Но вы забыли тот факт, что, несмотря на свою всеохватность, я был некоей единицей, то есть одним, пусть даже и самым наполненным организмом. Я замыкался сам в себе, я хранил в себе все — но, заметьте, это было внутри меня, а что же вовне? Пусть ничего «вовне» быть не могло, пусть там мог быть только Господь — я знал об этом лучше вас, но все же тоска по неведомому, по тому, что «не-я» разъедала все мое существо. Я не знаю, как долго я пребывал в этом томлении — ведь времени еще не существовало — но вскоре оно закончилось.
Да, я не оговорился, мое одиночество кончилось в один прекрасный миг, когда я увидел вас.
Это было просто чудом. Таким же чудом, как мое собственное сотворение, таким же чудом, как тайная причина всего этого, таким же чудом, как Бытие. В один прекрасный миг вы были сотворены — вы возникли рядом со мной, абсолютно копирующие меня по внешнему виду (ведь никаких других форм быть не могло), но все же отличающиеся тем, что это были вы, т о есть не-я, а именно этого я так безнадежно ждал. Вы находились рядом со мной, а что такое рядом ? Ведь пространства не существовало еще тогда — можете вы мне сказать. Это правда. И вот именно тогда я наглядно увидел, что между ничем и чем-то есть нечто среднее, есть переходное звено. Этим переходным звеном было это расстояние между нами. Вы не являлись мной, я не являлся вами, и в то же время мы плавно переходили друг в друга, словно между нами вообще не было зазора — его и не был, и однако он был. Вы скажете, что это — бред, что это противоречит всякой логике, но я видел это своей собственной абсолютностью, а это побольше, чем просто глаза! Я видел и чувствовал это. И так мы существовали друг рядом с другом.
И тогда я мысленно воскликнул: "Еще один шаг отделяет меня от абсолютной гармонии! Только полное единение с этим иным существом даст мне великое счастье Абсолюта, и я — и мы — и мы станем Богом, мы станем вообще Всем!"
Поняв это, я импульсивно дернулся в сторону вас, желая соединиться в блаженной вечности и в счастье. Если бы вы сделали такой же шаг, то единство было бы достигнуто, и тогда… Но — увы! Послушайте меня внимательно, ибо с этого момента начинается все дальнейшее, что только вообще случилось. Итак — я дернулся к вам в надежде на такой же ответ. Но — черт его знает, что случилось с вами — вы вышли вдруг из-под контроля, отпрянули куда-то назад, ликвидировали наше пограничное между чем-то и ничем расстояние и… все взорвалось. Так возникли пространство и время.
Многие времена спустя я анализировал это событие, и теперь мне абсолютно ясно, что же тогда произошло. Мы с вами были созданы словно для какого-то выбора, и нас крепко связывали законы, регулировавшие наше местоположение. И мы могли соединиться и сотворить Абсолют. Но вы не захотели этого. Вы произвели зазор между нами, образовав первое в реальности и пространство, и, как только это случилось, законы были нарушены, и возникшая гигантская энергия разнесла нас на мелкие клочья повсюду. Так мы погибли с вами впервые — по вашей вине (я прошу запомнить) — одновременно создав весь этот разнообразный мир, который и сейчас нас окружает и тщетно силится достичь какого-то идеала.
Что же было потом… О, потом я искал вас повсюду, находил терял, снова искал. Мы меняли обличья и воплощения, становились кем угодно и чем угодно, умирали и воскресали, и все равно — прошлое неудавшееся единство, как проклятье, тяготело над ними Я помню себя в облике протона, по-броуновски мечущегося повсюду; и вот я встречаю, вас, и вы — нейтрон, и я готов составить с вами ядро, я стремлюсь к вам, испытывая божественное влечение в своих кварках; казалось, еще чуть-чуть и уже несколько новообразованных электронов свяжут нас навеки в устойчивую и прочную модель… Но нет — все было тщетно. как только я приблизился к вам. вы тут же издевательски и даже как-то насмешливо дернулись, как в первый раз, и немедленно распались на протон, электрон и антинейтрино. Эта троица агрессивно окружила меня, и мне пришлось улепетывать вдаль, оплакивая ваше смертельное превращение и свою неопределенную участь, ибо я был тогда стабилен, одинок и зол.
И так все и происходило в том же духе. Когда я был гордым атомом водорода и встречал вас в кислородном обличье, вы плевали на меня, подкладывая вместо себя какой-то хлор; когда я становился каким-то твердым и романтичным веществом, вы, словно последний садист, витали надо мной в виде какого-нибудь аморфного и бесчувственного газа; когда я был рожден половой клеткой, до дрожи желающей стать большим телом, то она — черт вас побери — зачала не от вас, хотя вы находились рядом и издавали, по-моему, даже какие-то гнусные смешки своей вакуолью, или не помню уже чем…
Другие состояния тоже не добавили ничего радостного. Когда я вытягивал свой жадный пестик в сторону вашей пыльцы, то пчела непременно летела куда-то к чертям, или же ее прихлопывали невесть откуда взявшиеся гады; моя черная икра еще ни разу не достигла ваших благоухающих молок, а находясь с вами в весеннем танце змей, вы непременно и успешно скрывались от меня в запутанных телах наших длинных подруг. Потом начались вообще несоответствия: когда я бабочкой летел на вас, то вы клевали меня птичьим клювом, кода же я был неуемной и тягучей погонофорой, вы стояли где-то в уединеньи дубрав у лукоморья, являясь дубом, и я не удивлюсь, если мимо вас проезжал князь Андрей!
Будучи однажды губкой, я чуть не сдох от тоски, наблюдая вашу ракообразность. Однажды я был самцом богомола, а вы были самкой — ура! Я начал подбираться к вам, но надо же было так случиться, что вы съели меня еще до начала полового акта! Я хотел кричать, визжать, обратить ваше внимание на нарушение закона природы, но вам было все равно, вы задумчиво пережевывали мои лапки, подбираясь к головогруди, и тогда сознание снова покинуло меня.
Но наступил новый день, и я ощутил свою мощь. Я помню яркий закат над морем, светло— зеленые леса и горы где-то вдали. Я стоял над обрывом и смотрел на берег, наслаждаясь природой и собой. Я был динозавром, и моя шея была длинной и мускулистой.
Вы стояли прямо около моря, переливаясь чешуйчатым блеском на солнце; ваша нежная змеиная улыбка сулила будущую нежность и симпатию, и волны омывали ваши аккуратные когти. Я не мог назвать вашу породу; я вообще не знал никаких имен и названий, поскольку мысли почти не вырабатывались моим небольшим, соответствующим малюсенькой головке, мозгом, но я сразу узнавал истинную суть и сущность всего и мог следовать за ними в любом состоянии и виде и при любом, из предложенных мне, времен.
Вы были прекрасны в этот раз на берегу, вы были восторгом ящеров, лучшей рептильной прелестью, существовавшей среди всего остального; хладнокровным страстным чудом, появившимся на фоне прибоя и заката, олицетворением истинной любви и природы, бытия и всего своего прошлого!..
По вашей великой длинной шее пробегали томные волны истинной грации, ваш сияющий стан манил меня и других; и, должно быть, сами боги восхищались вами и желали вас.
И я стоял и смотрел на вас, как высший жених, ощущая трепетную победоносность в своих членах и истинную прекрасную жизнь во всем, что есть собственно "я" и я напрягся и готов был перелететь через пропасть перед собой и через берег и покрыть вас, и быть с вами, и лизать вас раздвоенным языком и переплести наши шеи и отдать вам всю свою любовь и нежность, в основании которых находилось целое вселенское, бытийственное, доисторическое желание, готовое при первом же знаке участия обратиться в гром, или в молнию; и жечь, любить и царить над всем остальным миром и над вами! Я стоял, замерев, словно готовая к метаморфозам личинка какой-нибудь букашки, и ждал вашего взгляда и ваших чувств.
И вот вы посмотрели на меня, посмотрели в мои глаза своей чудной сплюснутой головой; ваш ротик приоткрылся, обнажив мелкие острые прелестные зубки; и какие-то слюни, словно у дебильных детей, повисли на вашей губе. Вы что-то пискнули, сверкнув желтыми очами; слюни упали в песок, оторвавшись от вас; и ваш рот немедленно закрылся, придав всему вашему облику что-то детское, обиженное и трогательное. Я немедленно взвился, как поднимаемый вымпел, издал тоже непонятный звук, и поднял свой короткий хвост максимально вверх, словно я салютовал каким-то наблюдателям, которые будто бы смотрели на все это сзади; и в этот миг только один шаг отделял меня от пропасти и от безумств.
Я стоял, смотрел и вдруг я понял ваш взгляд; он призывал меня, он хотел меня, он ждал меня. Я не мог больше сопротивляться; поднатужившись, я завопил во всю свою ископаемую глотку, вытянул шею, опустил хвост и прыгнул высоко вверх, в пропасть, к морю, к вам. Я помню этот короткий полет, свои конечности, распростертые, как крылья, неожиданное трезвое понимание вашего коварства, своей немедленной гибели, своей жертвенной красивой тупости, которая поместила меня в это небо над пропастью, чтобы дать мне в итоге болезненную безобразную смерть вместо вас. Я успел еще заметить ваш одобрительный взгляд, и он даже будто бы прибавил мне силы; вдруг я ощутил себя сказочным драконом, взмывающим в небесную высь и оставляющим за собой свое огненное дыхание, но — бамц! — все было кончено. Я расшибся об острые камни около ваших ног, моя кровь жалобным ручьем потекла в море, и плотоядные рыбы и другие существа гурьбой подплыли к берегу, словно вороны, или грифы, приманенные свежей большой добычей, отданной кем-то для них. И тогда Вы удовлетворенно повернулись ко мне задом и степенно удалились, и больше мы не встречались в этой жизни. Я умирал три дня, мучительно страдая и издавая крики и стоны, и мне казалось, что я выкрикивал ваше имя, которого я не мог знать. Так вы расправились со мной.
А потом… Потом, моя милая, мы прожили с вами вереницы длинных и коротких людских жизней и историй, мы были с вами едины и несовместимы, как противоположности в диалектике; мы встречались, расставались и погибали; я искал вас, я хотел вас, я ждал вас; мы переходили на «ты», мы пили на «брудершафт», мы встречались в тысячах обличьях, весь мир крутился вокруг нас. все было создано, чтобы создать нашу тайну и историю, но никогда я тебя не добивался! Милая, нежная моя, я помню как ты была совсем деткой, а я старцем пытался учить тебя любви, и ты своей пощечиной убила меня, разбив мне сердце; я помню, как мы были двумя монахинями, размышляющими о боге и о другом, и я пытался соблазнить тебя, но ты донесла, и меня сожгли на твоих глазах; я помню, ты была моим лучшим другом Сергеем Артемовичем Верия, и я пытался поцеловать тебя и трахнуть тебя, и ты обиделась и порвала со мной, и я был безутешен и повесился, и потом опять родился, и опять тебя встретил — ты была прокаженной, а я был принцем, и я тебя узнал, и сказал тебе о своей любви, и обо всем, но ты подумала, что я издеваюсь над тобой и скоропостижно скончалась, и опять ты родились в виде жирного бесчеловечного негра, а он был гориллой, я поймал тебя в джунглях, хотел изнасиловать, ты отсекла мне член ножом, убежала вдаль и долго смеялась, о. моя любовь, о, как же я тебя всегда хотел, ты мне никогда не давала, ты была фараоном, я был твоей наложницей, ты пренебрегла мной, мной одним, как будто тебе было так сложно, я подстерегал тебя в подъездах, в подворотнях, пытаясь изнасиловать, о. моя любовь, всегда ничего не получалось, ты меня однажды ударила бутылкой пива по башке, проломила череп, однажды я на тебе женился, свадьба, горько, первая брачная ночь. и снимаю с тебя трусы, ты не сопротивляешься, неужели, неужели, не может быть, я раздеваюсь, все нормально, у меня не стоит, как специально, я ждал слишком долго, и ждал мною веков и световых лет, тьфу ты, черт, ты нервничаешь, пытаешься меня возбудить, ничего не выходит, хочется выть. мы засыпаем, завтра иду к врачу, ты ждешь. ты меня хочешь, я попадаю под машину, скончался, не приходя в сознание, ты рыдаешь на могиле, от судьбы не уйдешь, через жизнь, я тебя приглашаю в гости, садись, хочешь вина, конечно, конечно, начинаю поцелуй, ты ничего не хочешь, говоришь, что я тебе совсем не нравлюсь, смеешься, уходишь, я доживаю до восьмидесяти лет, последний раз, я уже зажал тебя, говорю, все, любовь моя, маленькая моя, птичка, прелесть, как я тебя хочу, как я тебя люблю, я отдам тебе все, умру за тебя, ну ладно, говоришь ты, ладно, я собираюсь произвести это, землетрясение, на нас падает потолок, опять ничего, милая, милая, милая! Дорогая, дорогая, дорогая, любимая, любимая, любимая, я…
Сегодня я встречаю тебя, идущую по этой улице. Да, это ты.
Послушай меня!
Заклинаю тебя!
Отдайся мне сейчас!
Ибо вся эта история перешла все возможные границы и пределы, и дальше так продолжаться не может, и если и сейчас у нас с тобой ничего не будет (ты не смотри, что я маленький, я вполне готов), то для меня это равносильно полному концу всего мироздания и всех его смыслов, и краху вообще Всего. Я сказал".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Да, я не оговорился, мое одиночество кончилось в один прекрасный миг, когда я увидел вас.
Это было просто чудом. Таким же чудом, как мое собственное сотворение, таким же чудом, как тайная причина всего этого, таким же чудом, как Бытие. В один прекрасный миг вы были сотворены — вы возникли рядом со мной, абсолютно копирующие меня по внешнему виду (ведь никаких других форм быть не могло), но все же отличающиеся тем, что это были вы, т о есть не-я, а именно этого я так безнадежно ждал. Вы находились рядом со мной, а что такое рядом ? Ведь пространства не существовало еще тогда — можете вы мне сказать. Это правда. И вот именно тогда я наглядно увидел, что между ничем и чем-то есть нечто среднее, есть переходное звено. Этим переходным звеном было это расстояние между нами. Вы не являлись мной, я не являлся вами, и в то же время мы плавно переходили друг в друга, словно между нами вообще не было зазора — его и не был, и однако он был. Вы скажете, что это — бред, что это противоречит всякой логике, но я видел это своей собственной абсолютностью, а это побольше, чем просто глаза! Я видел и чувствовал это. И так мы существовали друг рядом с другом.
И тогда я мысленно воскликнул: "Еще один шаг отделяет меня от абсолютной гармонии! Только полное единение с этим иным существом даст мне великое счастье Абсолюта, и я — и мы — и мы станем Богом, мы станем вообще Всем!"
Поняв это, я импульсивно дернулся в сторону вас, желая соединиться в блаженной вечности и в счастье. Если бы вы сделали такой же шаг, то единство было бы достигнуто, и тогда… Но — увы! Послушайте меня внимательно, ибо с этого момента начинается все дальнейшее, что только вообще случилось. Итак — я дернулся к вам в надежде на такой же ответ. Но — черт его знает, что случилось с вами — вы вышли вдруг из-под контроля, отпрянули куда-то назад, ликвидировали наше пограничное между чем-то и ничем расстояние и… все взорвалось. Так возникли пространство и время.
Многие времена спустя я анализировал это событие, и теперь мне абсолютно ясно, что же тогда произошло. Мы с вами были созданы словно для какого-то выбора, и нас крепко связывали законы, регулировавшие наше местоположение. И мы могли соединиться и сотворить Абсолют. Но вы не захотели этого. Вы произвели зазор между нами, образовав первое в реальности и пространство, и, как только это случилось, законы были нарушены, и возникшая гигантская энергия разнесла нас на мелкие клочья повсюду. Так мы погибли с вами впервые — по вашей вине (я прошу запомнить) — одновременно создав весь этот разнообразный мир, который и сейчас нас окружает и тщетно силится достичь какого-то идеала.
Что же было потом… О, потом я искал вас повсюду, находил терял, снова искал. Мы меняли обличья и воплощения, становились кем угодно и чем угодно, умирали и воскресали, и все равно — прошлое неудавшееся единство, как проклятье, тяготело над ними Я помню себя в облике протона, по-броуновски мечущегося повсюду; и вот я встречаю, вас, и вы — нейтрон, и я готов составить с вами ядро, я стремлюсь к вам, испытывая божественное влечение в своих кварках; казалось, еще чуть-чуть и уже несколько новообразованных электронов свяжут нас навеки в устойчивую и прочную модель… Но нет — все было тщетно. как только я приблизился к вам. вы тут же издевательски и даже как-то насмешливо дернулись, как в первый раз, и немедленно распались на протон, электрон и антинейтрино. Эта троица агрессивно окружила меня, и мне пришлось улепетывать вдаль, оплакивая ваше смертельное превращение и свою неопределенную участь, ибо я был тогда стабилен, одинок и зол.
И так все и происходило в том же духе. Когда я был гордым атомом водорода и встречал вас в кислородном обличье, вы плевали на меня, подкладывая вместо себя какой-то хлор; когда я становился каким-то твердым и романтичным веществом, вы, словно последний садист, витали надо мной в виде какого-нибудь аморфного и бесчувственного газа; когда я был рожден половой клеткой, до дрожи желающей стать большим телом, то она — черт вас побери — зачала не от вас, хотя вы находились рядом и издавали, по-моему, даже какие-то гнусные смешки своей вакуолью, или не помню уже чем…
Другие состояния тоже не добавили ничего радостного. Когда я вытягивал свой жадный пестик в сторону вашей пыльцы, то пчела непременно летела куда-то к чертям, или же ее прихлопывали невесть откуда взявшиеся гады; моя черная икра еще ни разу не достигла ваших благоухающих молок, а находясь с вами в весеннем танце змей, вы непременно и успешно скрывались от меня в запутанных телах наших длинных подруг. Потом начались вообще несоответствия: когда я бабочкой летел на вас, то вы клевали меня птичьим клювом, кода же я был неуемной и тягучей погонофорой, вы стояли где-то в уединеньи дубрав у лукоморья, являясь дубом, и я не удивлюсь, если мимо вас проезжал князь Андрей!
Будучи однажды губкой, я чуть не сдох от тоски, наблюдая вашу ракообразность. Однажды я был самцом богомола, а вы были самкой — ура! Я начал подбираться к вам, но надо же было так случиться, что вы съели меня еще до начала полового акта! Я хотел кричать, визжать, обратить ваше внимание на нарушение закона природы, но вам было все равно, вы задумчиво пережевывали мои лапки, подбираясь к головогруди, и тогда сознание снова покинуло меня.
Но наступил новый день, и я ощутил свою мощь. Я помню яркий закат над морем, светло— зеленые леса и горы где-то вдали. Я стоял над обрывом и смотрел на берег, наслаждаясь природой и собой. Я был динозавром, и моя шея была длинной и мускулистой.
Вы стояли прямо около моря, переливаясь чешуйчатым блеском на солнце; ваша нежная змеиная улыбка сулила будущую нежность и симпатию, и волны омывали ваши аккуратные когти. Я не мог назвать вашу породу; я вообще не знал никаких имен и названий, поскольку мысли почти не вырабатывались моим небольшим, соответствующим малюсенькой головке, мозгом, но я сразу узнавал истинную суть и сущность всего и мог следовать за ними в любом состоянии и виде и при любом, из предложенных мне, времен.
Вы были прекрасны в этот раз на берегу, вы были восторгом ящеров, лучшей рептильной прелестью, существовавшей среди всего остального; хладнокровным страстным чудом, появившимся на фоне прибоя и заката, олицетворением истинной любви и природы, бытия и всего своего прошлого!..
По вашей великой длинной шее пробегали томные волны истинной грации, ваш сияющий стан манил меня и других; и, должно быть, сами боги восхищались вами и желали вас.
И я стоял и смотрел на вас, как высший жених, ощущая трепетную победоносность в своих членах и истинную прекрасную жизнь во всем, что есть собственно "я" и я напрягся и готов был перелететь через пропасть перед собой и через берег и покрыть вас, и быть с вами, и лизать вас раздвоенным языком и переплести наши шеи и отдать вам всю свою любовь и нежность, в основании которых находилось целое вселенское, бытийственное, доисторическое желание, готовое при первом же знаке участия обратиться в гром, или в молнию; и жечь, любить и царить над всем остальным миром и над вами! Я стоял, замерев, словно готовая к метаморфозам личинка какой-нибудь букашки, и ждал вашего взгляда и ваших чувств.
И вот вы посмотрели на меня, посмотрели в мои глаза своей чудной сплюснутой головой; ваш ротик приоткрылся, обнажив мелкие острые прелестные зубки; и какие-то слюни, словно у дебильных детей, повисли на вашей губе. Вы что-то пискнули, сверкнув желтыми очами; слюни упали в песок, оторвавшись от вас; и ваш рот немедленно закрылся, придав всему вашему облику что-то детское, обиженное и трогательное. Я немедленно взвился, как поднимаемый вымпел, издал тоже непонятный звук, и поднял свой короткий хвост максимально вверх, словно я салютовал каким-то наблюдателям, которые будто бы смотрели на все это сзади; и в этот миг только один шаг отделял меня от пропасти и от безумств.
Я стоял, смотрел и вдруг я понял ваш взгляд; он призывал меня, он хотел меня, он ждал меня. Я не мог больше сопротивляться; поднатужившись, я завопил во всю свою ископаемую глотку, вытянул шею, опустил хвост и прыгнул высоко вверх, в пропасть, к морю, к вам. Я помню этот короткий полет, свои конечности, распростертые, как крылья, неожиданное трезвое понимание вашего коварства, своей немедленной гибели, своей жертвенной красивой тупости, которая поместила меня в это небо над пропастью, чтобы дать мне в итоге болезненную безобразную смерть вместо вас. Я успел еще заметить ваш одобрительный взгляд, и он даже будто бы прибавил мне силы; вдруг я ощутил себя сказочным драконом, взмывающим в небесную высь и оставляющим за собой свое огненное дыхание, но — бамц! — все было кончено. Я расшибся об острые камни около ваших ног, моя кровь жалобным ручьем потекла в море, и плотоядные рыбы и другие существа гурьбой подплыли к берегу, словно вороны, или грифы, приманенные свежей большой добычей, отданной кем-то для них. И тогда Вы удовлетворенно повернулись ко мне задом и степенно удалились, и больше мы не встречались в этой жизни. Я умирал три дня, мучительно страдая и издавая крики и стоны, и мне казалось, что я выкрикивал ваше имя, которого я не мог знать. Так вы расправились со мной.
А потом… Потом, моя милая, мы прожили с вами вереницы длинных и коротких людских жизней и историй, мы были с вами едины и несовместимы, как противоположности в диалектике; мы встречались, расставались и погибали; я искал вас, я хотел вас, я ждал вас; мы переходили на «ты», мы пили на «брудершафт», мы встречались в тысячах обличьях, весь мир крутился вокруг нас. все было создано, чтобы создать нашу тайну и историю, но никогда я тебя не добивался! Милая, нежная моя, я помню как ты была совсем деткой, а я старцем пытался учить тебя любви, и ты своей пощечиной убила меня, разбив мне сердце; я помню, как мы были двумя монахинями, размышляющими о боге и о другом, и я пытался соблазнить тебя, но ты донесла, и меня сожгли на твоих глазах; я помню, ты была моим лучшим другом Сергеем Артемовичем Верия, и я пытался поцеловать тебя и трахнуть тебя, и ты обиделась и порвала со мной, и я был безутешен и повесился, и потом опять родился, и опять тебя встретил — ты была прокаженной, а я был принцем, и я тебя узнал, и сказал тебе о своей любви, и обо всем, но ты подумала, что я издеваюсь над тобой и скоропостижно скончалась, и опять ты родились в виде жирного бесчеловечного негра, а он был гориллой, я поймал тебя в джунглях, хотел изнасиловать, ты отсекла мне член ножом, убежала вдаль и долго смеялась, о. моя любовь, о, как же я тебя всегда хотел, ты мне никогда не давала, ты была фараоном, я был твоей наложницей, ты пренебрегла мной, мной одним, как будто тебе было так сложно, я подстерегал тебя в подъездах, в подворотнях, пытаясь изнасиловать, о. моя любовь, всегда ничего не получалось, ты меня однажды ударила бутылкой пива по башке, проломила череп, однажды я на тебе женился, свадьба, горько, первая брачная ночь. и снимаю с тебя трусы, ты не сопротивляешься, неужели, неужели, не может быть, я раздеваюсь, все нормально, у меня не стоит, как специально, я ждал слишком долго, и ждал мною веков и световых лет, тьфу ты, черт, ты нервничаешь, пытаешься меня возбудить, ничего не выходит, хочется выть. мы засыпаем, завтра иду к врачу, ты ждешь. ты меня хочешь, я попадаю под машину, скончался, не приходя в сознание, ты рыдаешь на могиле, от судьбы не уйдешь, через жизнь, я тебя приглашаю в гости, садись, хочешь вина, конечно, конечно, начинаю поцелуй, ты ничего не хочешь, говоришь, что я тебе совсем не нравлюсь, смеешься, уходишь, я доживаю до восьмидесяти лет, последний раз, я уже зажал тебя, говорю, все, любовь моя, маленькая моя, птичка, прелесть, как я тебя хочу, как я тебя люблю, я отдам тебе все, умру за тебя, ну ладно, говоришь ты, ладно, я собираюсь произвести это, землетрясение, на нас падает потолок, опять ничего, милая, милая, милая! Дорогая, дорогая, дорогая, любимая, любимая, любимая, я…
Сегодня я встречаю тебя, идущую по этой улице. Да, это ты.
Послушай меня!
Заклинаю тебя!
Отдайся мне сейчас!
Ибо вся эта история перешла все возможные границы и пределы, и дальше так продолжаться не может, и если и сейчас у нас с тобой ничего не будет (ты не смотри, что я маленький, я вполне готов), то для меня это равносильно полному концу всего мироздания и всех его смыслов, и краху вообще Всего. Я сказал".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40