Не оставила мне Альбина выхода… Ну ничего, братаны, родится парень, я все-таки постараюсь от нее избавиться. Отдам ей «рубашку» только после того, как ведьма уволится. Пойдет на это, сучка, никуда не деется! А ее любовь ко мне — просто выходки сексуально неудовлетворенной бабы!..
Сына же я и без «рубашки» выращу. Не все в этой жизни везунчики, а устраиваться всем приходится. Буду ему хорошим отцом…
Написал эти слова и сам поразился. Я буду хорошим отцом! Видно, что-то произошло со мной за последнее время.
Катя спит. Пусть ей приснится что-нибудь доброе.
2 августа
Катастрофа!!!
Альбина убила младенца: остановилось сердце. Что я ни делал, ничего не помогло!
И сейчас стоит передо мной эта картина — Катя прижимает к груди бездыханное тельце сына. Нашего сына. А у меня отказывают ноги…
Когда пришел в себя, все уже закончилось. Трупик в морге, Катя в палате. Я — к ней.
Увидела меня, губы задрожали.
— Как же так, Виталик? — говорит. — Господи ты боже мой, как же так?
А у меня язык отнялся.
Зарыдала.
— За что, — говорит, — меня бог наказывает? За что?!
— Это меня он, — бормочу, — наказывает.
Хорошо, не услышала.
— Все равно, — говорю, — я на тебе женюсь. И мы с тобой еще троих родим.
Долго я у нее просидел. А когда вышел из палаты Альбины уже и след простыл. «Рубашку»с собой унесла. Все у нее, суки, оказалось заранее продумано.
Ночь провел в клинике, рядом со своей будущей женой.
Утром Альбина явилась на работу как ни в чем не бывало. Остались мы в кабинете с глазу на глаз, я за нее взялся. Все сказал, что думал.
Выслушала она спокойно, улыбнулась.
— Не женишься ты, — говорит, — на ней, Виталенька. И не любишь ты ее. Это я тебя к ней присушила. Я бы уж сегодня присушку сняла, да жаль мне ее. Два таких удара подряд…
Я аж подскочил.
— Что ты, — говорю, — сказала?
— Что слышал, — отвечает. — Ты ж меня год назад глазами раздевал! А на нее и смотреть не хотел. Нужна нам эта «рубашка», Виталенька! Вот я прошлой осенью тебя к Савицкой и присушила. Прости, но ведь все это я делала ради тебя и меня.
— Ребенка, — говорю, — тоже ради меня убила, сука?
У нее вдруг — слезы на глаза.
— Из ревности, — говорит, — Виталенька. Не могу я, чтобы у нее твой ребенок остался. Потерпи немного, Виталенька, я тебе хоть пятерых рожу. Просто не хочу я в нищете оказаться. Детством я своим наелась. Хочу, чтобы мои дети нормально росли! И ради этого я способна и не такое совершить! Ругай меня сейчас, как хочешь.
Я отвернулся.
— Уходи, — говорю, — зараза! Видеть тебя не могу!
— Уйду, — отвечает, — Виталенька. Уйду! Но знай — Савицкая никогда тебя так любить не будет. Даже если все останется между вами, как сейчас… Ей же прислониться к кому-то надо, а тут ты под руку подвернулся. И я тебя ей не отдам, будь уверен!
Ушла… А я не знал, что и думать. Вспоминал, как сошелся с Катей, как снилась она мне по ночам. Неужели и вправду вся моя любовь — Альбининых рук дело?.. Неужели подобное вообще возможно?.. Нет, братаны, черта с два я Катю брошу!
Пошел к ней. Снова она плакала, а я успокаивал. И снова ее хотел.
Врешь ты все, Альбина, сука рыжая! А если и не врешь… Заставить человека полюбить легко — тут сама природа помогает. А заставить разлюбить трудно, тем более когда он знает, что ему уготовили! Ничего у тебя не выйдет!
3 августа
Ночь провел дома.
Снились странные сны. Будто мы с Катериной барахтаемся в постели и она хочет загрызть меня своим нижним ртом. Гляжу я на него, и противно мне до полного охренения.
Проснулся. И сразу все по-другому. Никогда мне с Катей противно не было, с любым ее ртом. Не выйдет у тебя, Альбина, ничего — какие бы ты сны на меня ни насылала. Я люблю Катю!
Приехал в клинику, сразу к ней.
— Завтра, — говорю, — тебя можно выписывать. Домой поедешь или тут еще полежишь?
— Домой, — говорит.
— Вот и хорошо, — говорю, — я возьму пару выходных, съездим на природу.
— Съездим, — отвечает. — Только я к себе домой хочу. Ты извини, Виталик, но в твоем доме мне будет не по себе.
— Хорошо, — говорю, — я к тебе перееду.
На том и порешили.
5 августа
Вчера выписал Катю. Взял себе два выходных дня. Мымра Наташа предлагала погулять и подольше. Может, воспользуюсь.
На природу поехали только сегодня. Катя была молчалива. Побывали в Зеленогорске, на взморье. Погуляли возле «Пенат».
Ночью мне опять снились дурацкие сны, и утром я входил в Катину спальню со страхом. Принес ей завтрак, увидел поверх одеяла обтянутые ночной рубашкой груди, почувствовал желание и обрадовался. Ничего у тебя, Альбина, не получается.
После «Пенат» Катерина попросила отвезти ее к семигранному болту.
Отвез.
Она постояла, будто молясь.
— Теперь я знаю, — говорит, — за что меня наказал господь.
— За что? — спрашиваю.
Она только головой покачала. Стоит бледная.
Так мне ее жалко стало. Подошел, обнял. И решил, что, хотя прощения мне и нет, искупить свой грех я могу.
— Давай, — говорю, — поженимся.
У нее губы затряслись.
— Правда, — говорю. — Давай?
И тут она все-таки разрыдалась, едва успокоил.
6 августа
Альбина снова насылала свои дурацкие сны, но я не поддаюсь.
С утра сегодня хотел остаться с Катей.
— Возьму еще один выходной, — говорю.
Но она воспротивилась.
— Не надо, — отвечает, — мне уже лучше. Хочу побыть одна.
Я почему-то обрадовался. Поехал на работу.
Альбина полдня ходила вокруг, как кошка вокруг сметаны. В конце концов мне надоело.
— Ничего, — говорю, — у тебя не получится!
— Получится, — отвечает. — Еще как получится!
К вечеру я обнаружил, что никакого желания ехать к Катерине у меня нет. Сел в машину — руки будто слушаться не хотят. Заставил себя.
Клин клином вышибают. По дороге купил бутылку шампанского, шоколад, цветы. Чувствую, руки так и норовят развернуть машину в обратную сторону, к городу. Но пока доехал до места, где можно развернуться, справился с собой. Приезжаю.
Катя встречает меня с удивлением.
— Я ковер купила, — говорит. — На пол в холле. И вправду на полу ковер лежит, оранжевый, словно апельсин.
— Красивый, — говорю.
Она смотрит на меня отчужденно.
— Я, — говорит, — вчера и сегодня биоколлоидом подмывалась.
Это она зря, конечно. Мы, гинекологи, предпочитаем, чтобы травмы родовых путей залечивались обычным, природным порядком.
Однако сказал я не то, что думал.
— Правильно, — говорю. — А я, дурак безмозглый, и забыл тебе подсказать.
— Господи ты боже мой! — отвечает. — А я, дура безмозглая, думала, ты не приедешь.
— Не мог я не приехать, — говорю. — Шампанское вот привез. Начнем, — говорю, — Катенька, все начала?
И мы начали — тут же, прямо в холле, на пушистом апельсиновом ковре.
8 августа
Ночью опять снились мерзкие сны. Катя в них была то паучихой, то каракатицей, то кикиморой, то вообще невесть чем. И когда я забирался на нее, скулы сводило от омерзения. Однако едва проснулся, она оказалась теплой, мягкой и спящей женщиной. И я хотел ее так, что пришлось перебраться сначала на диван, а потом — все-таки! — и на нее.
Альбина явилась на работу мрачнее тучи. А тут я еще масла в огонь подлил.
— Что, — говорю, — слаба все-таки оказалась твоя сила, ведьма-половинка?
У нее глаза замерцали, будто угли в затухающем костре.
— Имей, — говорит, — в виду, я пойду на все!
— Пойди, — отвечаю, — куда хочешь! А пока начинай подыскивать себе новое место работы. Или хотя бы заявление об отпуске принеси.
Она смерила меня пылающим взглядом.
— Пожалеешь, — говорит, — Виталенька. Ой пожалеешь, милый!
— С Катей моей, — отвечаю, — я никогда ни о чем не пожалею! И тебе меня не взять!
У нее глаза потухли, будто я в самую точку попал.
Чувствую, завтра будет наш последний разговор, если не принесет заявление.
Ближе к вечеру позвонил Пахевич.
— Готовься, — говорит Виталик. — Перед нами открываются большие перспективы. Надо встретиться.
Хотел я сказать, что мне теперь его перспективы до лампочки. Но побоялся. Не выпустит он меня из дела. И это будет пострашнее, чем все Альбинины угрозы. Надо думать, что делать… А пока договорились встретиться.
Глава 55
Когда я прочел последнюю строчку марголинского дневника, часы показывали четверть седьмого.
Я вырубил гейтс, пошел на кухню и включил чайник. Попил пустого чаю. Не помогло — на душе по-прежнему было пакостно. Тогда я принял душ — будто хотел смыть помои, в которых выкупался. Струйки теплой воды казались Ингиными пальцами. Ласковыми, нежными, знакомыми… Стало чуть полегче.
Я и раньше не слишком жалел доктора Марголина. Что-то подсказывало, что смерть его — не случайность. Наверное, давала себя знать интуиция… Но теперь приключившееся с ним виделось тем самым наказанием, которое судьба — пусть и не часто, но все же обрушивает на головы разного рода проходимцев. И если бы Виталик Марголин убивал новорожденных в одиночку, я бы и пальцем не шевельнул, чтобы вести расследование дальше. Но оставались еще ведьмочка Альбина и господин Раскатов. Против них, на случай суда, нужны реальные свидетельские показания… Но и это — только часть правды. Главное же, теперь я был на двести процентов уверен, что Екатерина Савицкая попала в лапы Раскатову. И ее следовало спасти. Ну хотя бы попытаться… Если, конечно, она еще жива!.. Оставить ее сейчас один на один с Пал Ванычем — немногим лучше, чем убить младенца. Тем более если именно мои неуклюжие действия и затянули ее в сферу раскатовского интереса! Нет, парни: коли назвался груздем — не говори, что не дюж!
Короче, я переоделся и отправился перекусить. А потом поехал на встречу с Ингой.
Глава 56
— Привет, америкен бой! — Инга первым делом полезла обниматься.
— Привет, малышка! — Я с удовольствием ответил на поцелуй. — Хвост не притащила?
Инга непроизвольно оглянулась и помотала головой. Пушистые волосы колыхнулись на вечернем ветерке.
— Сбросила, конь в малине! Пришлось пробежаться по Гостинке… Куда направимся? — Приникла к моему уху и шепнула: — Трахаться хочется — мочи нет!
— Подожди, — сказал я. — Давай-ка прогуляемся. У меня есть кое-какие новости.
Инга посерьезнела, отстранилась, мгновенно превращаясь из красотки-соблазнительницы в сотрудницу Десятого управления Министерства внутренних дел и взяла меня под руку.
— Рассказывай!
И я рассказал. Когда закончил, она долго молчала. Похоже, для сотрудницы Десятого управления все услышанное казалось бредом сумасшедшего, и она не знала теперь как бы помягче выложить свое мнение.
Мы стояли возле Зимнего дворца. Я облокотился на парапет и смотрел в серую невскую воду.
— Вот сволочи! — сказала наконец Инга.
— Подожди… Значит, ты поверила?
Инга изумилась:
— Конечно! А разве я могла… — До нее наконец дошло. — Максима! — Ее голос сделался проникновенным. — Я ведь уже немного тебя узнала! Ты не производишь впечатления чокнутого.
— И что ты обо всем этом думаешь?
— Сволочи! — повторила она. — И никто ведь не поверит!
— Без Савицкой, разумеется, не поверят, — согласился я. — С нею, скорее всего, тоже. Но мне кажется, искать ее все равно нужно. Хотя бы для того, чтобы попытаться спасти. Если она еще жива…
— Разве что мое начальство попытается все это раскрутить. — Инга тоже облокотилась на парапет. — Но без твоей Савицкой мне к нему с такими новостями и соваться бесполезно.
— Ты обещала узнать о ней…
— Я помню. Пока не сумела. Стена! — Инга не стала объяснять, о какой стене идет речь, и вновь задумалась. — Завтра попытаюсь зайти с другой стороны. Есть кое-какие каналы…
Мне вдруг стало легко, будто она смыла с моей души немалую часть помоев.
— Твои каналы небось все как на подбор — темпераментные, молодые и мускулистые?
Она вскинула на меня глаза. Я улыбнулся открытой улыбкой.
— Молодые! И мускулистые, конь в малине! — Сотрудница компетентных органов снова стремительно превращалась в соблазнительницу. — Но знал бы ты, как глубоко мне теперь на них наплевать!
Я обнял ее, запустил руку под пиджак, коснулся обтянутого блузкой упругого яблока. И мне тоже стало глубоко наплевать. На все, кроме Ингиного тела.
Мы остановили такси и отправились в ближайшие ночные меблирашки, тратить очередную двадцатку на любовь. Но когда наши ублаготворенные тела расплелись и оторвались друг от друга, мне снова стало не наплевать на Савицкую. Я виновато погладил горячую Ингину спину и сказал:
— Понимаешь, малышка… Кажется, завтра меня ждет очень трудный день…
— Понимаю, америкен бой. — Она повернулась ко мне лицом и провела пальчиком по моей щеке. — Будь завтра в одиннадцать утра в кафе «Комендантский аэродром» на улице Ильюшина. Там есть таксофон. Я к этому времени постараюсь все узнать и позвоню. А теперь давай разлетаться.
И мы разлетелись.
Глава 57
Без пяти одиннадцать я с абсолютно расслабленным видом (этакий плейбой — ни забот, ни печалей!) зашел в кафе «Комендантский аэродром», сел возле висевшего на стене таксофона и заказал завтрак. Когда съел яичницу с беконом, таксофон зазвонил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Сына же я и без «рубашки» выращу. Не все в этой жизни везунчики, а устраиваться всем приходится. Буду ему хорошим отцом…
Написал эти слова и сам поразился. Я буду хорошим отцом! Видно, что-то произошло со мной за последнее время.
Катя спит. Пусть ей приснится что-нибудь доброе.
2 августа
Катастрофа!!!
Альбина убила младенца: остановилось сердце. Что я ни делал, ничего не помогло!
И сейчас стоит передо мной эта картина — Катя прижимает к груди бездыханное тельце сына. Нашего сына. А у меня отказывают ноги…
Когда пришел в себя, все уже закончилось. Трупик в морге, Катя в палате. Я — к ней.
Увидела меня, губы задрожали.
— Как же так, Виталик? — говорит. — Господи ты боже мой, как же так?
А у меня язык отнялся.
Зарыдала.
— За что, — говорит, — меня бог наказывает? За что?!
— Это меня он, — бормочу, — наказывает.
Хорошо, не услышала.
— Все равно, — говорю, — я на тебе женюсь. И мы с тобой еще троих родим.
Долго я у нее просидел. А когда вышел из палаты Альбины уже и след простыл. «Рубашку»с собой унесла. Все у нее, суки, оказалось заранее продумано.
Ночь провел в клинике, рядом со своей будущей женой.
Утром Альбина явилась на работу как ни в чем не бывало. Остались мы в кабинете с глазу на глаз, я за нее взялся. Все сказал, что думал.
Выслушала она спокойно, улыбнулась.
— Не женишься ты, — говорит, — на ней, Виталенька. И не любишь ты ее. Это я тебя к ней присушила. Я бы уж сегодня присушку сняла, да жаль мне ее. Два таких удара подряд…
Я аж подскочил.
— Что ты, — говорю, — сказала?
— Что слышал, — отвечает. — Ты ж меня год назад глазами раздевал! А на нее и смотреть не хотел. Нужна нам эта «рубашка», Виталенька! Вот я прошлой осенью тебя к Савицкой и присушила. Прости, но ведь все это я делала ради тебя и меня.
— Ребенка, — говорю, — тоже ради меня убила, сука?
У нее вдруг — слезы на глаза.
— Из ревности, — говорит, — Виталенька. Не могу я, чтобы у нее твой ребенок остался. Потерпи немного, Виталенька, я тебе хоть пятерых рожу. Просто не хочу я в нищете оказаться. Детством я своим наелась. Хочу, чтобы мои дети нормально росли! И ради этого я способна и не такое совершить! Ругай меня сейчас, как хочешь.
Я отвернулся.
— Уходи, — говорю, — зараза! Видеть тебя не могу!
— Уйду, — отвечает, — Виталенька. Уйду! Но знай — Савицкая никогда тебя так любить не будет. Даже если все останется между вами, как сейчас… Ей же прислониться к кому-то надо, а тут ты под руку подвернулся. И я тебя ей не отдам, будь уверен!
Ушла… А я не знал, что и думать. Вспоминал, как сошелся с Катей, как снилась она мне по ночам. Неужели и вправду вся моя любовь — Альбининых рук дело?.. Неужели подобное вообще возможно?.. Нет, братаны, черта с два я Катю брошу!
Пошел к ней. Снова она плакала, а я успокаивал. И снова ее хотел.
Врешь ты все, Альбина, сука рыжая! А если и не врешь… Заставить человека полюбить легко — тут сама природа помогает. А заставить разлюбить трудно, тем более когда он знает, что ему уготовили! Ничего у тебя не выйдет!
3 августа
Ночь провел дома.
Снились странные сны. Будто мы с Катериной барахтаемся в постели и она хочет загрызть меня своим нижним ртом. Гляжу я на него, и противно мне до полного охренения.
Проснулся. И сразу все по-другому. Никогда мне с Катей противно не было, с любым ее ртом. Не выйдет у тебя, Альбина, ничего — какие бы ты сны на меня ни насылала. Я люблю Катю!
Приехал в клинику, сразу к ней.
— Завтра, — говорю, — тебя можно выписывать. Домой поедешь или тут еще полежишь?
— Домой, — говорит.
— Вот и хорошо, — говорю, — я возьму пару выходных, съездим на природу.
— Съездим, — отвечает. — Только я к себе домой хочу. Ты извини, Виталик, но в твоем доме мне будет не по себе.
— Хорошо, — говорю, — я к тебе перееду.
На том и порешили.
5 августа
Вчера выписал Катю. Взял себе два выходных дня. Мымра Наташа предлагала погулять и подольше. Может, воспользуюсь.
На природу поехали только сегодня. Катя была молчалива. Побывали в Зеленогорске, на взморье. Погуляли возле «Пенат».
Ночью мне опять снились дурацкие сны, и утром я входил в Катину спальню со страхом. Принес ей завтрак, увидел поверх одеяла обтянутые ночной рубашкой груди, почувствовал желание и обрадовался. Ничего у тебя, Альбина, не получается.
После «Пенат» Катерина попросила отвезти ее к семигранному болту.
Отвез.
Она постояла, будто молясь.
— Теперь я знаю, — говорит, — за что меня наказал господь.
— За что? — спрашиваю.
Она только головой покачала. Стоит бледная.
Так мне ее жалко стало. Подошел, обнял. И решил, что, хотя прощения мне и нет, искупить свой грех я могу.
— Давай, — говорю, — поженимся.
У нее губы затряслись.
— Правда, — говорю. — Давай?
И тут она все-таки разрыдалась, едва успокоил.
6 августа
Альбина снова насылала свои дурацкие сны, но я не поддаюсь.
С утра сегодня хотел остаться с Катей.
— Возьму еще один выходной, — говорю.
Но она воспротивилась.
— Не надо, — отвечает, — мне уже лучше. Хочу побыть одна.
Я почему-то обрадовался. Поехал на работу.
Альбина полдня ходила вокруг, как кошка вокруг сметаны. В конце концов мне надоело.
— Ничего, — говорю, — у тебя не получится!
— Получится, — отвечает. — Еще как получится!
К вечеру я обнаружил, что никакого желания ехать к Катерине у меня нет. Сел в машину — руки будто слушаться не хотят. Заставил себя.
Клин клином вышибают. По дороге купил бутылку шампанского, шоколад, цветы. Чувствую, руки так и норовят развернуть машину в обратную сторону, к городу. Но пока доехал до места, где можно развернуться, справился с собой. Приезжаю.
Катя встречает меня с удивлением.
— Я ковер купила, — говорит. — На пол в холле. И вправду на полу ковер лежит, оранжевый, словно апельсин.
— Красивый, — говорю.
Она смотрит на меня отчужденно.
— Я, — говорит, — вчера и сегодня биоколлоидом подмывалась.
Это она зря, конечно. Мы, гинекологи, предпочитаем, чтобы травмы родовых путей залечивались обычным, природным порядком.
Однако сказал я не то, что думал.
— Правильно, — говорю. — А я, дурак безмозглый, и забыл тебе подсказать.
— Господи ты боже мой! — отвечает. — А я, дура безмозглая, думала, ты не приедешь.
— Не мог я не приехать, — говорю. — Шампанское вот привез. Начнем, — говорю, — Катенька, все начала?
И мы начали — тут же, прямо в холле, на пушистом апельсиновом ковре.
8 августа
Ночью опять снились мерзкие сны. Катя в них была то паучихой, то каракатицей, то кикиморой, то вообще невесть чем. И когда я забирался на нее, скулы сводило от омерзения. Однако едва проснулся, она оказалась теплой, мягкой и спящей женщиной. И я хотел ее так, что пришлось перебраться сначала на диван, а потом — все-таки! — и на нее.
Альбина явилась на работу мрачнее тучи. А тут я еще масла в огонь подлил.
— Что, — говорю, — слаба все-таки оказалась твоя сила, ведьма-половинка?
У нее глаза замерцали, будто угли в затухающем костре.
— Имей, — говорит, — в виду, я пойду на все!
— Пойди, — отвечаю, — куда хочешь! А пока начинай подыскивать себе новое место работы. Или хотя бы заявление об отпуске принеси.
Она смерила меня пылающим взглядом.
— Пожалеешь, — говорит, — Виталенька. Ой пожалеешь, милый!
— С Катей моей, — отвечаю, — я никогда ни о чем не пожалею! И тебе меня не взять!
У нее глаза потухли, будто я в самую точку попал.
Чувствую, завтра будет наш последний разговор, если не принесет заявление.
Ближе к вечеру позвонил Пахевич.
— Готовься, — говорит Виталик. — Перед нами открываются большие перспективы. Надо встретиться.
Хотел я сказать, что мне теперь его перспективы до лампочки. Но побоялся. Не выпустит он меня из дела. И это будет пострашнее, чем все Альбинины угрозы. Надо думать, что делать… А пока договорились встретиться.
Глава 55
Когда я прочел последнюю строчку марголинского дневника, часы показывали четверть седьмого.
Я вырубил гейтс, пошел на кухню и включил чайник. Попил пустого чаю. Не помогло — на душе по-прежнему было пакостно. Тогда я принял душ — будто хотел смыть помои, в которых выкупался. Струйки теплой воды казались Ингиными пальцами. Ласковыми, нежными, знакомыми… Стало чуть полегче.
Я и раньше не слишком жалел доктора Марголина. Что-то подсказывало, что смерть его — не случайность. Наверное, давала себя знать интуиция… Но теперь приключившееся с ним виделось тем самым наказанием, которое судьба — пусть и не часто, но все же обрушивает на головы разного рода проходимцев. И если бы Виталик Марголин убивал новорожденных в одиночку, я бы и пальцем не шевельнул, чтобы вести расследование дальше. Но оставались еще ведьмочка Альбина и господин Раскатов. Против них, на случай суда, нужны реальные свидетельские показания… Но и это — только часть правды. Главное же, теперь я был на двести процентов уверен, что Екатерина Савицкая попала в лапы Раскатову. И ее следовало спасти. Ну хотя бы попытаться… Если, конечно, она еще жива!.. Оставить ее сейчас один на один с Пал Ванычем — немногим лучше, чем убить младенца. Тем более если именно мои неуклюжие действия и затянули ее в сферу раскатовского интереса! Нет, парни: коли назвался груздем — не говори, что не дюж!
Короче, я переоделся и отправился перекусить. А потом поехал на встречу с Ингой.
Глава 56
— Привет, америкен бой! — Инга первым делом полезла обниматься.
— Привет, малышка! — Я с удовольствием ответил на поцелуй. — Хвост не притащила?
Инга непроизвольно оглянулась и помотала головой. Пушистые волосы колыхнулись на вечернем ветерке.
— Сбросила, конь в малине! Пришлось пробежаться по Гостинке… Куда направимся? — Приникла к моему уху и шепнула: — Трахаться хочется — мочи нет!
— Подожди, — сказал я. — Давай-ка прогуляемся. У меня есть кое-какие новости.
Инга посерьезнела, отстранилась, мгновенно превращаясь из красотки-соблазнительницы в сотрудницу Десятого управления Министерства внутренних дел и взяла меня под руку.
— Рассказывай!
И я рассказал. Когда закончил, она долго молчала. Похоже, для сотрудницы Десятого управления все услышанное казалось бредом сумасшедшего, и она не знала теперь как бы помягче выложить свое мнение.
Мы стояли возле Зимнего дворца. Я облокотился на парапет и смотрел в серую невскую воду.
— Вот сволочи! — сказала наконец Инга.
— Подожди… Значит, ты поверила?
Инга изумилась:
— Конечно! А разве я могла… — До нее наконец дошло. — Максима! — Ее голос сделался проникновенным. — Я ведь уже немного тебя узнала! Ты не производишь впечатления чокнутого.
— И что ты обо всем этом думаешь?
— Сволочи! — повторила она. — И никто ведь не поверит!
— Без Савицкой, разумеется, не поверят, — согласился я. — С нею, скорее всего, тоже. Но мне кажется, искать ее все равно нужно. Хотя бы для того, чтобы попытаться спасти. Если она еще жива…
— Разве что мое начальство попытается все это раскрутить. — Инга тоже облокотилась на парапет. — Но без твоей Савицкой мне к нему с такими новостями и соваться бесполезно.
— Ты обещала узнать о ней…
— Я помню. Пока не сумела. Стена! — Инга не стала объяснять, о какой стене идет речь, и вновь задумалась. — Завтра попытаюсь зайти с другой стороны. Есть кое-какие каналы…
Мне вдруг стало легко, будто она смыла с моей души немалую часть помоев.
— Твои каналы небось все как на подбор — темпераментные, молодые и мускулистые?
Она вскинула на меня глаза. Я улыбнулся открытой улыбкой.
— Молодые! И мускулистые, конь в малине! — Сотрудница компетентных органов снова стремительно превращалась в соблазнительницу. — Но знал бы ты, как глубоко мне теперь на них наплевать!
Я обнял ее, запустил руку под пиджак, коснулся обтянутого блузкой упругого яблока. И мне тоже стало глубоко наплевать. На все, кроме Ингиного тела.
Мы остановили такси и отправились в ближайшие ночные меблирашки, тратить очередную двадцатку на любовь. Но когда наши ублаготворенные тела расплелись и оторвались друг от друга, мне снова стало не наплевать на Савицкую. Я виновато погладил горячую Ингину спину и сказал:
— Понимаешь, малышка… Кажется, завтра меня ждет очень трудный день…
— Понимаю, америкен бой. — Она повернулась ко мне лицом и провела пальчиком по моей щеке. — Будь завтра в одиннадцать утра в кафе «Комендантский аэродром» на улице Ильюшина. Там есть таксофон. Я к этому времени постараюсь все узнать и позвоню. А теперь давай разлетаться.
И мы разлетелись.
Глава 57
Без пяти одиннадцать я с абсолютно расслабленным видом (этакий плейбой — ни забот, ни печалей!) зашел в кафе «Комендантский аэродром», сел возле висевшего на стене таксофона и заказал завтрак. Когда съел яичницу с беконом, таксофон зазвонил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42