Тут возможно лишь всесторонне обдуманное решение.
- Но вы его не исключаете - от одной этого содрогнется все
человечество, - сказал биолог.
Генерал Биллингс упрямо вскинул голову.
- Допускать неприятные возможности подобного рода - мой долг, -
заявил он. - Даже учитывая нравственную сторону вопроса, в случае
надобности я не стану колебаться.
- Джентльмены! - беспомощно воззвал сенатор.
Генерал поглядел на меня. Кажется, все они давным-давно обо мне
забыли.
- Прошу прощенья, мистер Картер, - сказал он. - Мне не следовало так
говорить.
Я немо кивнул. Даже за миллион долларов я не мог бы выдавить из себя
ни слова. Все внутри точно свинцом налилось, горло перехватило, я боялся
шевельнуться.
Ничего подобного я не ждал. Правда, теперь, наслушавшись их, я
запоздало понял, что только этого и можно было ожидать. Мне следовало
понимать, как встретят в нашем мире эту новость, а уж если сам не
сообразил, надо было только вспомнить, как тогда сказал Шкалик, лежа на
полу у меня в кухне:
"Они захотят пустить в ход бомбу, - сказал он тогда. - Не давай им
сбросить бомбу..."
Ньюком впился в меня холодным, пронизывающим взглядом.
- Полагаю, вы не станете повторять то, что сейчас слышали, - сказал
он.
- Да, мы вынуждены на вас положиться, друг мой, - подхватил сенатор.
- Мы в ваших руках.
Я через силу рассмеялся. Наверно, дико прозвучал этот смех.
- Чего ради я стану болтать? Мы - такая удобная мишень. Говори не
говори, толку не будет. Все равно нам податься некуда.
А вдруг барьер оградит нас и от бомбы? - мелькнула мысль. Да нет,
ерунда. Барьер не пропускает только ничего живого, точнее, если прав
Дэйвенпорт, - а он, вероятно, прав, это преграда только для существ
мыслящих. Вот пробовали взорвать его динамитом - и хоть бы что. Эта
незримая стена не сопротивляется взрывам - и тем самым от них не страдает.
С точки зрения генерала Биллингса, бомба разом решит все проблемы.
Она уничтожит все живое; именно до этого додумался и Элф Питерсон, когда
решал задачу - как уничтожить зловредный сорняк, который приспосабливается
к любым неблагоприятным условиям. Возможно, ядерный взрыв и не повлияет на
загадочный механизм барьера времени, но он уничтожит все живое,
смертоносная радиация отравит местность и еще очень, очень долго пришельцы
не смогут вновь ее захватить.
- Вы хотите, чтоб я был тактичный и деликатный, - сказал я генералу,
- надеюсь, это будет взаимно. Если вы не найдете никакого другого выхода,
делайте, что надо, безо всякого предупреждения.
Поджав губы, генерал молча кивнул.
- Тошно подумать, что тут начнется, если в Милвилле узнают...
- Сейчас еще рано об этом беспокоиться, - прервал меня сенатор. -
Возможны и другие решения. Пока мы даже обсуждать это не станем. Наш друг
генерал несколько поторопился.
- По крайней мере я честно говорю, - обиделся генерал. - Не кручу, не
увиливаю. Очки никому не втираю.
Видно, он считал, что остальные именно этим и занимаются.
- Поймите одно, - сказал я. - Никакие тайны и секреты здесь
невозможны. На чем бы вы ни порешили, вам придется действовать в открытую.
Есть люди, чьи мысли Цветы могут прочитать. Есть люди - и, может быть,
немало, - чьи мысли они читают вот в эту самую минуту. Причем люди эти ни
о чем не подозревают и кто они - неизвестно. Может быть, Цветы сейчас
читают мысли кого-нибудь из вас. Очень возможно, что они узнают все ваши
планы, еще когда вы только эти планы обдумываете.
Ну, конечно, такое им и в голову не приходило. Я-то их предупреждал,
когда рассказывал свои приключения, но они пропустили это мимо ушей.
Слишком много всего сразу свалилось, так быстро не разберешься.
- Что там за люди у машины, - неожиданно спросил Ньюком.
Я обернулся.
Там собралась добрая половина Милвилла. Они пришли посмотреть, что мы
тут затеваем. Вполне понятно. Они вправе тревожиться, вправе знать, что
происходит. Все это их кровно касается. Наверно, очень многие мне теперь
не доверяют, ведь Хайрам и Том Престон черт знает чего обо мне наговорили,
а я, изволите ли видеть, сижу на стуле посреди шоссе и толкую с важными
шишками из Вашингтона. Наверно, милвиллцы чувствуют себя обойденными,
обманутыми. Наверно, думают, что их тоже должны бы позвать на это
совещание.
Я снова повернулся к той четверке за барьером.
- Все это слишком важно, - настойчиво сказал я. - Смотрите, не
промахнитесь. Если сейчас дать маху, значит, мы наверняка загубим и все
другие возможности.
- Какие возможности? - спросил сенатор.
- Это первый случай, когда мы можем сблизиться с жителями другого
мира. Но, уж конечно, не последний. Когда люди выйдут в космос...
- Но мы пока не в космосе, - сказал Ньюком.
Нет, безнадежно, все впустую. Я слишком многого ждал от тех, кто
собрался тогда у меня в гостиной, и слишком многого ждал от этих приезжих
из Вашингтона.
Им не выдержать испытания. Никогда нам, людям, не выдержать
испытания. Так уж мы устроены, мы только и способны на провал. У нас
вывихнутая логика, скверные, ложные побуждения, и ничего нельзя с этим
поделать. Мы по природе своей близоруки, себялюбивы, самодовольны, где уж
нам сойти с убогой проторенной дорожки.
А быть может, этим страдает не только человечество? Быть может, и эти
Цветы, и любые другие чужаки и пришельцы так же ограничены тесной,
привычной колеей? Быть может, все они окажутся так же деспотичны, так же
упрямы, глухи и слепы, как мы?
Я беспомощно развел руками, но едва ли мои собеседники это заметили.
Они во все глаза смотрели куда-то на дорогу позади меня.
Я круто обернулся. К нам приближалась толпа, которая еще недавно
ждала у застрявших машин: она была уже на полпути между той пробкой и
барьером. Люди шагали молча, размеренно, с непреклонной решимостью. Точно
сама судьба надвигалась на нас.
- Чего им надо, как вы думаете? - беспокойно спросил сенатор.
Я всмотрелся: впереди всех Джордж Уокер, мясник из магазина "Рыжий
филин", за ним - Матч Ормсби с заправочной станции и Чарли Хаттон, хозяин
"Веселой берлоги". И Дэниел Виллоуби тоже здесь, этому явно не по себе, он
из тех, кто всегда избегает толпы, шума и скандалов. А вот Хигги не видать
и Хайрама тоже, зато Престон тут как тут. Ну, а Шервуд? Шервуда, конечно,
нет. Не такой он человек. Но народу полно, и все мне хорошо знакомы. И
лица у всех мрачные, полные решимости.
Я отступил на обочину, и толпа прошла мимо, никто даже не поглядел в
мою сторону.
- Послушайте, сенатор! - начал Джордж Уокер, голос его прозвучал
чересчур громко. - Ведь это вы и есть сенатор, верно?
- Да, это я, - отозвался сенатор Гиббс. - Чем могу быть вам полезен?
- Вот это самое мы и пришли узнать, - сказал Уокер. - Мы вроде как
делегация.
- Понимаю.
- Мы попали в беду, - продолжал Уокер. - А мы все честно платим
налоги, так что пускай нам помогут, мы имеем право. Вот я ведаю в "Рыжем
филине" мясным отделом, а народ к нам в Милвилл проехать не может, так уж
я и не знаю, что будет. Без приезжих покупателей мы в два счета прогорим.
Со своими-то, с милвиллскими, мы, конечно, торгуем, да ведь этого мало,
дело себя не оправдывает, и скоро здешним будет нечем платить, ни у кого
гроша не останется, а в кредит торговать нам не под силу. Понятно, свежее
мясо мы всегда добудем. А продать - не продашь. Нет нашей возможности
дальше торговать, как ни кинь, все клин...
- Одну минутку, - вставил сенатор. - Не нужно торопиться. Давайте
обсудим все по порядку. У вас возникли затруднения, мне об этом известно,
и я сделаю все, что только могу...
- Вот что, сенатор, - прервал кто-то гулким басом, - тут кой у кого
из нас задачки позаковыристей, чем у Джорджа. Хоть у меня, к примеру.
Работаю я за городом, живу от получки до получки: целую неделю ребятишек
кормить надо? Обуть-одеть надо? По всяким счетам платить надо? А теперь
мне до работы не добраться, стало быть, и получки никакой нету. И я не
один такой. Нас таких сколько хочешь. И на черный день ни у кого не
отложено. У нас в Милвилле, скажу я вам, таких, чтоб хоть грош отложили
про запас, может, раз-два и обчелся. Вот мы все и...
- Постойте, - взмолился сенатор Гиббс. - Послушайте и вы меня. Дайте
мне хоть немного времени. В Вашингтоне уже знают о том, что здесь
случилось. Знаю, как трудно вам всем приходится. Вам постараются всемерно
помочь. В конгресс будет внесен законопроект о пособии для жителей вашего
города, и я сам буду трудиться не покладая рук, чтобы закон этот был
принят без излишних проволочек. Мало того. На востоке страны некоторые
газеты и телевизионные компании объявили сбор средств в помощь Милвиллу. И
это только начало. Будет сделано еще очень многое...
- Да на черта нам это нужно, сенатор! - пронзительно выкрикнул
кто-то. - Не надо нам никаких пособий. Мы не нищие, нам подачки ни к чему.
Вы только помогите нам вернуться на работу.
Сенатор даже растерялся.
- То есть, вы хотите. чтобы мы сняли этот барьер?
- Слушайте, сенатор, - снова загромыхал бас, - сколько лет
правительство ухлопывает миллиарды, чтобы запустить человека на Луну.
Ученых у вас хоть пруд пруди, так неужто нельзя потратить кой-какие деньги
и время, чтоб нас вызволить! Мы весь век платим налоги, а много ли за это
получаем?..
- Да, но дайте же нам срок, - возразил сенатор. - Мы должны выяснить,
что представляет собой этот барьер, и найти какой-то способ с ним
справиться. Скажу вам прямо и откровенно, такую задачу в пять минут не
решить.
Сквозь толпу пробиралась Норма Шепард, секретарша доктора Фабиана, и
наконец остановилась напротив сенатора.
- Но надо же что-то сделать, - сказала она. - Надо что-то сделать,
понимаете? Кто-то должен найти способ. У нас тут есть больные - тяжелые,
их надо положить в больницу. а мы не можем их переправить. Если мы их не
отправим в больницу, некоторые умрут. У нас на весь Молвил только один
доктор, и он уже очень немолод. Он хороший доктор и лечит нас уже много
лет, но с очень тяжелыми больными ему не справиться, да у него ни
лекарств, ни инструментов таких нету. С очень тяжелыми случаями он никогда
не мог один справиться, он сам так прямо и говорил...
- Дорогая моя, - отеческим тоном начал сенатор, - я понимаю вашу
озабоченность, я весьма вам сочувствую, и можете не сомневаться.
Что ж, видно, беседа моя с представителями Вашингтона закончена. Я
медленно побрел по шоссе, вернее, рядом с ним, по взрытой, перепаханной
земле, из которой уже поднимались тоненькие зеленые ростки. Семена,
посеянные той странной бурей, взошли удивительно быстро, и теперь побеги
тянулись к свету.
Каков-то будет урожай, с горечью подумал я.
И еще любопытно, очень ли Нэнси на меня сердится за драку с Хайрамом
Мартином. Какое у нее тогда было лицо... а потом она сразу повернулась и
ушла. И когда ее отец прибежал сказать мне, что звонит Гиббс, она не вышла
из дому.
В ту короткую минуту на кухне, когда она припала к моему плечу, она
вдруг стала совсем прежней - моя любимая, та девушка, с которой мы
когда-то ходили, взявшись за руки, та, что смеялась милым грудным смехом и
дня не могла прожить без меня, как и я - без нее.
- Нэнси! - едва не закричал я. - Нэнси, прошу тебя, пускай все опять
будет по-старому!
Но, наверно, к старому возврата нет. Наверно, это Милвилл виноват,
это он стал между нами: за те годы, пока Нэнси тут не было, она переросла
наш город, а я оставался здесь и еще глубже врос в него всеми корнями.
Нет, сквозь пыль стольких лет, сквозь все воспоминания, случаи и
события, сквозь перемены, что произошли и в ней и в тебе самом, не
докопаешься так легко до прошлого, не вырвешь из него минувший день и час.
И если даже доберешься до него, слишком плотно он зарос пылью времени и
уже не вернешь ему того незабвенного сияния. А может, на самом деле он так
и не сиял, может, только в воспоминании, от тоски и одиночества, ты сам
наделил его этим ослепительным блеском.
Быть может, только раз за всю жизнь, да и то не к каждому, приходит
вот такая сияющая минута. Возможно, есть даже такой закон, что минута эта
и не может повториться.
- Брэд, - окликнул кто-то.
Все время я шел, повесив голову, глядя только под ноги. Услыхав свое
имя, поднял глаза - оказалось, я уже поравнялся со сбившимися в кучу
машинами.
К одной из них прислонился Билл Доневен.
- Привет, Билл, - сказал я. - Что ж ты не пошел туда с ними?
Билл брезгливо поморщился.
- Помощь нам нужна, это верно, - сказал он. - Ясно, нужна. Еще как.
Только можно и обождать малость, не сдохнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37