Записка написана на английском,
понять, что в ней написано, я не могу, попросить перевести
некого. Вдруг слышится голос, как за кадром в советских
фильмах:
- Мой Дон Кихот, он же Дон Хуан, он же Дон Педро, он же
Дон Гвидон. Сегодня вечером, в девять пятнадцать утра, на
могиле твоей безвременно ушедшей жены, и чтобы без опозданий,
ты понял? Я ждать не буду, так и знай!
Посмотрел на подпись: Донна Роза.
- Анна? - переспрашиваю я.
Голос за текстом подтверждает: "Она, она, кому же еще".
Захожу в церковь, пытаюсь вспомнить, а где же могилка-то?
Всплыла фраза: "И никто не узнает, где могилка моя". Вдруг вижу
монумент, под ним знакомое лицо, похожа на ту женщину, с
которой меня свел случай.
Голос за кадром: "Какой такой случай?"
Отвечаю: "Застебал как Цеденбал!"
Голос бодро: "Так бы и сказал!"
Подхожу к даме, она меня обнимает, страстно целует,
чуствую, что при поцелуе прокусывает мне нижнюю губу.
- Потише, девонька, - лепечу я бабским тоненьким
голоском.
- Я ща тебе потише сделаю, ты у меня ща потише
допросишься, - говорит она, при этом улыбается и щупает меня
повсеместно. Я по глупому жеманюсь, смеюсь, как от щекотки,
вдруг статуя над нами начинает орать: "Скажи, кто в опера
стрелял?" И надвигается на меня с Анной.
Статуя - огромная каменная баба с квадратными кулаками -
идет на нас в боксерской стойке, я легко ухожу от ее ударов, а
вот Анне достается, она пропускает хук левой и уходит в
полнейший нокаут, кровь, слюни, зубы летят в сторону изо рта,
как при замедленной промотке. Статуя горделиво шипит: "Оба-еба!
Это тебе не в тапочки срать! Не нарзаном подмываться! Нудистка
гребаная!"
Я понимаю, что пришел мой черед, но не могу и двинуться,
статуя валит меня и начинает добросовестно душить, я бью руками
по земле, как по татами, мол все, схватку проиграл. Но каменная
глыба продолжает меня лишать жизни насильственным образом, при
этом неестественно громко орет. А что орет, я уже не могу
разобрать, сплошной гул.

13. Тринадцатая глава
Проснувшись, я обнаружил у себя на груди колено, на шее
пальцы, а перед глазами - мясистое лицо здоровенной старухи.
Старуха кропотливо меня душила, периодически отвлекаясь для
того, чтобы стукнуть костистым кулаком размером с кокос по чему
придется. Я ее сделал в три секунды, отрубил по полной
программе, и потирая намятые шейные мускулы, огляделся. Туша
плечистой старухи была внушительна даже для меня - видно,
широко разрекламированная супруга профессора нагрянула с
недружественным визитом. Вот дура, со страху на меня
набросилась, что ли?! Судя по тому, что я был гол как сокол, а
рядом лежала не менее голая Анна, я заснул в пылу занятия
любимым делом. Ой как хорошо сказал, надо запомнить.
- На зарядку становись! - запел я, на сердце было легко
и весело, будто все загадки предыдущего дня обрели достоверные
отгадки.
Ни Анна, ни профессор, ни его жена на призыв не
откликнулись. Я хотел пощупать пульс доктора, но вспомнил, что
я его под утро ухайдокал, поэтому прощупал артерию его жены -
никакого биения. Я тронул ее пинком - она не шелохнулась...
Видимо, прием на удушение я провел слишком азартно -
старушенция была мертва. Я отдернул ногу: наблюдать мертвые
семейные пары мне до этого доводилось, но своими руками убивать
- нет. На секунду стало страшно, я слишком отчетливо понял,
что я и есть тот самый хладнокровный киллер-маньяк из
американских триллеров, который как на раз поссать мочит
добродетельных наивняков. Но были ли они добродетельными? Да и
наивными, вроде, не были... Значит, туда им и дорога!
Только я приступил к утренней гимнастике - бабка вдруг
открыла глаза и без предупреждения попыталсь ударить меня
пудовым кулаком. Я нехотя, не прерывая приседаний, увернулся и
вырубил ее еще раз хлестким ударом в морщинистый лоб. Потом
закончил комплекс упражнений и связал назойливую старуху
гардиной, запаковав ее как в смирительную рубашку. "Такая
помрет, жди", - вспомнилась фраза педиатра-собакодела.
Я склонился над Анной.
- С меня надо было начинать, - сказала моя спутница, -
а то уже за всеми поухаживал, а к любимой в последнюю очередь,
- с укоризной произнесла она.
- Да я это... - замялся я.
- Одевайся скорее, мне срочно нужна парочка вещей из моей
сумочки.
- Я в вашем распоряжении, мадам! - рапортанул я.
Мы вышли из дома профессора. На улице светало. По
переулкам бродил легкий сырой туман. Я отыскал оставленную у
прудов машину, и мы двинулись в сторону моей конторы.
Когда в серой предрассветной полутьме мы подъезжали к
центральному входу, меня охватило смутное чувство тревоги. Оно
еще больше усилилось, как только за две улицы до своего здания
я увидел копошащихся на газоне курсантов с мешками, подбирающих
какой-то мусор. А когда я поднял глаза вверх, тревога сменилась
отчаянной уверенностью в том, что случилась большая беда: на
том месте, где должно было быть окно моего кабинета, чернела
рваная заплата... точнее не заплата, а обгоревшая пустота.
Сердце мое ушло в желудок, а волосы на голове неприятно
зашевелились. Я резко остановил машину у обочины.
- Ты что? - очнулась от полудремы Анна.
- Что?! - вне себя от злости я схватил ее за волосы и
повернул лицом к той ужасной картине.
- При чем здесь я??? - жалобно пискнула она. - Я же с
тобой была...
- Что ты туда подложила?
- Ничего... ты же видел. У меня ничего не было...
- Черт бы тебя побрал! С тебя все началось! Пристрелить
тебя мало!
- Ну, убей меня теперь, - заревела она, - только не
ругайся...
- Не реветь! - рявкнул я на нее. - Сиди здесь и жди
меня. Я там выясню обстановку.
Я вынул из кармана ее плаща оставшийся кусок лески и
тщательно связал ей руки и ноги. Она восприняла это на
удивление покорно. "Только запри все двери, а то мне страшно",
- робко попросила она. Выполнив ее просьбу, я скрепя сердце
пошел в направлении парадного входа. Каждый шаг мне давался с
большим трудом, ох, с каким большим трудом давался мне каждый
шаг! Я чувствовал, что нервы сдают мне, и сдают совсем не
по-хорошему, по-свински сдают мне нервы... У меня и раньше были
нервные срывы, но тогда я хватался за пистолет, и это было
понятно и профессионально оправданно, а теперь... Теперь я
чувствовал себя половой тряпкой, и яйца от грусти вжимались в
гранит живота.
Когда я проходил мимо курсантов, собиравших в позе
грузинской буквы "зю" в пластиковые мешки улики, они как-то с
интересом вывернули в мою сторону красные от прилива крови к
опущенным головам морды, а один даже злорадно осклабился. В
другой бы раз я б так врезал по его лошадиным зубам! А теперь
вот сделал вид, что ничего не заметил. Плохо, очень плохо... В
последний момент я смалодушничал и прошел мимо входа. Потом я
на всякий случай минут десять поплутал по соседним улочкам и
переулкам, наблюдая, нет ли за мной хвоста, и вышел к машине с
другой стороны, описав круг.
Подойдя к своей машине, я увидел, что Анны-Маргариты в ней
нет. Я спокойно сел в машину, удивившись несвойственной мне
выдержке.
По салону шел сильный запах бензина. Я остановился, открыл
капот и проверил топливный насос и шланг - все, вроде, было
цело. Заглянул под машину - чисто, ничего не подтекает.
Странно, очень странно... Как бы самому на воздух не взлететь!
Но все обошлось - до своей улицы я доехал нормально, руля на
автопилоте: глаза слипались от усталости... До своей улицы...
Только тут до меня дошло: мне ведь нельзя возвращаться домой -
меня наверняка там уже ждут! Вот дожил! Дом потерял! И идти-то
некуда: все друзья у меня - конторские, враз заложат, потом
скажут "тебе же лучше сделать хотели". Что делать?!
Плюнув на все, я поехал обратно в профессорскую квартиру:
пока его хватятся, я хоть отоспаться успею... Ключей я с собой
только не прихватил: лишней улики побоялся, ну да ладно,
что-нибудь придумаю...
Загнав машину в глухой внутренний дворик по соседству, я
подошел к дому профессора, обошел его с обратной стороны и,
высчитав нужное окно, поднялся к нему по водосточной трубе.
Дальше оставалось раз плюнуть - я просунулся в открытую
форточку и перегнулся, упершись руками в подоконник... И тут
случилось неожиданное: надо мной послышался жуткий вой на
высокой ноте, и кто-то крепко вцепился в мои кудри, пытаясь
приподнять и вытолкнуть обратно в форточку... Извловчившись, я
обхватил этого "кого-то" за торс и повалился на него. Это
оказалась крупная женщина - она была в панике и яростно
сопротивлялась, царапаясь всеми десятью пальцами и отчаянно
кусаясь...
Наконец, я скрутил ей руки и связал их за спиной поясом от
ее халата, а рот заткнул подвернувшимся под руку кухонным
полотенцем. Фу-у-ух... Ну и угораздило меня попасть не в ту
квартиру! Я рассмотрел женщину: голова ее была в железных
бигудях, лицо красное и некрасивое, в глазах страх, халатик
задрался до груди, обнажая ничем не прикрытые мясистые бедра...
- Извините, ошибочка вышла, - сказал я ей как можно
более спокойно, - дайте я вас прикрою. Что ж вы это... нижнем
бельем пренебрегаете.
Женщина только промычала в ответ, глядя на меня изумленно.
- Я сотрудник уголовного розыска Парагазаормонов, -
соврал я, произнося фамилию как можно невнятнее и запутаннее,
- в этом доме ожидается один особо опасный преступник,
бежавший из колонии строгого режима, и мы на него ставим
засаду, - я пронес перед ее носом свое служебное
удостоверение, достаточно быстро, чтобы она не смогла его
толком рассмотреть. - Вы мне верите?
Она с готовностью покивала головой - что ей еще
оставалось делать?!
- Вот и прекрасно. Я извиняюсь за принятые к вам меры. Я
ведь не видел, кто на меня нападает, а рот я вам заткнул, чтобы
вы не вспугнули преступника.
Женщина обрадованно закивала в ответ.
- В вашей квартире больше никого нет?
Она отрицательно помотала головой.
- Вот и чудненько, - сказал я. - Сейчас я вас развяжу,
и вы будете оказывать мне содействие и помощь, договорились?
Я развязал ее. Она тут же вскочила и, быстро осмелев,
заявила:
- Я буду жаловаться на вас!
- Это ваше право, - согласился я, - но только после
окончания операции. - А теперь я вас попрошу об одном
одолжении: я чертовски устал. Всю ночь преследовал преступника,
а теперь вот засада... Я немного отдохну на диванчике, а вы
прислушивайтесь. Услышите что-то подозрительное - сообщите.
- Это бог знает что! - возмутилась хозяйка, но не сильно
возмутилась, а так, по-будничному. Вероятно, она привыкла
жалеть уставших мужчин. - Подождите, я вам подушку принесу.
Не дожидаясь подушки, я улегся на диван и тотчас
отключился. В этот раз бог миловал меня и никаких кошмаров мне
не привидилось.
Проснулся я от того, что меня тормошили за плечо. Я с
трудом разлепил веки и увидел перед собой незнакомую женщину...
Нет, кажется, это была та самая, только без бигудей - теперь у
нее на голове были вполне симпатичные вьющиеся локоны с
каштановым отливом. И сама она вполне привлекательной на этот
раз показалась... На ней был все тот же легкий халатик, в
отвисшем вороте которого просматривались островисящие груди. Не
удержавшись от искушения, я засунул руку под халат.
- Вы что?! - отпрянула она, зардевшись. - Я вас по делу
бужу, а вы с глупостями!
- По какому делу?! - зевнул я, демонстративно почесывая
между ног.
- В соседнюю квартиру уже три минуты какая-то дамочка
звонит - я в глазок ее видела, растрепанная лахудра такая.
Я встал и приложился к глазку: перед дверью покойного
профессора стояла Анна.
- Идите на кухню, - сказал я. - Это наш агент, мне
нужно с ней переговорить. И не подслушивайте!
Хозяйка послушно удалилась, а я, открыв дверь, втащил Анну
в прихожую. Вид у нее был жалкий: волосы торчали в разные
стороны, а под глазом был фиолетовый синяк.
- Ты сволочь! - набросилась она на меня с кулаками. -
Ты меня бросил связанную, и меня увезли бандиты! Хочешь знать,
что они со мной сделали?!
- Зачем же ты открыла им дверь в машине? - спросил я, с
трудом переваривая неожиданную информацию.
- Они облили ее бензином и сказали, что подожгут, если я
не выйду! - заревела она. - Они меня чуть до смерти не
замучили, а потом они накурились травы и уснули, а я убежала...
Тут кровь мне ударила в голову: над моей любимой женщиной
жестоко надругались!
- Адрес! - взвыл я в ярости. - Адрес записала?!
- Вот, - протянула она мне смятую бумажку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11