– Ой, лихо…
Уговаривать не пришлось, сразу же поднялась и последовала на улицу.
Выражение лица у Эрфана вполне соответствовало тону его крика. Джерри вначале подошел ближе, и только потом понял, что местные не просто решили поприветствовать гостей.
Их выгоняли. Каждый на свой лад. Гудели, как большие пчелы. Но гораздо доходчивее слов был их внешний вид. Такого собрания увечных и убогих Джерри не наблюдал никогда в жизни. Людей было не очень много, но каждый в этой толпе чем-то был болен. Явно не питая надежды даже на самую мизерную помощь, они пытались поскорее убедить путников не задерживаться в их «гиблом» месте. А если посмотреть вокруг, становилось ясно, что место и впрямь страшное: даже дерева – ни одного прямого и здорового, не говоря уже о плодах. Голые, черные, скрюченные ветви. Земля с каким-то белым налетом. Собаки, парочка, еле ковыляют, два шага – и лягут, два шага – и лягут.
Джерри смотрел на окружающих с брезгливо-испуганным интересом здорового человека, Эрфан – даже как-то жадно, пристально. Но под настойчивым напором местных они вдвоем по шагу, неторопливо, продвигались по дороге. На пути появилась небольшая каменистая округлость, и желоб деревянный – водобор.
Эрфан остановился и хлопнул в ладоши.
– Ах ты, боже мой, – удивился. – Ну-ка, Джерри, подойди к колодцу. Чувствуешь? Нет? Дуб-бина! Ведь прямой же канал! Прямой, как твои извилины! Ну?! Интересно же!
Джерри бочком подвинулся и заглянул на всякий случай в черную плесневелую дыру.
– Ой, дураааак, – даже застонал Иноходец. – Гард и псы мне свидетели, я тебя утоплю в этом колодце!
И Эрфан нырнул в Межмирье на глазах у всех собравшихся. Джерри остался стоять, именно как дурак. Цирковой фокусник. Все ему надо напоказ, аплодисментов, что ли, душа просит? Парень обтирал спиной замшелую кладку и ежился под мученическими взглядами пострадавших. Выживших. Ну, и кого притащит на расправу из чужого мира Эрфан? Злобного скрюченного колдуна? И возможно ли будет вернуть этим людям здоровье и силы, возродить отравленную землю, излечить деревья? Чаще всего подобные разрушающие действия обратного варианта не имеют. Учитель, где же вы ходите?
Лицо выпрыгнувшего Эрфана было озадаченно-растерянным.
– Однако, моя ты мышь, – попытался показать он степень озадаченности одной свободной рукой, крепко удерживая второй какой-то белый холщовый мешок, перекинутый через плечо.
Люди медленно сжимали кольцо вокруг колодца, на край которого Эрфан опустил свою добычу.
Джерри, хлопая ресницами, минут пять тупо созерцал маленькую, лет восьми, девочку, похожую на дорогую куклу. Игрушка умными спокойными голубыми глазами рассматривала собравшихся, не плакала, ничего не говорила. Фарфорово-светлая кожа с легким румянцем, длинные, белые как снег волосы, прихваченные на лбу синей ленточкой. Холщовый мешок оказался ее нехитрым одеянием – длинным прямым платьем с вышивкой по вороту.
– Кто это, учитель?
– Объяснение прозвучит еще более глупо, чем было само событие. Это вот, полюбуйся, и есть их монстр, их неведомое бедствие. Все болезни, все чары – ее рук дело. Вот что происходит, Джерри, когда сила есть, а учителя нет. Как тебя зовут, малышка?
– Мария, – нежным голосом ответило создание. – А тебя?
– Эрфан. Впрочем, какая разница. Понимаешь ли ты, Мария, что ты делала с людьми в своей деревне?
– Я их лечила.
– Как?
– Я забирала у них болезни, – спокойно, точно младшему братику, объясняла девочка.
Эрфан и Джерри образовывали нечто вроде заборчика, отделяя пленницу-гостью от любопытствующих поселян. Но страсти по ту сторону изгороди уже накалялись.
– А куда девались болезни? После того, как ты их забирала?
Джерри следил за вопросами, понимал, что Эрфан получает ожидаемые ответы, лишь подтверждающие его догадки и ощущения, но сам пока не осознавал и злился на себя. Вот уж точно дубина.
– Выбрасывала, – пожала плечами девочка. – Гадость!
– Гадость, – согласился Эрфан. – Истинно, гадость. А куда выбрасывала?
– Далеко, – зевнула кукла Мария. – Я устала. Отнеси меня обратно.
– Пока не могу, малышка. Видишь ли, твое «далеко» оказалось для нас чрезвычайно близко.
И Иноходец отошел в сторону. Жестоко, учитывая панораму, открывшуюся взгляду белокурого ребенка. Калеки всех возрастов, кто на самодельных костылях, кто с изъязвленным лицом, кто и вообще сухой, точно лист и белый как кость. Уцелевшие.
Девочка повела себя как нормальный ребенок ее возраста – заплакала. Люди недоумевающе молчали.
– Что вы с ней будете делать, учитель?
– А что я могу с ней сделать? Считаешь меня вообще извергом? Вернуть в ее мир – убьют рано или поздно.
– Она может вылечить… то есть исправить то, что сделала?
Девочка кивнула сквозь плач – и напомнила этим, что нельзя в присутствии мыслящего существа вести себя, как будто рядом глухая вещь.
– Джерри, да ведь она опять «выбросит»! Понимаешь? Куда на этот раз?
Уловив слово «исправить», люди начали волноваться, шуметь. Девочка громче заплакала. Джерри ее тронул за плечо, по голове погладил, а что еще там положено делать – не знал.
– Да что ты ее оглаживаешь, как кошку. Думай, куда всю эту мерзость девать!
– Сжечь бы… как мусор.
– Сжечь? А что… вот хоть одна неплохая мысль. Но где же взять огонь, который все это осилит?
– Нам бы вулкан, но до него далеко.
– А до другого мира ей не далеко было прямой канал поймать?
Девочка утирала рукавом нос и внимательно следила за перепалкой. Ясно было: решают, что с нею делать. Они взрослые дяди, им виднее.
– Думаешь, вулкан?
Эрфан присел на корточки и тихим голосом что-то втолковывал девочке. Долго. Она улыбалась и кивала. А потом пошла к людям. Тихонечко так пошла, будто не пригибая траву.
– Много работы, – криво усмехнулся Эрфан. – Каждый человек, каждое деревце. Гард и псы, мышь моя Джерри, мне на мгновение показалось, что эта маленькая умелица… ах ты, нет… нет, какое счастье.
– Учитель, я не понимаю. Кем она вам показалась?
– Хозяйкой, Джерри.
Серые глаза Эрфана внимательно и спокойно смотрели на ученика.
– Хозяйкой Межмирья. Предсказанной, предреченной Богиней. Сеющей любовь, но пожинающей мрак и Хаос. Соединяющей миры.
– Это так будет?
– Будет, Джерри. На твой век еще хватит крепких стекол и силы твоих рук. А может, и нет. О, как хорошо, что мне лишь показалось. А я нес ее в руках и дрожал.
– А не сильно маленькая она для богини?
Эрфан засмеялся:
– Ну ты и дубина, всесвятый Гард, какая ты дубина. Ладно. Пойдем что ли поедим. Я ее потом в один мирок отведу, спокойный и к волшебницам уважительный.
– А в других мирах есть Иноходцы?
– В каком смысле?
– Ну, может кто-то выкинуть оттуда, если явишься?
– А ты никак собрался в путешествие?
– Нет, просто…
– Могу заверить, что Шабаш Иноходцев невозможен, ибо я в своем роде единственен. Человечество по сравнению с теми, кого я успел увидеть – слишком слабое порождение. Остальным костыли вроде меня не нужны. Они чудесно ходят в Межмирье, и отлично могут себя защитить. Я ответил на твой вопрос?
– Да, вполне, учитель.
Они поужинали, а потом Эрфан ушел в Межмирье – «подготовить почву», как он выразился, настрого приказав вести себя тихо и незаметно в его отсутствие. Но Джерри очень интересовала Мария, маленькая девочка, совершающая в данный момент недетскую работу. Разумеется, он не желал стоять за спиной и заглядывать через плечо, но спустя время, когда она уже отдыхала, парень присел рядом с нею и попытался поговорить.
Быстро до него дошло, что это тщетные усилия. Малышка устала просто до потери речи, и он устыдился. Взяв Марию на руки, Джерри раздумывал, куда с нею отправиться. Сельский кабак – не место для маленьких волшебниц. В доме же, где остановились они с Эрфаном, одна подслеповатая да глухая бабка, на нее не оставишь ребенка. И все-таки Джерри зашел в эту хатку, по крайней мере, она чистая и тихая. Уложил девочку на кровать, она слабо улыбнулась и зевнула. Обыкновенный уставший ребенок, в своем особенном спокойствии кажущийся даже чрезмерно покорным и беззащитным. Отчего-то же Джерри был уверен, что попытавшемуся причинить ей вред не поздоровилось бы. Когда он принес воды из колодца (не того, а маленького, у церкви), чтобы помыть ей руки и обтереть запылившееся личико, Мария уже крепко спала. Румянец постепенно возвращался на ее щеки, и, судя по безмятежному лицу, кошмары ей не угрожали.
В памяти всплыл состоявшийся очень давно разговор. Во вторую зиму пребывания в замке Джерри жутко заболел, валялся две недели, и присевший на его постель Эрфан, потирая лоб, сказал:
– Межмирье, делая подарки, всегда заставляет за них платить. Я не простужаюсь и не подхватываю оспу, например, но зато я стал неважно видеть в темноте. Кроме того, Межмирье делает Иноходцев бесплодными… Такие дела. Но благодарен я тебе, мышь моя Джерри, за то, что ты помог мне понять нечто. У меня никогда не будет детей. Но, глядя на тебя, я…
Эрфан помолчал, пережидая очередной приступ кашля своего воспитанника.
– Я думаю: Гард и псы, и не надо, и как же это хорошо!
И, грустно покачав головою, он ушел.
Джерри, оскорбленный до глубины души, высморкался в очередной платок, и показал жестами вслед (говорить не позволяло опухшее горло) все, что думал о таком «отце».
Джерри мечтательно вздохнул, улыбнулся, и занял вторую лежанку, чуть ближе к двери.
Посреди ночи кто-то настойчиво потрепал его по щеке.
– Э-эй, – прошептал голос Эрфана. – А ну-ка…
Джерри разлепил глаза, поежился. Подивился на негодующе-изумленное лицо учителя. Проследил направление взгляда. И, прикрыв рот рукой, засмеялся. Видимо, точно так же страдающая от холода, Мария не нашла ничего лучше, чем перейти ночью к нему и удобно пристроиться под теплый бок. Жестом показал Эрфану на пустую смятую кроватку – мол, там положил. Эрфан все равно скривился как от кислого:
– Укрыть надо было!
– Угу, – хмыкнул Джерри. – Тогда нам на одну кровать, что ли?
И закусил рукав, чтобы громко не ржать, когда Иноходец возмущенно сплюнул в его сторону. С чувством юмора у Эрфана иногда бывало плоховато. В отместку за неудавшуюся шутку Эрфан перенес девочку на свою лежанку.
Утром, когда выздоровевшие петухи радостно разбудили всю деревню, обнаружилось, что Мария опять рядом с Джерри, сопит, уютно свернувшись. Улыбаться Джерри не стал, ибо прочел в глазах спутника, что при малейшей тени смеха тот закопает его в землю по ноздри.
Вся троица нехотя сползла с кроватей, умылась, пожевала вчерашние припасы. Потом вышли во двор. Пока Эрфан напряженно щурился вдаль, высматривая что-то явно не в этом мире, девочка подошла к Джерри, шнурующему ботинки, и спросила:
– Мне обязательно идти с ним? Джерри неловко улыбнулся.
– Он не такой уж плохой, Мария. Он знает место, где тебя будут уважать. Больше, чем там, откуда ты пришла.
– А ты не знаешь это место?
– Нет, я… только ученик.
– Жалко, – вздохнула Мария.
Этого вздоха было достаточно, чтобы Джерри возжелал освоить каждую тропу и каждую мало-мальски заметную дырку чертова Межмирья.
– Он ничего тебе не сделает, – повторил парень виновато, – правда.
– Я знаю. Только он неживой.
– Ну что ты… Зачем так говорить.
– А ты разве не чувствуешь? – удивилась девочка. – Неживой.
Джерри дернул шнурок и порвал его. Стал было связывать концы, но плюнул и упрятал за голенище. Эрфан нервно махнул рукой, мол, пора. Мария кивнула и спокойно пошла за ним в красноватое сияние.
Он до сих пор задумывался, где та юная светловолосая колдунья и что с нею стало. Ей уже лет восемнадцать. Хорошо, если она и вправду не Хозяйка Межмирья. Джерри не желал бы малышке Марии «сеять любовь, а пожинать мрак и Хаос». И никому бы не пожелал.
– Господин Пралотта, – не без гордости сказал повар, со значением помахивая перьями, только что выдранными из хвоста дикой цесарки (наловчился, ленивец, снимать с гнезд безответных птах!), – очень он знаменитый своими расследованиями. Очень мы рады у него служить. Мне это место, думаешь, за просто так досталось? Эге! Зато теперь завидуют все. Думаю, даже шеф-повар императрицы завидует. Важно у него там, а все не так интересно!
Джерард молчал тем безразличным манером, который можно принять за уважительное слушание, особенно если очень хочется высказаться. Повар напоследок дернул несчастную цесарку за непристойно оголенный огузок и, наклонившись к самому уху своего безгласного визави, сообщил:
– А про вампира столичного слыхал? Сколь угробил людей, страсть. Господин советник Пралотта свою карьеру очень укрепил, когда его поймал. Вычислил, можно сказать. Вампир тот при самом дворе обретался, вот как. Знатных дам кушал. От остальных брюхо болело, что ли? И главное, никто угадать не мог личность его, значит. В позапрошлом годе поймали, да.
– Что сделали с вампиром? – неожиданно спросил Джерард, который, казалось, вовсе витал мыслями далеко отсюда.
Повар обрадовался проявлению интереса, зашептал более активно – не забывая попутно осмаливать птицу на костре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Уговаривать не пришлось, сразу же поднялась и последовала на улицу.
Выражение лица у Эрфана вполне соответствовало тону его крика. Джерри вначале подошел ближе, и только потом понял, что местные не просто решили поприветствовать гостей.
Их выгоняли. Каждый на свой лад. Гудели, как большие пчелы. Но гораздо доходчивее слов был их внешний вид. Такого собрания увечных и убогих Джерри не наблюдал никогда в жизни. Людей было не очень много, но каждый в этой толпе чем-то был болен. Явно не питая надежды даже на самую мизерную помощь, они пытались поскорее убедить путников не задерживаться в их «гиблом» месте. А если посмотреть вокруг, становилось ясно, что место и впрямь страшное: даже дерева – ни одного прямого и здорового, не говоря уже о плодах. Голые, черные, скрюченные ветви. Земля с каким-то белым налетом. Собаки, парочка, еле ковыляют, два шага – и лягут, два шага – и лягут.
Джерри смотрел на окружающих с брезгливо-испуганным интересом здорового человека, Эрфан – даже как-то жадно, пристально. Но под настойчивым напором местных они вдвоем по шагу, неторопливо, продвигались по дороге. На пути появилась небольшая каменистая округлость, и желоб деревянный – водобор.
Эрфан остановился и хлопнул в ладоши.
– Ах ты, боже мой, – удивился. – Ну-ка, Джерри, подойди к колодцу. Чувствуешь? Нет? Дуб-бина! Ведь прямой же канал! Прямой, как твои извилины! Ну?! Интересно же!
Джерри бочком подвинулся и заглянул на всякий случай в черную плесневелую дыру.
– Ой, дураааак, – даже застонал Иноходец. – Гард и псы мне свидетели, я тебя утоплю в этом колодце!
И Эрфан нырнул в Межмирье на глазах у всех собравшихся. Джерри остался стоять, именно как дурак. Цирковой фокусник. Все ему надо напоказ, аплодисментов, что ли, душа просит? Парень обтирал спиной замшелую кладку и ежился под мученическими взглядами пострадавших. Выживших. Ну, и кого притащит на расправу из чужого мира Эрфан? Злобного скрюченного колдуна? И возможно ли будет вернуть этим людям здоровье и силы, возродить отравленную землю, излечить деревья? Чаще всего подобные разрушающие действия обратного варианта не имеют. Учитель, где же вы ходите?
Лицо выпрыгнувшего Эрфана было озадаченно-растерянным.
– Однако, моя ты мышь, – попытался показать он степень озадаченности одной свободной рукой, крепко удерживая второй какой-то белый холщовый мешок, перекинутый через плечо.
Люди медленно сжимали кольцо вокруг колодца, на край которого Эрфан опустил свою добычу.
Джерри, хлопая ресницами, минут пять тупо созерцал маленькую, лет восьми, девочку, похожую на дорогую куклу. Игрушка умными спокойными голубыми глазами рассматривала собравшихся, не плакала, ничего не говорила. Фарфорово-светлая кожа с легким румянцем, длинные, белые как снег волосы, прихваченные на лбу синей ленточкой. Холщовый мешок оказался ее нехитрым одеянием – длинным прямым платьем с вышивкой по вороту.
– Кто это, учитель?
– Объяснение прозвучит еще более глупо, чем было само событие. Это вот, полюбуйся, и есть их монстр, их неведомое бедствие. Все болезни, все чары – ее рук дело. Вот что происходит, Джерри, когда сила есть, а учителя нет. Как тебя зовут, малышка?
– Мария, – нежным голосом ответило создание. – А тебя?
– Эрфан. Впрочем, какая разница. Понимаешь ли ты, Мария, что ты делала с людьми в своей деревне?
– Я их лечила.
– Как?
– Я забирала у них болезни, – спокойно, точно младшему братику, объясняла девочка.
Эрфан и Джерри образовывали нечто вроде заборчика, отделяя пленницу-гостью от любопытствующих поселян. Но страсти по ту сторону изгороди уже накалялись.
– А куда девались болезни? После того, как ты их забирала?
Джерри следил за вопросами, понимал, что Эрфан получает ожидаемые ответы, лишь подтверждающие его догадки и ощущения, но сам пока не осознавал и злился на себя. Вот уж точно дубина.
– Выбрасывала, – пожала плечами девочка. – Гадость!
– Гадость, – согласился Эрфан. – Истинно, гадость. А куда выбрасывала?
– Далеко, – зевнула кукла Мария. – Я устала. Отнеси меня обратно.
– Пока не могу, малышка. Видишь ли, твое «далеко» оказалось для нас чрезвычайно близко.
И Иноходец отошел в сторону. Жестоко, учитывая панораму, открывшуюся взгляду белокурого ребенка. Калеки всех возрастов, кто на самодельных костылях, кто с изъязвленным лицом, кто и вообще сухой, точно лист и белый как кость. Уцелевшие.
Девочка повела себя как нормальный ребенок ее возраста – заплакала. Люди недоумевающе молчали.
– Что вы с ней будете делать, учитель?
– А что я могу с ней сделать? Считаешь меня вообще извергом? Вернуть в ее мир – убьют рано или поздно.
– Она может вылечить… то есть исправить то, что сделала?
Девочка кивнула сквозь плач – и напомнила этим, что нельзя в присутствии мыслящего существа вести себя, как будто рядом глухая вещь.
– Джерри, да ведь она опять «выбросит»! Понимаешь? Куда на этот раз?
Уловив слово «исправить», люди начали волноваться, шуметь. Девочка громче заплакала. Джерри ее тронул за плечо, по голове погладил, а что еще там положено делать – не знал.
– Да что ты ее оглаживаешь, как кошку. Думай, куда всю эту мерзость девать!
– Сжечь бы… как мусор.
– Сжечь? А что… вот хоть одна неплохая мысль. Но где же взять огонь, который все это осилит?
– Нам бы вулкан, но до него далеко.
– А до другого мира ей не далеко было прямой канал поймать?
Девочка утирала рукавом нос и внимательно следила за перепалкой. Ясно было: решают, что с нею делать. Они взрослые дяди, им виднее.
– Думаешь, вулкан?
Эрфан присел на корточки и тихим голосом что-то втолковывал девочке. Долго. Она улыбалась и кивала. А потом пошла к людям. Тихонечко так пошла, будто не пригибая траву.
– Много работы, – криво усмехнулся Эрфан. – Каждый человек, каждое деревце. Гард и псы, мышь моя Джерри, мне на мгновение показалось, что эта маленькая умелица… ах ты, нет… нет, какое счастье.
– Учитель, я не понимаю. Кем она вам показалась?
– Хозяйкой, Джерри.
Серые глаза Эрфана внимательно и спокойно смотрели на ученика.
– Хозяйкой Межмирья. Предсказанной, предреченной Богиней. Сеющей любовь, но пожинающей мрак и Хаос. Соединяющей миры.
– Это так будет?
– Будет, Джерри. На твой век еще хватит крепких стекол и силы твоих рук. А может, и нет. О, как хорошо, что мне лишь показалось. А я нес ее в руках и дрожал.
– А не сильно маленькая она для богини?
Эрфан засмеялся:
– Ну ты и дубина, всесвятый Гард, какая ты дубина. Ладно. Пойдем что ли поедим. Я ее потом в один мирок отведу, спокойный и к волшебницам уважительный.
– А в других мирах есть Иноходцы?
– В каком смысле?
– Ну, может кто-то выкинуть оттуда, если явишься?
– А ты никак собрался в путешествие?
– Нет, просто…
– Могу заверить, что Шабаш Иноходцев невозможен, ибо я в своем роде единственен. Человечество по сравнению с теми, кого я успел увидеть – слишком слабое порождение. Остальным костыли вроде меня не нужны. Они чудесно ходят в Межмирье, и отлично могут себя защитить. Я ответил на твой вопрос?
– Да, вполне, учитель.
Они поужинали, а потом Эрфан ушел в Межмирье – «подготовить почву», как он выразился, настрого приказав вести себя тихо и незаметно в его отсутствие. Но Джерри очень интересовала Мария, маленькая девочка, совершающая в данный момент недетскую работу. Разумеется, он не желал стоять за спиной и заглядывать через плечо, но спустя время, когда она уже отдыхала, парень присел рядом с нею и попытался поговорить.
Быстро до него дошло, что это тщетные усилия. Малышка устала просто до потери речи, и он устыдился. Взяв Марию на руки, Джерри раздумывал, куда с нею отправиться. Сельский кабак – не место для маленьких волшебниц. В доме же, где остановились они с Эрфаном, одна подслеповатая да глухая бабка, на нее не оставишь ребенка. И все-таки Джерри зашел в эту хатку, по крайней мере, она чистая и тихая. Уложил девочку на кровать, она слабо улыбнулась и зевнула. Обыкновенный уставший ребенок, в своем особенном спокойствии кажущийся даже чрезмерно покорным и беззащитным. Отчего-то же Джерри был уверен, что попытавшемуся причинить ей вред не поздоровилось бы. Когда он принес воды из колодца (не того, а маленького, у церкви), чтобы помыть ей руки и обтереть запылившееся личико, Мария уже крепко спала. Румянец постепенно возвращался на ее щеки, и, судя по безмятежному лицу, кошмары ей не угрожали.
В памяти всплыл состоявшийся очень давно разговор. Во вторую зиму пребывания в замке Джерри жутко заболел, валялся две недели, и присевший на его постель Эрфан, потирая лоб, сказал:
– Межмирье, делая подарки, всегда заставляет за них платить. Я не простужаюсь и не подхватываю оспу, например, но зато я стал неважно видеть в темноте. Кроме того, Межмирье делает Иноходцев бесплодными… Такие дела. Но благодарен я тебе, мышь моя Джерри, за то, что ты помог мне понять нечто. У меня никогда не будет детей. Но, глядя на тебя, я…
Эрфан помолчал, пережидая очередной приступ кашля своего воспитанника.
– Я думаю: Гард и псы, и не надо, и как же это хорошо!
И, грустно покачав головою, он ушел.
Джерри, оскорбленный до глубины души, высморкался в очередной платок, и показал жестами вслед (говорить не позволяло опухшее горло) все, что думал о таком «отце».
Джерри мечтательно вздохнул, улыбнулся, и занял вторую лежанку, чуть ближе к двери.
Посреди ночи кто-то настойчиво потрепал его по щеке.
– Э-эй, – прошептал голос Эрфана. – А ну-ка…
Джерри разлепил глаза, поежился. Подивился на негодующе-изумленное лицо учителя. Проследил направление взгляда. И, прикрыв рот рукой, засмеялся. Видимо, точно так же страдающая от холода, Мария не нашла ничего лучше, чем перейти ночью к нему и удобно пристроиться под теплый бок. Жестом показал Эрфану на пустую смятую кроватку – мол, там положил. Эрфан все равно скривился как от кислого:
– Укрыть надо было!
– Угу, – хмыкнул Джерри. – Тогда нам на одну кровать, что ли?
И закусил рукав, чтобы громко не ржать, когда Иноходец возмущенно сплюнул в его сторону. С чувством юмора у Эрфана иногда бывало плоховато. В отместку за неудавшуюся шутку Эрфан перенес девочку на свою лежанку.
Утром, когда выздоровевшие петухи радостно разбудили всю деревню, обнаружилось, что Мария опять рядом с Джерри, сопит, уютно свернувшись. Улыбаться Джерри не стал, ибо прочел в глазах спутника, что при малейшей тени смеха тот закопает его в землю по ноздри.
Вся троица нехотя сползла с кроватей, умылась, пожевала вчерашние припасы. Потом вышли во двор. Пока Эрфан напряженно щурился вдаль, высматривая что-то явно не в этом мире, девочка подошла к Джерри, шнурующему ботинки, и спросила:
– Мне обязательно идти с ним? Джерри неловко улыбнулся.
– Он не такой уж плохой, Мария. Он знает место, где тебя будут уважать. Больше, чем там, откуда ты пришла.
– А ты не знаешь это место?
– Нет, я… только ученик.
– Жалко, – вздохнула Мария.
Этого вздоха было достаточно, чтобы Джерри возжелал освоить каждую тропу и каждую мало-мальски заметную дырку чертова Межмирья.
– Он ничего тебе не сделает, – повторил парень виновато, – правда.
– Я знаю. Только он неживой.
– Ну что ты… Зачем так говорить.
– А ты разве не чувствуешь? – удивилась девочка. – Неживой.
Джерри дернул шнурок и порвал его. Стал было связывать концы, но плюнул и упрятал за голенище. Эрфан нервно махнул рукой, мол, пора. Мария кивнула и спокойно пошла за ним в красноватое сияние.
Он до сих пор задумывался, где та юная светловолосая колдунья и что с нею стало. Ей уже лет восемнадцать. Хорошо, если она и вправду не Хозяйка Межмирья. Джерри не желал бы малышке Марии «сеять любовь, а пожинать мрак и Хаос». И никому бы не пожелал.
– Господин Пралотта, – не без гордости сказал повар, со значением помахивая перьями, только что выдранными из хвоста дикой цесарки (наловчился, ленивец, снимать с гнезд безответных птах!), – очень он знаменитый своими расследованиями. Очень мы рады у него служить. Мне это место, думаешь, за просто так досталось? Эге! Зато теперь завидуют все. Думаю, даже шеф-повар императрицы завидует. Важно у него там, а все не так интересно!
Джерард молчал тем безразличным манером, который можно принять за уважительное слушание, особенно если очень хочется высказаться. Повар напоследок дернул несчастную цесарку за непристойно оголенный огузок и, наклонившись к самому уху своего безгласного визави, сообщил:
– А про вампира столичного слыхал? Сколь угробил людей, страсть. Господин советник Пралотта свою карьеру очень укрепил, когда его поймал. Вычислил, можно сказать. Вампир тот при самом дворе обретался, вот как. Знатных дам кушал. От остальных брюхо болело, что ли? И главное, никто угадать не мог личность его, значит. В позапрошлом годе поймали, да.
– Что сделали с вампиром? – неожиданно спросил Джерард, который, казалось, вовсе витал мыслями далеко отсюда.
Повар обрадовался проявлению интереса, зашептал более активно – не забывая попутно осмаливать птицу на костре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33