Но Джерард часто спотыкался, теряясь во тьме. А догоняемый им – нет. Только изредка Джерард слышал или смех, или ощущал мимолетное касание горячих пальцев.
Глаза, теперь почти не теряемые им из виду, в темноте беспокойно мерцали каким-то внутренним огнем. Черт, да он ведь видит в этой кромешной липкой затхлости. Не осталось сомнений в инородности гостя. Только Иноходец не собирался с почестями провожать того в его мир. Нет, и без почестей тоже не собирался. Есть же предел даже нечеловеческой наглости?!
Неожиданно они выбежали обратно на солнечный свет. Джерард зажмурился, потряс головой, потом поспешно разлепил веки и начал оглядываться.
Преследуемый никуда не провалился, не делся, не исчез. Наоборот, он замер на расстоянии почти неприличном, пол-ладони, и белоснежная тонкая ткань трепетала на ветру, то и дело задевая Джерарда по лицу.
Золотистая рука с длинными пальцами призвала к порядку растрепавшуюся ткань, и затем, помедлив, кисея поползла вниз, открывая лицо. Ничего женского в этом лице Джерард не нашел, и втайне облегченно вздохнул, потому что ему и с мирной сильфидой-то тяжело было разобраться. А это существо вовсе не мирное.
Топазовые глаза были невероятным образом накрашены, смоляные, блестящие волосы падали ниже точеных, золотистых плеч, тонкий нос вздрагивал, чем-то влажным смазанные губы втягивали воздух после долгого бега, гладкие щеки не содержали и намека на возможность щетины.
Гость отступил на шаг. Джерард двинулся следом.
Гость что-то прошептал, похоже на шелест песка.
– Что? – против воли переспросил Иноходец.
– Ашшх-Арат, – повторил тот. – Я, Ашшх-Арат-Змеелов, говорю тебе, что рад твоему приходу. А то уж я было подумал, что ты от меня прячешься, Иноходец Джерард.
– Развлечения кончились, Змеелов, – вздохнул Джерард. – Раз уж ты так хотел меня видеть.
– Ошибаешься. Развлечения впереди. Чтобы сделать следующий шаг, потребовалось согнуть ногу, и только так он понял, что ступает на один из изогнутых мостиков над каналами. Было очень жарко, и люди даже купались.
Но не так жарко, как на самом мостике.
Перила горели. Натуральным, алым, веселым огнем. Огонь поджимал и сзади, пылали все восемь мостиков, ведущих к небольшому островку с фонтанами и беседками, пылали маленькие лодки, пришвартованные у бортов канала… Сбегался падкий до зрелищ народ. Джерард едва успел пробежать вперед, как перила моста рухнули, но огонь продолжал пожирать голые камни.
Более всего этот круглый, со всех сторон и изо всех окон отлично просматривавшийся островок походил на сцену.
Судя по трюку с пламенем, его нежданный гость вроде заезжего мага.
Джерарду отчего-то захотелось увидеть Эрфана и предъявить претензию – «недоучил».
Людей набралось – тьма.
Горящие лодки отрезали путь к маленькому острову. По мостикам же пройти не осмелился бы сейчас самый распоследний глупец. Лучшей арены было и не придумать.
Оба улыбались. По-разному – Ашхарат одними губами, сощурив подведенные глаза. Джерард – торжествующе, так сильно стиснув зубы, что этот белоснежный, влажно поблескивающий оскал выглядел жутко.
Оба тяжело дышали. Змеелов – откинув голову, вздрагивая, будто в любовном предвкушении. Иноходец – через силу заставляя легкие работать, покрываясь испариной.
Борьба уже шла, пока невидимая шокированным зрителям.
Они, двое, рвали на себя хрупкую ткань Межмирья, чтобы выскочить из этого неудобного пространства в другое, где позволительно гораздо больше, чем простая мышечная сила. Но Межмирье, испуганное и озлобленное, закрыло каждую дверь и каждый лаз. Межмирье отказалось от них. Музыка уже звучала, близкая, знакомая – ноги Джерарда подрагивали, Ашхарат чуть покачивался из стороны в сторону. Музыка звала и манила еще некоторое время, а потом тишина лязгнула, как упавший засов, и окончательно умолк последний звук. И теперь они услышали дыхание друг друга, хриплое, прерывистое, уже не в тумане, а при солнце Силь-иль-Плены увидели жемчужную пленку пота на лицах – и ласковая усмешка одного, и звериный оскал другого наконец утвердились по разные стороны старого разбитого фонтана. Оставалось только «здесь» и «сейчас», без вариантов.
Шаг за шагом они сближались. Неосознанно выставляя вперед плечо, прикрытое карнавальным плащом, и пытаясь угадать, какое именно оружие сжимает противник.
Люди могут так молчать, только когда мертвы! Жители и гости Большого Карнавала решали, стоит ли очередной глоток воздуха того, чтобы этот незначительный и неуместный звук прервал великолепное представление, которое они наблюдали. С хлопком, одновременно, оба плаща, сорванные с костюмов на живой нитке, отлетели в стороны и упали в воду, – белый и зеленый. Так они и плыли рядышком, как два крыла ангела-утопленника. Зеленый у самого моста схватила маленькая рука и через силу потащила вверх. Белый никто не тронул, и он исчез за поворотом.
В руке Ашхарата было зажато проволочное лассо. В руке Джерарда не обнаружилось ничего.
Покачивая золотой петлей, не переставая улыбаться, Ашхарат поманил противника пальцем. Легонько, игриво. Смотреть на него было очень приятно, незаметные движения рук и ног как-то успокаивали, легче дышалось, немного клонило в сон. Веки Джерарда и впрямь слегка смежились. Он не заметил бы летящую петлю, но золото так сверкает на полуденном солнце. Он схватил лассо рукой, намотал на кисть и дернул к себе.
Расстояние исчезло, враги наконец физически ощутили друг друга и сцепились, привыкшие к Межмирью, где отпустить от себя кого-то на один шаг означало потерять его среди тысяч троп, потерять навсегда.
Царь кочевников, опоенный соком дерева смертников, и одержимый священной яростью, был не более чем ребенком в поединке со Змееловом, сыном Солнца и Черной Кобры.
Ярмарочные борцы Силь-иль-Плены, люди-горы из мышц и крепких, как камень, костей, – все равно не представляли бы собою мало-мальски серьезной угрозы для тренированного Иноходца.
Ни один, ни другой до этих пор не встречались с равным. Никогда еще не приходилось им пускать в ход всю силу, атаковать без превосходства и защищаться, едва успевая это делать.
Джерард где-то в уголке сознания изумился той мощи, которую накопило в себе его тело. Ашхарат принимал удары, от которых не поднялся бы среднестатистический воин, и тут же парировал еще резче и страшнее. Это был уже не тот красивый танец, с которого все начиналось – это была обыкновенная драка, без всяких правил, грязная и остервенелая. В борьбе за лассо – единственное оружие, Джерард отчаянно толкнул мага плечом, в ответ получил подножку. И вот они покатились по искусно раскрашенным к празднику плитам, хрипло вскрикивая от напряжения и невозможности расплести руки, накрест перехватившие лассо. Положение рук Ашхарата оказалось выгоднее. Джерард даже в угаре схватки понял перспективу очутиться с отрезанными проволокой пальцами, и отпустил петлю. Маг, правда, не ожидал такой уступки, инерция рывка оказалась настолько сильна, что Ашхарат отлетел и скатился в канал.
Рожденный и всю жизнь проживший в горячей пустыне, где единственная река кишела хищными рыбами и бронированными рептилиями, Змеелов не умел плавать. Он зашипел, не почувствовав опоры под ногами, погрузился с головой, потом, вспенивая руками все вокруг себя, сумел выброситься на бортик канала. Лассо так и осталось в мутной, нехорошо пахнущей воде.
Отдыхая, они вновь стояли – Джерард на двух, а Ашхарат на одном колене, и с прежней ненавистью созерцали друг друга. Зрители придвинулись так близко, что то и дело слышался всплеск: очередной любопытный падал в канал под натиском напирающих сзади. Глаза Змеелова, с которых вода все же не смыла сурьму, сверкали ярче, чем драгоценности на маске его противника. Жизнь сияла и била фонтаном из расширившихся зрачков, глухая тоска больше не мучила мага. Любой мог бы сказать, что это – глаза счастливого человека.
Счастливого возможностью похвастаться своим могуществом.
Упрямо закушенная нижняя губа Джерарда и зеленое пламя в прорезях маски отвечали: но – не всесилием!
– Хозяин! – раздался крик с другого берега канала. – Хозяин!
Ашхарат звонко, неожиданно рассмеялся, и мгновенно весь вытянулся в прыжке за маленьким красным мешочком, который швырнул какой-то карлик.
Иноходец понял, что это. И тоже прыгнул, но неудачно – изрезанные проволокой руки опоздали и ухватили только воздух. Ашхарат стиснул мешочек и крикнул карлику в ответ:
– Пока – свободен!
– Спасибо, хозяин! – тот трижды поцеловал землю у своих ног и припустился прочь от канала и прочь от толпы, которая уже вовсе потеряла нить происходящего.
Джерард держался за сердце – за то место, где оно должно быть у всех нормальных людей. Должно неустанно качать кровь, болеть, сжиматься, любить и злиться, а не дрожать в чужих руках, завернутое в кусок пыльной ткани.
Мешочек тихонько, нежно пульсировал на смуглом лепестке ладони Змеелова. И от этой теплой, живой пульсации с неслышным никому из людей ржавым скрежетом сломался засов, и сияющая щель в воротах стала разрастаться, в нее хлынула праздничная музыка. Межмирье сдавалось, желая заполучить маленькую трепетную драгоценность, что лежала в руке мага. Межмирье заискивало и ластилось к обладателю мешочка.
Джерард ослабел, голова начала кружиться. А чего же он хотел, отчуждая его задолго до оговоренного срока, наперекор всем правилам, едва прижившееся, горячее и неуспокоенное? Разбуженное, оно рвалось к хозяину, и на таком ничтожном расстоянии зов был двусторонним. Сердце не желало сопротивляться слиянию, а Иноходец – просто не мог. Если бы не Рэми, оно осталось бы немножко сонным, еще был бы шанс.
Мешочек запрыгал, почти сваливаясь с ладони. Змеелов нежно поглаживал бархат, выжидающе, торжествующе взирая на очень бледного, а недавно такого несокрушимого противника.
Как же можно было оставить сердце на Хедер? Подвергать ее опасности – откуда теперь знать, что сотворил с ней чокнутый карлик?
Межмирье пело на разные лады, двери широко распахнулись. Ашхарат сделал скользящий шаг вперед, схватил Джерарда за пряжку пояса, а вторую руку резко приложил к его обнажившейся в полуразорванной рубашке груди.
И они вдруг исчезли прямо с острова, при сотнях наблюдателей, при ясном солнце. Исчезли так мгновенно, что ухнувшая по совиному людская масса долго переваривала в себе вопрос о том, чей же крик раздался прямо перед исчезновением – переходящий в рычание, полный безумной боли… Чей? Кого из сражавшихся?
Межмирье знало ответ. Голодное и соскучившееся Межмирье, по туманной тропе которого, в немыслимом удалении от мира, где существуют пустыни, реки, хребты гор и городок Силь-иль-Плена, Змеелов шел сейчас легким уверенным шагом и тащил за собой полубессознательного, но сопротивляющегося Джерарда. Сердце, воссоединенное с хозяином, колотилось так невпопад, что сбивало иногда с ритма даже самого мага, даже победителя! Побежденный же готовился к смерти.
По завыванию стражей можно было определить, что Ашхарат притащил его к самой границе. Джерард задыхался, руки его цеплялись за одежду Змеелова. Маг подтянул его к себе поближе, так, что их носы соприкасались, а то, что произносили губы одного, могли почувствовать губы другого.
– Знаешь, мне очень жаль, – нежно, чуть не плача, зашептал Змеелов.
И слезы закапали из его мучительно сощуренных глаз на щеки Джерарда.
– Было так весело. Мне очень давно не было так весело. Ты такой славный, а у вас такие замечательные сказки.
Какие сказки? Что он несет? Джерард мотнул головой, но тут же заработал болезненную пощечину.
– Не перебивай меня, – всхлипнул Ашхарат. – Что за невоспитанность – перебивать наместника бога на земле. Ты видел когда-нибудь эту землю? Раскаленные камни. Неудивительно, что богу понадобился наместник. И там так скучно, а ты – ты чудо. Нет, правда. И чудо, и чудовище – похожие слова. Я учил ваш язык и читал ваши сказки, я потратил на это целых две ночи! Принц убивает чудовище, получает королевство и принцессу.
Змеелов улыбнулся, вздохнул и отбросил неудачливого противника на маленькую полосу как будто бы твердой поверхности.
– Прощай, Иноходец. Жаль бросать тебя… Ты был прекрасным, великолепным, неподражаемым чудовищем. Но меня ждет королевство, а, главное, принцесса. Надеюсь, с ней тоже будет весело.
Межмирье рассталось со Змееловом, быстро и легко выплюнув его. Джерард рванулся было – но сердце застучало жутко, как барабан, и тропа ушла из-под ног, и пришлось обессиленно рухнуть обратно, на приграничную полосу. Худшей новостью могла быть только цепь мерцающих огоньков справа – стражи границы шли посмотреть на вторженца-человека. Не Иноходца, потому что Иноходец не сверкает на все Межмирье чудесной бабочкой-сердцем. Просто человека.
Такая судьба. Его обучал помешанный, и победил помешанный. Эрфан часто нес про науку и законы, а этот – вот, про сказки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33