Сторож и в мыслях не имел сердиться на пойманного Волка и мешать
этому существу, если оно вдруг захочет предаться жалкому подобию
предсмертной Медитации. Однако он не смог заставить себя послать ему
приветственный знак.
Тропайл не мучился такими угрызениями. Он так сердито и свирепо
глянул на Сторожа Хармейна, что старик чуть не убежал. Тропайл почти так
же сердито глянул на Гражданина Бойна. Как смеет этот убийца быть таким
спокойным!
Тропайл сказал грубо:
- Они убьют нас! Тебе это известно? Они вонзят нам в позвоночник иглу
и выкачают оттуда весь мозг. Это больно! Ты понимаешь, о чем я говорю? Они
собираются выкачать из нас всю спинномозговую жидкость, а потом выпьют ее,
а это будет очень больно.
Его деликатно поправили:
- Мы принесем Жидкость в Жертву, что и подобает сделать тем
Гражданам, поведение которых было преступным. Вот и все, - спокойно
промолвил Гражданин Бойн. - Разве Сын Волка не чувствует этой разницы?
Подлинная воспитанность требовала, чтобы это замечание было
воспринято как дружеская шутка, имеющая долю истины, а как же еще можно
высказать горькую правду? Иначе может произойти такое, чего и представить
нельзя. Они могут поссориться! Они даже до драки могут дойти! А в драке
человеку можно сделать больно!
Подобающая случаю мягкая улыбка появилась на губах Тропайла, но он
резко стер ее. Они собирались воткнуть ему в позвоночник огромный катетер
и убить его. Он не будет им улыбаться! Это ему стоило большого усилия.
- Я не Сын Волка! - прорычал он, охваченный отчаянием, понимая, что
оправдывается перед человеком, которого это меньше всего волнует и
который, даже если бы это и волновало его, ничего не мог сделать. - Что за
идиотский разговор о Волках? Я не знаю, что такое Сын Волка, и думаю, что
этого не знаешь ни ты, ни кто-нибудь другой. Мне известно только то, что я
действовал разумно. А все подняли вой. Считается, что можно узнать Сына
Волка по отсутствию культуры, по невежеству, по его дикой ярости. Но ты
зарубил троих, а я лишь подобрал кусок хлеба. И считается, что именно я
представляю опасность!
- Волки никогда не знают о том, что они Волки, - вздохнул Гражданин
Бойн. - Рыбы, наверное, думают, что они птицы, а ты, очевидно, думаешь,
что ты Гражданин. Стал бы Гражданин говорить такие вещи, которые ты сейчас
произносишь?
- Но они собираются убить нас!
- Тогда почему ты не сочиняешь предсмертное стихотворение?
Глен Тропайл глубоко вздохнул. Что-то терзало его.
Ничего хорошего, что он скоро умрет, ничего хорошего, что он умрет ни
за что. Но то, что грызло его, не имело ничего общего со смертью.
Отношения складывались не так, как нужно. Этот бледный гражданин брал
над ним верх. Налитая кровью железа в надпочечниках Тропайла - у
Гражданина Бойна она была не больше булавочной головки - посылала
крошечные гормоны к нему в кровь. Он мог умереть, да - это рано или поздно
должно было произойти с каждым. Но пока он жив, он не мог вынести, если
над ним берут верх в стычке, споре, отношениях. Глену Тропайлу было
несвойственно дать себя победить без борьбы. Волк? Называйте его Волком,
Авантюристом, Спекулянтом, называйте его Крутым Парнем, называйте его
Игроком.
Если можно извлечь выгоду, он извлечет ее. Таким уж он создан.
Помедлив некоторое время, чтобы наметить план, он сказал:
- Ты прав. Очень глупо, но я, должно быть, потерял голову.
Он думал. Некоторые решают проблемы, разбивая их на составляющие,
некоторые - сопоставляя факты. Метод Тропайла не походил ни на тот, ни на
другой, он скорее напоминал дзюдо. Он допускал в своем сопернике такие
качества, как Сила, Находчивость, Подготовка. Ему самому все это было не
нужно; в каждом споре этих качеств соперника хватало на них обоих. Тропайл
привык (и определенно это была привычка Волка, как он вынужден был
признать) использовать сильную сторону противника против самого
противника, разбивать противника о его же стальную броню.
Он думал.
Во-первых, думал он, надо принять решение. Волк? Пусть так, он не
станет дожидаться пункции, он уйдет отсюда. Но как?
Во-вторых, нужно составить план. Существовали препятствия. Гражданин
Бойн был одним из препятствий. Другим препятствием был Хармейн, Охранник
Дома Пяти Правил. Где же тот шест, который даст ему возможность преодолеть
эти барьеры? Есть Гала, его жена, подумал он. Она принадлежит ему; она
сделает то, что он пожелает, если только он заставит ее захотеть сделать
это.
Да, Гала. Он подошел к двери и позвал Гражданина Хармейна:
- Охранник! Охранник! Я должен повидаться с женой. Приведите ее ко
мне!
Охранник не мог отказать. Он ответил мягко:
- Я приглашу Гражданку, - и заковылял прочь.
В-третьих, время.
Тропайл повернулся к Гражданину Бойну.
- Гражданин, - сказал он настойчиво, - так как твое предсмертное
стихотворение готово, а мое - нет, не будешь ли так добр пойти первым,
когда они... когда они придут?
Гражданин Бойн сдержанно посмотрел на сокамерника и улыбнулся
Снисходительной Улыбкой.
- Ну, видишь? - сказал он. - Волк.
Это было верно. Но верно было и то, что отказать он не мог.

4
На полпути к краю света темно-синяя Пирамида восседала на выровненной
вершине пика, точно так же, как она сидела с тех пор, когда у Земли еще
было ее собственное настоящее Солнце.
Для Пирамиды не имело значения, что Глену Тропайлу вот-вот вонзят
тонкий катетер в позвоночник, чтобы выкачать из него жизненные силы;
Пирамиду не интересовало то, что затем спинной мозг будет выпит его
сородичами, или то, что поводом для казни был поступок, который в
человеческой истории не рассматривался обычно как уголовное преступление.
Пирамиде безразлично ритуальное жертвоприношение в любом его виде.
Пирамида видела, как они приходят и уходят, если о Пирамиде можно сказать
"видела". Одним человеком больше, одним меньше, какая разница. Кому придет
на ум проводить перепись клеток в заусенце?
И все-таки Пирамида испытывала своего рода интерес к Глену Тропайлу и
к человечеству, частью которого он был.
Никто не знал о Пирамидах много, но все знали: они чего-то хотят,
иначе зачем им было красть Землю?
А это сделали определенно они.
Был 2027 год н.э., год, с которого началась жизнь в бесчестье; были и
другие годы, которые помнили люди, - 1941, 1066, 1492. Но ни один из них
не имел таких громадных последствий, как 2027-й, по последствиям его можно
было бы сравнить лишь с теми давними и забытыми датами, когда амфибии
вышли из моря или когда первое покрытое шерстью двуногое взяло в руки
палку. 2027-й превзошел их все.
Планета-беглец пробралась в Солнечную систему для грабежа и с тех пор
убегает со своей добычей.
Отважные люди отправлялись в космос, чтобы изучить эту планету. Три
их космических корабля приземлились на Планете Пирамид. Тогда они еще не
знали, что это была именно она. Фактически, они даже не послали сообщений.
Первое сообщение, сразу после посадки, было: "Она кажется э... э... очень
пустынной". Второго сообщения не пришло.
Возможно, те полеты были ошибкой. Так думали некоторые. Кое-кто
считал, что если бы человечество тихонько притаилось под своей атмосферой,
как под одеялом, Пирамиды, возможно, улетели бы по эклиптике прочь.
Тем не менее, главная "ошибка" была сделана, и, может быть, именно
тогда человек увидел Пирамиды собственными глазами.
Вскоре после этого, но после того, как отправили радиосообщение, их
глаза навек закрылись. Случилось то, что должно было случиться. Внимание
Пирамид было привлечено. То, что произошло потом, заставило работать
радиосвязь между Паломаром и Пернамбуко, Гринвичем и Мысом Доброй Надежды;
радиосвязь ужасную и тревожащую: астрономы всей Земли сообщили, а потом
несколько раз подтвердили потрясающий факт: наша планета отдаляется от
Солнца. "Возрадуйтесь Мессии" появилась, чтобы увести Землю.
Земля, населенная десятью миллиардами людей, многие из них гениальны,
многие отважны, построила и атаковала захватчика гигантскими боевыми
ракетами. Безрезультатно.
Два корабля Межпланетных Экспедиционных войск были посланы в космос,
и люди высадились на новой планете для нанесения ответного удара.
Безрезультатно.
Земля по спирали уходила со своей орбиты.
Если невозможно победить, тогда, может быть, переселение? Срочно были
построены новые корабли. Но они ржавели без пользы, по мере того как
Солнце становилось все меньше, а ледяной покров все толще. Да и куда было
переселяться? Не на Марс же и не на Луну, которая уносилась вместе с
Землей, не на Венеру, с ее непригодной для дыхания атмосферой, или давящий
своим притяжением Юпитер. Переселение было так же бессмысленно, как и
война, поскольку не существовало места, куда можно было бы эмигрировать.
Одна, только одна Пирамида прибыла на Землю. Она сделала площадку на
вершине самой высокой горы и самовольно поселилась на ней. Наблюдатель?
Страж? Но не имело значения, кем она была. Она была.
Солнце стало слишком далеко и не давало тепла и света, и тогда из
бывшей Луны чужестранцы-Пирамиды создали в небе новое маленькое Солнце -
Солнце, которое светило пять лет, которое сгорало и снова зажигалось, и
снова, и снова, и так бесконечно.
Десять миллиардов вели неистовую и неравную борьбу, и, когда ее
безнадежность стала, наконец, очевидной, многие умерли от холода и голода,
а в оставшихся в живых, почти во всех, что-то внутри вымерзло, умерло. И
те, кто существовал на Земле спустя два с небольшим столетия, более или
менее напоминали Гражданина Бойна, и лишь немногие, очень немногие - Глена
Тропайла.
Гала Тропайл внимательно смотрела на мужа полными муки глазами.
- Я хочу выбраться отсюда, - говорил он настойчиво. - Они хотят убить
меня. Послушай, позволив им убить меня, ты сделаешь себя несчастной,
будешь страдать, ты не можешь этого допустить, Гала.
Она рыдала:
- Я не могу ничего сделать!
Тропайл взглянул через плечо. Гражданин Бойн водил пальцем по узору
на корпусе золотых часов, которые когда-то принадлежали его отцу, а вскоре
перейдут его сыну. Глаза Бойна были закрыты, он не слушал.
Тропайл немного наклонился, он умышленно положил свою руку на руку
жены. Она вздрогнула и покраснела. Он чувствовал, как она дрожит.
- Можешь, - ответил он. - И более того - сделаешь. Ты можешь помочь
мне выйти отсюда. Я настаиваю на этом, Гала, потому что я должен уберечь
тебя от этих страданий. - Он убрал руку и строго сказал: - Дорогая,
думаешь, я не знаю, как много мы всегда значили друг для друга?
Гала с отчаянием посмотрела на него. В раздражении она теребила рукав
своей тонкой летней блузки, швы не были ослаблены, на это не было времени.
Она как раз переодевалась в костюм, который подобает носить под паркой в
День Возрождения Солнца, когда пришли с новостью о ее муже.
Она старалась отвести взгляд:
- Если ты действительно Волк...
Надпочечники Тропайла заработали и наполнили его уверенностью.
- Ты лучше знаешь, кто я. Лучше, чем кто-либо.
Это был тонкий намек на их тайные отношения и, так же, как и
прикосновение его руки, он подействовал.
- В конце концов, почему мы ссоримся, как прошлой ночью, например? -
Он поторопился. Нужно не бередить раны, а заставить ее действовать. -
Потому что мы нужны друг другу, важно, чтобы мы были вместе. Я знаю, что
если бы ты попала в беду, ты бы рассчитывала на меня... И я знаю, Гала,
что ты была бы обижена, очень обижена, если бы я не рассчитывал на тебя.
Шмыгая носом, она завязала яркий шнурок босоножки. Потом она
посмотрела ему в глаза. Несомненно, последствия ссоры начинали
сказываться. Глен Тропайл знал, что он полностью может рассчитывать на тот
положительный эффект, который приносят размолвки. Она начала сдаваться.
Украдкой взглянув на Гражданина Бойна, она понизила голос:
- Что я должна сделать? - спросила она шепотом.
Через пять минут Гала ушла, оставалось более чем достаточно времени;
в запасе у Тропайла было по крайней мере тридцать минут. Сначала они
возьмут Бойна, он об этом позаботится. А когда с Бойном покончат...
Тропайл вырвал одну из трех ножек табурета и сел, с трудом балансируя
на двух оставшихся. Он с грохотом бросил сломанную ножку в угол.
Шаркая ногами, прибежал Охранник Дома Пяти Правил и заглянул в
камеру.
- Волк, что с твоим табуретом?
Тропайл сделал левой рукой жест, означающий "ничего особенного".
- Ничего страшного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28