Он уже знал, чем грозит одно
лишь прикосновение к поражённому желтизной предмету.
- Пойдём назад. - Лицо деда Мартына было мрачным и серьёзным. -
Будет лучше, если мы вернёмся засветло.
В сторожку вернулись без происшествий. Былой безмятежности больше не
было - оба мужчины, и старый, и совсем ещё юный, со всей ясностью
вдруг осознали, что страшные метастазы "жёлтого дьявола" дотянулись
и до их Богом отмеченного уголка земли.
- Это агония, - прошептал лесник, тяжело опускаясь на грубо
сколоченный табурет.
В тот день дед Мартын не проронил больше ни слова.

6.
Ночью Игорь проснулся от каких-то неясных звуков. Кто-то скрёбся то
ли в стену сторожки, то ли в окно. Игорь поднялся с постели и
прислушался. Всё тихо. Почудилось. Нет, вот опять.
Дед Мартын чуть похрапывал во сне, то и дело ворочаясь с боку на
бок. Сон его был явно неспокойным.
Ночь стояла тихая, ясная, безветренная, полная луна роняла на землю
холодный мерцающий свет, рождая беспорядочные тени на голубоватом
снегу. Полная луна. В такую ночь из могил встают мертвецы. Мальчику
стало жутко.
Снаружи доносилось чуть слышное похрустывание - кто-то бродил
вокруг сторожки. С замирающим сердцем мальчик приник к окну. Лунный
свет сочился сквозь густую хвою гигантских сосен и через пыльное
стекло падал на его лицо. На какое-то мгновение Игорю снова
показалось, что тайга пустынна и череда ночных звуков - всего лишь
галлюцинация, навеянная треволнениями минувшего дня и странными
словам деда, но тут что-то тёмное, бесформенное заслонило от него
ночное светило. Холодок пробежал по спине мальчика. "Медведь!" - в
страхе подумал он. Сквозь стекло блеснули жёлтые, слабо
фосфоресцирующие белки глаз. Лохматое, трясущееся существо отпрянуло
от окна, и тогда случайный лунный блик, скользнувший по неведомому
пришельцу, отчётливо высветил жёлтое лицо мутанта - трёхглазое, с
огромными струпьями обвисших ушей. Оно корчилось в судорогах,
изнемогая от душившего его беззвучного хохота и повизгивая, будто
подбитая собачонка. Завороженный, Игорь не мог оторваться от окна,
жуткое зрелище притягивало, парализовало волю. Мутанта он видел
впервые.
- Назад! - Кто-то резко отдёрнул его от окна. Это был дед; правой
рукой он крепко сжимал двустволку, лицо его было бледно, губы
подрагивали. - Не прикасайся к стеклу.
Странное дело: Марса, верного дедова пса, не было слышно, пёс не
подавал признаков жизни, хотя жёлтый пришелец барахтался в снегу
буквально в двух шагах от его конуры.
Жёсткая складка пролегла между седыми бровями деда Мартына.
- Этого ещё не хватало, - чуть слышно пробормотал он.
Какое-то время мутанта не было видно. Но вот он снова очутился в
поле зрения обитателей сторожки. На этот раз он был не один, а тащил
за цепь отчаянно упирающегося Марса. Мутант громко сопел, повизгивая
от восторга, Марс же, вздыбив всю шерсть так, что стал похож на
огромный пушистый шар, с застывшим ужасом в собачьих глазах,
выбиваясь из последних сил, нехотя, беззвучно уступал превосходящей
силе. Он был обречён, древний инстинкт ясно говорил ему это. Когда
скрюченные пальцы мутанта сомкнулись на теле собаки, та исступлённо
взвизгнула, жалобно заскулила и вдруг хрипло-хрипло завыла, густая,
сочная желтизна в миг покрыла шерсть несчастного животного. Пальцы
деда до боли впились в плечо Игоря. Оба мутанта - и человек, и
собака - тотчас же скрылись в ночном лесу. Вскоре тайга стихла,
оставив лишь жёлтые следы на голубом, испещрённом тенями, снегу.
Рано утром, едва только рассвело, дед Мартын взял ружьё и осторожно
выскользнул за дверь, в утреннюю морозную прохладу, строго-настрого
запретив Игорю выходить из сторожки. Снег был истоптан множеством
жёлтых следов, но основные их скопления обнаружились у крыльца,
возлей собачьей конуры (бедный Марс!), теперь сиротливо пустующей, и
под одним из окон. Бревенчатый сруб в нескольких местах ярко желтел
в лучах утреннего солнца, а на стекле остались длинные жёлтые полосы
- словно кто-то провёл по нему грязными пальцами, испачканными в
жёлтой краске. Там, где мутанты оставили следы - и на снегу, и на
стенах сторожки, и на стекле - желтизна медленно расползалась
вширь, охватывая всё новые участки.
Около двух часов потребовалось старому леснику, чтобы огородить
заражённые участки - где поленьями дров, где вбитыми в снег
колышками, где сухим валежником и еловым лапником. Потом он
аккуратно обтесал топором бревенчатые стены, там, где остались
жёлтые отметины, внимательно следя за тем, чтобы ни одна стружка,
покрытая желтизной, не коснулась его рук, лица и одежды; сгрёб
стружки вместе со снегом широкой лопатой, которую обычно использовал
для расчистки дорожек и подступов к дому, и высыпал всё в один из
огороженных участков. Внимательно оглядел лопату и топор и,
выругавшись в бороду, зашвырнул их туда же: несколько ядовито-жёлтых
язв проступило на них. Язвы быстро разрастались. Значительно
быстрее, чем на снегу или стенах сторожки. В сотни, тысячи раз
быстрее. Дед Мартын нахмурился. "Ясно, - догадался он, - эта
зараза любит тепло. На холоде, тем более на морозе, она растёт
медленно, очень медленно. Лопата и топор лежали в сенях, в тепле, их
температура была значительно выше нуля. Вот почему человек... или
собака, желтеют практически мгновенно. Живая плоть горяча даже на
морозе". Он представил, что произойдёт через несколько дней, когда
столбик термометра резко поползёт вверх и перевалит через нулевую
отметку - весна есть весна, и приход тёплых дней неизбежен - и его
прошиб холодный пот. "Обречены. И нет исхода из этого ада".
Он вернулся в сторожку, скользнул хмурым взглядом по притихшему
внуку, подошёл к окну и осторожно вынул раму с жёлтыми разводами. В
оконный проём ворвался клуб морозного пара. Так же осторожно, держа
раму на вытянутых руках, вынес её из дома и швырнул в поражённый
желтизной участок. Стекло жалобно звякнуло, наткнувшись на древко
лопаты, и рассыпалось. Потом он снова вернулся в дом и вместе с
Игорем залатал оконный проём листом фанеры. "На время сойдёт, -
решил дед Мартын, окинув оценивающим взглядом результаты своего
труда. - Застеклить можно и позже, если в этом вообще будет
надобность", - добавил он мысленно.
Потом ещё раз обошёл свои владения, тщательно высматривая, не
остались ли где-нибудь на снегу или срубе незамеченные жёлтые следы.
Нет, всё чисто. И только после этого разрешил Игорю покинуть
сторожку.
- Запомни, парень, один неосторожный шаг, и ты станешь таким же
жёлтым безумцем.
Широко открытыми глазами Игорь смотрел на следы, оставленные ночным
пришельцем. Всем нутром своим он ощущал, что над ними тяготеет
страшное проклятие, но понять, осознать, постичь это он не мог. Один
единственный вопрос вертелся у него на языке, вопрос, который задать
деду он так и не решился.
- Пойдём в дом, - сказал дед Мартын, - там и потолкуем. Думаю,
пришло время поговорить как мужчина с мужчиной.
Аккуратно поставив ружьё в угол, он уселся за стол и усадил Игоря
напротив. Сердце мальчика бешено забилось в груди, когда на нём
остановился пристальный взгляд деда.
Дед Мартын долго подыскивал слова, не зная, с чего начать, хмурился
и нервно барабанил пальцами по потемневшей от времени дубовой
столешнице.
- Послушай, Игорь, и постарайся понять, - сказал он наконец и
хрустнул пальцами. - Я не разбираюсь в науках, но за тридцать лет
таёжной жизни одну науку я всё же постиг - науку понимать Землю, её
нужды, чаяния и боль. За эти годы я стал частью, плоть от плоти и
кровь от крови её, проник в самую её душу, и потому твёрдо убеждён:
она серьёзно больна. Земля гибнет. Это агония, Игорь. Понимаешь,
агония.
Стон вырвался из его груди, глаза гневно блеснули. Он с силой ударил
кулаком по столу.
- И повинны в этом люди! Жадные, алчные, злобные, ничтожные,
преисполненные ненависти друг к другу, мечтающие лишь о мести и
сытом, животном благополучии, это они, они довели планету до гибели!
Грядёт конец света, и нет от него спасения! - Лесник судорожно
схватился за горло. - Они убили её, нашу Землю, и теперь гибнут
сами. Это Апокалипсис, новый и последний Апокалипсис...
- Дедушка! Дедушка!..
Игорю было жутко, таким деда он видел впервые. Но вот взгляд лесника
потускнел, голова бессильно опустилась на руки.
- Мои слова пугают тебя, Игорь, прости, но я не хочу скрывать от
тебя правды, потому что ты мужчина. Ты должен знать всё, чтобы быть
готовым к самому худшему.
Игорь молчал, мысли его путались. Как-то разом исчезли из головы
вдруг все вопросы, изо дня в день томившие мальчика, но так и не
произнесённые вслух, а на их месте, заслоняя мрачною своей громадой
весь свет - и пролетевшее за бетонными стенами "пятьдесят восьмого"
детство, и далёких отца с матерью (где вы сейчас, милые?), и даже
самого деда Мартына, - восстал из чёрных глубин небытия один
единственный, и от единственности своей ещё более жуткий,
неотвратимый вопрос: неужели и я тоже? неужели и мне суждено, со
всеми вместе? со всей Землёй?.. А ведь так хочется жить...
Нет, не может быть, всё ещё изменится к лучшему, не может не
измениться. Дедушка слишком сгущает краски.
- Время вспять не повернуть, - через силу выдавливал слова дед
Мартын, словно отвечал на тайные мысли внука. - Земля умирает, это
бесспорно, но прежде чем погибнуть самой, она сметёт со своего
израненного лика всю эту мерзость, весь этот гнус, сметёт, умоется
собственной кровью, вздохнёт в последний раз - и тихо отойдёт.
- Дедушка, не надо! - в ужасе закричал Игорь. - Не говори так! Не
надо!
Дед Мартын грустно улыбнулся.
- Я напугал тебя, мой мальчик, снова напугал. Прости старого
дурака. - Голос его стал тихим, чуть слышным.
Воцарилось неловкое молчание. Дед тяжёло поднялся и подошёл к окну.
Там, за окном, весеннее солнце ярко серебрило снежный покров.
- Ты должен был узнать правду, Игорь. Теперь ты её знаешь. Ведь ты
мужчина, так?
Игорь кивнул: да, он мужчина, он смело встретит опасность, лицом к
лицу. И всё же...
- Когда же всё это началось? - От постарался придать своему голосу
твёрдость и деловитость, но голос предательски дрожал.
Старый лесник обернулся.
- Когда? О, это началось в тот роковой день, когда человек поставил
себя над природой, провозгласил себя венцом эволюции и царём Мира.
Вот с тех пор и начала гибнуть наша кормилица.
- Я не о том, дедушка...
- Знаю, что не о том, - кивнул дед Мартын. - Помнишь недавнюю
катастрофу на Новой Земле? А ядерные испытания в Неваде? Они
прогремели одновременно, эти дьявольские взрывы, и Землю насквозь
пронзило ядерной стрелой, поразило в самое сердце. Об этом ведь
много писали, только никто тогда ничего не понял... да и сейчас мало
кто понимает. - Он подошёл к мальчику вплотную и положил жилистые
руки, руки былинного русского богатыря, ему на плечи. - Знаешь,
паренёк, не ходи больше на озеро.
Игорь удивлённо вскинул брови.
- Но почему?
- Потому, что это опасно. Не ходи, и всё тут, - отрезал дед.
- Ты боишься, что я встречусь с жёлтым человеком?
- И этого тоже. Но ещё больше я боюсь иного, неведомого. Внезапная
опасность вдвойне, втройне страшнее ожидаемой, она бьёт наповал, в
самый неподходящий момент. Её сила именно в непредсказуемости.
- Откуда же ты знаешь, дедушка, что на озеро ходить опасно?
Дед Мартын задумчиво посмотрел на внука.
- Знаю, Игорь. Назови это интуицией. Пожил бы ты с моё в тайге,
понял бы, о чём я толкую. Тянет с озера чем-то нехорошим, что-то с
ним неладное творится. Вот и сейчас, чуешь? - Он потянул носом. -
Ветер как раз оттуда. Неужели не чуешь?
Игорь с шумом втянул в себя воздух. В нос шибанул терпкий запах хвои
и подтаившего снега. И всё, ничего такого, что могло бы внушить
опасения. Он растерянно посмотрел на деда.
- А я чую, - сказал тот. - Гадостью какой-то несёт, вроде как
нашатырём...

7.
"И ничем таким не пахнет, - час спустя думал Игорь, направляясь к
озеру тайком от деда. - Если уж я и в самом деле мужчина, то должен
сам убедиться, что с озером что-то происходит".
Всё же он не рискнул спуститься на лёд, а выбрал самый крутой берег,
высившийся не только над озером, но и над всей округой - с этой
кручи он любил нестись на лыжах вниз, доезжая аж до самой середины
озера. Здесь и решил остановиться, чтобы внимательно осмотреть
Медвежье.
...Тайга стонала. Только теперь, когда похрустывание снега под
лыжами да шум собственного дыхания не нарушали более покой и тишину
таёжного леса, он вдруг ясно расслышал, вернее, не расслышал, а
скорее уловил тихое, едва различимое постанывание. Стонало всё
вокруг - и снег, и вековые деревья, и само небо, и даже солнце,
стонало тихо, настолько тихо, что вполне могло сойти за слуховые
галлюцинации, навеянные событиями последних дней и мрачными
прогнозами деда Мартына.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12