меня какой-то мужчина к себе привел...
- А дальше что?
- Дальше... Дальше он взял меня за волосы, откинул голову
и поцеловал...
- Ну и?..
- Я пыталась вспомнить, но не смогла. Так просто ничего
не получается, понимаете? Нужно реконструировать события.
- Каким манером?
- Вам нужно сделать то же, что сделал он, тогда я вспомню
продолжение. Я уверена.
- Гм... Ну, раз для дела...
Она встала и подошла ко мне вплотную - от нее повеяло
каким-то теплым ароматом. Я взял в кулак ее длинные шелковистые
волосы, намотал их на руку и откинул ей голову - она чуть
слышно вскрикнула и улыбнулась выжидающе слегка приоткрытыми
губами. Я впился в ее губы - они были послушными и сладкими.
- Ну?! - только и смог спросить я, с трудом переводя
дыхание.
- Он приказал мне раздеться...
- Раздевайся! - приказал я.
Она неторопливо, как в полусне, сбросила кофточку, стянула
юбку, сняла лифчик и вылезла из трусиков. "Фигура у нее была
божественная. Даже нет, не фигура, а сочетание фигуры с телом:
узкие плечики, стоячая грудь, чуть выпуклый животик, аккуратная
попка с глубоким разрезом, прямые линии ног..." Это я цитирую
конечно, откуда мне уметь голую бабу описывать, я еще в школе
где-то вычитал этот панигирик и в разговоре за женщин всегда
прерывал заученной фразой дебильские пасы руками, которыми
мужики обычно иммитируют масштабы своих постельных
принадлежностей. Она легла на дощатые нары, вытянувшись по
струнке и задумчиво глядя в потолок.
- И что? - хрипло задал я риторический вопрос.
- Он разделся, - спокойно ответила она.
Делать было нечего - я сбросил мундир.
- Лег на меня...
Я лег на нее.
- Подложил левую руку мне под голову.
Я подложил.
- Правой стал массировать клитор.
Я стал.
- Поцеловал меня в ухо и жарко в него задышал.
Я задышал.
- Коленку левой ноги он довел до уровня моего предплечья.
Я довел.
- Пальцами левой ноги он стал гладить меня по ноге все
выше и выше.
Я все выше и выше.
- Левую руку переместил мне на грудь.
Я переместил, удивившись, что грудь ее была обсолютно
холодной.
- Тебе не холодно? - прошептал я.
- Не отвлекай, - деловито сказала она и добавила, -
стал щекотать волосами на груди соски.
- Тут это, у меня нечем щекотать...
- Найди что-нибудь.
Я нашел.
- Засунул мне пальцы левой руки в промежность.
Изогнувшись, я засунул.
- Пошевелил ими.
Я подергался, изобразив шевеление.
- Попросил меня ругаться матом.
- Ругайся матом, - дрожащим голосом сказал я как в
полусне.
- Я этого не люблю, - с традиционным спокойствием
ответила она, - Укусил в шею.
- Да как я укушу, у меня голова в полуметре?
- Укусил в шею.
Я укусил в шею.
- Ой, мне же больно! Закинул мои ноги себе на плечи.
Я закинул.
- Положил свои ноги рядом с моей головой.
"Я вроде носки менял когда-то", - подумал я и смело
переложил ноги.
- Спросил, хорошо ли мне.
- Тебе хорошо?
- Очень. Накрыл обеими руками мне обе груди.
Я накрыл.
- Сел по-турецки.
Это как?
- Сел по турецки.
Я сел. По-турецки сел. Кальян мне, кальян!
- Просунул мне колено между ног...
Я просунул ей колено между ног.
- Теперь второе...
Я просунул второе колено.
- Уперся в лобок...
Я уперся в лобок.
- Вошел в меня...
Я вошел в нее.
- Глубже... Нет, не так глубоко, не сразу...
Постепенно... Еще глубже... Еще... Еще на сантиметр... Теперь
обратно... Теперь вперед и до конца... Обратно... Вперед...
Быстрее... Еще быстрее... Еще... Еще... Е-ще... А-а... О-о...
а-а... Так, да! Давай! Давай!!! Сильнее! А-а-а!!!
Я напрягся... Мне еще не приходилось слышать столь
оживленного монолога: из всех моих женщин с первого раза
легкого стона было не выдавить, не то что такого нескромного
ора. Опьяненный сладостными звуками и теплой влажной плотью, я
резко двинулся в ее просторы и провалился в бездну...

6. Ой, витту!
Провалился я не в бездну наслаждений, а в самую
обыкновенную черную дыру.... Обыкновенную?! Может ли феномен
быть обыкновенным? Но все было очень обыденно и правдоподобно:
на том месте, где у нормальных женщин "витту"... Это мое
любимое финское матерное слово, меня ему научил Данька, ставший
мне после "дуэли" чуть ли не лучшим другом. Он хоть и лезгин,
но родился и вырос в Тааллииннее, и свободно ругался на многих
языках, включая финский. А мне оно понравилось, я частенько
загибал, даже на работе - "иди в витту", "накройся виттой",
чем-то до боли родным веяло... Может, я финн?! Я пригляделся: у
нее на самом интимном месте зияла бездонная черная дыра,
прикрытая сверху густым кучерявым пушком.
"Я сейчас проснусь, - подумал я, - что на работе не
привидится, из газет лишь "Правду" и "Спид-Инфо" выписываем.
Сейчас, надо ущипнуть себя, а лучше ее, может, у нее все
исправится. Нет, чушь... Но все же, за что мне ее ущипнуть?"
- Он меня ущипнул за сосок, - послышался абсолютно
спокойный голос "подруги по нарам". Или мне послышалось, что
спокойный? Только что она стонала... Это не женщина, это дьявол
в юбке... Нет, без юбки!
- За грудь? - задумчиво отозвался я, опять возвращаясь к
мысли о том, за что бы мне ущипнуть самого себя, чтобы
избавиться от наваждения.
- За сосок он меня ущипнул, - повторила она уже тверже и
громче. - Я так ничего не вспомню, ты все делаешь неправильно,
у тебя женщины до меня были, вообще?
- Не сомневайся, - не задумываясь, ответил я и стал
собираться с мыслями: похоже, это не сон, я голый в камере, с
бабой, тоже голой, там глазок, наверное, уже все конторские
пялятся в него, если "стукнет" кто, меня попрут за аморалку...
Лучше будет, если она заявит об изнасиловании, тогда наверху
замнут, чтоб мундир не пятнать. Хуже будет, если ее муженек -
демократ-правозащитник, захочет, чего доброго, сделать себе
имячко на случае растления органами своей добропорядочной жены,
образцовой домохозяйки... Стоп, стоп, стоп! - Матьматьмать!!!
- закричал я в голос, а про себя опять подумал: "Что у нее
между ног???" - Ой, витту...
- Что? - не поняла она.
И тут меня осенило: как же я могу видеть, что у нее между
ног, если лежу на ней, и не просто лежу... "Фу-у-у-х... -
облегченно вздохнул я. - Пригрезилось!" У меня так бывает
перед самым оргазмом: вдруг картинки какие-то чудные перед
глазами встают. Ничего до такой степени кошмарного, правда,
никогда до сей поры не было... Я расслабился и кончил.... Или
кончил и расслабился, не помню точно, но наваждение как рукой
сняло.
- Ты такой горячий, - сказала мне она, задыхаясь. -
Просто бешеный какой-то! Зверь, а не мужчина... Я думала, ты
меня на две половинки разорвешь!
Только тут я заметил, что с меня ручьями льется пот, а
кудри прилипли ко лбу, будто в меде.
- А говорила, что ничего не умею, - мне казалось, что я
говорю нежно, но камера отозвалась животным рыком.
- Это я тебя специально подзадоривала, - хитро
улыбнулась она.
- Но ты, по-моему, совершенно спокойно лежала, -
усомнился я в ее искренности.
- Я?! - округлила она глаза. - Да я за этот час кончила
энное число раз!!!
- За час?! - не поверил я.
- Ну да! А ты думал, пять минут прошло?! Дурачок ты...
- Теперь-то ты все вспомнила? - спросил я, вспоминая,
что все же нахожусь на службе.
- Пока нет, - виновато улыбнулась она. - Помню, стало
стыдно. И сейчас стыдно... Перед мужем стыдно. Ой, как стыдно!
У меня щеки горят, попробуй.
- Как кипящий чайник, - подтвердил я.
- Мне так стыдно, что не знаю, куда деваться. Хочется
что-то сделать.
- Что именно? - насторожился я.
- Сейчас скажу, подожди минутку, давай поговорим немного.
Тебя как зовут?
- Мастер, - ответил я. - Михал Степаныч - М.С. "Эм-эс"
- мастер спорта. Вот меня Мастером и прозвали. Мне нравится.
- Мастер, - повторила она с моей интонацией и почему-то
встревоженно. По ее лобику прошла морщинка раздумия.
Неожиданно она резко вздрогнула, как будто вспомнила
что-то страшное. Это был тот самый излюбленный момент
следователя, когда подозреваемого можно брать голыми руками.
Любой преступник не допроса боится, не заключения, не пыток и
даже не казни - больше своего преступления и наказания за него
он боится себя!
- Говори! - я ее схватил сзади за шею, как котенка, и
заглянул ей в упор в глаза.
То, что я увидел на блестящей пленке ее
непроницаемо-черных зрачков, меня сильно озадачило: вспышка
озарения, оранжевые искры, черная дуга... и все.
- Трамвай, - пролепетала она.
- Номер! - рявкнул я.
- Аннушка, - покорно ответила она.
- Номер, дура, говори!
- Это номер такой, - посмотрела она на меня с
сожалением. - Прости меня, что я такая недотепа. Мне стыдно,
что ты со мной так мучаешься...
Я отпустил ее. До меня, наконец, дошло (не такой уж я
идиот, как это принято считать среди местных гуманитариев): ей
вспомнился трамвай, который отрезал голову Берлиозу. Ну,
правильно: Мастер, "Мастер и Маргарита", Чистые пруды,
трамвай... Не так все и сложно.
- Мне кажется, что в прошлой жизни я была трамваем, -
сказала она. - Ты хочешь быть моим вагоновожатым?
- Кончай этот базар, - не вытерпел я ее глупостей, -
или я тебя застрелю при попытке к бегству!
- Ты такой добрый, - нежно прислонилась она щекой к
моему плечу. - Зачем ты хочешь казаться злым? Ты считаешь, что
добрые всегда несчастны?
С чего она взяла, что я добрый?! Я не знал, что ответить.
Это было слишком сложно. Даже для писателей. Не говоря уже о
работниках органов.
- Я - офицер, - наконец, сказал я ей. - Если бы не
такие, как я, вопрос о счастье для разных там "добреньких" не
стоял бы. Их просто бы не было. Их бы съели более зубастые. Их
бы просто физически уничтожили. Как класс. Как вид. Как
понятие. Ты знаешь, на чьи деньги существовал Булгаков в
последние годы жизни?
- На деньги жены?
- А жена откуда деньги брала? То-то! Ее средствами бывший
муж обеспечивал, офицер в большом звании, между прочим.
- Я люблю тебя, - прошептала она.
Я промолчал.
- Почему ты молчишь? Ты меня любишь? - спросила она. -
Скажи "да", и я тебе открою свой маленький секрет.
- Женщины - как следователи, - усмехнулся я. -
Главное, любой ценой вырвать признание и в протокол занести.
- Говори, подлец, хуже будет! - изобразила она суровый
тон, хватая меня за кудри.
- Да, - сказал я, с удивлением замечая, что самому не
противно слышать собственное вранье, как это несколько раз со
мной случалось в подобных ситуациях. Или я не вру?
- Умница! - чмокнула она меня в щеку. - А теперь я тебе
скажу: я вспомнила, что была вчера на Чистых прудах. Это пока
все.
- Уже след, - похвалил я. - А что ты хотела пять минут
назад сделать?
- Я хотела пописять! - рассмеялась она.
- Ну сходи. Параша в углу, - из деликатности я
отвернулся к стене.
- Нет, - мягко возразила она, - я должна выйти и пойти
искать туалет. Это важно.
- Замучался я с тобой. Ладно, одевайся.
Мы оделись, и я вывел ее из камеры. В конце коридора стоял
ухмыляющийся вертухай. Я многозначительно показал ему кулак за
спиной Анны: "Не дай бог, заложишь!" - и он нагнал на себя
непроницаемую личину держиморды. Анна шагала как во сне, с
полуприкрытыми глазами. Мы вышли через стальную дверь в другой
коридор, два раза свернули направо... Она резко остановилась
возле комнаты-склада конфискованного оружия и решительно
дернула ручку.
- Это не туалет, - сказал я.
- Я знаю, - спокойно ответила она. - Там было то же
самое: я попала не туда.
- И что ты нашла за дверью? - скептически скривился я в
подобии улыбки.
- Оружие, - сказала она так же спокойно. - Много
оружия. Разное...
Я был потрясен. Дело стало принимать серьезный оборот...
Очень серьезный!
- Подпольный склад?! Где? Пока не вспомнишь, где - не
выпущу! - вполне официально заявил я ей.
- Давай будем все делать по порядку. Открой дверь.
Я на всякий случай достал пистолет, отпер дверь и
пропустил ее вперед, наставив на спину дуло. Она зашла и в
задумчивости остановилась перед широким столом, заваленным
пистолетами, ножами, кастетами, автоматами и гранатами с
прикрепленными к ним бирками. При виде оружия ноздри у нее
слегка расширились, как у охотничьей собаки при виде дичи. Лицо
ее заметно заострилось и приняло целеустремленное выражение.
Секунду поколебавшись (для вида?), она взяла со стола ручную
фугасную гранату и легким изящным движением кисти опустила мне
в карман кителя.
- Ты что?! - слегка удивился я.
- Возьмем с собой на Чистые пруды.
Я только хмыкнул в ответ. Неужели, она думает, что я
повезу ее прямо сейчас на Чистые пруды?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11