало выплачивал из этого фонда, - невозмутимо продолжал Шервуд,
- но все равно набралась кругленькая сумма. С тех пор как у меня в голове
завелся сожитель, чего ни коснусь, все приносит изрядный доход.
- И вы не боитесь мне про это рассказывать?
- А чего бояться - что ты пойдешь болтать направо и налево?
- Ну да. Только я болтать не стану.
- Еще бы. Тебя просто поднимут на смех. Кто ж тебе поверит.
- Никто, надо думать.
- Брэд, - сказал Шервуд почти ласково, - не валяй дурака, черт тебя
дери. Возьми-ка этот конверт и сунь в карман. Приходи когда-нибудь еще.
Как захочешь, так и приходи - посидим, потолкуем. Чует мое сердце, что нам
найдется о чем потолковать.
Я протянул руку и взял деньги. И сунул в карман.
- Спасибо, сэр.
- Не стоит благодарности, - сказал он и помахал рукой на прощанье. -
Еще увидимся.

4
Я медленно прошел через прихожую - Нэнси нигде не было видно, ее не
оказалось и на веранде, а я-то надеялся, что она меня там ждет. Она ведь
сказала - да, попозже увидимся, нам надо о многом поговорить, и я,
конечно, решил, что это значит - попозже сегодня же вечером. А может, она
совсем этого не думала. Может, она думала - как-нибудь в другой раз. Или,
может, она меня ждала, а потом ей надоело. Я ведь и правда очень засиделся
у ее отца.
В безоблачном небе взошла луна, в тиши - ни ветерка. Исполинские дубы
стояли недвижно, как изваяния, летнюю ночь пронизывали сверкающие нити
лунного света. Я спустился с крыльца и замер, будто очутился в каком-то
заколдованном круге. Эти великаны-дубы, словно призрачные угрюмые стражи,
и все насквозь пронизавший лунный свет, и необъятная тишина, полная
затаенным ожиданием чего-то, и слабый, какой-то потусторонний аромат,
незримой пеленой стелющийся над податливой чернотой под ногами, - да разве
это мой знакомый, привычный мир, моя Земля?
А потом колдовство рассеялось, сверканье померкло - меня вновь
окружал тот прежний мир, который я знал с детства.
В летней ночи меня пробирала дрожь. Быть может, то был холод
разочарования оттого, что меня выгнали из волшебной страны, от сознания:
она существует, эта страна, но у меня нет надежды там остаться. Я ощутил
под ногами асфальт дорожки и ясно видел теперь, что тенистые дубы -
все-таки просто дубы, а никакие не изваяния.
Я встряхнулся, точно пес, вылезший из воды, окончательно овладел
собой и зашагал по дорожке. Вот и моя машина; я обошел ее, нашарил в
кармане ключи и распахнул дверцу.
Только усаживаясь за баранку, я увидел, что рядом сидит Нэнси.
- Я думала, ты уже никогда не придешь, - сказала она. - О чем это вы
с отцом так долго рассуждали?
- Да так, о разном. Все пустяки, ничего интересного.
- Ты часто у него бываешь?
- Нет, не очень.
Почему-то мне не хотелось объяснять ей, что до этого вечера я ни разу
с Шервудом и двух слов не сказал.
В темноте я на ощупь вставил ключ.
- Прокатимся? - предложил я. - Может, заедем куда-нибудь, выпьем по
стаканчику?
- Нет, не стоит. Лучше просто посидим и поговорим.
Я откинулся на спинку сиденья.
- Славный вечер, - сказала Нэнси. - Тихо, спокойно. По-настоящему
тихое место теперь такая редкость.
- Тут у вас есть совсем заколдованное местечко, - сказал я. - Как раз
перед крыльцом. Я нечаянно ступил на него, да только колдовство быстро
пропало. Все заливает луна, и так странно пахнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37