..
- Значит, ты не хочешь этого?
Довольно долго Джермин думал.
- Нет, - наконец сказал он. - Но это никак не означает... - Он снова
задумался.
Хендл мягко произнес:
- Взгляни на себя, Джермин. Ущипни себя. Потрогай свои руки и ноги.
Ты изменился. Ты схватил Иннисона и ударил его, и не во время припадка, а
потому, что ты был зол. Не так давно ты бы на это не отважился. Посмотри
на себя.
Джермин взглянул. Его живот был подтянут, никаких следов жира. Его
бедра были теперь не толще коленей. Все это произошло так незаметно! Он
ощупал свое лицо, под бородой оно было округлившимся, совсем не напоминало
лицо Гражданина, кости черепа почти совсем не прощупывались. Его ребра -
они почти не были видны!
Он повернулся к ним, сгорая от стыда за свой смехотворный вид, и
увидел, что они выглядят точно так же! Все они выглядели одинаково.
- А разве ты не чувствуешь, что стал другим? - спокойно настаивал
Хендл. - Внутри? Разве тебя не переполняло чувство, которое раньше не
позволило бы тебе ударить Иннисона? И разве сейчас тобой не владеет
чувство, которое подсказывает тебе, что ударить Иннисона, не теряя
контроля над собой, будет тебе приятно?
- Да, это так, - в ужасе сознался Джермин. - Да! Как это назвать? Что
мне делать с этим?
- Среди Волков общепринято мнение, - сказал Иннисон, - что не нужно
бороться с этим чувством. А название ему - сытость. Ты Медитировал о
Взаимосвязи в последнее время?
- Нет, - сказал Джермин. - Внимание отвлекалось на...
- Отсутствие чувства голода, Джермин. Голод и Медитация идут рука об
руку, хотя это и не обязательно. Когда жизнеспособность низка,
самосознание нестойко, его легко задавить.
Джермин бродил среди леса ножек от станков, стараясь привыкнуть к
своему новому "я".
Хендл сказал Иннисону:
- Может быть, мы здесь именно для того, чтобы похорошеть и
поправиться.
- Думаешь, они едят людей?
- Нет, не более чем ядерный реактор. Это что-нибудь, связанное с
электричеством.
- Если Джермин готов и может бороться, то и все они, должно быть,
тоже готовы. Предположим, что у нас получилось что-то вроде строевой
подготовки.
- Лучше нам самим кое-что сделать. С ума больше никто не сходит, но
давление было сильным. Следующий шаг - организовать давление с другой
стороны, и люди зашевелятся.
Два Волка улыбнулись друг другу.
- Все шло прекрасно, так? - сказал Хендл. - Культура и эстетика
иссякли в первую же неделю неограниченного потребления калорий, а затем
улетучились манеры, обычно с треском, как у экс-Гражданина Джермина. Да, у
нас есть для них кое-какая работа, прежде чем они покроются жирком и
начнут убивать друг друга.
В это примерно время в литейный перестали прибывать новые люди; когда
прошло двенадцать кормежек, а новичков так и не было, Принстонские Волки
провели перепись: шестьсот восемьдесят четыре, примерно поровну женщин и
мужчин. Это было удобно, потому что нельзя все время только разговаривать.
Военная организация создавалась с некоторыми трудностями.
Экс-Граждане гордились благоприобретенной агрессивностью.
- Кто это меня заставит? - весело раздавалось в коридорах.
Обладавшие пытливым умом Принстонцы вспомнили, что некий библейский
персонаж "раздобрел и впал в грех". Однако сочетание силы и убеждения
одержало победу. И, наконец, последний самый буйный экс-Гражданин, с
медленно бледнеющим синяком под глазом, маршировал в строю вместе со
всеми. Хендл стремился к оружию, которое тоже Переместили; где оно? А
потом забеременели несколько женщин. Беременности наступили после одного
случая, который был и ужасным, и непонятным. Пирамида вновь и вновь
появлялась, и вновь и вновь они прятались. На сей раз судьба распорядилась
так, что один из африканцев не успел спрятаться и был застигнут врасплох
неподалеку от стены, но бесконечно далеко от леса балок, которые
поддерживали гигантские станки. Он поступил благоразумно и растянулся на
полу, чувствуя себя в относительной безопасности в последние секунды
жизни. Гигантская фигура медленно плыла вдоль коридора, и с обеих сторон
до нее было довольно много места. Приближаясь к человеку, она свернула в
сторону так, что ближайшим углом прошлась по нему, а затем выплыла через
одно из не похожих на дверь отверстий.
Им не составило труда спустить африканца в восьмидюймовый
канализационный люк, а время сна они провели в оргии. Мужчины не соблюдали
Осторожности в Любви, да и женщины бы им этого не разрешили. Ими управлял
инстинкт, над ними довлел рок.
Волки и Овцы, или экс-Овцы, бесконечно обсуждали гибель африканца.
- Мы здесь потому, что они доставили нас сюда. Мы им для чего-то
нужны. Почему же они губят то, что так осторожно приняли и в ком
поддерживали жизнь, создав минимальный комфорт?
- Может быть, наш вид вызывает у них раздражение? Может быть, они
берегут нас про запас, но не хотят, чтобы мы докучали им, до тех пор пока
у них не дойдут до нас руки.
- А может быть, она сделала это ради забавы?
- Я в это не верю. Эти ваши бледнолицые не поступали так с вашими
индейцами.
- Некоторые так и поступали. Некоторые из них стреляли в индейцев
ради забавы. Может быть, и среди Пирамид разные попадаются. Может быть,
эта была жестокой!
Они сдались и прекратили на этом спор.
Что еще оставалось делать? Все они знали примерно одно и то же о том,
чего хотят Пирамиды, что думают, что собираются делать.
Еще нужно было быть постоянно готовым к тому, чтобы броситься в
укрытие, расставить наблюдателей и гонцов у обеих "дверей" и у входа в
литейный. Они делали это. Но после того случая Пирамиды не появлялись.
Однажды, когда шел второй месяц беременности, женщина, с которой Гала
Тропайл болтала, неожиданно закричала. Она в ужасе показывала на стену.
Гала обернулась и тоже закричала. Собравшаяся толпа тряслась от страха, но
чем бы ни было то, что прогрызало дыру в стене, уж Пирамидой оно не было
наверняка. Оно вообще ни на что не походило.
Толпа наблюдала, как круглый кусок металла, около метра диаметром,
был очерчен летящей точкой, которая согнула ковкий металл пополам. Точка
пролетела через него. Это был какой-то инструмент. Вырезанный диск с
грохотом упал на пол.
Ближайший из смотревших закричал и отпрыгнул назад.
Затем инструмент и его вращающийся держатель исчезли. Наступила
долгая пауза. Один из вспотевших от страха людей - это был русский из
Киева - отважился заглянуть в отверстие, но там ничего не было видно,
только темнота и удаляющийся звук сверла.
Несколько минут спустя из дыры появилась верхушка черного конуса и
заговорила:
- Внимание! Говорить с вами таким образом очень трудно. Вас доставили
сюда с определенной целью. Впредь вы будете получать приказы по этой
системе связи. Выполняйте приказы сразу и полностью. Достаточно ли у вас
воды и пищи?
Голос заставил Галу Тропайл содрогнуться. Он не походил на
человеческий. (Но что же такое знакомое в его интонациях?) Однако, коль он
задал вопрос, он, вероятно, хотел получить ответ. Она отважилась:
- Да, достаточно, но пища очень однообразная. Нельзя ли добавлять
время от времени разные приправы?
- Нет. Вы не поняли. Кормить вас очень трудно. Кроме того, хорошо,
что вам скучно. Слушает ли ваш главный?
Хендл и Иннисон заговорили одновременно; они обменялись злыми
быстрыми взглядами; Иннисон отступил.
- Я слушаю, - сказал Хендл.
- Вот правила общения с нами. Вы слышите гудение из громкоговорителя.
Сейчас мы его остановим. - Слабое гудение прекратилось и началось снова. -
Когда громкоговоритель гудит, можете считать, что он включен, и говорите в
него. Когда он не гудит, считайте, что он выключен. Так как это всего лишь
психологический прием и громкоговоритель никогда не выключается,
проследите за тем, чтобы около него стояла охрана и никто не обращался к
нам, когда мы этого не хотим.
- Я понял, - сказал Хендл, которому бы очень хотелось добавить
что-нибудь иронически почтительное. Он был напуган. Голос не принадлежал
человеку; он не шел из теплых, влажных легких, не мчался через вибрирующий
хрящ, не резонировал в головных полостях, и мускулы губ и языка не
участвовали в его создании. Голос представлял собой модулированный
выходной электронный сигнал, искусную смесь десятка вибраций кристаллов.
Он был так же холоден, как и кристалл. И на это он отваживался мечтать
напасть! С ружьями, танком и вертолетом!
Громкоговоритель все еще слабо гудел. Несмотря на страх, это была
возможность поговорить с Пирамидой, узнать у нее, что их ждет, что ждет
всех людей. Насколько ему было известно, никому еще этого не удавалось. Он
собрался что-то сказать, но женщина, вдова убитого африканца, оттолкнула
его и закричала в черный конус:
- Почему вы убили моего мужа? Что он вам сделал такого, за что вы
раздавили его?
- Мы не убивали твоего мужа, - ответил черный конус. - Это сделала
Пирамида.
- А вы тогда кто же, черт побери? - заорал Хендл.
- Мы известны вам как Глен Тропайл, - ответил громкоговоритель, и гул
прекратился. Никакие мольбы и проклятия не могли заставить его снова
заговорить.

13
Ни один сицилиец или поляк на острове Эллис, ни один американский
турист, запутавшийся в бюрократических хитросплетениях во французском
отеле, никогда не чувствовал себя таким чужим в городе, каким чувствовал
себя Глен Тропайл. Он ничего не знал. Или, выражаясь точнее, он знал то,
чему научила его жизнь за несколько десятилетий как Гражданина и как
Волка.
Но никакое из этих знаний нельзя было применить к его теперешнему
существованию в качестве одной восьмой части Снежинки.
Тропайл, однако, был Волком. Он был почти как Пирамида в том, что он
толкал до тех пор, пока что-либо не поддавалось, и делил до тех пор, пока
не получались части, с которыми можно было управляться.
Например, прямо под рукой у него находилось то, что более или менее
легко можно было использовать. В систему коммуникации, которая соединяла
один лепесток Снежинки с остальными, было довольно легко проникнуть, что и
было быстро сделано.
Тропайл и Алла Нарова разбудили женщину между ними, предчувствуя
истерику. Но они ошиблись. Ею оказалась Мерседес ван Деллен из Стамбула,
во время Перемещения ей было 28 часовых лет, она - мать двоих девочек,
которые были крошками, когда она их покинула. Она вздохнула и
предположила, что сейчас они, наверное, счастливы замужем. Ее
заинтересовал и позабавил дисплей и быстро работающие с переключателем
руки; она призналась, что любит заниматься делами и (небольшая ересь) у
нее был бы десяток детей, если бы это разрешали. Они проникли в ее мозг.
Он был спокоен; всегда спокоен. Все-таки есть такие люди! Она проникла в
их мозг. Они были неистовыми и страстными. О Боже! Неужели они все
затевают напрасно? А затем они втроем поплыли вместе; на сей раз все было
более прозрачно и ровно.
Они разбудили женщину с темной кожей, которой тоже, как оказалось, за
двадцать, чего нельзя было сказать, глядя на ее тело. Душа Ким Сеонг была
душой ведьмы, которая видела, как приходят и уходят люди, которая обмывала
трупы, зарабатывая на рис, и бормотала:
- Глупо, все глупо, но какой толк говорить? Никто вас не слушает.
Она привнесла в их общий мозг горечь и первую крупицу понимания
беспредельности пространства и двух бесконечностей до и после, слишком
огромных, чтобы их понять.
Они разбудили Корсо Навароне из Милана, худого молодого человека,
который точно знал, ради чего все это. Он любил Аллу Нарову так, как не
любил никогда раньше. Все пространство и время сговорилось, чтобы
соединить их, он был ее душой, она - его пламенем; никто никогда не любил
так, как они. Какое значение имело то, что хирургическое вмешательство не
давало осуществить желание? Они были вместе, и этого было достаточно. О,
Господи! Большего блаженства и не нужно, чтобы Корсо Навароне не погиб от
наслаждения.
Они не могли поверить, что такой человек может быть, но им пришлось
поверить, он существовал. Сначала он с негодованием отказался подчинить
свою индивидуальность общему мозгу, но его убедили сделать это; как иначе
он смог бы узнать лучше свою возлюбленную? Но, слившись с общим мозгом, он
захотел стать его частью навсегда, однако его отговорили и от этого; разве
разлука не делает сердце нежнее?
В их общее сознание он привнес огонь.
Старик, которого они разбудили, был некто Спирос Гульбенкян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28