Удачливый должник, он пережил всех своих кредиторов. Почти всех.
Что же говорить теперь? «Рэми, я надеюсь, что он не убьет тебя сразу, а до тех пор я найду способ… » Честно, но гадко.
Ашхарат улыбнулся на прощание и исчез, и стражи ответили радостным воем.
– Ребята, я отдохнул, – сообщил им Джерард.
Судя по распахнутой пасти, звери были очень, очень рады этому факту.
«Жарко, – подумала Рэми, когда сияние полуденного солнца почти ослепило ее. – Ох, как жарко».
Ашхарат убрал с ее талии руку, и стало жарче во сто крат. Прикосновением маг оберегал приобретенную игрушку от знойного внимания отца-божества, теперь же она просто плавилась от беззастенчивых ласк светила.
В черном, вся в черном.
Не меньше, чем жуткое, никогда не виданное ею солнце, обжигали взгляды. Вначале она даже не разобрала, что не так, потом уже поняла: ее карие глаза были самыми светлыми в этом мире. Еще бы, жить при таком освещении. Все время щуриться?
Ашхарат поднял голову и, широко распахнув ресницы, оценил положение диска на небосводе. До заката не так уж много времени, просто сумерки здесь короткие. Разумеется, он заметил, с какой жадностью, хоть и исподтишка, разглядывают Рэми люди. Ну, может, наконец отвяжутся с этой своей глупой женитьбой.
Неплохая змейка. Высокая, тоненькая, светлокожая.
Не похожа ни на кого.
На месте претендентов на супружество он бы попытался избавиться от этой Рэми. Отравить, например.
Может, разрешить им это? Ну, спасти потом, конечно. Женщины любят, чтобы их спасали, чтобы о них заботились.
У Рэми закатились глаза, и она рухнула в обморок.
«Змейке надо в воду, – подумал Ашхарат. – Или хотя бы под навес. Попялились – и хватит».
Стены дворца мгновенно укрыли их двоих, словно только что были возведены из песка прямо здесь. На всякий случай Ашхарат послушал Межмирье, – лениво, вполуха. Ликующая ярость стражей принесла ему успокоение. У Иноходца есть развлечение, возможно, не такое приятное, но тоже достойное.
Приобретет навык в драке.
Ашхарату надоело просто так сидеть и ждать, пока новоприобретенная очнется, к тому же она явно вознамерилась лежать еще долго.
Повеселить себя, что ли? Хотя черное и считается здесь праздничным, но нельзя не признать, что ей совершенно не идет этот цвет. Черное не носят с коричневым, разве ее никто этому не учил?
В жизни он никогда не одевал женщин. И не раздевал, в общем-то. Если уж он, Ашшх-Арат-Змеелов, сын Солнца, и обращал внимание на какую-либо… то «избранница», не помня себя от счастья или от страха, мгновенно сбрасывала свои скудные покрывала и выполняла все его желания. Желания тела, разумеется. Желания его души не мог выполнить никто.
Может быть, постарается она?
Ашхарат всегда мечтал узнать что-нибудь новое. И был, как падший ангел мира Иноходца, наказан всеведением. И всевидением. Он даже немного умел предсказывать будущее. Будущее любого из этого народца он предсказал бы без труда. С ними будет то, что захочет их господин, их повелитель, их божество – он, Змеелов.
Зачем, в сущности, ему нужна чужая женщина? Девчонка. Вроде бы увиденная им на двести лет вперед, – не слишком умная, нерасторопная, пугливая. Странная. Она ничего не умеет, даже не умеет танцевать и петь, не говоря уже о постели. И это Ашхарат мог предсказать по одному только пожатию пальцев, отражению в зрачках, биению пульса, запаху.
Зачем эта маленькая змейка понадобилась Иноходцу? Что увидел он в ней? Что не может до сих пор увидеть Ашхарат? Какую тайну? Какую ценность?
Ради нее отвергнуть свободу, силу, Межмирье? Ради нее отказать себе в удовольствии дотянуться до своего врага? Отступить?
Иноходец презрел свой долг, хотя маска – Ашхарат знал это наверняка, – жгла лицо не хуже нагретого железа. Он поступил вопреки собственному смертельному, разъедающему душу желанию.
Стрела по своей воле отклонилась от цели, потому что на пути стрелы стала она.
Змейка.
Ашхарат, тяжко вздыхая, примерял на неподвижно лежащую девчонку все новые и новые ткани. Трех караванов не хватит увезти обратно все, что он уже отверг. Остался только шелк. Прохладный и тонкий, светлый, как топленое молоко. Белая кисея с вкраплениями настоящего золота. И горка украшений. Легких, недорогих.
Ашхарат будет испытывать свою гостью, пока не доберется до сути. Кривые ножи – оружие ловцов жемчуга – варварское средство, но ведь так хочется добыть жемчужину.
Даже ценою жизни самой ракушки. Проснись, змейка.
Она проснулась. Еще бы! Приказ был очень тверд. Как и все приказы полубога.
Рэми зевнула, потом увидела свое новое облачение и в ужасе вскрикнула.
– Тебе не нравится? – осведомился Ашхарат.
– Кто… меня… платье… где?
– Я тебя переодел. Тебе не нравится?
Рэми икнула, прикрыла рот рукой. И на запястье мелодично звякнула парочка браслетов.
– Ой, – прошептала девушка. – Ой, это…
– Это тоже твое. Пойдем, наконец? Мне надоело ждать, пока ты проснешься. Я вообще не люблю ждать. Запомни это, пожалуйста.
И, взяв за это тонкое (раз нажми – сломаешь), перехваченное дареными драгоценностями запястье, маг настойчиво потянул Рэми за собой, прочь из защищающей прохлады и спокойного полумрака дворца.
– Смотри, змейка!
Самое красивое зрелище на свете – закат в пустыне. Она оценит? Да где уж ей, но, может, научится со временем.
– Рэми, – сказала она. – Меня зовут Рэми.
– Ашшх-Арат-Змеелов, – на всякий случай повторил он ей. У этой кареглазой плохая память.
– Почему Змеелов?
Удивление у нее вяловато, наверное, последствия испытанного шока, но раз уж она спрашивает… Об этом его еще никто не спрашивал, и Иноходец тоже, хотя наверняка не знал.
Ашшх-Арат закрыл глаза. Медленно покачался из стороны в сторону, улавливая направление ветра.
И позволил солнцу, текущему в жилах, свободно выйти наружу…
Два солнца горело теперь в этой пустыне. Но одно уже не выдерживало конкуренции, клонилось ко сну – свет от Ашхарата был ярче, ласковее.
Если бы эту картину узрел Джерард, который видел не одну пустыню в своей жизни, он бы предположил, что тепло, идущее от тела мага, заставляет черную горючую жидкость выступать на поверхность песков подобно тому, как пот выступает на человеческой коже. И она ручейками начинает стекаться к этому теплу.
Джерард был бы логичен и даже поэтичен, но неправ.
Рэми ни разу не бывала нигде, кроме Сеттаори, но истину уловила мгновенно.
Кобры. Гадюки. Змеи всех видов и всех названий. Длинные, короткие, толстые и тоньше нити, яркие и серые, быстрые и лениво-медлительные, с разной скоростью, с разным шипением или вовсе беззвучно, но именно они, создавая иллюзию ручейков, сползались сейчас к Ашхарату со всех сторон. Он просто стоял, даже открыв глаза, улыбался немного сонно, и Рэми, проглотив колючий, как еж, ужас, все-таки заметила, как он в этот момент красив.
В эти три минуты она боялась только змей, но не Ашхарата.
Потом счастье кончилось.
Ашхарат перестал лучиться теплом и светом, что-то выкрикнул, хлопнул в ладоши – и змеи исчезли.
– Я ответил на твой вопрос? – сказал он, поворачиваясь к Рэми.
– Д-да, – запинаясь, ответила она. – Ты маг?
– Я маг, змейка. Но помимо всего прочего – я им брат.
Снулая, пригревшаяся, сытая кобра на ожерелье Ашхарата приподняла красивую голову и приветственно мелькнула черным раздвоенным языком в сторону Рэми. Опоздала, сестренка. Все остальные уже поздоровались. Эх, соня.
На этот раз Рэми благополучно успела продержаться в обмороке до самого рассвета. Все это время магу было нестерпимо скучно, и он просто не знал, куда себя деть. Но все-таки совершил полезное действие, продумав следующий день. Ах, как жаль, что личное время Иноходца в Межмирье бежит гораздо быстрее, и там прошло всего лишь несколько часов. Интересно, он жив? Ашхарат несколько раз вслушивался, и музыка подсказывала – жив.
Невольная гордость охватывала Змеелова. Надо уметь правильно выбирать себе врагов!
Джерард был жив, но измотан. Ему так и не удалось отойти от границы, а стражей не становилось меньше. Возможно, на самом деле они – бессмертные порождения Межмирья, такая же иллюзия, как и все остальное? И Иноходец тоже иллюзия, только приглашенная. Гастролирующая.
Чем яростнее он сражался, тем безумнее становился захлебывающийся ритм его сердца, и тем больше стражей приходило. Ведь это будет продолжаться бесконечно! От них не скрыться ни на одной тропе, ибо все тропы принадлежат Межмирью. У каждой тропы есть своя мелодия, но и они тоже сочинены Межмирьем. Гениальный, но завистливый композитор – не желает слышать тут никаких звуков, кроме собственных.
У каждой тропы своя мелодия.
Джерард остановился, просто застыл, не взирая на рычащих вокруг тварей.
У каждой мелодии – есть своя тропа? У каждой?
Ах, ты шельма!
Неужели все это время я потерял зря?
Нет, не зря. Оно было необходимо, чтобы понять. Чтобы признать ситуацию безвыходной, а потом найти этот лежащий на поверхности ключ.
Находившийся в нем самом. Проклятая розовая, бесстенная уродина! Глупое, ревнивое чудовище! Все до меня, и Эрфан, и учитель его Аральф, свято чтили твои «традиции», и верили, что сердце – гибель для Иноходца, а потому избавлялись от этой «гибели» беспрекословно.
Сердце Иноходца – гибель для тебя, уважаемое! Тайный ход, которым пробираются в крепость захватчики, а потом становятся королями.
Червоточина в яблоке. Ну, принимай червячка!
Джерард вздохнул и, стараясь не слишком отвлекаться на прыгающих стражей, начал успокаиваться. Ему нужно было услышать четкий ритм собственного сердца. «Ритм сердца – гибель для Иноходца. Ты шагнешь мимо тропы и навеки исчезнешь». Да. Мимо любой тропы – да. Кроме своей единственной.
Дай мне Гард, чтобы это оказалось правдой, а не догадкой-бредом, внушенной желающим развлечений Межмирьем.
Сквозь полуопущенные ресницы Джерард видел блики, расходящиеся от бесчисленных троп.
А потом увидел и ЭТО. Алую, тонкую, вздрагивающую ниточку, не тропинку – строчечку, похожую на вышивку Рэми. У себя под ногами. Она всегда была под его ногами. Просто он был очень и очень глуп. И слеп.
И стоило ступить на эту тропку, как стражи завыли. Так воют в деревнях собаки по покойнику. Стражи сетовали о добыче, которая ускользнула навсегда. Межмирью доступны все ритмы и лады, кроме ритма живого человеческого сердца.
Правда, тварь? Хоть ты тресни, но я иду!
Сам по себе.
Кстати, спасибо, Ашхарат. Не оставь ты меня здесь, я и не догадался бы, каким даром обладаю и каким сокровищем пытаюсь пренебречь.
Зевнув, Ашхарат потянулся всем телом и тут же, стоило ему поднять ресницы, как у ложа возникли слуги и служанки. Скривившись, он тут же прогнал всех. Надоели. Лучше приведите мне ту, которой я здесь не вижу.
«Не вижу, но слышу», – подумал Ашхарат, когда резкий, высокий, пронзительный визг достиг его ушей. «Неужели я что-то проспал? О чем-то не догадался? Она вышла погулять или решила сбежать? И что там с нею приключилось? »
На этот раз он решил отдать предпочтение обычному человеческому способу передвижения. Шаг его был неспешен, несуетлив. Действительно, ну что могло произойти со змейкой в пустыне?
Увидела еще одну змейку? И визжать? Пора отучать от пугливых привычек.
Рэми он заметил не сразу, и вообще увидел только потому, что она была на полголовы выше окружившей ее толпы. Народец любопытен, отметил про себя Ашхарат. Любопытен и еще глуп. То ли они думают, что я не узнаю, то ли считают, что я бы одобрил. И вообще, рассматривать – еще куда ни шло, но зачем трогать руками то, что предназначено богу?
Одним прыжком (со стороны никто бы не смог даже сказать, как произошло это перемещение) Ашхарат оказался в самом центре плотного людского скопления, плечо в плечо с перепуганной Рэми. Видно было, что на визг она потратила последние душевные и физические силы. Ее волосы были запутаны и даже кое-где подрезаны, роскошный шелк в пятнах и бахроме от множества прикосновений, монетки на тонком пояске держались на честном слове.
Галдящая толпа замолкла.
Ашхарат стоял прямо, золотые искры из сощуренных глаз были острее стрел.
– Развлеклись? Я тоже хочу, – сообщил он. И хлопнул в ладоши.
Рэми, замешкавшись с приведением одежды в порядок, опомнилась только тогда, когда заметила, что картинка «люди вокруг» выцветает, будто стирается, и сквозь очертания лиц, тел, рук… проступает пустыня.
Это было ужасно. И сами собравшиеся рассмотреть да потрогать чужеземку не успели понять, что происходит, открывали рты, пучили глаза, глядели на песок сквозь свои руки, ступни.
Легкий порыв горячего воздуха отбросил разевающих в безумном, но беззвучном крике рты призраков куда-то за дальние развалины.
Рэми воззрилась на Ашхарата. Тот выглядел довольным.
– Ну вот, я их угомонил. Что тебе сделают эти безмозглые тени? Они будут рассыпаться от ветра! Хочешь отблагодарить меня? – улыбнулся Ашхарат. – Знаю, хочешь. Я вот что придумал. Потанцуй!
Если бы она увидела среди этих белоснежных ровных зубов два складных, опускающихся с неба ядовитых клыка, право, она бы уже не удивилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33