Опять нахлынули голоса, еще более назойливые, чем раньше. Они ударили его с такой силой, что он чуть не упал. Каждый голос принадлежал одному человеку, каждый выражал такое замешательство, такую страшную агонию боли, что он тоже закричал вместе с ними, и его голос слился с миллионами других в один колоссальный вой. Крик был подобен взрыву бомбы, он был горячим и хищным, грозящим разорвать легкие. Свисток выпал из его губ и болтался на груди. Он согнулся пополам, словно его пнули в пах; ему не хватало дыхания. Он отчаянно пытался прийти в себя.
— О боже!
Его атаковали все демоны ада и все молящие об освобождении души. Он попытался бежать, но споткнулся и упал лицом в траву.
— Нет! Оставьте меня одного! Я буду принимать эти проклятые таблетки! Пожалуйста! — кричал он, хватая руками землю.
Опять слова, лица, образы… По каналу вихрем пронесся ветер, разбрызгивая и мутя воду. Мимо на невероятной для лодки скорости прошел моторный катер. Звук мотора был высоким и нервным. Стоит этой лодке во что-то врезаться, все ее пассажиры неминуемо погибнут. Голоса стихли. Превратились в отдаленный шепот. Мистер Кисс поднялся на четвереньки и поискал фонарь. Батарейка еще работала, но крышка разболталась. Привинтив стекло, он посветил на землю, нашел план и каску. Злясь на себя, вытер с лица пот, отряхнул одежду и посмотрел на ближайшую стену. Ему удалось высветить гигантские, немного выцветшие черные буквы на кирпичной кладке: ГЭК. Это означало, что он добрался до газгольдеров, и теперь, если верить викарию, ему осталось пройти всего сто ярдов, и он окажется перед «Прибрежным коттеджем». Чтобы заглушить шелестящий в голове шепот, он запел:
Славный Лондон мне по нраву.
Уличных блядей орава,
Что слоняется всю ночь,
Мне по нраву, я не прочь!

Мегги, Пегги и другим
Я припас гостинцы.
Будем живы, согрешим!
Будем веселиться!
Думая, что слышит в небе смех самого Люцифера, он начал раскачивать фонарь от стены к воде в такт своему баритону, призывая противника на бой. Бечевник сузился. Вода была мутна от ила, поднятого пролетевшей моторкой. Задержавшись перед защищающим горы угля и кокса ограждением — металлической сеткой, поверх которой тянулась колючая проволока, он увидел за ней гигантские цилиндрические баки газгольдеров. Они мерцали в темноте, как крепостные башни. Он вообразил себе, будто там укрываются спящие боги Лондона, готовые в любую минуту вырваться и отомстить захватчикам. Мистер Кисс не мог отогнать от себя вопрос, не могут ли взорваться или попросту загореться газгольдеры, попади в них зажигательная бомба? Ему показалось глупым, что гигантские баки оставили полными, но он тут же предположил, что освободить их от газа тоже нелегко. Когда металлическая сетка кончилась и снова показалась кирпичная стена, он почувствовал себя в большей безопасности, а пройдя несколько шагов, очутился перед густой тисовой оградой, которая выглядела более прочно, чем защитные сооружения газохранилища. Он понял, что нашел «Прибрежный коттедж», надел каску и обдумал свои дальнейшие действия. Наконец мистер Кисс взял свисток и издал три коротких сигнала, после чего громко крикнул за ограду:
— Эй, вы там, внутри!
Ответа не было. Не совсем представляя, далеко ли находится сам коттедж, он двинулся вперед вдоль ограды, пока не наткнулся на пару вкопанных в землю поручней. Фонарь подсказал ему, что он добрался до упомянутого викарием пирса. Теперь следовало повернуть налево. С востока донеслось внезапное громкое рычание, словно на божий свет вылезло какое-то сказочное чудище, и он инстинктивно вскинул руку, чтобы защитить глаза. В свете полыхнувшего огня он увидел узкую, не больше фута шириной, дорожку, которая заканчивалась полоской кирпичей, спускавшихся к небольшому бассейну, в котором виднелись очертания маленького ялика. Железные ступеньки вели к небольшому причалу. Он аккуратно развернулся и увидел тяжелые кованые ворота с массивным врезным замком. Посветив дрожащим фонарем сквозь решетку, он тут же увидел стабилизатор бомбы, а повернув голову направо, понял, что часть фюзеляжа скрыта в чем-то вроде сарая. Даже если бы ворота не были заперты, стоило их сдвинуть немного — и они бы уперлись в бомбу. К тому же мистер Кисс припомнил, что немецкие бомбы обладают свойствами магнита: в одной из листовок население специально просили не касаться неразорвавшихся бомб металлическими предметами. Он испытал огромное облегчение, вспомнив, что у него есть роговая слуховая трубка.
Она была красива,
С повадкой королевской.
Два шиллинга за Полли,
Малютку Полли Перкинс!
— Эй, вы там, внутри! — Он забыл, как зовут хозяек. — Сестры! Дамы! Привет! Это уполномоченный Кисс! Меня викарий прислал! — Он направил луч фонаря на окна. — С вами все в порядке?
Приглушенный отклик.
Мистер Кисс приложил ладони ко рту и крикнул:
— Вы можете говорить громче, мадам?
Ее голос почти утонул в реве «хейнкелей», летевших на этот раз необычайно низко. Их силуэты то и дело выхватывались лучами прожекторов и сопровождались трассирующим огнем. Мистер Кисс подумал, не собираются ли они нанести удар и какова вероятность того, что их целью окажется газохранилище? Потом немецкие самолеты повернули и пропали в накатывающем с востока дыму.
— Вы по поводу бомбы? — крикнула женщина издалека.
— Да, мадам! Я не могу открыть ворота.
— Не открывайте ворота!
— Я не могу. Они закрыты. Я все понимаю. Я постараюсь пролезть через ограду. Если вы услышите шум, это буду я!
В тот год я и залетела. Разве я могу это забыть? Такая боль. Сильнее всякого наслаждения, что до этого, что после. Страшно вспомнить. И кровь. С тех пор не могу даже кролика освежевать. Цыплята тоже напоминают. Что она говорит ?
Мистер Кисс сдвинул каску на затылок и вытащил из сумки садовые ножницы. Тисовые ветки все сплошь были чрезвычайно толстыми и накрепко переплелись друг с другом: эта ограда существовала здесь уже по меньшей мере лет двести. Может, сделать под нее подкоп? Но корни наверняка тоже глубоко уходят. Он чувствовал, что женщины в доме пытаются сдержать панику, пытаются успокоить себя, вороша прошлое: ворох немыслимо переплетенных связей, на зависть полно прожитая жизнь. Они не хуже его знают, как трудно ему до них добраться. Он попробовал навалиться на тис всем своим телом, но тот, словно возмущенный посягательством, лишь слегка зашелестел листьями. В доме возбужденно залаяли собаки. Закудахтали куры. Целый зверинец. Женщина опять что-то крикнула ему.
— Бояться нечего, мадам! — Сняв каску, он почесал голову. Волосы прокоптились дымом. Чего ему на самом деле не хватало, так это топора или длинной лестницы. — Не выходите! Оставайтесь внутри!
кому черт побери все это добро достанется тоже мне наследство
Джозеф Кисс вернулся на бечевник и, опустив глаза вниз, чтобы не глядеть на пожар и порождаемые им образы, вернулся к металлической сетке газохранилища. Направив свет через проволоку, на кучи угля, он вытащил садовые ножницы и начал резать сетку, сам удивляясь тому, как легко поддается проволока острым лезвиям. Вскоре, раскурочив достаточно большое отверстие, он протиснулся сквозь него, лишь слегка оцарапавшись, и оказался у подножия ближайшей угольной горы. Над головой по-прежнему летали самолеты, но слишком высоко, чтобы можно было определить, чьи именно. Потом в стороне Боу последовал ряд взрывов, словно выскочил гигантский попрыгунчик. Издали снова послышались голоса, но он сумел подавить их. Он пошел по хрустящему под ногами углю к воротам, замотанным двойной скрученной проволокой, которая куда хуже поддавалась ножницам, однако в конце концов ему удалось перерезать и ее. Он распахнул ворота.
Едва он ступил во двор, как его внезапно ослепил свет, и он услышал, как человек крикнул:
— Кто тут шляется? Лен! Звони копам. Это грабитель.
— Ах ты черт! — сказал Джозеф Кисс.
Куда он ушел, Хло?
— Наверное, за помощью. — Хлоя облизала верхнюю губу. — Викарий сказал, что это не простой офицер. Он знает, что делает. Если бы он счел, что нам угрожает реальная опасность, он бы нас не оставил.
— Да, но мне показалось, как эта ужасная штуковина опять затекала. В ней часовой механизм?
— Если бы я знала. — Хлоя пригубила холодный чай и взмолилась о том, чтобы телефон снова заработал. Он отключился сразу после разговора с мистером Гузи.
Она перестала слушать радио, потому что сообщения были очень невнятными, а бодрый тон диктора откровенно фальшив. Но теперь радиоприемник был снова включен: передавали спокойную часть «Планет» Холста, и контраст между музыкой и тем, что происходило в городе, казался ей зловещим. В то же время чем меньше верила она новостям, тем острее становилось ее чувство юмора.
— Нам нужно скорее несколько возбуждающих ударов литавр из «Марса», — со смехом сказала она Бет. — Для аккомпанемента!
— Как только эта штуковина взорвется, мы услышим любые литавры, какие захотим. Спорим, они послали сюда какого-нибудь новобранца в противогазе. Как это бывает при утечке газа, и сначала приходит кто-то один, посмотреть, в чем дело, потом другой, чтобы все зарегистрировать, потом третий, чтобы проверить трубы, потом четвертый, чтобы принести нужные детали, потом пятый, чтобы их примерить, и шестой, чтобы их установить. И здесь, я думаю, парень приходил, чтобы только взглянуть, что случилось. Через месяц наш случай зарегистрируют, а месяца через два займутся самой бомбой.
Бет криво усмехнулась, поглаживая спаниеля.
— Но, по крайней мере, у нас в запасе много яиц! — Хлоя сама удивилась тому, что трясется от смеха.
Они так смеялись, что на глазах появились слезы.
— Ах ты боже мой! — восклицала Бет. — О Хло!
Они отправились на кухню проверить запасы провизии. Выпили по рюмке шерри и, тщательно закрутив пробку, приступили к инвентаризации.
У них оставалась большая буханка ржаного хлеба. Два ломтика бекона в ящике для хранения мяса. Полфунта маргарина. Семь упаковок чая «Брук-Бонд», фунт «Ассама», фунт «Дарджилинга», почти фунт зернового колумбийского кофе и ящик консервов, который им привезли богатые оксфордские кузины перед отъездом на время войны в Котсуолдс. Консервы происходили главным образом из «Харродса» и «Фортнума» и в повседневную пищу не годились.
— Артишоков и спаржи у нас просто завались!
Записывая количество имеющихся продуктов в блокнот, Хлоя опять начала хихикать, но потом сдержалась, и они с серьезным видом начали пересчитывать банки с консервированной ветчиной, отбирая по сорту и весу. Потом решили произвести классификацию гусиного паштета.
— Мы можем завести весовые категории, — сказала Бет. Сестры обменялись взглядами, полными безумной иронии. — Начнем, например, с четырех унций. Любую банку весом в четыре унции или меньше записываем на отдельный лист. На другой лист будем записывать банки больше пяти унций и так далее. А это что такое, боже сохрани? — Роясь на темной полке в задней части кладовки, она нащупала что-то круглое. — Еще одна бомба?
— Это сыр, который мы собирались съесть на Рождество. — Хлоя скорчила рожу. — Как ты думаешь, он не испортился?
— Наверное, нам сейчас нужно есть как можно больше. С другой стороны, глупо наедаться перед смертью.
Хлоя улыбнулась.
— Что за настроение, Бет? Смотри, на некоторых банках нет указания веса. Маркируем их по высоте или по диаметру?
Внезапно погас свет. И почти одновременно с этим что-то с глухим стуком упало на крышу.
— О боже! — Бет выпустила из рук банку с лососем. — Этого не может быть!
Они услышали над головой голос. Человек то ли отдавал команду, то ли кого-то подбадривал.
— Похоже, это тот же парень. — Хлоя подвела Бет к столу, на котором они оставили фонарик, и тут же его включила.
Тем временем на крыше послышалось несколько выкриков.
— Он на крыше! — Смех Бет был уже не таким сумасшедшим. — Он оборвал электрический провод. Боже сохрани! Его же стукнет током!
— А если крыша загорится?
Сверху отчетливо прозвучал голос мистера Кисса:
— Эй, вы там, внутри! В порядке?
— Он прыгнул с парашютом? Находчив, нечего сказать. — Бет крикнула ему, ориентируясь на голос: — Осторожно, уполномоченный, а то вы себя убьете! Там наш электрический кабель!
Откуда-то послышались другие голоса. Поднявшись по лестнице на второй этаж, они услышали, что он стучится снаружи. Сестры вошли в пустую спальню, где сейчас находились кошки. Персидские коты взирали на происходящее с легким недоумением, а сиамцы расхаживали взад и вперед, подняв любопытные мордочки и периодически издавая громкие вопли.
— Держи их, Бет, — сказала Хлоя, открывая окно. — А вот и вы, уполномоченный!
На фоне пылающего города показались сапоги, посыпалась солома, потом появился мужской торс и, наконец, голова и плечи. Он висел на руках, вытянув их высоко над довольно упитанным телом. Он оказался более молодым, чем они ожидали, и на удивление красивым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84