Прогремел взрыв и разнес стену на куски. Кошачьи лапы
машин разгребли их. Еще одиннадцать раз пришлось это повторить, а затем
очень осторожно сверлить стену, и уже после этого появилось отверстие в
стене, которое вело в камеру, точную копию той, которая была на Северном
полюсе, но без сине-зеленого чудовища под хрустальным колпаком.
Вместо этого там были книги.
Круглые хрустальные пластинки с золотыми знаками на них. Пластины не
были переплетены, а просто сложены вместе; золоченый текст несколько
возвышался на пластинах, и поэтому они не очень плотно прилегали друг к
другу. Эта приятная картина была принята глазами из ортикона, в виде
импульсов послана по коаксиальному кабелю и показана шестнадцати глазам
Снежинки на круговом телеэкране.
Снежинка, размышляя, рассматривала эту милую сцену, а некоторые ее
руки передавали сообщения машинам на конце коаксиального кабеля длиной в
семьдесят шесть географических градусов. Металлические пальцы разложили
хрустально-золотые страницы. Самую большую стопку страниц логически
рассматривали первой. Прекрасные незнакомые буквы шли непрерывно по
спирали от края каждой пластины к центру, древние строки, которые читались
сначала слева направо, а потом справа налево, эти строки не воспринимались
системой, в которой требовалось, чтобы в конце каждой строки глаз
останавливался, а потом начинал сначала. Снежинка обратила внимание на
суть "чернила и бумага"; это не было случайным. Их выбрали для наиболее
полного контраста. Контраст цветов был абсолютен. Пластины были
прозрачными, а текст - матовым. Они были контрастными и на ощупь: пластины
были гладкие, а золото шероховатое. Приборы показали, что и контраст
электропроводности тоже был большим: пластины были изоляторами, а символы
отличались сверхпроводимостью. Послания, оставленные на Южном полюсе, были
оставлены, чтобы их прочли любые глаза, любые пальцы или какие-нибудь
невообразимые существа, читающие при помощи электричества. Где-то должен
был быть ключ, а он действительно был: на наборе самых больших пластин.
Началась изматывающе-трудная, зачастую основанная на воображении,
программа. Человек с Земли мог бы в конце концов узнать многое из того,
что было на самых больших пластинах. Начиналось с арифметики, двоичной,
конечно. Точка - это точка. Точка и промежуток - две точки. Две точки -
это три точки; их ноль действительно означал 0 - ничто. Грациозный, слегка
изогнутый знак, напоминающий глаз - оператор сложения, отрицательные числа
изображались не точками, а маленькими солнечными вспышками, и так далее.
Это была лишь математика. Снежинка осилила ее всю: начальную геометрию,
функции конических сечений. Она была не очень элегантной. Снежинка
чувствовала, что элегантность была раньше, а грубые старые концепции
пришли из первобытных времен. Но Снежинка училась. Это - "высота"; это -
знак "большой", "больше чем", "включает", "логически предполагает". А
затем - к букварю, второму по объему набору пластин. Зелено-голубые
монстры были темой этого учебника; есть, спать, ползти (говори "идти") -
это глаголы; монстры (говори "люди") наблюдают за звездами. Огромное
солнце поднимается и согревает людей. Человек оплодотворяет ("любит"?)
другого человека, которого можно назвать женщиной, потому что это так и
есть. Сто шестьдесят шесть дней высиживается яйцо, ему, кажется,
поклоняются. Потом рождается ребенок. Это сопровождается второй степенью
поклонения. Маленькое - Нечто - назначается к ребенку; родители облизывают
своего ребенка, чтобы он был чистым. Ребенок ест хорошую пишу под
наблюдением родителей и этого Нечто. Ребенок спит беспокойно, и Нечто
будит их. Они с родительской заботой делают что-то, чего Снежинка не
поняла. Дитя учится считать и читать книги, такие, как эти. Изменившийся,
любящий, вездесущий Нечто опять помогает. Ребенок ходит, бегает на солнце;
ребенок уезжает далеко и быстро на этом самом Нечто, которое выросло
вместе с ребенком. Ребенок почти совсем подрос, и с этим связана третья
степень поклонения. И он начинает постигать тысячу двести восемнадцать
книг Первостепенной Важности. Когда это пройдено, он вырастает и уже
больше не ребенок, а мужчина или женщина, и Нечто тоже выросло. Выросший
мужчина по-иному любит совсем выросшее Нечто, хотя оно по-прежнему
незаменимо во всем. Неосторожность в обращении со взрослым Нечто может
быть роковой...
Снежинка содрогнулась в своей питательной жидкости, когда представила
роковые последствия этой неосторожности. Выросшие Пирамиды, которые было
так удобно всегда иметь под рукой, восстали много веков назад и уничтожили
своих хозяев, которые создали их, разрушили эту милую планету, превратили
ее в унылую свалку, место, подходящее для них, машин.
15
Затем, в соответствии с мрачным предсказанием Хендла, люди в огромном
коридоре механического цеха лишились воды. Она просто перестала поступать.
Началась паника, как это можно было предвидеть, а затем и ее
неизбежное следствие - миграция. Сильные, мускулистые мужчины не
собирались умирать без сопротивления, женщины с детьми в утробе не теряли
надежду. Если они окружены огнем, они будут прорываться там, где он
кажется наименее сильным, но прорвутся. Когда голод наступает на пятки, а
впереди тоже маячит голод, люди пойдут куда угодно: от дома предков в
долине Инда и Евфрата или Конго они прогрызут свой путь сквозь отживший
мир, затем через земляной мост - в мир новый.
Беженцы выходили из коридора через два выхода; они проходили в день
двадцать, сорок миль, разведывая освещенные красным светом коридоры
планеты. Везде они находили воду, так как это - нужный растворитель и
используется в большей части химических процессов механизированной
планеты. Они ломали трубы в местах сварки, пили их содержимое и шли
дальше. Нюх вел их. Через сто миль они опять стали похожи на хладнокровных
Граждан, ребра их выпирали, а бедра обвисли от голода, но к этому времени
они уже были в комплексе по производству продуктов обмена, который
представлял собой лес труб, насосов и цистерн, в которых были сахар,
протеин, жиры и крахмал.
Об Иннисоне следовало бы сложить эпическую поэму, о том, как он
взобрался на стофутовый бродильный чан, в котором глюкоза превращалась в
спирт, как он разбил стеклянное отверстие, для того чтобы питательный
раствор вылился толпе, ждавшей внизу. Не должен быть забыт и рассказ о
Мухандасе Дутте и о том, как он Взорвал Полиэтиленовую Печь. Эта огромная
штуковина стояла между ними, от нее шел запах дрожжей и пищи. Выпитая
глюкоза наполняла их энергией, но их тела ощущали голод, им нужно было
замещать и восстанавливать молекулы, они не могли жить на одной энергии.
Волки из Принстона изучили строение башни, мрачной цитадели из нержавеющей
стали, из которой выступали прозрачные вздутия, наполненные полимерами. А
внизу, на дне, только водоворот газа; тепло и давление наполняли
следующее, более высокое вздутие жидким раствором, а вздутие немного выше
этого - вязким раствором, а на самом верху большие лопатки сбивали
воскообразную пасту, и она проходила через выходное отверстие в накопитель
или прямо к прессам и вытяжным отверстиям, которые, может быть, находились
где-то очень далеко. То здесь, то там в цепях, опоясывающих планету,
постоянно возникала необходимость изоляции какого-либо участка; в любой
конкретный момент на каком-нибудь участке могли вспыхнуть голубые искры
короткого замыкания, и туда тотчас ползли машины, груженные медными и
полиэтиленовыми шариками, чтобы залатать пробоину, залечить раны. И именно
этот передвижной источник перевязочных средств и стоял, подобно бастиону,
между людьми и источником запаха дрожжей. Обойти его можно было лишь через
баки, пахнущие азотной кислотой, воздух которых был смертельно опасен.
Мухандас Дутта посоветовался с Волками, предупредил остальных, чтобы
они отошли за толстые стены или забрались на высокие аппарели, а сам
вскарабкался по большому шероховатому сварному шву, который доходил до
половины высоты бродильной цистерны. В цистерне было место, из которого
выводился этанол, и именно здесь он проверялся приборами, провода от
которых шли к какому-то Компоненту. Концы проводов, которые интересовали
Дутта, проходили через сальник на главный выход. Сальник был плотным, но
тем не менее не составлял единого целого с цистерной и трубой. В местах
стыковки сальника и трубы Дутта установил резец фрезерного станка и
просверлил отверстие. При помощи одной руки и обеих ног он удерживался на
трубе толщиной не более метра; другой рукой он сверлил час, другой,
третий. Когда из-за толстой стены, за которую он велел им спрятаться,
приходили разведчики узнать, как дела, он кричал им, чтобы они уходили
прочь; разведчики возвращались к людям, голодным и изнемогающим от жажды.
Они вдребезги разбивали трубы, чтобы научиться, прятались от медленно
приползавших ремонтных машин и, когда те уезжали, вновь разбивали трубы.
На исходе четвертого часа невероятного подвига Дутты по краям
сальника появились капельки этанола. На исходе пятого часа закапала
струйка жидкости, запах от которой вызвал у него головокружение и заставил
сильнее прильнуть к трубе, а на исходе шестого - сальник вылетел как пуля
и увлек за собой Мухандаса Дутту, уничтожив его подобно тому, как жерло
пушки развеивает в прах мятежника.
Этанол с ревом хлынул вниз сверкающим столбом, а внизу дошел до
вишнево-красного основания полиэтиленовой печи. На месте контакта этанол
вспыхнул голубым пламенем, а вишнево-красная печь стала оранжево-красной,
а затем совсем оранжевой. Мгновение спустя прозвучал взрыв, швырнувший
столб пламени. Ремонтные машины, как обезумевшие, разбрасывали вокруг
горячие булыжники и раздирали растрескавшиеся листы железа. Когда жидкость
из огнетушителей перестала шипеть на обломках крушения, вышли люди и
вскарабкались на них, пробираясь осторожно сквозь фантастические пики и
пригорки из пластика, до времени вылившегося и навсегда застывшего; с
вершины этой кучи они смогли увидеть землю обетованную; плчоские баки с
закваской, неустанно продолжающие работать под огненными дугами, извергая
протеин, готовые разнообразные питательные молекулы.
На какое-то время проблема с питанием была решена. Чтобы решить ее,
они причинили планете-двойнику ущерб, от которого она не оправится и через
сто лет, причем потратили на это лишь несколько часов. Они были отличными
мышами.
Снежинку охватил трепет от сознания бессилия интеллекта для решения
этой проблемы: как должно рассуждать о реалиях-машинах, а не о реалиях -
живых существах? Но логика не могла выявить различий. На вульгарном уровне
различие, безусловно, было, как, скажем, различие между рычагом и поэтом.
Но логика не останавливается на этом уровне. Логика идет дальше в поисках
различия между самопрограммирующимся компьютером и микроскопической сетью
электрохимических процессов с обратной связью, которые грубо можно было бы
назвать "поэт", и разница станет уже меньше. Но логика не останавливается,
она идет дальше, к машинам, которые не строят, самым сложным машинам,
которые только можно представить, машинам, способным сделать выбор,
способным на самовоспроизведение, разнообразным машинам, имеющим
конечности и датчики. Логика сравнивает их с неписаным описанием, самым
полным описанием понятия "поэт", которое только можно было бы дать, помня,
что поэт - это лишь ввод информации, переключение и вывод. На табличке с
названием машины и на челе поэта можно было бы с полным правом написать
"Ex Nihil Nihil Fit" - "Из ничего ничего не бывает". Окружающая среда
вызывает в вас шквал эмоций, и возникает нечто, машина или человек. На
длинном конце рычага вы прикладываете силу в фунт; рычаг один к трем,
следовательно, его отдача на коротком конце равна трем фунтам. Вы даете
книги о путешествиях Самуэлю Тейлору Кольриджу - он выдает "Ксанаду".
Элементарно!
И неправильно. Снежинка чувствовала себя беспокойно в своей цистерне
от сознания того, что это неверно. Она решила (редкий случай!) разделиться
на свои восемь составляющих на некоторое время.
Для Глена Тропайла это было трудно, труднее, чем раньше. Это мешало
ему, у него было такое ощущение, что он ослеп, несмотря на то, что его
собственные глаза могли видеть мрак питательной жидкости, собственный
деформированный палец, переплетение проводов и переключатели в розовых,
сморщенных от раствора, ладонях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
машин разгребли их. Еще одиннадцать раз пришлось это повторить, а затем
очень осторожно сверлить стену, и уже после этого появилось отверстие в
стене, которое вело в камеру, точную копию той, которая была на Северном
полюсе, но без сине-зеленого чудовища под хрустальным колпаком.
Вместо этого там были книги.
Круглые хрустальные пластинки с золотыми знаками на них. Пластины не
были переплетены, а просто сложены вместе; золоченый текст несколько
возвышался на пластинах, и поэтому они не очень плотно прилегали друг к
другу. Эта приятная картина была принята глазами из ортикона, в виде
импульсов послана по коаксиальному кабелю и показана шестнадцати глазам
Снежинки на круговом телеэкране.
Снежинка, размышляя, рассматривала эту милую сцену, а некоторые ее
руки передавали сообщения машинам на конце коаксиального кабеля длиной в
семьдесят шесть географических градусов. Металлические пальцы разложили
хрустально-золотые страницы. Самую большую стопку страниц логически
рассматривали первой. Прекрасные незнакомые буквы шли непрерывно по
спирали от края каждой пластины к центру, древние строки, которые читались
сначала слева направо, а потом справа налево, эти строки не воспринимались
системой, в которой требовалось, чтобы в конце каждой строки глаз
останавливался, а потом начинал сначала. Снежинка обратила внимание на
суть "чернила и бумага"; это не было случайным. Их выбрали для наиболее
полного контраста. Контраст цветов был абсолютен. Пластины были
прозрачными, а текст - матовым. Они были контрастными и на ощупь: пластины
были гладкие, а золото шероховатое. Приборы показали, что и контраст
электропроводности тоже был большим: пластины были изоляторами, а символы
отличались сверхпроводимостью. Послания, оставленные на Южном полюсе, были
оставлены, чтобы их прочли любые глаза, любые пальцы или какие-нибудь
невообразимые существа, читающие при помощи электричества. Где-то должен
был быть ключ, а он действительно был: на наборе самых больших пластин.
Началась изматывающе-трудная, зачастую основанная на воображении,
программа. Человек с Земли мог бы в конце концов узнать многое из того,
что было на самых больших пластинах. Начиналось с арифметики, двоичной,
конечно. Точка - это точка. Точка и промежуток - две точки. Две точки -
это три точки; их ноль действительно означал 0 - ничто. Грациозный, слегка
изогнутый знак, напоминающий глаз - оператор сложения, отрицательные числа
изображались не точками, а маленькими солнечными вспышками, и так далее.
Это была лишь математика. Снежинка осилила ее всю: начальную геометрию,
функции конических сечений. Она была не очень элегантной. Снежинка
чувствовала, что элегантность была раньше, а грубые старые концепции
пришли из первобытных времен. Но Снежинка училась. Это - "высота"; это -
знак "большой", "больше чем", "включает", "логически предполагает". А
затем - к букварю, второму по объему набору пластин. Зелено-голубые
монстры были темой этого учебника; есть, спать, ползти (говори "идти") -
это глаголы; монстры (говори "люди") наблюдают за звездами. Огромное
солнце поднимается и согревает людей. Человек оплодотворяет ("любит"?)
другого человека, которого можно назвать женщиной, потому что это так и
есть. Сто шестьдесят шесть дней высиживается яйцо, ему, кажется,
поклоняются. Потом рождается ребенок. Это сопровождается второй степенью
поклонения. Маленькое - Нечто - назначается к ребенку; родители облизывают
своего ребенка, чтобы он был чистым. Ребенок ест хорошую пишу под
наблюдением родителей и этого Нечто. Ребенок спит беспокойно, и Нечто
будит их. Они с родительской заботой делают что-то, чего Снежинка не
поняла. Дитя учится считать и читать книги, такие, как эти. Изменившийся,
любящий, вездесущий Нечто опять помогает. Ребенок ходит, бегает на солнце;
ребенок уезжает далеко и быстро на этом самом Нечто, которое выросло
вместе с ребенком. Ребенок почти совсем подрос, и с этим связана третья
степень поклонения. И он начинает постигать тысячу двести восемнадцать
книг Первостепенной Важности. Когда это пройдено, он вырастает и уже
больше не ребенок, а мужчина или женщина, и Нечто тоже выросло. Выросший
мужчина по-иному любит совсем выросшее Нечто, хотя оно по-прежнему
незаменимо во всем. Неосторожность в обращении со взрослым Нечто может
быть роковой...
Снежинка содрогнулась в своей питательной жидкости, когда представила
роковые последствия этой неосторожности. Выросшие Пирамиды, которые было
так удобно всегда иметь под рукой, восстали много веков назад и уничтожили
своих хозяев, которые создали их, разрушили эту милую планету, превратили
ее в унылую свалку, место, подходящее для них, машин.
15
Затем, в соответствии с мрачным предсказанием Хендла, люди в огромном
коридоре механического цеха лишились воды. Она просто перестала поступать.
Началась паника, как это можно было предвидеть, а затем и ее
неизбежное следствие - миграция. Сильные, мускулистые мужчины не
собирались умирать без сопротивления, женщины с детьми в утробе не теряли
надежду. Если они окружены огнем, они будут прорываться там, где он
кажется наименее сильным, но прорвутся. Когда голод наступает на пятки, а
впереди тоже маячит голод, люди пойдут куда угодно: от дома предков в
долине Инда и Евфрата или Конго они прогрызут свой путь сквозь отживший
мир, затем через земляной мост - в мир новый.
Беженцы выходили из коридора через два выхода; они проходили в день
двадцать, сорок миль, разведывая освещенные красным светом коридоры
планеты. Везде они находили воду, так как это - нужный растворитель и
используется в большей части химических процессов механизированной
планеты. Они ломали трубы в местах сварки, пили их содержимое и шли
дальше. Нюх вел их. Через сто миль они опять стали похожи на хладнокровных
Граждан, ребра их выпирали, а бедра обвисли от голода, но к этому времени
они уже были в комплексе по производству продуктов обмена, который
представлял собой лес труб, насосов и цистерн, в которых были сахар,
протеин, жиры и крахмал.
Об Иннисоне следовало бы сложить эпическую поэму, о том, как он
взобрался на стофутовый бродильный чан, в котором глюкоза превращалась в
спирт, как он разбил стеклянное отверстие, для того чтобы питательный
раствор вылился толпе, ждавшей внизу. Не должен быть забыт и рассказ о
Мухандасе Дутте и о том, как он Взорвал Полиэтиленовую Печь. Эта огромная
штуковина стояла между ними, от нее шел запах дрожжей и пищи. Выпитая
глюкоза наполняла их энергией, но их тела ощущали голод, им нужно было
замещать и восстанавливать молекулы, они не могли жить на одной энергии.
Волки из Принстона изучили строение башни, мрачной цитадели из нержавеющей
стали, из которой выступали прозрачные вздутия, наполненные полимерами. А
внизу, на дне, только водоворот газа; тепло и давление наполняли
следующее, более высокое вздутие жидким раствором, а вздутие немного выше
этого - вязким раствором, а на самом верху большие лопатки сбивали
воскообразную пасту, и она проходила через выходное отверстие в накопитель
или прямо к прессам и вытяжным отверстиям, которые, может быть, находились
где-то очень далеко. То здесь, то там в цепях, опоясывающих планету,
постоянно возникала необходимость изоляции какого-либо участка; в любой
конкретный момент на каком-нибудь участке могли вспыхнуть голубые искры
короткого замыкания, и туда тотчас ползли машины, груженные медными и
полиэтиленовыми шариками, чтобы залатать пробоину, залечить раны. И именно
этот передвижной источник перевязочных средств и стоял, подобно бастиону,
между людьми и источником запаха дрожжей. Обойти его можно было лишь через
баки, пахнущие азотной кислотой, воздух которых был смертельно опасен.
Мухандас Дутта посоветовался с Волками, предупредил остальных, чтобы
они отошли за толстые стены или забрались на высокие аппарели, а сам
вскарабкался по большому шероховатому сварному шву, который доходил до
половины высоты бродильной цистерны. В цистерне было место, из которого
выводился этанол, и именно здесь он проверялся приборами, провода от
которых шли к какому-то Компоненту. Концы проводов, которые интересовали
Дутта, проходили через сальник на главный выход. Сальник был плотным, но
тем не менее не составлял единого целого с цистерной и трубой. В местах
стыковки сальника и трубы Дутта установил резец фрезерного станка и
просверлил отверстие. При помощи одной руки и обеих ног он удерживался на
трубе толщиной не более метра; другой рукой он сверлил час, другой,
третий. Когда из-за толстой стены, за которую он велел им спрятаться,
приходили разведчики узнать, как дела, он кричал им, чтобы они уходили
прочь; разведчики возвращались к людям, голодным и изнемогающим от жажды.
Они вдребезги разбивали трубы, чтобы научиться, прятались от медленно
приползавших ремонтных машин и, когда те уезжали, вновь разбивали трубы.
На исходе четвертого часа невероятного подвига Дутты по краям
сальника появились капельки этанола. На исходе пятого часа закапала
струйка жидкости, запах от которой вызвал у него головокружение и заставил
сильнее прильнуть к трубе, а на исходе шестого - сальник вылетел как пуля
и увлек за собой Мухандаса Дутту, уничтожив его подобно тому, как жерло
пушки развеивает в прах мятежника.
Этанол с ревом хлынул вниз сверкающим столбом, а внизу дошел до
вишнево-красного основания полиэтиленовой печи. На месте контакта этанол
вспыхнул голубым пламенем, а вишнево-красная печь стала оранжево-красной,
а затем совсем оранжевой. Мгновение спустя прозвучал взрыв, швырнувший
столб пламени. Ремонтные машины, как обезумевшие, разбрасывали вокруг
горячие булыжники и раздирали растрескавшиеся листы железа. Когда жидкость
из огнетушителей перестала шипеть на обломках крушения, вышли люди и
вскарабкались на них, пробираясь осторожно сквозь фантастические пики и
пригорки из пластика, до времени вылившегося и навсегда застывшего; с
вершины этой кучи они смогли увидеть землю обетованную; плчоские баки с
закваской, неустанно продолжающие работать под огненными дугами, извергая
протеин, готовые разнообразные питательные молекулы.
На какое-то время проблема с питанием была решена. Чтобы решить ее,
они причинили планете-двойнику ущерб, от которого она не оправится и через
сто лет, причем потратили на это лишь несколько часов. Они были отличными
мышами.
Снежинку охватил трепет от сознания бессилия интеллекта для решения
этой проблемы: как должно рассуждать о реалиях-машинах, а не о реалиях -
живых существах? Но логика не могла выявить различий. На вульгарном уровне
различие, безусловно, было, как, скажем, различие между рычагом и поэтом.
Но логика не останавливается на этом уровне. Логика идет дальше в поисках
различия между самопрограммирующимся компьютером и микроскопической сетью
электрохимических процессов с обратной связью, которые грубо можно было бы
назвать "поэт", и разница станет уже меньше. Но логика не останавливается,
она идет дальше, к машинам, которые не строят, самым сложным машинам,
которые только можно представить, машинам, способным сделать выбор,
способным на самовоспроизведение, разнообразным машинам, имеющим
конечности и датчики. Логика сравнивает их с неписаным описанием, самым
полным описанием понятия "поэт", которое только можно было бы дать, помня,
что поэт - это лишь ввод информации, переключение и вывод. На табличке с
названием машины и на челе поэта можно было бы с полным правом написать
"Ex Nihil Nihil Fit" - "Из ничего ничего не бывает". Окружающая среда
вызывает в вас шквал эмоций, и возникает нечто, машина или человек. На
длинном конце рычага вы прикладываете силу в фунт; рычаг один к трем,
следовательно, его отдача на коротком конце равна трем фунтам. Вы даете
книги о путешествиях Самуэлю Тейлору Кольриджу - он выдает "Ксанаду".
Элементарно!
И неправильно. Снежинка чувствовала себя беспокойно в своей цистерне
от сознания того, что это неверно. Она решила (редкий случай!) разделиться
на свои восемь составляющих на некоторое время.
Для Глена Тропайла это было трудно, труднее, чем раньше. Это мешало
ему, у него было такое ощущение, что он ослеп, несмотря на то, что его
собственные глаза могли видеть мрак питательной жидкости, собственный
деформированный палец, переплетение проводов и переключатели в розовых,
сморщенных от раствора, ладонях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28