с той стороны двери щелкнули замки, и на пороге перед
нами предстал сам профессор Преображенский. Он был теперь не в
хирургической робе, а во вполне изящном лазоревом халате и
турецких туфлях с загнутыми носами. Вид у него был странноватый
- дореволюционно-интеллигентский.
- Милости прошу, - расшаркался он перед нами, театрально
отставляя в сторону руку с бокалом мелкопузырчатого
шампанского.
- Рад вас видеть в полном здравии, - пробурчал я в тон
ему.
- Я, как всякий персонаж, неистребим, - весело
воскликнул профессор. Он был слегка навеселе.
Мы прошли в гостиную - в ней плечом к плечу толпилось
человек 50 народу. Одеты они были довольно-таки пестро: один
был в белой мантии с красной подкладкой, другой - в кальсонах,
третий - в голубом хитоне. А один упитанный мужик в сером
летнем костюме отличался от остальных тем, что голова у него
была не на шее, как у всех, а в полусогнутой руке на уровне
груди. Когда он говорил, окружающим приходилось из вежливости
наклоняться к этой его смешной голове. На лице его были
сверхъестественно большие очки в черной роговой оправе, а на
лысине - шляпа пирожком.
- Ты его знаешь? - взвигнула от восторга Анна.
- Впервые вижу, - поморщился я. Терпеть не могу бабской
экзальтации.
- Ну как же - это ведь Берлиоз! - возбужденно
подпрыгнула она.
- Композитор? - нарочито зевнул я.
- Да нет, ты ничего не понимаешь. Это тот самый, которому
трамваем отрезало голову.
- А... - протянул я.
- Фу, какой ты скучный! - возмутилась Анна. - Видишь,
он рассказывает какой-то анекдот, а те трое, что ржут рядом с
ним - Понтий Пилат, Иешуа и Воланд.
- Пить бум? - подскочилa к нам услужливого вида жирная
черная кошенция.
- Водка холодная есть? - спросил я, почесывая у нее за
ухом.
- Фр-р-р, - брезгливо отстранилась то ли грудастая
кошка, то ли девушка с кошачьими усами. - Водяры не держим-с.
Могу предложить "Дон Пириньон", "Мартель" или "Мутон кадет" из
коллекции барона Ротшильда.
- Ты мне, котяра, не трынди, - предупредил я ее
по-свойски. - Будто я не знаю, из каких коллекций
кадеты-мудеты бывают. Если через триста секунд холодной водки
не нарисуешь, займусть скотоложеством! Гнездит оно мне,
понимаешь, не-е-е держим-с-с!
Кошечка хотела было огрызнуться, но вовремя передумала и,
ловко выпрыгнув в форточку, грацизно отправилась в дежурную
палатку. А я, не теряя времени даром, стал разминаться
"Мартелем".
- Разрешите представиться, - подскочил ко мне
ублюдочного вида мужичок с жидкими усиками в разбитом пенсне и
укороченных брючках.
- Кто такой? - покосился я на него.
- Ну как же, - смутился он. - Бывший регент.
- А, тот самый, - догадался я. - Забыл твою фамилию. Да
ну и фиг с ней. Я с шестерками все равно не разговариваю.
- Покорнейше прошу прощения, - откланялся он, пятясь
задом.
Тут я заметил, что многие на меня поглядывают украдкой с
явным уважением, будто даже боятся не то что подойти, но и
взглянуть прямо. "Однако, - подумал я, - не знаю, к чему это,
но мне крайне в жилу!"
17. Лед тронулся
Внезапно стало относительно тихо. Тот, которого Анна
называла Иешуа, взошел на трон, услужливо сделанный окружающими
из перевернутого на бок цветного телевизора Рубин.
Парень поднял руку и ломовым басом провозгласил: "Всем
лечь - суд идет".
Все скоренько, как будто это ограбление сберкассы, строем
легли на пол, но легли не на животы, а на спины, каждый
старался прилечь поудобнее, поближе к Иешуа, или же чтобы
лежать спиной на ковре, подальше от сквозняка.
- Нам тоже прилечь? - спросил я свою невеселую спутницу.
- Еще чего! Тебе к Нему, на телевизор, а я тут подожду.
Я спокойно, в судах все же не впервой, прошел и сел на
телевизор, при этом Иешуа подвинулся.
- Тронулись? - с молодецким прищуром поинтересовался он.
- А як же! - вторил ему я.
- Сего числа, сего года постанавляю. Слушается дело рабы
божьей Маргариты в миру Анны, - проорал он мне басом на ухо.
Анна стала негромко плакать, растирая тушь по лицу.
- Грешна ли ты дочь моя, мать твою? - задал ей каверзный
вопрос Иешуа.
- Грешна, Ваше сиятельство, ох как грешна, - заголосила
Анна.
- Будем попунктно или сразу все расскажешь?
- Сразу, вашескоблродие, сразу-то оно и легче.
- Ну сразу, так сразу. Прелюбодеянием занималась? С этим?
- добавил Иешуа, ткнув меня пальцем в бок. Больно так ткнул,
зараза, не по доброму.
- Угу, еще как занималась, - не стала отпираться Анна.
Я стал прикидывать, смогу ли я их всех перегасить, если
цирк затянется.
- И не думай, тут тебе не ученая малина, - шепнул мне на
ухо Иешуа. - И я тебе по секрету скажу, только тебе, как
другу, я не Иешуа, а Джон, вникаешь? Так что и не думай!
- Ну что думаете, люди добрые? - спросил Иешуа
аудиторию.
- Стенка, вышка, - заерзали по полу слушатели дела.
- Свидетеля какого-никакого было бы неплохо, -
проскрипел профессор Преображенский, явно намекая на себя.
- Введите свидетеля, - зарычал мне на ухо Отец Народов.
Двое здоровенных детин ввели вяло упирающуюся Тоньку.
- Расскажи-ка мне, Тонечка, где была, - почти по-детски
добрым голосом спросил он перепуганную, растрепанную, полуголую
дебелую бабу.
- Я была девушкой юной, сама не припомню когда, -
залилась фальцетом Антонина.
- Антоша, ради бога увольте, - заметил профессор с пола.
- Так вот, - начала свой сказ Тоня. - В бытность мною
девушкой, как-то случился со мною конфуз. Утречком просыпаюсь,
а моя витту меня покинула.
- Чего, извиняюсь? - переспросил половой профессор.
- У него спроси чего, и не чего, а кто! - резанула Тоня,
кивком указывая на меня. - Села я перед зеркалом, растопырив
ноги, глядь - между ними черная такая, противная дыра и из нее
дует страшно, как из розетки. Я кинулась искать, и нашла мою
горемыку-путешественницу. Я-то к ней никого не подпускала, а
она шлюхачит около ресторана "Украина" и предлагается направо и
налево, a ее высокие чины только и знай, что на больших машинах
катають. Со мной даже знаться не желаить. Когда я пыталась
уговорить ее вернуться взад, амбалы, типо этих, - она
попыталась вырваться, - мне чуть все кости не переломали,
сказали: "Будешь клиентуру отбивать, забудешь название столицы
нашей родины", - слыхали такое? Название я забуду! Да я это
название с кровью матери!
- Ниче не напоминает? - подмигнул уже в который раз мне
Иешуа.
- До противного похоже на мой давишний сон, - согласился
я. И вроде сказал я это полушепотом, но разнеслось все как из
мегафона так, что все лежащие стали активно кутаться, как от
ветра.
- Действительно лед тронулся, - непонятно, с кем и чем
согласился ОН. - Суд закончен, я выношу решение.
Все встали, при этом так тщательно отряхивали коленки,
будто лежали не на спинах.
- Принимая во внимание былые заслуги подсудимой, - на
фразе "былые заслуги" ОН пошловато ухмыльнулся в козлиную
бороденку, - а также чистосердечное признание...
- Стойте, стойте, - его прервал вбежавший в неизвестно
какие двери муж Анны. Голова его была перевязана пестрым поясом
от халата так, что он походил на индейца племени апачи,
вырывшего тамагавк войны. - Я настоятельно требую смертной
казни предавшей мя жене, - спокойно, как на сеансе
аутототренинга молвил наш муж.
- Слово мужа - закон, - быстро согласился ОН. -
Подсудимая награждается смертной казнью путем запрыгивания под
поезд.
Все вокруг радостно засуетились, наполняя стаканы. Фраза
была до того идиотичная, что я не сразу допетрил смысл, да и к
тому же меня сильно отвлек Берлиоз, который на радостях стал
стучать своей головой об пол на манер баскетбольного мяча,
потом довольно сносно повел и в высоком затяжном прыжке загнал
свою отрезанную голову в богемскую вазочку с тюльпанами.
- Ваше последнее желание, мадам, - с трудом перекрикивая
воцарившийся гвалт спросил Иешуа.
Меня с телевизора мягко согнал Воланд, со словами: "А
ну-ка, гыть отседова!" Затем он мутным взором посмотрел на
Анну:
- Мариша, попроси у него денег, хоть погуляем напоследок
по-человецки, - сказал и зычно с тройным эхо икнул. - Господи
помилуй и спаси, - промямлил он и неуклюже перекрестил рот.
- Пускай этот проводит меня к станции, вот мое последнее
желание, - прошептала дрожащим голоском Анна, указывая на
меня.
18. Танки идут ромбом
Мы шли, и тонкий лед с вмерзшей в него заиндевелой красной
листвой позвякивал под ногами.
- Куда мы идем? - спросил я бодро, втягивая ноздрями
колкий морозный воздух.
- На электричку, - подумав, отозвалась Анна.
- Зачем?
- Не спрашивай. Может, раскажешь чего? - предложила она
невесело.
Я в такие моменты всегда рассказываю одну и ту же историю.
- Ну слушай, - сказал я и, засунув левую руку в карман
брюк, правой тщательно приобнял свою спутницу, a затем
методично ускорил шаг. - Когда я служил в армии...
- У тебя что, в жизни только армия была, почему вы,
мужики, лишь о ней всегда и вспоминаете?
- Не перебивай, а то обижусь. Это не совсем об армии, или
вернее совсем не о ней. Так вот, служил я в армии, был у нас
капитан по фамилии Мересьев. Знатный мужик, по нему все
офицерские жены сохли. И не потому, что он был, там, красив
безумно, или в постели гож, просто он был лучшим танцором и
певцом в округе. У мужика славный баритон был, когда он пел
хотелось плакать. Дамы, в общем, не сдерживали себя в этом
деле, а нам приходилось крепиться. Так вот, как-то раз он пошел
в лес по грибы, там упал в яму, сломал ногу. Стал ползти в
сторону части, перепутал направление и мощными гребками уполз в
чащу. Хватились его дня через три. Жена привыкла к его
"пропажам", но потом все же стали искать, и не найдя порешили,
что какая-то сердцеедка его все же охомутала. Даже рапорт
наверх не стали подавать, мол когда найдется, тогда и намылим
холку. Ты меня слушаешь?
- Уже да.
- А он полз днями, занес какую-то заразу в рану, и когда
дополз до избушки лесника, был уже в полном беспамятстве. Тот
телеграфнул в центр. Набежали врачи, его скоренько в больницу,
там как водится перепутали, что-то не туда вкатали. Вобщем,
чуть до смерти не залечили, но мужик здоровейский - выжил. Но
не без потерь. Девки сказывали, что он потерял мужскую потенцию
до нуля и, как следствие, чувство ритма и слух. Какой там петь.
На танцах в ритм не попадал ни в какую. Ну я, к слову, тоже
танцор еще тот, но по этому поводу не комплексую, а он сильно
переживал и допереживался до суиицида.
- Извини я тебя перебью. Меня посетила светлая мысль. В
больнице очень трудно выжить здоровому. Врачи знают болезни по
симптомам, а когда симптомов нет, страшно пугаются и способны
на любую глупость. Если здоровый попадает в руки врачей, то его
шансы выжить падают с каждым днем, причем на Западе он может
сгинуть в ускоренном темпе.
- Это еще почему?
- Там за все отвечают компьютеры, которых обучили врачи.
То есть идиотизм, помноженный на скорость вычислительных машин.
Прости, я тебя отвлекла, так чем там закончилось?
- Под поезд Мересьев с горя сиганул, - это был
кульминационный момент, поэтому я как опытный актер выдержал
паузу.
- Исход летальный? - с неистребимой надеждой в голосе
задала она вопрос.
- Да нет, все обошлось. Отрезало ему ноги выше колен и
все, но главное к нему вернулся от шока слух и ритм. Он с
радости стал заливаться с утра до вечера и соседи тихонько
снесли его в дурдом, где он научился бить чечетку на протезах и
вообще стал любимцем персонала. После этого к нему вернулась
потенция и встала на место "крыша", он женился на
ампутировавшей его хирургичке и наделал троих детей.
- Счастливый конец? - недоверчиво спросила Анна.
- Подожди, это еще не все: однажды он после долгого
перерыва пошел в лес по грибы и там угодил ногой в капкан.
- Ну и...
- Что "ну и"? Обычный человек помер бы от потери крови и
голода, а этот отстегнул протез и домой на одной ноге
прискакал!
- Спасибо тебе, любимый, за такие жизнеутверждающие
повествования.
19. Долгие проводы
- Да не верю я в бога, не верю, можешь ты это наконец
понять, а? Ну разве это так трудно? - сжал я руку Анны повыше
локтя.
- Да не верь, делов куча, - спешно согласилась Анна, -
но неужели так трудно объяснить, почему? Я, например, верю в
нечто, что там наверху...
- А вот это я просто не перевариваю. Ну если веришь, то
назови это богом, нечего придумывать дурь типа "там на небе
голубоглазый седовласый дедушка", найди в себе хамство и назови
его богом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
нами предстал сам профессор Преображенский. Он был теперь не в
хирургической робе, а во вполне изящном лазоревом халате и
турецких туфлях с загнутыми носами. Вид у него был странноватый
- дореволюционно-интеллигентский.
- Милости прошу, - расшаркался он перед нами, театрально
отставляя в сторону руку с бокалом мелкопузырчатого
шампанского.
- Рад вас видеть в полном здравии, - пробурчал я в тон
ему.
- Я, как всякий персонаж, неистребим, - весело
воскликнул профессор. Он был слегка навеселе.
Мы прошли в гостиную - в ней плечом к плечу толпилось
человек 50 народу. Одеты они были довольно-таки пестро: один
был в белой мантии с красной подкладкой, другой - в кальсонах,
третий - в голубом хитоне. А один упитанный мужик в сером
летнем костюме отличался от остальных тем, что голова у него
была не на шее, как у всех, а в полусогнутой руке на уровне
груди. Когда он говорил, окружающим приходилось из вежливости
наклоняться к этой его смешной голове. На лице его были
сверхъестественно большие очки в черной роговой оправе, а на
лысине - шляпа пирожком.
- Ты его знаешь? - взвигнула от восторга Анна.
- Впервые вижу, - поморщился я. Терпеть не могу бабской
экзальтации.
- Ну как же - это ведь Берлиоз! - возбужденно
подпрыгнула она.
- Композитор? - нарочито зевнул я.
- Да нет, ты ничего не понимаешь. Это тот самый, которому
трамваем отрезало голову.
- А... - протянул я.
- Фу, какой ты скучный! - возмутилась Анна. - Видишь,
он рассказывает какой-то анекдот, а те трое, что ржут рядом с
ним - Понтий Пилат, Иешуа и Воланд.
- Пить бум? - подскочилa к нам услужливого вида жирная
черная кошенция.
- Водка холодная есть? - спросил я, почесывая у нее за
ухом.
- Фр-р-р, - брезгливо отстранилась то ли грудастая
кошка, то ли девушка с кошачьими усами. - Водяры не держим-с.
Могу предложить "Дон Пириньон", "Мартель" или "Мутон кадет" из
коллекции барона Ротшильда.
- Ты мне, котяра, не трынди, - предупредил я ее
по-свойски. - Будто я не знаю, из каких коллекций
кадеты-мудеты бывают. Если через триста секунд холодной водки
не нарисуешь, займусть скотоложеством! Гнездит оно мне,
понимаешь, не-е-е держим-с-с!
Кошечка хотела было огрызнуться, но вовремя передумала и,
ловко выпрыгнув в форточку, грацизно отправилась в дежурную
палатку. А я, не теряя времени даром, стал разминаться
"Мартелем".
- Разрешите представиться, - подскочил ко мне
ублюдочного вида мужичок с жидкими усиками в разбитом пенсне и
укороченных брючках.
- Кто такой? - покосился я на него.
- Ну как же, - смутился он. - Бывший регент.
- А, тот самый, - догадался я. - Забыл твою фамилию. Да
ну и фиг с ней. Я с шестерками все равно не разговариваю.
- Покорнейше прошу прощения, - откланялся он, пятясь
задом.
Тут я заметил, что многие на меня поглядывают украдкой с
явным уважением, будто даже боятся не то что подойти, но и
взглянуть прямо. "Однако, - подумал я, - не знаю, к чему это,
но мне крайне в жилу!"
17. Лед тронулся
Внезапно стало относительно тихо. Тот, которого Анна
называла Иешуа, взошел на трон, услужливо сделанный окружающими
из перевернутого на бок цветного телевизора Рубин.
Парень поднял руку и ломовым басом провозгласил: "Всем
лечь - суд идет".
Все скоренько, как будто это ограбление сберкассы, строем
легли на пол, но легли не на животы, а на спины, каждый
старался прилечь поудобнее, поближе к Иешуа, или же чтобы
лежать спиной на ковре, подальше от сквозняка.
- Нам тоже прилечь? - спросил я свою невеселую спутницу.
- Еще чего! Тебе к Нему, на телевизор, а я тут подожду.
Я спокойно, в судах все же не впервой, прошел и сел на
телевизор, при этом Иешуа подвинулся.
- Тронулись? - с молодецким прищуром поинтересовался он.
- А як же! - вторил ему я.
- Сего числа, сего года постанавляю. Слушается дело рабы
божьей Маргариты в миру Анны, - проорал он мне басом на ухо.
Анна стала негромко плакать, растирая тушь по лицу.
- Грешна ли ты дочь моя, мать твою? - задал ей каверзный
вопрос Иешуа.
- Грешна, Ваше сиятельство, ох как грешна, - заголосила
Анна.
- Будем попунктно или сразу все расскажешь?
- Сразу, вашескоблродие, сразу-то оно и легче.
- Ну сразу, так сразу. Прелюбодеянием занималась? С этим?
- добавил Иешуа, ткнув меня пальцем в бок. Больно так ткнул,
зараза, не по доброму.
- Угу, еще как занималась, - не стала отпираться Анна.
Я стал прикидывать, смогу ли я их всех перегасить, если
цирк затянется.
- И не думай, тут тебе не ученая малина, - шепнул мне на
ухо Иешуа. - И я тебе по секрету скажу, только тебе, как
другу, я не Иешуа, а Джон, вникаешь? Так что и не думай!
- Ну что думаете, люди добрые? - спросил Иешуа
аудиторию.
- Стенка, вышка, - заерзали по полу слушатели дела.
- Свидетеля какого-никакого было бы неплохо, -
проскрипел профессор Преображенский, явно намекая на себя.
- Введите свидетеля, - зарычал мне на ухо Отец Народов.
Двое здоровенных детин ввели вяло упирающуюся Тоньку.
- Расскажи-ка мне, Тонечка, где была, - почти по-детски
добрым голосом спросил он перепуганную, растрепанную, полуголую
дебелую бабу.
- Я была девушкой юной, сама не припомню когда, -
залилась фальцетом Антонина.
- Антоша, ради бога увольте, - заметил профессор с пола.
- Так вот, - начала свой сказ Тоня. - В бытность мною
девушкой, как-то случился со мною конфуз. Утречком просыпаюсь,
а моя витту меня покинула.
- Чего, извиняюсь? - переспросил половой профессор.
- У него спроси чего, и не чего, а кто! - резанула Тоня,
кивком указывая на меня. - Села я перед зеркалом, растопырив
ноги, глядь - между ними черная такая, противная дыра и из нее
дует страшно, как из розетки. Я кинулась искать, и нашла мою
горемыку-путешественницу. Я-то к ней никого не подпускала, а
она шлюхачит около ресторана "Украина" и предлагается направо и
налево, a ее высокие чины только и знай, что на больших машинах
катають. Со мной даже знаться не желаить. Когда я пыталась
уговорить ее вернуться взад, амбалы, типо этих, - она
попыталась вырваться, - мне чуть все кости не переломали,
сказали: "Будешь клиентуру отбивать, забудешь название столицы
нашей родины", - слыхали такое? Название я забуду! Да я это
название с кровью матери!
- Ниче не напоминает? - подмигнул уже в который раз мне
Иешуа.
- До противного похоже на мой давишний сон, - согласился
я. И вроде сказал я это полушепотом, но разнеслось все как из
мегафона так, что все лежащие стали активно кутаться, как от
ветра.
- Действительно лед тронулся, - непонятно, с кем и чем
согласился ОН. - Суд закончен, я выношу решение.
Все встали, при этом так тщательно отряхивали коленки,
будто лежали не на спинах.
- Принимая во внимание былые заслуги подсудимой, - на
фразе "былые заслуги" ОН пошловато ухмыльнулся в козлиную
бороденку, - а также чистосердечное признание...
- Стойте, стойте, - его прервал вбежавший в неизвестно
какие двери муж Анны. Голова его была перевязана пестрым поясом
от халата так, что он походил на индейца племени апачи,
вырывшего тамагавк войны. - Я настоятельно требую смертной
казни предавшей мя жене, - спокойно, как на сеансе
аутототренинга молвил наш муж.
- Слово мужа - закон, - быстро согласился ОН. -
Подсудимая награждается смертной казнью путем запрыгивания под
поезд.
Все вокруг радостно засуетились, наполняя стаканы. Фраза
была до того идиотичная, что я не сразу допетрил смысл, да и к
тому же меня сильно отвлек Берлиоз, который на радостях стал
стучать своей головой об пол на манер баскетбольного мяча,
потом довольно сносно повел и в высоком затяжном прыжке загнал
свою отрезанную голову в богемскую вазочку с тюльпанами.
- Ваше последнее желание, мадам, - с трудом перекрикивая
воцарившийся гвалт спросил Иешуа.
Меня с телевизора мягко согнал Воланд, со словами: "А
ну-ка, гыть отседова!" Затем он мутным взором посмотрел на
Анну:
- Мариша, попроси у него денег, хоть погуляем напоследок
по-человецки, - сказал и зычно с тройным эхо икнул. - Господи
помилуй и спаси, - промямлил он и неуклюже перекрестил рот.
- Пускай этот проводит меня к станции, вот мое последнее
желание, - прошептала дрожащим голоском Анна, указывая на
меня.
18. Танки идут ромбом
Мы шли, и тонкий лед с вмерзшей в него заиндевелой красной
листвой позвякивал под ногами.
- Куда мы идем? - спросил я бодро, втягивая ноздрями
колкий морозный воздух.
- На электричку, - подумав, отозвалась Анна.
- Зачем?
- Не спрашивай. Может, раскажешь чего? - предложила она
невесело.
Я в такие моменты всегда рассказываю одну и ту же историю.
- Ну слушай, - сказал я и, засунув левую руку в карман
брюк, правой тщательно приобнял свою спутницу, a затем
методично ускорил шаг. - Когда я служил в армии...
- У тебя что, в жизни только армия была, почему вы,
мужики, лишь о ней всегда и вспоминаете?
- Не перебивай, а то обижусь. Это не совсем об армии, или
вернее совсем не о ней. Так вот, служил я в армии, был у нас
капитан по фамилии Мересьев. Знатный мужик, по нему все
офицерские жены сохли. И не потому, что он был, там, красив
безумно, или в постели гож, просто он был лучшим танцором и
певцом в округе. У мужика славный баритон был, когда он пел
хотелось плакать. Дамы, в общем, не сдерживали себя в этом
деле, а нам приходилось крепиться. Так вот, как-то раз он пошел
в лес по грибы, там упал в яму, сломал ногу. Стал ползти в
сторону части, перепутал направление и мощными гребками уполз в
чащу. Хватились его дня через три. Жена привыкла к его
"пропажам", но потом все же стали искать, и не найдя порешили,
что какая-то сердцеедка его все же охомутала. Даже рапорт
наверх не стали подавать, мол когда найдется, тогда и намылим
холку. Ты меня слушаешь?
- Уже да.
- А он полз днями, занес какую-то заразу в рану, и когда
дополз до избушки лесника, был уже в полном беспамятстве. Тот
телеграфнул в центр. Набежали врачи, его скоренько в больницу,
там как водится перепутали, что-то не туда вкатали. Вобщем,
чуть до смерти не залечили, но мужик здоровейский - выжил. Но
не без потерь. Девки сказывали, что он потерял мужскую потенцию
до нуля и, как следствие, чувство ритма и слух. Какой там петь.
На танцах в ритм не попадал ни в какую. Ну я, к слову, тоже
танцор еще тот, но по этому поводу не комплексую, а он сильно
переживал и допереживался до суиицида.
- Извини я тебя перебью. Меня посетила светлая мысль. В
больнице очень трудно выжить здоровому. Врачи знают болезни по
симптомам, а когда симптомов нет, страшно пугаются и способны
на любую глупость. Если здоровый попадает в руки врачей, то его
шансы выжить падают с каждым днем, причем на Западе он может
сгинуть в ускоренном темпе.
- Это еще почему?
- Там за все отвечают компьютеры, которых обучили врачи.
То есть идиотизм, помноженный на скорость вычислительных машин.
Прости, я тебя отвлекла, так чем там закончилось?
- Под поезд Мересьев с горя сиганул, - это был
кульминационный момент, поэтому я как опытный актер выдержал
паузу.
- Исход летальный? - с неистребимой надеждой в голосе
задала она вопрос.
- Да нет, все обошлось. Отрезало ему ноги выше колен и
все, но главное к нему вернулся от шока слух и ритм. Он с
радости стал заливаться с утра до вечера и соседи тихонько
снесли его в дурдом, где он научился бить чечетку на протезах и
вообще стал любимцем персонала. После этого к нему вернулась
потенция и встала на место "крыша", он женился на
ампутировавшей его хирургичке и наделал троих детей.
- Счастливый конец? - недоверчиво спросила Анна.
- Подожди, это еще не все: однажды он после долгого
перерыва пошел в лес по грибы и там угодил ногой в капкан.
- Ну и...
- Что "ну и"? Обычный человек помер бы от потери крови и
голода, а этот отстегнул протез и домой на одной ноге
прискакал!
- Спасибо тебе, любимый, за такие жизнеутверждающие
повествования.
19. Долгие проводы
- Да не верю я в бога, не верю, можешь ты это наконец
понять, а? Ну разве это так трудно? - сжал я руку Анны повыше
локтя.
- Да не верь, делов куча, - спешно согласилась Анна, -
но неужели так трудно объяснить, почему? Я, например, верю в
нечто, что там наверху...
- А вот это я просто не перевариваю. Ну если веришь, то
назови это богом, нечего придумывать дурь типа "там на небе
голубоглазый седовласый дедушка", найди в себе хамство и назови
его богом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11