В своих раздумьях он не находил ответа только на один вопрос.
Вопрос, связанный с вероятностью, к которой Хартнетт был не готов.
Когда он впервые вызвался участвовать в программе, ему весьма
откровенно и честно объяснили, что медицинские проблемы сложны и до
конца не исследованы. Как решать некоторые из этих проблем, придется
изучать прямо на нем. Возможно, некоторые ответы будут так и не
найдены, или найдены, но неверно. Возможно, что возвращение его
собственного тела несколько... затянется. Ему объяснили все это в
самом начале, очень недвусмысленно, и никогда больше к этому не
возвращались.
Но он запомнил. Вопрос, на который он не находил ответа, был такой:
как он поступит, если по окончании миссии его не смогут сложить
обратно? Он еще не решил, покончит ли он только с собой, или
постарается прихватить как можно больше друзей, начальства и коллег.
Глава 4
КАНДИДАТЫ В ПОХОРОННУЮ КОМАНДУ
Полковник в отставке ВВС США, почетн. др. техн. наук, др. гум. наук
Роджер Торравэй.
Утром, когда он проснулся, ночная смена как раз заканчивала
стендовый прогон фоторецепторов киборга. Когда киборг в последний
раз пользовался рецепторами, на мониторах возник не
идентифицированный провал напряжения. Но проверка на стенде ничего
не показала, и когда их разобрали, тоже ничего не нашли. Рецепторы
признали пригодными к работе.
Спал Роджер плохо. Какая страшная ответственность - быть хранителем
последней, отчаянной надежды человечества на свободу и достойную
жизнь. Как раз с этой мыслью в голове он и проснулся. Какая-то часть
Роджера Торравэя - чаще всего дававшая о себе знать именно во сне -
так и не выросла из своих девяти лет. И эта частичка принимала все
слова президента за чистую монету, хотя сам Роджер, побывав в шкурах
командира экипажа и дипломата, поездив по миру и повидав с дюжину
стран, уже не верил в существование Свободного Мира всерьез.
Одеваясь, он по привычке думал об двух сторонах медали. Допустим,
что Дэш играет по правилам, и завоевание Марса означает спасение
человечества. А что по другую сторону? Вилли Хартнетт, симпатичный
(пока за него не взялись врачи) парень. Дружелюбный, золотые руки.
Если присмотреться, немного взбалмошный. По субботам в клубе он
может принять лишнего, а на вечеринке его лучше не оставлять на
кухне с чужой женой.
Как ни крути, размышлял Роджер, героем его не назовешь. А кого
назовешь? Про себя он перечислил всех дублеров. Номер один: Вик
Фрейбарт, в настоящее время находящийся в официальной поездке с
вице-президентом, а потому временно снятый с очереди. Номер два:
Карл Маццини, освобожден по болезни, пока не срастется сломанная на
Маунт-Сноу нога. Номер три: он сам.
Ни в одном из них не видно духа Вэлли-Форж.
Он не стал будить Дори, сам сделал завтрак, вывел из гаража АВП,
мягко пыхтевший полунадутым фартуком, достал из ящика утреннюю
газету, швырнул ее в гараж и запер двери. Сосед, направлявшийся на
стоянку, окликнул его:
- Не смотрели утренние новости? Оказывается, Дэш вчера приезжал в
город. Какая-то встреча на высоком уровне.
- Нет, - машинально ответил Роджер, - сегодня я еще не включал
телевизор.
Зато я видел Дэша собственными глазами, подумал он, и мог бы
заткнуть тебе рот. Досадно, что нельзя этого сказать. Секретность,
его больная мозоль. Он был уверен, что последняя ссора с Дори
случилась наполовину потому, что ежеутренне болтая с соседками, или
за кофе с друзьями, ей разрешалось говорить о своем муже, только как
о бывшем астронавте, а ныне государственном служащем. Даже его
поездки за границу приходилось маскировать: "выехал из города", "
деловая поездка", что угодно, лишь бы не "Ах, на этой неделе муж
улетел на переговоры с командованием военно-воздушных сил
Басутуленда". Сначала она бунтовала. Она и до сих пор бунтовала, по
крайней мере - довольно часто жаловалась на это Роджеру. Но
насколько он знал, она ни разу не нарушила служебной тайны. А уж об
этом он узнал бы сразу, потому что минимум трое соседок регулярно
бегали с докладами в институт, к офицеру службы безопасности.
Усаживаясь в машину, Роджер вспомнил, что не поцеловал Дори на
прощанье.
Не имеет значения, подумал он. Все равно она не проснется, а
значит, и не узнает. А если случайно и проснется, то рассердится -
за то, что он ее разбудил. Все равно, Роджер не любил отступать от
ритуала. Он еще колебался, а руки уже сами переключили АВП в ходовой
режим и ввели код института. АВП тронулся. Вздохнув, Роджер включил
телевизор, и всю дорогу до работы смотрел свежие новости.
Преп. Донелли С. Кайман, др. философии, др. гум. наук, член
Общества Иисуса.
Пока преподобный служил мессу в часовне Святой Девы Марии и Св.
Иуды, в трех милях от него, на другой стороне Тонки, киборг с
жадностью поглощал завтрак - единственное, что ему полагалось на
сегодня. Пережевывать было трудно, с непривычки он ранил себе десны,
да и слюна выделялась уже не так обильно. Однако ел киборг с
энтузиазмом, даже не вспоминая о сегодняшней программе испытаний.
Доев, он с тоской уставился в пустую тарелку.
Дону Кайману было тридцать один год, и он был крупнейшим в мире
ареологом (другими словами, специалистом по планете Марс), по
крайней мере, в Свободном Мире. (Кайман, правда, признал бы, что
старый Парнов из Института Шкловского в Новосибирске тоже кое-что в
этом соображает). Кроме того, он был иезуитом. Он не задумывался над
тем, кто же он в первую очередь; Марс был его делом, а служение Богу
- призванием. С благоговением и радостью он поднял гостию, выпил
вино, произнес последнее "redempit", бросил взгляд на часы и
присвистнул. Опаздываем. Сутану он сбросил в рекордное время,
хлопнул по плечу мексиканского мальчишку-служку, тот оскалил зубы в
улыбке и открыл перед ним двери. Они любили друг друга; Кайман
считал даже, что этот мальчик, может быть, сам когда-нибудь станет и
священником, и ученым.
Уже в спортивной рубашке и брюках, Кайман прыгнул в свой кабриолет.
Старомодный, на колесах вместо воздушной подушки, на нем можно было
даже свернуть с автоматической автострады. Только вот куда
сворачивать? Он набрал номер института, включил основную батарею и
развернул газету. Маленький автомобильчик сам выполз на автостраду,
дождался свободного места в потоке машин, втиснулся в ряд и со
скоростью восемьдесят миль в час понес его на работу.
Новости в газете были, как обычно, плохие.
В Париже МИД метнул очередную молнию в адрес мирных переговоров в
Чандригаре. Израиль отказался вывести войска из Каира и Дамаска.
Пятнадцатый месяц военного положения в Нью-Йорке не спас от засады
конвой десятой горнострелковой дивизии, прорывавшейся через мост
Бронкс-Уайтстоун на помощь гарнизону Ши-Стэдиум, пятнадцать солдат
погибло, конвой вернулся в Бронкс.
Кайман со вздохом отложил газету, повернул к себе зеркальце заднего
вида, поднял боковые окна, чтобы укрыться от ветра, и принялся
причесывать длинные, до плеч, волосы. Двадцать пять раз с каждой
стороны - для него это был такой же ритуал, как и месса. Сегодня
причесываться придется еще раз, потому что он обедает с сестрой
Клотильдой. Сестра была уже наполовину убеждена, что должна
испросить разрешения от некоторых обетов, а отец Кайман был готов
обсуждать с ней эту тему так часто и так долго, как позволяют
приличия.
Он въехал на территорию института сразу вслед за Роджером
Торравэем, потому что добираться ему было ближе. Они вместе вышли,
отправили машины на автоматическую парковку, и одним лифтом поехали
наверх, на совещание.
Заместитель директора Т. Геймбл де Белл.
Пока он готовился накручивать хвосты на утреннем совещании, киборг
лежал на животе в тридцати метрах от него, голый, с разведенными в
стороны ногами. На Марсе ему придется питаться исключительно
безшлаковой пищей и в мизерных количествах, а пока выделительную
систему решили сохранить хотя бы на минимальном уровне, несмотря на
трудности, возникшие из-за изменений в строении кожи и метаболизме.
Хартнетт с радостью ел, но терпеть не мог клизму.
Директором программы был генерал. Научным директором - известный
биофизик, работавший еще с Уилкинсом и Полингом; двадцать лет назад
он бросил науку и начал работать важной шишкой, потому что именно
здесь лежали большие деньги. И тот, и другой имели весьма отдаленное
отношение к работе самого Института, и выступали, как связующее
звено между его работниками и стоящими в тени хозяевами с золотым
ключиком.
А для повседневной, рутинной работы существовал заместитель
директора. Сегодня с утра на его столе уже скопилась целая стопка
записок и отчетов, и он уже успел их просмотреть.
- Зашифруйте изображение, - бросил он, не поднимая глаз.
Гротескный профиль Вилли Хартнетта на экране у него над головой
рассыпался на строчки, превратился в снег, и наконец, снова приобрел
свои привычные очертания. (Видно было только его голову. Собравшиеся
в кабинете не видели, какое унижение приходилось переносить Вилли,
хотя большинство и так знало. Эта процедура стояла в ежедневном
распорядке дня). Теперь изображение стало черно-белым, менее четким
и подрагивало. Зато теперь оно надежно защищено от чужих глаз (на
случай, если какой-нибудь шпион подключится к внутренней телесети).
Когда показывали лицо Хартнетта, качество изображения все равно не
имело никакого значения.
- Начнем, - бесцеремонным тоном начал заместитель директора. - Дэша
вчера слышали все. Он прилетал не ради ваших голосов. Ему нужно
дело. Мне тоже. Чтобы я больше не видел никаких проколов, как с
этими сраными фоторецепторами.
Он перевернул листок.
- Текущее положение дел, - прочитал он. - Все системы командора
Хартнетта работают нормально, за исключением трех. Во первых,
искусственное сердце не очень хорошо реагирует на продолжительные
упражнения при низких температурах. Во-вторых, зрительная система
слабо реагирует на высокие частоты, начиная с темно-голубого. Я
разочарован, Брэд.
Тут он поднял взгляд на Александра Брэдли, специалиста по системам
восприятия глаза.
- Ты знаешь, что это ограничивает нас по ультрафиолету. В-третьих,
системы связи. Вчера нам пришлось в этом признаться в присутствии
президента. Он был не в восторге, и я - тоже. Ларингофон не
работает. У нас фактически нет естественной голосовой связи при
нормальном марсианском давлении, и если мы не найдем какого-нибудь
решения, придется возвратиться к обычным визуальным сигналам.
Восемнадцать месяцев псу под хвост.
Он обвел собравшихся взглядом, остановившись на кардиологе.
- Ну хорошо. Что у нас с кровообращением?
- Все дело в повышении температуры, - оправдывающимся тоном ответил
Файнмэн. - Сердце работает идеально. Вы хотите, чтобы я приспособил
его к абсурдным условиям? Я могу, но он будет восьми футов ростом.
Наведите порядок с тепловым балансом. При низких температурах кожа
закрывается и перестает проводить, уровень кислорода в крови падает,
и сердце, естественно, бьется быстрее. Так и должно быть. Чего же вы
еще хотите? Иначе он просто в обморок упадет, или случится
кислородное голодание мозга. И что тогда?
Со стены на них смотрело бесстрастное лицо киборга. Теперь он сидел
(клизма закончилась и судно унесли). Роджер Торравэй не очень
прислушивался к спору, никоим образом его не касавшемуся, зато
задумчиво всматривался в киборга. Интересно, о чем думает старик
Вилли, слушая, как о нем тут говорят? В свое время Роджер не
поленился заглянуть в служебные психологические тесты Хартнетта, но
почерпнул оттуда не очень много. Было совершенно ясно, почему. Всех
их уже столько раз тестировали и перетестировали, что они достигли
больших высот в искусстве отвечать на вопросы именно так, как хотели
бы экзаменаторы. Пожалуй, все в институте уже научились этому, кто
сознательно, кто инстинктивно. Из них получились бы чудные игроки в
покер, подумал он с усмешкой, вспомнив партию в покер с Вилли. Он
украдкой подмигнул киборгу и показал ему большой палец. Хартнетт не
отреагировал. По фасетчатым рубиновым глазам было невозможно
определить, куда он смотрит.
- ... нельзя еще раз менять кожу, - упирался дерматолог. - У нас и
так превышение по весу. Если мы добавим еще рецепторов, он постоянно
будет чувствовать себя, как в водолазном скафандре.
Неожиданно в динамике телевизора затрещало.
- А как, по-вашшииму, я сиичас себя чувствую, чеерт побериии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35