искрясь на послеполуденном солнце, вода бежала между высоких утесов,
тянувшихся с обеих сторон.
Позади них поднималось гигантское расширяющееся кверху сооружение,
тонкий черный свиток металла, который казался огромным в силу самого
своего размера и в то же время настолько хрупким, что было удивительно,
почему его не качает под ветром.
- Ты подумал о том же, что и я? - спросил Джон Джейсона.
- Ты имеешь в виду то, с чем беседует Проект?
- Именно. Ты думаешь, это возможно? Мог бы суперробот, или
чрезвычайно сложный компьютер, или что он там такое, войти в контакт с
Принципом?
- Возможно, он его всего лишь слушает, знает, что он там, быть может,
получает от него какую-то информацию. Но по-настоящему не разговаривает.
- Это не обязательно должен быть Принцип, - сказал Джон. - Это может
быть другая раса или несколько рас. Мы обнаружили их не так мало, но лишь
с очень немногими из них можем общаться, поскольку у нас нет основы для
взаимопонимания. Однако биолого-механическая штуковина, такая как стоит
там, может создать эту основу. Его разум, если то, что у него есть, можно
назвать разумом, возможно, более гибок чем наш. Бесспорно, что в отношении
базы для понимания он равен человечеству. В течение столетий роботы
накачивали его запоминающее устройство всеми человеческими знаниями,
которые только могли дать. Вероятно, это наиболее образованное существо,
когда-либо бывшее на Земле. Он обладает эквивалентом нескольких сотен
университетских образований. Сам объем знаний - который он сохранит в
неприкосновенности, не имея человеческого свойства забывать, - мог
обеспечить ему более широкий кругозор, чем у любого из людей.
- С чем бы он там ни говорил, - сказал Джейсон, - одно очко в его
пользу. Так мало разумных рас, с которыми мы смогли вступить хоть в
какое-то общение, я уж не говорю об исполненном смысла. А, насколько я
понимаю, общение, в которое вступил этот суперробот, еще какое
осмысленное.
- Возможно, по двум причинам, - произнес Джон. - Во-первых, он,
вероятно, способен расшифровывать символы языка...
- Функция хорошего компьютера, - указал Джейсон.
- И во-вторых, хороший компьютер может быть способен не просто к
лучшему и отличному от нашего пониманию, но к более широкому пониманию. Он
может обладать более широким спектром понимания, чем любой из людей. Во
многих случаях мы не можем вступить в контакт благодаря своей
неспособности постичь образ мыслей и систему ценностей, отличающиеся от
наших.
- Что-то уж больно долго мы ждем, - проговорил Красное Облако. - Как
вы думаете, что чудовище все не может ни на что решиться? Хотя я склонен
думать, что не имеет значения, что он скажет. Сомневаюсь, что он мог бы
помочь.
- Это не чудовище, сэр, - возразил Езекия. - Это логическая
конструкция, созданная такими, как я, хотя должен сейчас же прибавить, что
такие, как я, ни за что не стали бы ее создавать. Пусть ома логическая, но
это омерзительная вещь, построенная в греховной гордыне. Но тем не менее я
уверен, что если Проект примет такое решение, он сможет оказать помощь.
Ибо, построенный логически, он будет давать логичные советы...
- Мы скоро узнаем, - сказал Джейсон, - так как Стэнли спускается по
тропинке.
Они поднялись и стоя ожидали сверкающего робота. Тот спустился,
подошел к ним и остановился, поглядел каждому из них в лицо.
- Для вас, - наконец проговорил он, - новости плохие.
- Значит, вы нам не поможете, - сказал Джейсон.
- Мне искренне жаль, - ответил робот. - Моим личным желанием было бы
сотрудничать с вами всеми возможными способами. Но мы строили Проект как
одного из нас, как главного среди нас, можно сказать, - он склонил голову
в сторону Горация Красное Облако, - как нашего вождя, и потому должны
следовать его решению. Ибо какой смысл создавать вождя, если ты ему не
доверяешь и не следуешь за ним?
- Но на каком основании он принял это решение? - спросил Джейсон. -
Возможно, оного, что вы нам не доверяете. Или же проблема, по вашему
мнению, не столь серьезна, как мы утверждаем?
Стэнли покачал головой.
- Ни то ни другое, - сказал он.
- Ты, конечно, понимаешь, что если Люди вернутся, они могут подчинить
вас себе. И Проект тоже.
- Ты, несомненно, обязан быть учтивым с этими джентльменами... -
начал Езекия.
- Не вмешивайся, - резко оборвал его Стэнли.
- Буду вмешиваться, - в голосе Езекии заскрежетал несвойственный ему
гнев. - Это существа, которые нас создали, наши создатели. Всякую
верность, что в нас есть, мы обязаны испытывать к ним. Даже ваш Проект
должен быть им верен, поскольку вы использовали не только данный вам
людьми разум, чтобы его задумать и построить, но вы также по всему свету
собирали материалы, из которых его строили, знания, которые в него
вводили.
- Мы больше не ищем преданности, - проговорил Джейсон. - Возможно,
нам и не стоило этого делать. Порой я думаю, мы должны принести вам свои
извинения за то, что вообще вас построили. Конечно, мы не дали вам мира,
за который вы могли бы быть благодарны. Но теперь дело повернулось так,
что это затрагивает нас всех. Если Люди вернутся и захватят планету,
пострадаем мы все.
- Чего вы хотите? - спросил Стэнли.
- Вашей помощи, разумеется. Но поскольку вы не можете нам ее
предоставить, полагаю, у нас есть право спросить, почему вы отказываетесь
помочь.
- Это не послужит вам утешением.
- Да кто говорит об утешении? Мы не утешения ищем.
- Хорошо, - сказал Стэнли. - Раз вы настаиваете. Но я не могу сам вам
сказать.
Он запустил руку в сумку, висевшую на поясе, достал оттуда сложенный
лист бумаги, развернул его и разгладил.
- Это, - сказал он, - ответ, который дал нам Проект.
Он подал бумагу Джейсону. На ней были напечатаны четыре строчки,
которые гласили:
"Описанная ситуация для нас несущественна. Мы могли бы помочь
человечеству, но нет причин, по которым нам следует это сделать.
Человечество является преходящим фактором и нас не касается".

23
Дядя Джейсон сказал, что сначала ей следует читать книги по истории -
начиная с общей. Это, сказал он, даст основу для понимания всего
остального.
Сейчас, сидя у стола в библиотеке, когда ветер бормотал в карнизах, а
от толстой свечи остался лишь небольшой огарок, Вечерняя Звезда устало
подумала о том, какой собственно прок в понимании. Понимание не разгладит
складки озабоченности на лице дяди Джейсона. Оно не гарантирует, что, если
вернутся Люди, останутся нетронутыми леса и прерии - земли, где живет ее
народ. И оно не скажет ей, что случилось с Дэвидом Хантом.
Последнее соображение, призналась она себе, лично для нее является
самым важным. Он обнял и поцеловал ее в тот день, когда они нашли существо
в лощине, и к дому они вернулись вместе, держась за руки. И больше она его
не видела, никто его больше не видел. Она бродила по лесу в надежде найти
его самого или какие-то свидетельства того, куда он мог деться, и со
стыдом припомнила, как ходила спросить о нем в монастырь. Роботы ничуть не
обеспокоились: они были учтивы, но едва ли милы, и она шла обратно,
чувствуя себя в некотором роде униженной, словно дала взглянуть этим
равнодушным мужчинам из металла на свое обнаженное тело.
Он убежал от меня? - подумала она. Или в том, что произошло в тот
день в лощине, ей виделось больше, чем было на самом деле? Оба они были
потрясены случившимися там событиями, и захлестнувшие их чувства могли
найти выход таким образом, однако, если взглянуть более трезво, это
совершенно бессмысленно. Непохоже, сказала она себе, чтобы это было так
Она все думала с тех пор об этом и склонялась к мысли, что те события
всего лишь дали толчок тому, что она знала и чувствовала, но не осознавала
полностью - что она любила этого бродягу с запада. Но что если, думала
она, он задал себе тот же вопрос и нашел иной ответ?
Сбежал ли он? Или он все еще должен что-то искать - спустя все эти
месяцы и пройденные мили, ищет ли он по-прежнему? Убежден ли он, что
предмет его поисков летит не в этом доме и не в ней самой, и потому
двинулся дальше на восток в своих бесконечных исканиях?
Она отложила книгу прочь и сидела в тишине погруженной в сумрак
библиотеки, уставленной рядами книг, и на столе догорала, оплывая, свеча
Скоро придет зима, подумала она, и ему будет холодно. Она могла бы дать
ему одеяла, теплую одежду. Но он не сказал ей, что собирается уходить, а
сама она знать этого не могла.
Она снова пережила в мыслях день, когда они нашли то существо. Все
было тогда так непонятно, и до сих пор она не могла собрать все воедино,
сказать, что сперва произошло это событие, затем то, а после него еще
третье. Все было перемешано, словно случилось одновременно, без малейших
промежутков времени, однако она знала, что было иначе, что существовала
последовательность событий, хотя они произошли довольно быстро и
беспорядочно. Самое странное, что она не могла с уверенностью сказать, что
сделал Дэвид, а что - она сама, и в который раз задала себе вопрос, смогли
бы они сделать это по отдельности или необходимо было участие обоих, чтобы
каждый сделал то, что сделал.
И что сделала она? Что с ней случилось? Пытаясь это восстановить,
девушка могла припомнить лишь отдельные фрагменты, а она была уверена, что
произошедшее никак не дробилось, и фрагменты эти - не более чем разбитые
кусочки некоего целого. Раскрылся весь мир, вся вселенная - или то, о чем
она с тех пор думала как о вселенной, - развернувшись перед ней, обнажив
все потайные уголки, явив все существующие знания, все причины всех
событий; вселенная, из которой были вычеркнуты время и пространство, ибо
они служат в первую очередь для того, чтобы никто не мог постичь ее
целиком. Появилась на короткий миг и затем исчезла так быстро, что мозг не
успел ничего зафиксировать, исчезла, оставив о себе лишь впечатления,
никаких определенных воспоминаний, никакого твердого знания - только
впечатления, словно лицо, увиденное при вспышке молнии и потом вновь
погрузившееся во мрак.
Было ли это - могло ли быть - осуществлением того, о чем она пыталась
рассказать Дедушке Дубу, понимая, что внутри нее нечто происходит, что
грядет некое изменение, но не зная, какое именно, и сказав вместо этого,
что может снова уйти, хотя и по-другому, чем она уходила в страну дикого
риса? Если это так, подумала она, если это новая способность, вроде
путешествия к звездам, а не просто нечто ей привидевшееся, то ей никогда
больше не придется куда-то отправляться, потому что она уже там, она сама
суть любое место, каким только захочет быть.
Она впервые подумала об этом как о способности и смутилась и
испугалась - не столько значения этой мысли, сколько того, что вообще об
этом подумала, что она, пусть даже подсознательно, позволила себе об этом
думать. Она сидела, выпрямившись и напряженно застыв, и в полутемной
комнате, где мерцала, догорая, свеча, ей вновь послышались голоса и тихое
движение всех тех призраков, что обитали среди своих произведений, в этом
единственном оставшемся им на Земле месте.

24
(Выдержка из записи в журнале от 29 ноября 5036 года).
...В последние несколько столетий произошло некоторое ухудшение моего
физического состояния, и теперь бывают дни (как сегодня), когда я ощущаю
на своих плечах тяжесть прожитых лет. Я чувствую усталость, которую нельзя
отнести на счет обычных дел, потому что я никогда не утомлял себя
чрезмерно делами, а в последние годы и подавно. Походка моя сделалась
шаркающей, а рука утратила бьющую твердость и выводит в журнале дрожащие
каракули, и случается также, что я пишу не то слово, которое хотел
написать - очень похожее, но не то. Еще бывает, что я не могу сразу
подыскать нужное слово, и приходится подолгу сидеть, роясь в памяти, что
меня не столько раздражает, сколько печалит. Порой я пишу с ошибками, чего
раньше никогда не бывало. Думаю, я стал похож на старого пса, который спит
на солнышке, с той существенной разницей, что старый пес ничего от себя не
требует.
Элисон, моя жена, скончалась пятьсот лет назад, и хотя многое уже
забылось, я помню, что смерть ее была тиха и спокойна, и полагаю, что и
моя, вероятно, будет такой же. Живя так, как сейчас, мы умираем от
старости, а не от разрушительного действия болезней, и именно это, с моей
точки зрения, в большей степени, чем долгая жизнь, является истинным
счастьем, которое было нам даровано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25