– А если отвлечься от «надо», то увидишь глазами этих чудиков не прогресс и не развитие, а самый простой для Меняющейся Вселенной процесс.
– Какой? – настороженно спросил тот.
– А мы его наблюдали многократно: для планет, для звезд, для Галактик… для любых образов-событий в MB – потому что он всюду один, только в разных масштабах и с разными подробностями. Противоположный начальному. Валерьян Вениаминович, – голос у Александра Ивановича стал мягкий; он будто щадил сейчас собеседника, давал возможность, не называя вещи прямо, дозреть самому, управиться с чувствами. – И не только противоположный, но во многом зеркально-симметричный с ним. Бог с ними, с жукоглазыми, давайте смотреть сами – как исследователи, многократно наблюдавшие в MB начала и концы. Первое, – Корнев загнул палец на левой руке, – на начальной стадии, набирая выразительную устойчивость, планета уплотняется – на стадии развития нашей цивилизации начинает рыхлиться. Ведь что общее, Вэ-Вэ, во всех произведениях ума нашего и рук: от глиняной утвари до автомобилей, от гитар до небоскребов? Все это с пустотами, средние плотности куда меньше, чем у исходных материалов, когда они лежали в земле: то есть просто пузыри разной формы! Иначе и не сделаешь, иначе не используешь… И ведь что замечательно: великая наука сопромат, после сдачи которой студенту жениться позволено, год от года доказывает, что прежние коэффициенты прочности были перестраховочными, с большим запасом, что при надлежащих расчетах и ухищрениях можно делать все тоньше, длиннее, ажурнее. И утоньшаются стены высотных домов, балки перекрытий, листы обшивки воздушных лайнеров – все выше и тоньше пузырится цивилизация! Добавьте к этому пустоты в земле от исчерпанных «залежей полезных ископаемых», да горы хлама, мусора, отходов.
Второе, – он загнул еще палец. – На стадии разделения горючие вещества, уголь-нефть-газ-сланцы, оказались под землей, а атмосфера из «доменной» превратилась в азотно-кислородную. На стадии цивилизации интенсивно идет обратный процесс соединения-сжигания этих веществ, и атмосфера, набирая дымы, пыль и углекислоту, помаленьку сдвигается в сторону «доменной». Заодно – не буду на это отдельный палец тратить, а то не хватит – подобное происходит и с водами: на начальной стадии они максимально очистились – одни примеси выпали в осадок, другие адсорбировались твердью, третьи испарились – на нынешней идет помутнение-загрязнение, смешение воды и суши в первичную грязь. Прибавьте к этому оседание пыли на поверхность горных ледников, уменьшение их альбедо, из-за чего они начинают таять – для Альп в Европе, это уже серьезная проблема.
Третье. На начальной стадии твердь успокаивается, движение тел на ней уменьшается, рельеф стабилизируется. Происходит это неравномерно: в одних местах тишь да гладь, а в других еще вспучиваются лавовые пузыри (следы их на Луне хорошо видны), вздуваются и извергаются свищи – вулканы, перемещаются моря, обрушиваются лавины, растрескиваются на ущелья и овраги плато… но таких мест все меньше, сыпь вспучиваний и паутинки трещин там все мельче – и все застывает. На стадии нашего прогресса мы наблюдаем обратное. Нет, в усилении сейсмической активности человек пока еще не повинен – но города, их рост. Разве это не бурные – для режима «кадр-год» по крайней мере – изменения рельефа в сторону вспучивания? Разве это не возрастание движения тел – и по числу, по массам, по размерам – когда по «трещинам»-дорогам, по трассам в морях и в воздухе, а когда и мимо? А возникновение других – Аральского, например?…
– Температуры не те, – вставил Пец, – не те, при каких лава кипит и пузырится.
– Что температуры – важен конечный результат. Температура – это всего лишь физика, а о ней немного позже, Вэ-Вэ… Но, раз вы затронули этот вопрос, четвертое. – Корнев загнул еще палец. – Начальная стадия сопровождается остыванием планеты, при этом уменьшается как число источников электромагнитного излучения, их мощность и яркость, так и средняя частота: от белого и желтого света к красному, к тепловому. Не раз и вы, и я видели это из кабины на ночной части планет: что там за огни – факелы ли газовые, лесные пожары, или что-то еще, установить трудно, но что сникают они год от года и век от века, редеют, тускнеют – это достоверно. На стадии же цивилизации все опять наоборот: концентрация и яркость ночных огней год от года растет – ив каждом городе и поселке, вместе с числом городов и поселков, и дорогах, на стройках… всюду. Сначала это керосиновые и газовые фонари, затем лампочки накаливания, газосветные трубки – все для нашей безопасности и удобств, для ночной работы, для реклам, для праздничных иллюминаций… все надо . Добавим сюда тепловое излучение (кое при сдвиге спектра тоже сияет) от домен, конвертеров, ТЭЦ, ГРЭС, АЭС… да и газовых факелов сейчас стало побольше, и нефтяных и лесных пожаров. Нагревается планетишка.
А радиоизлучение? Слушайте, Вэ-Вэ, здесь и умствовать не надо с жукоглазыми, данные из MB привлекать – у всех на глазах это за неполный век от изобретения радио! Сначала передавали на сверхдлинных и длинных волнах, в первую мировую войну освоили средние, после нее диапазон за диапазоном прибрали к рукам короткие, во вторую мировую пошли в ход – для радаров – метровые УКВ, затем дециметровые, сантиметровые, миллиметровые… И не просто так, а потому что надо передавать все больше информации на все большие расстояния. Ведь чем выше частота, тем больше в нее втиснется сигналов и двоичных чисел. А информация все обильнее: радиосводки, интервью, песенки, телепостановки, телемосты, глушилки, радиопривод и навигация, ретрансляторы, цветное телевидение, система ВНОС, космическая связь, правительственные ВЧ-каналы, шифровки, радиофантомы для обмана ракет, радиоселекторы… и все насыщенней, высокочастотней. Наша планетка в радиопиапазоне нынче сияет наравне с Солнцем и Юпитером. Сплетницы, которым недавно для общения хватало скамейки у калитки. и каленых семечек, теперь перемывают косточки знакомым посредством междугородных телефонов и спутниковой связи. Миллиарды людей дряхлеют вечерами у телеэкранов, в уборную не сбегают до самого «хеппи энд», распро… их в…! – Александр Иванович утратил ровность тона, выругался длинно, сложно, грязно – и похоже, что неожиданно для себя. Виновато взглянул на Пеца. – Извините, Валерьян Вениаминович, при вас не следовало бы. Я к тому, что этот нарастающий частотный сдвиг и накал – это же исполнение закона смещения Вина для нагревающегося тела! Все равно как для болванки в печи, для электроплитки под током. Что же такое эта радио– и телеинформация; без которой всем зарез, все эти новости, развлекательные программы, официальные сообщения, популярные передачи и прочее, если суммируется она в явление разогревания планеты ? Вот вам и физика!…
Корнев поглядел на левую кисть, на которой незагнутым остался один мизинец, загнул и его:
– Пятое. На начальной стадии миропроявления возникли атомные ядра и атомы. Не будем сейчас вдаваться, получились ли они по турбулентной гипотезе Бармалеича, то есть самыми последними, или в Первичном Взрыве официальной физики – самыми первыми. Важно, что было время, когда они возникли. Нынче они – не все, но многие – распадаются. Не будем опять-таки уточнять, извечный ли это процесс или, по Любарскому, связан с ослаблением напора в потоке времени… Но несомненно одно: вклад цивилизации в это дело таков, что распадающихся и делящихся веществ на планете стало больше, чем было бы без усилий ученых, и средний темп распада и деления их возрос.
Ну, и шестое, – загнул главный инженер палец на правой руке, оставив левую сжатой в кулак. – На стадии разделения на планете возникла и развилась – от мелких простейших форм до сложных, весьма крупных и выразительных – органическая жизнь. Цивилизация попятила ее – и преимущественно самые крупные и выразительные формы. Насекомым и крысам пока еще ничто не угрожает – а вот китам, мамонтам, слонам, зубрам, лошадям, вековым лесам, осетрам, львам… Из крупных животных сейчас размножается один человек. Но развивается ли? Ладно, – Александр Иванович распрямил все пальцы, – будет. Можно много перечислять, на руках пальцев не хватит, туфли снимать придется… но и так ясно, Вэ-Вэ: по своим глобальным результатам цивилизация никакой не разумный процесс. Это стихийный космический процесс смешения и распада, всеохватывающего разрушения планеты, стихийный процесс, исполняемый через нас.
Он замолчал, слез со стола, прошелся по комнате.
II
Вывод был сильный. Валерьян Вениаминович подумал, что от такого можно поседеть и состариться даже без сверхдозы ускоренного времени. Но, судя по тому, как подготовлено – хоть и с заметным борением в душе, как бы сам себе не доверяя, Корнев все изложил, это действительно стоило ему долгого времени, длительных наблюдений, трудных размышлений.
Сам Пец сидел, зажав коленями стиснутые ладони, закусив почти до боли нижнюю губу; ему было изрядно не по себе.
– А теперь о вашей реплике, Вэ-Вэ, что-де температуры не те, – Корнев остановился напротив него, прислонился к стене. – Понимаете, когда мы видим эту стадию смешения на планетах MB, то замечаем, что там многое не по физике делается, не только вспучивание-пузырение. Взять роения тел – все обширнее, выше, быстрее – оно ведь супротив Ньютоновых законов инерции и тяготения. А саморазогревание поверхности – почему, откуда, раз планета остыла и высветилась?… Выходит, действуют какие-то дофизические законы и явления. И состоят они, например, в том, что в послеэкстремальной стадии на планетах одна из пород животных становится разумной , удовлетворяет свои растущие потребности… а дальше на нее спокойно можно положиться. Не обязательно, чтобы гуманоиды, мы видели, что и ящеры по этой части не промах, могут образумиться еще какие-то, даже вовсе неорганические. Ничего себе явление природы? Явление, в котором участвуют города, правительства, институты, теории добра и зла, наука, политика, искусства, технологии, чиновники, трудящиеся, семьи, кланы, нации, религиозные течения, техника, литература, изобретения, и еще, и еще… и все заботятся о благе, о безопасности, о пользе (о вреде почти никто!), об удовлетворении потребностей на душу населения. «Человек создан для счастья, как птица для полета», – а другие твари, стало быть, лишь для того, чтобы обеспечить ему это счастье: мясную диету, пух-перо и дубленки.
Корнев снова прошелся вдоль стены, остановился, потер лоб.
– Я здесь много об этом размышлял, книги читал. Не по специальности это мне, не по складу ума – но коль скоро возникли сомнения в сути самого главного во мне, да не только во мне – надо остановиться и разобраться. «Закон возрастания потребностей» – он даже в политэкономии записан. Но почему он такой?… Такова природа человека. А почему она такова? Почему у зверей нет возрастания потребностей? Да и у нас, если говорить об основных-то, животных, этого нет… ну разве полакомиться чем-нибудь дефицитным. Но как только удовлетворены основные, каждый начинает косить ненасытным оком: а как другие живут, что едят и носят, какая мебель, квартира, автомобиль, дача, пост, жена, любовница, электроника, записи, стиральная машина… Вот тут и подхватывает людей нечистая сила: хочу, чтоб не хуже, чтоб у меня больше и лучше было! И пределов этой жажде нет.
Он подергал нос, усмехнулся:
– Как все-таки подла наука! Вот произнесли слова: закон возрастания потребностей – и всем кажется, будто разобрались, закон открыли… Лепечем об объективном познании, а сами настолько субъективны, что боимся и подумать, что наши чувства, стремления, потребности могут иметь иной объективный смысл в эволюции мира. Удовлетворяем их, переживаем удовольствие, порой счастье, возникают новые стимулы, утоляем и их… И кажется, что в этом и есть смысл бытия, что все блага Земли запасены именно для нас, что так и должно быть. Действительно, «должно» – да только не в том смысле. Дрожжевые микроорганизмы тоже радостно питаются, что-то выделяют, размножаются – и не думают, что утолением своих потребностей создают процесс брожения в тесте в интересах хлебопека.
– Даже так?! – поднял брови директор.
– Что? А… нет, Вэ-Вэ, не так: нет Вселенского Хлебопека, нет бога, кроме потоков материи-действия, потоков времени. Это-то самое и обидное, самое смешное и постыдное: что наша, «венцов творения», психическая жизнь – самая сложнота, самая вкуснятина в романах и фильмах – суть множественное проявление чего-то очень простого, проще всех слов. И главный смысл наших чувств, наших страстей и стремлений – тот, что они есть связи со средой, связи, делающие нас всех частями крупных и тоже очень простых процессов в мире. Поскольку вы изучали индийскую философию, для вас это не должно быть новым.
– Изучать-то я изучал… – задумчиво сказал Пец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Какой? – настороженно спросил тот.
– А мы его наблюдали многократно: для планет, для звезд, для Галактик… для любых образов-событий в MB – потому что он всюду один, только в разных масштабах и с разными подробностями. Противоположный начальному. Валерьян Вениаминович, – голос у Александра Ивановича стал мягкий; он будто щадил сейчас собеседника, давал возможность, не называя вещи прямо, дозреть самому, управиться с чувствами. – И не только противоположный, но во многом зеркально-симметричный с ним. Бог с ними, с жукоглазыми, давайте смотреть сами – как исследователи, многократно наблюдавшие в MB начала и концы. Первое, – Корнев загнул палец на левой руке, – на начальной стадии, набирая выразительную устойчивость, планета уплотняется – на стадии развития нашей цивилизации начинает рыхлиться. Ведь что общее, Вэ-Вэ, во всех произведениях ума нашего и рук: от глиняной утвари до автомобилей, от гитар до небоскребов? Все это с пустотами, средние плотности куда меньше, чем у исходных материалов, когда они лежали в земле: то есть просто пузыри разной формы! Иначе и не сделаешь, иначе не используешь… И ведь что замечательно: великая наука сопромат, после сдачи которой студенту жениться позволено, год от года доказывает, что прежние коэффициенты прочности были перестраховочными, с большим запасом, что при надлежащих расчетах и ухищрениях можно делать все тоньше, длиннее, ажурнее. И утоньшаются стены высотных домов, балки перекрытий, листы обшивки воздушных лайнеров – все выше и тоньше пузырится цивилизация! Добавьте к этому пустоты в земле от исчерпанных «залежей полезных ископаемых», да горы хлама, мусора, отходов.
Второе, – он загнул еще палец. – На стадии разделения горючие вещества, уголь-нефть-газ-сланцы, оказались под землей, а атмосфера из «доменной» превратилась в азотно-кислородную. На стадии цивилизации интенсивно идет обратный процесс соединения-сжигания этих веществ, и атмосфера, набирая дымы, пыль и углекислоту, помаленьку сдвигается в сторону «доменной». Заодно – не буду на это отдельный палец тратить, а то не хватит – подобное происходит и с водами: на начальной стадии они максимально очистились – одни примеси выпали в осадок, другие адсорбировались твердью, третьи испарились – на нынешней идет помутнение-загрязнение, смешение воды и суши в первичную грязь. Прибавьте к этому оседание пыли на поверхность горных ледников, уменьшение их альбедо, из-за чего они начинают таять – для Альп в Европе, это уже серьезная проблема.
Третье. На начальной стадии твердь успокаивается, движение тел на ней уменьшается, рельеф стабилизируется. Происходит это неравномерно: в одних местах тишь да гладь, а в других еще вспучиваются лавовые пузыри (следы их на Луне хорошо видны), вздуваются и извергаются свищи – вулканы, перемещаются моря, обрушиваются лавины, растрескиваются на ущелья и овраги плато… но таких мест все меньше, сыпь вспучиваний и паутинки трещин там все мельче – и все застывает. На стадии нашего прогресса мы наблюдаем обратное. Нет, в усилении сейсмической активности человек пока еще не повинен – но города, их рост. Разве это не бурные – для режима «кадр-год» по крайней мере – изменения рельефа в сторону вспучивания? Разве это не возрастание движения тел – и по числу, по массам, по размерам – когда по «трещинам»-дорогам, по трассам в морях и в воздухе, а когда и мимо? А возникновение других – Аральского, например?…
– Температуры не те, – вставил Пец, – не те, при каких лава кипит и пузырится.
– Что температуры – важен конечный результат. Температура – это всего лишь физика, а о ней немного позже, Вэ-Вэ… Но, раз вы затронули этот вопрос, четвертое. – Корнев загнул еще палец. – Начальная стадия сопровождается остыванием планеты, при этом уменьшается как число источников электромагнитного излучения, их мощность и яркость, так и средняя частота: от белого и желтого света к красному, к тепловому. Не раз и вы, и я видели это из кабины на ночной части планет: что там за огни – факелы ли газовые, лесные пожары, или что-то еще, установить трудно, но что сникают они год от года и век от века, редеют, тускнеют – это достоверно. На стадии же цивилизации все опять наоборот: концентрация и яркость ночных огней год от года растет – ив каждом городе и поселке, вместе с числом городов и поселков, и дорогах, на стройках… всюду. Сначала это керосиновые и газовые фонари, затем лампочки накаливания, газосветные трубки – все для нашей безопасности и удобств, для ночной работы, для реклам, для праздничных иллюминаций… все надо . Добавим сюда тепловое излучение (кое при сдвиге спектра тоже сияет) от домен, конвертеров, ТЭЦ, ГРЭС, АЭС… да и газовых факелов сейчас стало побольше, и нефтяных и лесных пожаров. Нагревается планетишка.
А радиоизлучение? Слушайте, Вэ-Вэ, здесь и умствовать не надо с жукоглазыми, данные из MB привлекать – у всех на глазах это за неполный век от изобретения радио! Сначала передавали на сверхдлинных и длинных волнах, в первую мировую войну освоили средние, после нее диапазон за диапазоном прибрали к рукам короткие, во вторую мировую пошли в ход – для радаров – метровые УКВ, затем дециметровые, сантиметровые, миллиметровые… И не просто так, а потому что надо передавать все больше информации на все большие расстояния. Ведь чем выше частота, тем больше в нее втиснется сигналов и двоичных чисел. А информация все обильнее: радиосводки, интервью, песенки, телепостановки, телемосты, глушилки, радиопривод и навигация, ретрансляторы, цветное телевидение, система ВНОС, космическая связь, правительственные ВЧ-каналы, шифровки, радиофантомы для обмана ракет, радиоселекторы… и все насыщенней, высокочастотней. Наша планетка в радиопиапазоне нынче сияет наравне с Солнцем и Юпитером. Сплетницы, которым недавно для общения хватало скамейки у калитки. и каленых семечек, теперь перемывают косточки знакомым посредством междугородных телефонов и спутниковой связи. Миллиарды людей дряхлеют вечерами у телеэкранов, в уборную не сбегают до самого «хеппи энд», распро… их в…! – Александр Иванович утратил ровность тона, выругался длинно, сложно, грязно – и похоже, что неожиданно для себя. Виновато взглянул на Пеца. – Извините, Валерьян Вениаминович, при вас не следовало бы. Я к тому, что этот нарастающий частотный сдвиг и накал – это же исполнение закона смещения Вина для нагревающегося тела! Все равно как для болванки в печи, для электроплитки под током. Что же такое эта радио– и телеинформация; без которой всем зарез, все эти новости, развлекательные программы, официальные сообщения, популярные передачи и прочее, если суммируется она в явление разогревания планеты ? Вот вам и физика!…
Корнев поглядел на левую кисть, на которой незагнутым остался один мизинец, загнул и его:
– Пятое. На начальной стадии миропроявления возникли атомные ядра и атомы. Не будем сейчас вдаваться, получились ли они по турбулентной гипотезе Бармалеича, то есть самыми последними, или в Первичном Взрыве официальной физики – самыми первыми. Важно, что было время, когда они возникли. Нынче они – не все, но многие – распадаются. Не будем опять-таки уточнять, извечный ли это процесс или, по Любарскому, связан с ослаблением напора в потоке времени… Но несомненно одно: вклад цивилизации в это дело таков, что распадающихся и делящихся веществ на планете стало больше, чем было бы без усилий ученых, и средний темп распада и деления их возрос.
Ну, и шестое, – загнул главный инженер палец на правой руке, оставив левую сжатой в кулак. – На стадии разделения на планете возникла и развилась – от мелких простейших форм до сложных, весьма крупных и выразительных – органическая жизнь. Цивилизация попятила ее – и преимущественно самые крупные и выразительные формы. Насекомым и крысам пока еще ничто не угрожает – а вот китам, мамонтам, слонам, зубрам, лошадям, вековым лесам, осетрам, львам… Из крупных животных сейчас размножается один человек. Но развивается ли? Ладно, – Александр Иванович распрямил все пальцы, – будет. Можно много перечислять, на руках пальцев не хватит, туфли снимать придется… но и так ясно, Вэ-Вэ: по своим глобальным результатам цивилизация никакой не разумный процесс. Это стихийный космический процесс смешения и распада, всеохватывающего разрушения планеты, стихийный процесс, исполняемый через нас.
Он замолчал, слез со стола, прошелся по комнате.
II
Вывод был сильный. Валерьян Вениаминович подумал, что от такого можно поседеть и состариться даже без сверхдозы ускоренного времени. Но, судя по тому, как подготовлено – хоть и с заметным борением в душе, как бы сам себе не доверяя, Корнев все изложил, это действительно стоило ему долгого времени, длительных наблюдений, трудных размышлений.
Сам Пец сидел, зажав коленями стиснутые ладони, закусив почти до боли нижнюю губу; ему было изрядно не по себе.
– А теперь о вашей реплике, Вэ-Вэ, что-де температуры не те, – Корнев остановился напротив него, прислонился к стене. – Понимаете, когда мы видим эту стадию смешения на планетах MB, то замечаем, что там многое не по физике делается, не только вспучивание-пузырение. Взять роения тел – все обширнее, выше, быстрее – оно ведь супротив Ньютоновых законов инерции и тяготения. А саморазогревание поверхности – почему, откуда, раз планета остыла и высветилась?… Выходит, действуют какие-то дофизические законы и явления. И состоят они, например, в том, что в послеэкстремальной стадии на планетах одна из пород животных становится разумной , удовлетворяет свои растущие потребности… а дальше на нее спокойно можно положиться. Не обязательно, чтобы гуманоиды, мы видели, что и ящеры по этой части не промах, могут образумиться еще какие-то, даже вовсе неорганические. Ничего себе явление природы? Явление, в котором участвуют города, правительства, институты, теории добра и зла, наука, политика, искусства, технологии, чиновники, трудящиеся, семьи, кланы, нации, религиозные течения, техника, литература, изобретения, и еще, и еще… и все заботятся о благе, о безопасности, о пользе (о вреде почти никто!), об удовлетворении потребностей на душу населения. «Человек создан для счастья, как птица для полета», – а другие твари, стало быть, лишь для того, чтобы обеспечить ему это счастье: мясную диету, пух-перо и дубленки.
Корнев снова прошелся вдоль стены, остановился, потер лоб.
– Я здесь много об этом размышлял, книги читал. Не по специальности это мне, не по складу ума – но коль скоро возникли сомнения в сути самого главного во мне, да не только во мне – надо остановиться и разобраться. «Закон возрастания потребностей» – он даже в политэкономии записан. Но почему он такой?… Такова природа человека. А почему она такова? Почему у зверей нет возрастания потребностей? Да и у нас, если говорить об основных-то, животных, этого нет… ну разве полакомиться чем-нибудь дефицитным. Но как только удовлетворены основные, каждый начинает косить ненасытным оком: а как другие живут, что едят и носят, какая мебель, квартира, автомобиль, дача, пост, жена, любовница, электроника, записи, стиральная машина… Вот тут и подхватывает людей нечистая сила: хочу, чтоб не хуже, чтоб у меня больше и лучше было! И пределов этой жажде нет.
Он подергал нос, усмехнулся:
– Как все-таки подла наука! Вот произнесли слова: закон возрастания потребностей – и всем кажется, будто разобрались, закон открыли… Лепечем об объективном познании, а сами настолько субъективны, что боимся и подумать, что наши чувства, стремления, потребности могут иметь иной объективный смысл в эволюции мира. Удовлетворяем их, переживаем удовольствие, порой счастье, возникают новые стимулы, утоляем и их… И кажется, что в этом и есть смысл бытия, что все блага Земли запасены именно для нас, что так и должно быть. Действительно, «должно» – да только не в том смысле. Дрожжевые микроорганизмы тоже радостно питаются, что-то выделяют, размножаются – и не думают, что утолением своих потребностей создают процесс брожения в тесте в интересах хлебопека.
– Даже так?! – поднял брови директор.
– Что? А… нет, Вэ-Вэ, не так: нет Вселенского Хлебопека, нет бога, кроме потоков материи-действия, потоков времени. Это-то самое и обидное, самое смешное и постыдное: что наша, «венцов творения», психическая жизнь – самая сложнота, самая вкуснятина в романах и фильмах – суть множественное проявление чего-то очень простого, проще всех слов. И главный смысл наших чувств, наших страстей и стремлений – тот, что они есть связи со средой, связи, делающие нас всех частями крупных и тоже очень простых процессов в мире. Поскольку вы изучали индийскую философию, для вас это не должно быть новым.
– Изучать-то я изучал… – задумчиво сказал Пец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70