— Что сам думаешь?
— Не знаю. То ли тут побывали воры-неудачники, то ли кто-то взял меня за воротник.
Она села в кресло, закурила, размышляя.
— Может, ты где-то прокололся, конь в малине?
— В каком смысле?
— Ну-у… — Инга сделала неопределенный жест рукой. — Раскрылся… Кто-то заподозрил, что Максим Метальников не тот, за кого себя выдает.
Я хмыкнул:
— Мне пришлось выдавать себя и за агента страховой компании, и за санитарного инспектора, и даже за служащего комитета по охране здоровья матери и ребенка, если такой в вашем городе существует… Возможно, некоторые из собеседников и могли заподозрить, что я не тот, за кого себя выдаю. Но они не могли так быстро узнать, где я живу, и организовать обыск.
Инга глубоко затянулась и выпустила к потолку дрожащее дымовое кольцо.
— Служащий комитета по охране здоровья матери и ребенка?.. — Она усмехнулась. — Пособие на новорожденного, случаем, никому не выплатил? А то, конь в малине, придется ломать голову, по какой статье провести расходы.
— Неужели комитет с подобным названием и в самом деле существует?
— Не думаю. Насколько мне известно — нет. Есть просто комитет по здравоохранению.
— Спасибо за консультацию, — сказал я. Мы ходили вокруг да около, и, возможно, она понимала, что я это тоже понимаю. Но правила этой игры задавали не мы, и не нам их было отменять. На мой взгляд, по крайней мере, время для отмены еще не наступило…
— Заберешь отмычки?
— Заберу… Если при следующем обыске у тебя их найдут, могут и настучать. Тогда возникнут неприятности с властями… Ты же понимаешь, что все эти гипнообработки по существующему законодательству могут быть расценены как преступление против личности. Тебя-то просто вышлют, а у Пал Ваныча могут появиться лишние расходы. Непредвиденные взятки в смету не заложены.
— Интересно, — сказал я, — а как вы закладываете предвиденные взятки?
— В качестве представительских расходов, разумеется!
Мне стало скучно. Я сел на ручку кресла и притянул эту роскошную женщину к себе.
— Теперь понятно, почему мы, американцы, никогда не понимали экономическую политику ваших правительств… Пойдем-ка лучше в постель! Мой конь соскучился по малине. Очень соскучился!
— Подожди!
Но я уже опять запустил руку в разрез под мышкой и шатром накрыл ее левую грудь. Инга вздрогнула, закинула руки за голову и обняла меня за шею. Ладони у нее были сухими и горячими.
Хорошо, что в постели ходить да около — не означает попыток пытаться обмануть друг друга. Это всего лишь прелюдия к главному, и чем дольше она длится, тем больше распаляет страсть тебя и твою партнершу. Моя ладонь скользила по телу Инги, старательно избегая главных точек. Спина, живот, ягодицы, внутренняя поверхность бедер. И снова спина, живот… И только когда Инга начала выгибаться, поднимая таз, я навалился на нее и стиснул ее груди так сильно, что она застонала и прикусила губу. Вот тогда конь и устремился в малину.
Глава 23
Поужинать сегодня решили в номере. Ели жаркое с черносливом, пили шампанское.
Все было в ажуре. Кроме одного: я не мог отделаться от мысли, что с каждым сказанным словом, с каждым движением приближается минута расставания. Спарились и разбежались… Вот сейчас мы доедим жаркое, допьем шампанское, Инга посмотрит на часы и скажет: «Ну все, америкен бой. Я побежала».
— Я сегодня остаюсь до утра, — сказала она. — Закажи еще шампанского.
У меня отвалилась челюсть.
— А как же твой муж? С осиновым колом…
— С каким еще колом?
Я рассказал ей про стрелу Амура и про осиновый кол.
Она расхохоталась:
— Я не замужем, глупый. А ты о себе слишком высокого мнения.
— Так уж и слишком, — поддразнил я.
Она вдруг перестала улыбаться:
— Нет, конечно, не слишком. Наверное, твой рассказ был бы верен, окажись я замужем. До сих пор считала, что мужчина в доме — источник лишних хлопот. Деловая женщина должна в первую очередь думать о работе, а потом уже о любви.
— Теперь ты так не считаешь? — Мне опять казалось, что наши слова ничего не стоят, что за ними кроется совсем не сексуальный интерес. По крайней мере, с ее стороны…
— Не знаю… — Инга погрустнела. — От работы ведь меня никто не освобождал.
«Ради этой работы ты и остаешься до утра, — подумал я. — Спарились и не разбежимся. И еще раз спаримся. Но потом все равно разбежимся!»
— Встреться ты мне лет десять назад, возможно, все было бы теперь по-другому. — Инга мотнула головой, отгоняя какое-то, не слишком приятное воспоминание. — Закажи еще шампанского. У меня хватит денег.
«Если ты работаешь на мафию, торгующую детскими смертями, у тебя хватит денег не на один такой вечер, — подумал я. — Но как ты будешь жить потом?..»
Меня вдруг охватило желание вырвать ее из этой трясины и увезти в Штаты, чтобы родила мне четверых детей, и to fuck him, босса, и мою работу, найду себе другую!..
— Над чем задумался, америкен бой? Закажи еще бутылку!
И желание увезти ее в Штаты пропало, испарилось, как роса на утреннем солнце.
Я позвонил в ресторан, заказал шампанского и фруктов. Мне очень не нравилось, что заказ оплатит женщина, что я все больше утверждаюсь в роли жиголо. Но расплатиться самому — значило вызвать неприятные вопросы. Или, по крайней мере, снова начать игру вокруг да около. И отнюдь не в любовной прелюдии…
Когда посыльный принес корзину и мы выпили по бокалу, Инга, хрустя яблоком, спросила:
— Ты никогда не жалел, что выбрал такую профессию?
— Бывало, — сказал я. — Когда оказывалось, что преступник переиграл тебя по всем статьям и дело рассыпается, я жалел, что, к примеру, не торгую косметикой или подержанными автомобилями. Впрочем, в такие минуты мне казалось, что и коммивояжер бы из меня вышел никудышный, что я зря родился на свет и место мне…
Я замолк. Потому что лгал. Потому что у нас с боссом не было ни одного такого случая. Иначе бы мы не стали всемирно известной парой!
Но Инга ждала именно этих слов.
— Как я тебя понимаю, конь в малине! — проговорила она. — Как я понимаю!.. — Она приподнялась, перегнулась через столик и поцеловала меня в губы. — Давай не будем терять время.
Мы допили шампанское и вверились всевышнему по принципу «Хоть один день — да наш!». В отношениях между мужчиной и женщиной этот принцип всегда приводит к одному и тому же финалу, проверенному на сотнях предыдущих поколений и обеспечивающему появление на свет следующих. К этому финалу, разумеется, мы и пришли.
Инга отдалась мне с таким неистовством, будто это была последняя ночь, будто никогда уже наши пальцы не сплетутся, а губы не сольются. Будто впереди нас ждал неизбежный, но закономерный конец. Она извивалась подо мной и постанывала, а я с какой-то непонятной отрешенностью, в такт волнам, качающим наши тела, думал: «Если… это… и… будет… будет… завтра… Если… это… и… будет… будет… завтра…»
Потом мы, не размыкая объятий, заснули. И опять меня крутили и тискали гигантские пальцы. И вновь копье нацеливалось в сердце, но сердце Инги стало щитом на его пути, и я, задохнувшись от страха, проснулся.
Инга лежала рядом и не дышала.
Я сбросил одеяло, вскочил и зажег бра в изголовье кровати. Веки Инги затрепетали, она открыла глаза, испуганно дернулась:
— Что случилось?
— Ничего, — произнес я дрожащим голосом. — Кошмар приснился… Конь в малине!..
Я выключил свет, скользнул под одеяло, повернул Ингу к себе лицом и обнял, защищая от неведомой опасности. Ее левая грудь коснулась моего тела, все такая же упругая и горячая, но сейчас она не возбудила меня. Потому что была не стрелой Амура, но всего лишь плотью, которую могли разорвать пули или сжечь луч «стерлинга».
— Конь в малине, — пробормотала Инга, засыпая. — Конь в… — Она засопела, уютно и размеренно.
И все, что мне осталось в этой жизни, — слушать ее спокойное дыхание.
Глава 24
Убежала она, как и пришла, в восемь. В восемь утра. Чмокнула меня на прощание, шепнула:
— Береги себя, америкен бой! — И выскользнула за дверь.
А я подумал о том, что за весь вчерашний вечер мы ни разу не вспомнили ни о старике Билле со старухой Моникой, ни о легендарных Петьке, Анке и Василии Ивановиче. Это показалось мне знаком свыше. Что-то изменилось в наших отношениях — для поддержки разговора анекдоты уже не требовались. Как будто мы перешли грань, за которой в душе начинают жить не только хихоньки да хахоньки.
А стоя под душем, я вдруг понял: не выполняла Инга вчера никакого оперативного задания. Просто она влюбилась, и, возможно, подобное легкомыслие еще выйдет ей боком.
Эта мысль наполнила меня решимостью.
Я решительно оделся и решительно спустился в ресторан. А позавтракав, не менее решительно сел за гейтс. Сделал отчет о вчерашних событиях (включая, конечно, разговор с Пал Ванычем, но исключая вечер и ночь), зашифровал, распечатал, уничтожил созданный файл. И собрался уже отправиться на свидание с «Уорлдпост», когда обнаружил, что Инга забыла набор отмычек.
Моя решимость тут же исчезла. Я сел на кровать и закурил.
Сейчас я ей позвоню. Если она скажет: «Ничего страшного!»— значит, оставила специально. Но тогда опять получается, что вчера вечером она приехала исключительно ради меня. Если же испугается — приезжала в первую очередь за отмычками… Тьфу ты, господи! О чем я думаю вместо того, чтобы действовать!
Я схватил мобильник и набрал номер.
Испуга не было. «Ничего страшного!»— тоже.
— Ты не мог бы завезти их ко мне, америкен бой? — спросила Инга.
Я еще о-го-го как мог и уже через десять минут оказался на пороге поливановского офиса.
— Вы к Павлу Ивановичу? — спросил охранник. — К сожалению, его нет на месте.
— Я к Инге Артемьевне Неждановой, — сказал я.
Охранник взялся за телефонную трубку и, получив подтверждение, пропустил меня.
Инга была не одна — какой-то тип ковырялся в ее кабинете с принтером, и мы вели себя сугубо по-деловому. Я отдал связку отмычек. Она сказала:
— Спасибо, что привезли, господин Метальников. Я вам очень благодарна за это.
Ингины глаза красноречиво говорили, что она благодарна мне совсем за другое. Но в силу обстоятельств пришлось держать себя на коротком поводке.
И мы разбежались, не спарившись.
Из офиса я отправился в отделение «Уорлдпост», купил в автомате конверт, бросил в ящик новое послание боссу, подошел к девушке за стеклом, поинтересовался, нет ли корреспонденции на мое имя. Увы, ответ от босса еще не пришел.
— Рейсовый «Нью-Йорк — Петербург» приземляется в девять тридцать, — утешила меня операторша. — Загляните в половине первого.
До половины первого я болтался по Васильевскому: мне не хотелось совершать необратимые поступки. Подобно туристам, я побывал у Ростральных колонн и у сфинкса, прошелся вдоль здания университета и поглазел на памятник Майклу Ломоносову.
В двенадцать тридцать три я вновь стоял у заветного окошка. На душе было спокойно, хотя решалась наша с Ингой судьба.
Просмотрев предъявленное удостоверение, девушка-оператор выдала мне послание от босса.
Это был знакомый, отправленный мною вчера конверт, в уголке которого красовался штамп «Адресат не проживает». Пока я оторопело разглядывал «послание», девушка-оператор сказала:
— Чему вы так удивились? Ниро Вульф — всего лишь литературный персонаж. Видимо, музей его имени в Нью-Йорке еще не создали. Англичане, с их Бейкер-стрит, оказались побыстрее.
Я перевел взгляд с конверта на ее улыбающееся личико с ямочками на щеках.
— Может быть, музей Ниро Вульфа и существует — предположила она. — Янки ведь не помнят о традициях. Может, музей находится по другому адресу. Скажем, в доме, где жил сам Рекс Стаут? Поинтересуйтесь через Интернет.
Я почти не слышал ее. Конверт дрожал в моих руках.
Если Ниро Вульф, мой знаменитый босс весом в одну седьмую тонны, — всего лишь литературный персонаж, то кто же в таком случае я, Арчи Гудвин?..
Глава 25
Кем бы я ни был, с шоком справился достаточно быстро.
Выйдя из «Уорлдпост», я разорвал конверт, адресованный несуществующему человеку, и хотел выбросить его в урну. Но вовремя остановился.
Нет, парни, из колеи меня не выбьешь. Конверт должна ждать совсем иная судьба!
Я сел в машину, включил кондиционер, разорвал шифровку на узкие полоски и сжег их в пепельнице, одну за другой. Застукай меня кто-либо за этим занятием, ему бы пришло в голову, что я решительно порываю с предназначенной мне судьбой. Но он бы ошибся…
Воспоминания о некоторых прочитанных книгах сами собой всплыли в моей памяти. Да, я читал об этой парочке частных детективов с Тридцать пятой Западной улицы, хотя и не мог вспомнить, когда это происходило. Я вспомнил толстые книги в черных обложках, на которых было оттиснено «Рекс Стаут». Именно так — по-русски. Я вспомнил дела, которые вела парочка. И про умершего быка по кличке Цезарь, и про золотых пауков, и про Пола Джерина, шахматиста и любителя шоколада…
Я и раньше знал, что познакомился с Лили Роуэн во время расследования, связанного с усопшим быком, но только теперь осознал, что все это происходило едва ли не сто лет назад и Лили давно уже умерла… Хотя подождите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Не знаю. То ли тут побывали воры-неудачники, то ли кто-то взял меня за воротник.
Она села в кресло, закурила, размышляя.
— Может, ты где-то прокололся, конь в малине?
— В каком смысле?
— Ну-у… — Инга сделала неопределенный жест рукой. — Раскрылся… Кто-то заподозрил, что Максим Метальников не тот, за кого себя выдает.
Я хмыкнул:
— Мне пришлось выдавать себя и за агента страховой компании, и за санитарного инспектора, и даже за служащего комитета по охране здоровья матери и ребенка, если такой в вашем городе существует… Возможно, некоторые из собеседников и могли заподозрить, что я не тот, за кого себя выдаю. Но они не могли так быстро узнать, где я живу, и организовать обыск.
Инга глубоко затянулась и выпустила к потолку дрожащее дымовое кольцо.
— Служащий комитета по охране здоровья матери и ребенка?.. — Она усмехнулась. — Пособие на новорожденного, случаем, никому не выплатил? А то, конь в малине, придется ломать голову, по какой статье провести расходы.
— Неужели комитет с подобным названием и в самом деле существует?
— Не думаю. Насколько мне известно — нет. Есть просто комитет по здравоохранению.
— Спасибо за консультацию, — сказал я. Мы ходили вокруг да около, и, возможно, она понимала, что я это тоже понимаю. Но правила этой игры задавали не мы, и не нам их было отменять. На мой взгляд, по крайней мере, время для отмены еще не наступило…
— Заберешь отмычки?
— Заберу… Если при следующем обыске у тебя их найдут, могут и настучать. Тогда возникнут неприятности с властями… Ты же понимаешь, что все эти гипнообработки по существующему законодательству могут быть расценены как преступление против личности. Тебя-то просто вышлют, а у Пал Ваныча могут появиться лишние расходы. Непредвиденные взятки в смету не заложены.
— Интересно, — сказал я, — а как вы закладываете предвиденные взятки?
— В качестве представительских расходов, разумеется!
Мне стало скучно. Я сел на ручку кресла и притянул эту роскошную женщину к себе.
— Теперь понятно, почему мы, американцы, никогда не понимали экономическую политику ваших правительств… Пойдем-ка лучше в постель! Мой конь соскучился по малине. Очень соскучился!
— Подожди!
Но я уже опять запустил руку в разрез под мышкой и шатром накрыл ее левую грудь. Инга вздрогнула, закинула руки за голову и обняла меня за шею. Ладони у нее были сухими и горячими.
Хорошо, что в постели ходить да около — не означает попыток пытаться обмануть друг друга. Это всего лишь прелюдия к главному, и чем дольше она длится, тем больше распаляет страсть тебя и твою партнершу. Моя ладонь скользила по телу Инги, старательно избегая главных точек. Спина, живот, ягодицы, внутренняя поверхность бедер. И снова спина, живот… И только когда Инга начала выгибаться, поднимая таз, я навалился на нее и стиснул ее груди так сильно, что она застонала и прикусила губу. Вот тогда конь и устремился в малину.
Глава 23
Поужинать сегодня решили в номере. Ели жаркое с черносливом, пили шампанское.
Все было в ажуре. Кроме одного: я не мог отделаться от мысли, что с каждым сказанным словом, с каждым движением приближается минута расставания. Спарились и разбежались… Вот сейчас мы доедим жаркое, допьем шампанское, Инга посмотрит на часы и скажет: «Ну все, америкен бой. Я побежала».
— Я сегодня остаюсь до утра, — сказала она. — Закажи еще шампанского.
У меня отвалилась челюсть.
— А как же твой муж? С осиновым колом…
— С каким еще колом?
Я рассказал ей про стрелу Амура и про осиновый кол.
Она расхохоталась:
— Я не замужем, глупый. А ты о себе слишком высокого мнения.
— Так уж и слишком, — поддразнил я.
Она вдруг перестала улыбаться:
— Нет, конечно, не слишком. Наверное, твой рассказ был бы верен, окажись я замужем. До сих пор считала, что мужчина в доме — источник лишних хлопот. Деловая женщина должна в первую очередь думать о работе, а потом уже о любви.
— Теперь ты так не считаешь? — Мне опять казалось, что наши слова ничего не стоят, что за ними кроется совсем не сексуальный интерес. По крайней мере, с ее стороны…
— Не знаю… — Инга погрустнела. — От работы ведь меня никто не освобождал.
«Ради этой работы ты и остаешься до утра, — подумал я. — Спарились и не разбежимся. И еще раз спаримся. Но потом все равно разбежимся!»
— Встреться ты мне лет десять назад, возможно, все было бы теперь по-другому. — Инга мотнула головой, отгоняя какое-то, не слишком приятное воспоминание. — Закажи еще шампанского. У меня хватит денег.
«Если ты работаешь на мафию, торгующую детскими смертями, у тебя хватит денег не на один такой вечер, — подумал я. — Но как ты будешь жить потом?..»
Меня вдруг охватило желание вырвать ее из этой трясины и увезти в Штаты, чтобы родила мне четверых детей, и to fuck him, босса, и мою работу, найду себе другую!..
— Над чем задумался, америкен бой? Закажи еще бутылку!
И желание увезти ее в Штаты пропало, испарилось, как роса на утреннем солнце.
Я позвонил в ресторан, заказал шампанского и фруктов. Мне очень не нравилось, что заказ оплатит женщина, что я все больше утверждаюсь в роли жиголо. Но расплатиться самому — значило вызвать неприятные вопросы. Или, по крайней мере, снова начать игру вокруг да около. И отнюдь не в любовной прелюдии…
Когда посыльный принес корзину и мы выпили по бокалу, Инга, хрустя яблоком, спросила:
— Ты никогда не жалел, что выбрал такую профессию?
— Бывало, — сказал я. — Когда оказывалось, что преступник переиграл тебя по всем статьям и дело рассыпается, я жалел, что, к примеру, не торгую косметикой или подержанными автомобилями. Впрочем, в такие минуты мне казалось, что и коммивояжер бы из меня вышел никудышный, что я зря родился на свет и место мне…
Я замолк. Потому что лгал. Потому что у нас с боссом не было ни одного такого случая. Иначе бы мы не стали всемирно известной парой!
Но Инга ждала именно этих слов.
— Как я тебя понимаю, конь в малине! — проговорила она. — Как я понимаю!.. — Она приподнялась, перегнулась через столик и поцеловала меня в губы. — Давай не будем терять время.
Мы допили шампанское и вверились всевышнему по принципу «Хоть один день — да наш!». В отношениях между мужчиной и женщиной этот принцип всегда приводит к одному и тому же финалу, проверенному на сотнях предыдущих поколений и обеспечивающему появление на свет следующих. К этому финалу, разумеется, мы и пришли.
Инга отдалась мне с таким неистовством, будто это была последняя ночь, будто никогда уже наши пальцы не сплетутся, а губы не сольются. Будто впереди нас ждал неизбежный, но закономерный конец. Она извивалась подо мной и постанывала, а я с какой-то непонятной отрешенностью, в такт волнам, качающим наши тела, думал: «Если… это… и… будет… будет… завтра… Если… это… и… будет… будет… завтра…»
Потом мы, не размыкая объятий, заснули. И опять меня крутили и тискали гигантские пальцы. И вновь копье нацеливалось в сердце, но сердце Инги стало щитом на его пути, и я, задохнувшись от страха, проснулся.
Инга лежала рядом и не дышала.
Я сбросил одеяло, вскочил и зажег бра в изголовье кровати. Веки Инги затрепетали, она открыла глаза, испуганно дернулась:
— Что случилось?
— Ничего, — произнес я дрожащим голосом. — Кошмар приснился… Конь в малине!..
Я выключил свет, скользнул под одеяло, повернул Ингу к себе лицом и обнял, защищая от неведомой опасности. Ее левая грудь коснулась моего тела, все такая же упругая и горячая, но сейчас она не возбудила меня. Потому что была не стрелой Амура, но всего лишь плотью, которую могли разорвать пули или сжечь луч «стерлинга».
— Конь в малине, — пробормотала Инга, засыпая. — Конь в… — Она засопела, уютно и размеренно.
И все, что мне осталось в этой жизни, — слушать ее спокойное дыхание.
Глава 24
Убежала она, как и пришла, в восемь. В восемь утра. Чмокнула меня на прощание, шепнула:
— Береги себя, америкен бой! — И выскользнула за дверь.
А я подумал о том, что за весь вчерашний вечер мы ни разу не вспомнили ни о старике Билле со старухой Моникой, ни о легендарных Петьке, Анке и Василии Ивановиче. Это показалось мне знаком свыше. Что-то изменилось в наших отношениях — для поддержки разговора анекдоты уже не требовались. Как будто мы перешли грань, за которой в душе начинают жить не только хихоньки да хахоньки.
А стоя под душем, я вдруг понял: не выполняла Инга вчера никакого оперативного задания. Просто она влюбилась, и, возможно, подобное легкомыслие еще выйдет ей боком.
Эта мысль наполнила меня решимостью.
Я решительно оделся и решительно спустился в ресторан. А позавтракав, не менее решительно сел за гейтс. Сделал отчет о вчерашних событиях (включая, конечно, разговор с Пал Ванычем, но исключая вечер и ночь), зашифровал, распечатал, уничтожил созданный файл. И собрался уже отправиться на свидание с «Уорлдпост», когда обнаружил, что Инга забыла набор отмычек.
Моя решимость тут же исчезла. Я сел на кровать и закурил.
Сейчас я ей позвоню. Если она скажет: «Ничего страшного!»— значит, оставила специально. Но тогда опять получается, что вчера вечером она приехала исключительно ради меня. Если же испугается — приезжала в первую очередь за отмычками… Тьфу ты, господи! О чем я думаю вместо того, чтобы действовать!
Я схватил мобильник и набрал номер.
Испуга не было. «Ничего страшного!»— тоже.
— Ты не мог бы завезти их ко мне, америкен бой? — спросила Инга.
Я еще о-го-го как мог и уже через десять минут оказался на пороге поливановского офиса.
— Вы к Павлу Ивановичу? — спросил охранник. — К сожалению, его нет на месте.
— Я к Инге Артемьевне Неждановой, — сказал я.
Охранник взялся за телефонную трубку и, получив подтверждение, пропустил меня.
Инга была не одна — какой-то тип ковырялся в ее кабинете с принтером, и мы вели себя сугубо по-деловому. Я отдал связку отмычек. Она сказала:
— Спасибо, что привезли, господин Метальников. Я вам очень благодарна за это.
Ингины глаза красноречиво говорили, что она благодарна мне совсем за другое. Но в силу обстоятельств пришлось держать себя на коротком поводке.
И мы разбежались, не спарившись.
Из офиса я отправился в отделение «Уорлдпост», купил в автомате конверт, бросил в ящик новое послание боссу, подошел к девушке за стеклом, поинтересовался, нет ли корреспонденции на мое имя. Увы, ответ от босса еще не пришел.
— Рейсовый «Нью-Йорк — Петербург» приземляется в девять тридцать, — утешила меня операторша. — Загляните в половине первого.
До половины первого я болтался по Васильевскому: мне не хотелось совершать необратимые поступки. Подобно туристам, я побывал у Ростральных колонн и у сфинкса, прошелся вдоль здания университета и поглазел на памятник Майклу Ломоносову.
В двенадцать тридцать три я вновь стоял у заветного окошка. На душе было спокойно, хотя решалась наша с Ингой судьба.
Просмотрев предъявленное удостоверение, девушка-оператор выдала мне послание от босса.
Это был знакомый, отправленный мною вчера конверт, в уголке которого красовался штамп «Адресат не проживает». Пока я оторопело разглядывал «послание», девушка-оператор сказала:
— Чему вы так удивились? Ниро Вульф — всего лишь литературный персонаж. Видимо, музей его имени в Нью-Йорке еще не создали. Англичане, с их Бейкер-стрит, оказались побыстрее.
Я перевел взгляд с конверта на ее улыбающееся личико с ямочками на щеках.
— Может быть, музей Ниро Вульфа и существует — предположила она. — Янки ведь не помнят о традициях. Может, музей находится по другому адресу. Скажем, в доме, где жил сам Рекс Стаут? Поинтересуйтесь через Интернет.
Я почти не слышал ее. Конверт дрожал в моих руках.
Если Ниро Вульф, мой знаменитый босс весом в одну седьмую тонны, — всего лишь литературный персонаж, то кто же в таком случае я, Арчи Гудвин?..
Глава 25
Кем бы я ни был, с шоком справился достаточно быстро.
Выйдя из «Уорлдпост», я разорвал конверт, адресованный несуществующему человеку, и хотел выбросить его в урну. Но вовремя остановился.
Нет, парни, из колеи меня не выбьешь. Конверт должна ждать совсем иная судьба!
Я сел в машину, включил кондиционер, разорвал шифровку на узкие полоски и сжег их в пепельнице, одну за другой. Застукай меня кто-либо за этим занятием, ему бы пришло в голову, что я решительно порываю с предназначенной мне судьбой. Но он бы ошибся…
Воспоминания о некоторых прочитанных книгах сами собой всплыли в моей памяти. Да, я читал об этой парочке частных детективов с Тридцать пятой Западной улицы, хотя и не мог вспомнить, когда это происходило. Я вспомнил толстые книги в черных обложках, на которых было оттиснено «Рекс Стаут». Именно так — по-русски. Я вспомнил дела, которые вела парочка. И про умершего быка по кличке Цезарь, и про золотых пауков, и про Пола Джерина, шахматиста и любителя шоколада…
Я и раньше знал, что познакомился с Лили Роуэн во время расследования, связанного с усопшим быком, но только теперь осознал, что все это происходило едва ли не сто лет назад и Лили давно уже умерла… Хотя подождите!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42