вот изготовить самому — другое дело. И Эйвон побрел по светлому, чистенькому помещению; заглянул в одну дверь, другую. Стало скучно. Тогда он перешел в деревянный дом, совсем почти пустой. Только в просторной кухне-столовой помещался старинный обеденный стол из сфугованных толстых досок да старинные же скамьи с точеными ножками. Пахло пыльным деревом, какими-то пряностями и, пожалуй, рыбой. Он помнил этот запах и огромную кафельную плиту с бронзовым бачком для воды, но стол и скамьи не помнил Возможно, Петер распорядился, чтобы их перенесли сюда из сарая. Плиту, по-видимому, регулярно топили — здесь было тепло и сухо, и у стены лежали дрова.
Умник заглянул в кладовку, убедился, что там установлена колонка центрального отопления, уселся на скамью и скоро задремал. Ему тоже не удалось выспаться, и еще сказывалась разница во времени — в Хоуэлле сейчас было раннее утро, около пяти часов. Казалось, он проспал несколько минут, когда его разбудил голосок Марты:
— О, господин хозяин спит! А мы привезли мебель! И посуду!
— Спасибо, Марта, я спрячусь наверху, в угловой спальне, — быстро сказал он. — Пришлите, пожалуйста, ко мне Амми.
Он не хотел, чтобы его видели лишние люди.
Стараясь ступать тихо, он взобрался по почти вертикальной скрипучей лестнице. В угловой спальне тоже было чисто и сухо, но, пожалуй, холодновато. Ступени снова заскрипели, и вошла Амалия — она весело улыбалась. Эйвон вдруг подумал, какую козью морду скроила бы Нелл, если бы ее заставили ни свет ни заря тащиться в Амстердам за покупками, а потом — в эту унылую дыру, где ей предстояло бы жить. Свинская это была мысль, Умник оправдывался перед собой — бросил бабу, а потом стал вспоминать ее грехи и дурной характер… Но — надо заметить — он ничуть не раскаивался. Нет-нет, господа мои, чего не водилось за Умником, того не водилось.
— Ты зачем забрался в угол? — весело спросила Амми. — Боишься посмотреть в лицо порядочным людям? А?
— Не-а. Желаю тебя поцеловать, а если повезет, снять с тебя штанишки.
— Поцелуй, — сказала Амалия. Потом прошептала:
— Не надо сейчас, слышишь — уже ходят…
— А я запру дверь, — сказал Умник. Внизу стучали ногами и гортанно переговаривались грузчики.
…Когда Умник отпустил Амалию, она проговорила:
— Какие мы безнравственные, просто ужас! — Поправила одежду, платочек на голове и добавила:
— А надо бы мне пойти помочь Марте…
— Сиди здесь, — ответил Умник,
Они сели на пол под окном. Амми взяла Берта за руку. Несколько секунд они сидели тихо, и оба думали, откуда это у них взялось такое сентиментальное поведение. Вдруг Берт надул щеки и прошептал:
— Как хорошие маленькие детки, а? — и захохотал, прикрывая ладонью рот.
Грузчики отбыли, оставив дом уже жилым: четыре кровати, почти не возвышающиеся над полом, четыре столика, стулья, табуреты, кухонная посуда. Мешок с одеялами, простынями и прочим. Сверх того заботница Марта привезла большую коробку разной еды и теперь деятельно распоряжалась на кухне, затопив зачем-то огромную печку — электрическая плита здесь, оказывается, была. Петер объяснил, что приобрел сразу две плиты — одну сюда, другую в цех, чтобы кормить рабочих; приезжает одна достойная дама и готовит еду. После обеда он повез Марту домой, Рон вернулся к компьютеру, так что Амалия и Берт снова остались наедине. Теперь оба почему-то ощутили неловкость — или стесненность, словно бы не зная, как друг с другом обходиться. Ощутив это, Амми решительно вздернула нос и заявила:
— Займемся делом, сэр. Надо разобрать вещи, подвигать мебель кое-где, вы не против?
Умник удивился. Не этому вопросу-приказу: женщины, по его мнению, просто обязаны помыкать мужчинами, — удивился своей реакции. Он был готов подчиниться, и двигать мебель, и стелить постели. И он сказал весело:
— Чур, моя спальня — большая, что над лестницей!
Они расставили вещи, Амалия застелила три кровати. Потом стали составлять список недостающих вещей. «Как это я забыла про зеркало?» — пробормотала она, а Берт сказал, что забыл в Занстадте бритву, и это будет похуже забытого зеркала, потому что щетина у него как проволока, а она сказала, что щетина — даже хорошо, а вот без зеркала она не может никак, но электронный бинокль класса люкс она купила. А как он относится к купальным халатам? Он кивнул, занес их в список и вдруг пробасил
— Слушай, Амми, а если я пойду к Рону?
Она не огорчилась, она неплохо изучила Берта, пока блюла его безопасность, — а теперь стала и чувствовать, Она была умная девочка — не устаю это повторять — и понимала, что человек, привыкший по двенадцать часов в сутки торчать за рабочим столом или в мастерской, не может долго бездельничать — даже в обществе женщины, в которую влюблен. Амалия добавила к списку еще несколько пунктов, потянулась и подошла к окну. «Господи Иисусе, — подумала она, — что за унылая местность. Разве подумаешь, что в такой стране могут быть уютные города, подобные Амстердаму, и деревни-конфетки вроде Закстадта… Там — уютная милота; вроде спальни, отделан-ной с большим вкусом, а здесь…»
Она встряхнулась, взяла бинокль и приступила к своей работе. То есть полезла на чердак, чтобы определить, как там с обзором. Эта пустынная равнина была в своем роде хороша: никто не подберется незамеченным — даже ночью, если у вас есть прибор ночного видения, а таким прибором Амми уже обзавелась. Но мельницу неплохо бы взорвать или снести как-нибудь еще — она закрывала изрядную часть горизонта. Грустное зрелище являла собою эта ветряная мельница без крыльев… хорошо хоть, что не закрывает подъездную дорогу. Шоссе, по которому она приехали, темной полоской прочеркивало равнину под самой линией горизонта.
На чердаке было все-таки холодновато. Амалия перешла к окну в мансарде, открыла его с некоторым трудом, высунулась по пояс. Очень хорошо — на крыше имелся трап, ведущий к печной трубе. Можно будет без труда и не привлекая к себе внимания поставить телекамеру.
"Славная у Марты кошечка, — подумала Амалия, глядя на карниз и крутую крышу. — Надо бы здесь тоже завести кошку».
Давно замечено, что время имеет разное течение при разных обстоятельствах: то мчится подобно гоночному «болиду», то ползет, как «форд» 1903 года. Следующие три недели — после субботы, в которую Умник со свитой переместился на ферму, именуемую «Баггес», — вместили куда меньше событий, чем три дня, предшествующие этой субботе.
Первым событием был отъезд Нелл, которую нам, знающим кое-что о деяниях Берга Эйвона, хочется называть «бедной Нелл». Она внезапно — как вихрь, можно сказать, — собралась, отволокла чемоданы в машину, обругала Смарти, сунувшегося ей помочь, и загнала на заднее сиденье Лойера. Пес скулил и упирался. Смарти твердо знал, что мадам нельзя отпускать без охраны, так что он поднял свою бригаду (в ней были, кроме него, еще двое), и они рванули следом за Нелл; как позже выяснилось, в Миннесоту.
Вторым событием было исчезновение агента ФБР Грэга — сейчас же после ареста чернокожего джентльмена, подкупившего месяц назад испытателя автомобилей Майка Уоррена, (Арест этот нельзя причислять к событиям, поскольку джентльмен ровно ни в чем не признался.)
Третье событие — встреча президента «Дженерал карз» с автомобильными магнатами, состоявшаяся, как и предполагалось, в отеле «Плаза». Сам Си-Джи отнюдь не считал эту встречу событием: магнаты дружно отказались от участия в «сомнительном предприятии», как выразился один из них (компания «Форд мотор») Но диски с технологической информации взяли,
И слухи после этого — поползли. Пошли публикации в газетах: и подготовленные отделом прессы «Джи Си», и спонтанные.
В инспирированных статьях суть предмета особо не открывалась, но непременно присутствовали намек и на связь между новым изобретением, и зрывом на заводе Детройге. И через два раза на третий аккуратно показалась мысль о том, кому был нужен террористический акт.
Из спонтанных статей самой заметной разразилась почему-то христианская газета, бостонская «Крисчен саиеыс монитор», — на первой полосе и под кричащим заголовком. Автор был неплохо информирован о параметрах эй-воновского генератора и усматривал в невероятных его качествах не что-нибудь, а промысел Божий, Как можно было понять, незыблемость физических законов сохранения энергии, материи и прочего автор считал гнусным вымыслом атеистов и полагал, что изобретение эти законы опровергло.
Клем Гилберт отказывался от каких-либо интервью и вообще избегал разговоров на больную тему. Он только собрал совет директоров, чтобы доложить, наконец-то, об истории с Эпохальным Изобретением, попавшим к нему в руки.
Пожалуй, этот совет тоже можно считать событием: впервые за несколько лет директора ополчились на своего президента, некоторые даже повышали голос, чего Си-Джи совершенно не терпел. Они говорили, что тайность действий господина президента есть оскорбление для них, его соратников, что они, руководители корпорации с полумиллионным персоналом, заслужили его доверие, — услышав такие слова, Си-Джи оскалился и ласково перебил оппонента. Попросил подождать несколько дней и убедиться в утечке информации с нынешнего совета. Но это не охладило важных господ, сидевших в овальном зале за длинным столом, под элегантными люстрами двадцать первого века и старыми картинами века девятнадцатого, украшавшими изогнутые стены.
Один директор даже заявил, что он не сомневается — президента компании хитроумно и злонамеренно ввели в заблуждение, и вот вам результат — компания понесла огромные убытки, утрачены испытательные устройства, столь необходимые именно сейчас, в период испытаний моделей будущего года.
Когда насчет убытков высказался уже третий человек, Си-Джи снова изобразил улыбку и объяснил, что поскольку решение об испытаниях электромобиля он принял в одиночку, ту часть убытков, которую не покроют страховки, он взял на себя, В ответ кто-то прокричал: «Ну зачем же так, Клем, дружище, это дело фирмы!» Си Джи только дернул плечом. Лишь двое не нападали на него: Фаина Рубинстайн, директор по рекламе, и Жак Мабен. Фаина — тощая, морщинистая, умная, как сам дьявол, — сидела в напряженной позе, поводя горбатым носом, и постоянно поглядывала на Си-Джи со странным выражением на лице — то ли сочувствия, то ли насмешки. Она в отличие от остальных кое-что знала. После совещания Фаина подошла к изобиженному президенту и сказала: «Мой дорогой, какую можно развернуть рекламную кампанию! Восторг!»
Са-Джи не разрешил Мабену выступить на Совете как свидетелю (надо полагать, из гордости), однако до отрешения президента от должности дело не дошло. Может быть, потому, что Клем заставил себя произнести короткую защитительную речь, сосредоточив огонь на том, что его, по мнению некоторых из присутствующих, ввели в заблуждение. «Если члены Совета полагают, что в таком деле вашего президента мог обмануть шарлатан, то этого президента следует лишить докторской степени по физической химии. Впрочем, предположите, что я и впрямь никудьшшый физхимик, но тогда задумайтесь о другой стороне вопроса: разве послали бы негодяев взрывать наш испытательный цех, если бы на стенде было жульническое устройство, дамы и господа?» Более того, Си-Джи добился от совета разрешения на передачу технологии конкурирующим компаниям — о встрече с конкурентами мы уже говорили.
Встречей этой был доволен один Мабен: он считал, что после нее положение принципала стало значительно менее опасным.
Итак, прошли три недели, внешне почти что тихие. Рон и Умник возились в далекой Голландии, подобно деятельным муравьям, налаживая обработку капризного циркония и знакомясь со степенными голландскими рабочими. Амалия приняла под начало группу немецких «нянек» — к ее большому удовольствию, их привез Томас, человек в синей шляпе (он и приехал в этой шляпе). Только что упомянутый Мабен регулярно получал донесения от Бернаноса — утешительно-неутешительные. Не было сомнений, что рядовых сотрудников ФБР подкупают, но агенты противника действовали очень чисто, так что по их следам не удавалось добраться до главного заказчика. Очевидно, теперь эти агенты использовались по одному разу — не то что черный джентльмен из липовой адвокатской конторы «Грум и Кейни». А исполнить мечту Бернаноса — доказать причастность крупных чинов Федерального бюро к саботажу расследования — было и вовсе невозможно (до поры до времени, как надеялся Бернанос).
Почти что тихие недели — но не для Си-Джи и Мабена: они-то знали, что в тишине готовится и е ч т о. И не для господина Бабаджаняна: прошел слух, что усилены меры безопасности на танкерах-гигантах фирмы «Эксон».
Господин колобок напрасно беспокоился о танкерах: безликий человек получил от Мабена иное задание, и он это задание отрабатывал. Без спешки, но и не медля, По некоторым предположениям, он прилетел в Эль-Кувейт — не из Штатов, скорее всего, а из Тель-Авива, причем с ним был некто, говоривший по-арабски, и тоже безликий (на свой лад — не англо-саксонский, а семитический).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Умник заглянул в кладовку, убедился, что там установлена колонка центрального отопления, уселся на скамью и скоро задремал. Ему тоже не удалось выспаться, и еще сказывалась разница во времени — в Хоуэлле сейчас было раннее утро, около пяти часов. Казалось, он проспал несколько минут, когда его разбудил голосок Марты:
— О, господин хозяин спит! А мы привезли мебель! И посуду!
— Спасибо, Марта, я спрячусь наверху, в угловой спальне, — быстро сказал он. — Пришлите, пожалуйста, ко мне Амми.
Он не хотел, чтобы его видели лишние люди.
Стараясь ступать тихо, он взобрался по почти вертикальной скрипучей лестнице. В угловой спальне тоже было чисто и сухо, но, пожалуй, холодновато. Ступени снова заскрипели, и вошла Амалия — она весело улыбалась. Эйвон вдруг подумал, какую козью морду скроила бы Нелл, если бы ее заставили ни свет ни заря тащиться в Амстердам за покупками, а потом — в эту унылую дыру, где ей предстояло бы жить. Свинская это была мысль, Умник оправдывался перед собой — бросил бабу, а потом стал вспоминать ее грехи и дурной характер… Но — надо заметить — он ничуть не раскаивался. Нет-нет, господа мои, чего не водилось за Умником, того не водилось.
— Ты зачем забрался в угол? — весело спросила Амми. — Боишься посмотреть в лицо порядочным людям? А?
— Не-а. Желаю тебя поцеловать, а если повезет, снять с тебя штанишки.
— Поцелуй, — сказала Амалия. Потом прошептала:
— Не надо сейчас, слышишь — уже ходят…
— А я запру дверь, — сказал Умник. Внизу стучали ногами и гортанно переговаривались грузчики.
…Когда Умник отпустил Амалию, она проговорила:
— Какие мы безнравственные, просто ужас! — Поправила одежду, платочек на голове и добавила:
— А надо бы мне пойти помочь Марте…
— Сиди здесь, — ответил Умник,
Они сели на пол под окном. Амми взяла Берта за руку. Несколько секунд они сидели тихо, и оба думали, откуда это у них взялось такое сентиментальное поведение. Вдруг Берт надул щеки и прошептал:
— Как хорошие маленькие детки, а? — и захохотал, прикрывая ладонью рот.
Грузчики отбыли, оставив дом уже жилым: четыре кровати, почти не возвышающиеся над полом, четыре столика, стулья, табуреты, кухонная посуда. Мешок с одеялами, простынями и прочим. Сверх того заботница Марта привезла большую коробку разной еды и теперь деятельно распоряжалась на кухне, затопив зачем-то огромную печку — электрическая плита здесь, оказывается, была. Петер объяснил, что приобрел сразу две плиты — одну сюда, другую в цех, чтобы кормить рабочих; приезжает одна достойная дама и готовит еду. После обеда он повез Марту домой, Рон вернулся к компьютеру, так что Амалия и Берт снова остались наедине. Теперь оба почему-то ощутили неловкость — или стесненность, словно бы не зная, как друг с другом обходиться. Ощутив это, Амми решительно вздернула нос и заявила:
— Займемся делом, сэр. Надо разобрать вещи, подвигать мебель кое-где, вы не против?
Умник удивился. Не этому вопросу-приказу: женщины, по его мнению, просто обязаны помыкать мужчинами, — удивился своей реакции. Он был готов подчиниться, и двигать мебель, и стелить постели. И он сказал весело:
— Чур, моя спальня — большая, что над лестницей!
Они расставили вещи, Амалия застелила три кровати. Потом стали составлять список недостающих вещей. «Как это я забыла про зеркало?» — пробормотала она, а Берт сказал, что забыл в Занстадте бритву, и это будет похуже забытого зеркала, потому что щетина у него как проволока, а она сказала, что щетина — даже хорошо, а вот без зеркала она не может никак, но электронный бинокль класса люкс она купила. А как он относится к купальным халатам? Он кивнул, занес их в список и вдруг пробасил
— Слушай, Амми, а если я пойду к Рону?
Она не огорчилась, она неплохо изучила Берта, пока блюла его безопасность, — а теперь стала и чувствовать, Она была умная девочка — не устаю это повторять — и понимала, что человек, привыкший по двенадцать часов в сутки торчать за рабочим столом или в мастерской, не может долго бездельничать — даже в обществе женщины, в которую влюблен. Амалия добавила к списку еще несколько пунктов, потянулась и подошла к окну. «Господи Иисусе, — подумала она, — что за унылая местность. Разве подумаешь, что в такой стране могут быть уютные города, подобные Амстердаму, и деревни-конфетки вроде Закстадта… Там — уютная милота; вроде спальни, отделан-ной с большим вкусом, а здесь…»
Она встряхнулась, взяла бинокль и приступила к своей работе. То есть полезла на чердак, чтобы определить, как там с обзором. Эта пустынная равнина была в своем роде хороша: никто не подберется незамеченным — даже ночью, если у вас есть прибор ночного видения, а таким прибором Амми уже обзавелась. Но мельницу неплохо бы взорвать или снести как-нибудь еще — она закрывала изрядную часть горизонта. Грустное зрелище являла собою эта ветряная мельница без крыльев… хорошо хоть, что не закрывает подъездную дорогу. Шоссе, по которому она приехали, темной полоской прочеркивало равнину под самой линией горизонта.
На чердаке было все-таки холодновато. Амалия перешла к окну в мансарде, открыла его с некоторым трудом, высунулась по пояс. Очень хорошо — на крыше имелся трап, ведущий к печной трубе. Можно будет без труда и не привлекая к себе внимания поставить телекамеру.
"Славная у Марты кошечка, — подумала Амалия, глядя на карниз и крутую крышу. — Надо бы здесь тоже завести кошку».
Давно замечено, что время имеет разное течение при разных обстоятельствах: то мчится подобно гоночному «болиду», то ползет, как «форд» 1903 года. Следующие три недели — после субботы, в которую Умник со свитой переместился на ферму, именуемую «Баггес», — вместили куда меньше событий, чем три дня, предшествующие этой субботе.
Первым событием был отъезд Нелл, которую нам, знающим кое-что о деяниях Берга Эйвона, хочется называть «бедной Нелл». Она внезапно — как вихрь, можно сказать, — собралась, отволокла чемоданы в машину, обругала Смарти, сунувшегося ей помочь, и загнала на заднее сиденье Лойера. Пес скулил и упирался. Смарти твердо знал, что мадам нельзя отпускать без охраны, так что он поднял свою бригаду (в ней были, кроме него, еще двое), и они рванули следом за Нелл; как позже выяснилось, в Миннесоту.
Вторым событием было исчезновение агента ФБР Грэга — сейчас же после ареста чернокожего джентльмена, подкупившего месяц назад испытателя автомобилей Майка Уоррена, (Арест этот нельзя причислять к событиям, поскольку джентльмен ровно ни в чем не признался.)
Третье событие — встреча президента «Дженерал карз» с автомобильными магнатами, состоявшаяся, как и предполагалось, в отеле «Плаза». Сам Си-Джи отнюдь не считал эту встречу событием: магнаты дружно отказались от участия в «сомнительном предприятии», как выразился один из них (компания «Форд мотор») Но диски с технологической информации взяли,
И слухи после этого — поползли. Пошли публикации в газетах: и подготовленные отделом прессы «Джи Си», и спонтанные.
В инспирированных статьях суть предмета особо не открывалась, но непременно присутствовали намек и на связь между новым изобретением, и зрывом на заводе Детройге. И через два раза на третий аккуратно показалась мысль о том, кому был нужен террористический акт.
Из спонтанных статей самой заметной разразилась почему-то христианская газета, бостонская «Крисчен саиеыс монитор», — на первой полосе и под кричащим заголовком. Автор был неплохо информирован о параметрах эй-воновского генератора и усматривал в невероятных его качествах не что-нибудь, а промысел Божий, Как можно было понять, незыблемость физических законов сохранения энергии, материи и прочего автор считал гнусным вымыслом атеистов и полагал, что изобретение эти законы опровергло.
Клем Гилберт отказывался от каких-либо интервью и вообще избегал разговоров на больную тему. Он только собрал совет директоров, чтобы доложить, наконец-то, об истории с Эпохальным Изобретением, попавшим к нему в руки.
Пожалуй, этот совет тоже можно считать событием: впервые за несколько лет директора ополчились на своего президента, некоторые даже повышали голос, чего Си-Джи совершенно не терпел. Они говорили, что тайность действий господина президента есть оскорбление для них, его соратников, что они, руководители корпорации с полумиллионным персоналом, заслужили его доверие, — услышав такие слова, Си-Джи оскалился и ласково перебил оппонента. Попросил подождать несколько дней и убедиться в утечке информации с нынешнего совета. Но это не охладило важных господ, сидевших в овальном зале за длинным столом, под элегантными люстрами двадцать первого века и старыми картинами века девятнадцатого, украшавшими изогнутые стены.
Один директор даже заявил, что он не сомневается — президента компании хитроумно и злонамеренно ввели в заблуждение, и вот вам результат — компания понесла огромные убытки, утрачены испытательные устройства, столь необходимые именно сейчас, в период испытаний моделей будущего года.
Когда насчет убытков высказался уже третий человек, Си-Джи снова изобразил улыбку и объяснил, что поскольку решение об испытаниях электромобиля он принял в одиночку, ту часть убытков, которую не покроют страховки, он взял на себя, В ответ кто-то прокричал: «Ну зачем же так, Клем, дружище, это дело фирмы!» Си Джи только дернул плечом. Лишь двое не нападали на него: Фаина Рубинстайн, директор по рекламе, и Жак Мабен. Фаина — тощая, морщинистая, умная, как сам дьявол, — сидела в напряженной позе, поводя горбатым носом, и постоянно поглядывала на Си-Джи со странным выражением на лице — то ли сочувствия, то ли насмешки. Она в отличие от остальных кое-что знала. После совещания Фаина подошла к изобиженному президенту и сказала: «Мой дорогой, какую можно развернуть рекламную кампанию! Восторг!»
Са-Джи не разрешил Мабену выступить на Совете как свидетелю (надо полагать, из гордости), однако до отрешения президента от должности дело не дошло. Может быть, потому, что Клем заставил себя произнести короткую защитительную речь, сосредоточив огонь на том, что его, по мнению некоторых из присутствующих, ввели в заблуждение. «Если члены Совета полагают, что в таком деле вашего президента мог обмануть шарлатан, то этого президента следует лишить докторской степени по физической химии. Впрочем, предположите, что я и впрямь никудьшшый физхимик, но тогда задумайтесь о другой стороне вопроса: разве послали бы негодяев взрывать наш испытательный цех, если бы на стенде было жульническое устройство, дамы и господа?» Более того, Си-Джи добился от совета разрешения на передачу технологии конкурирующим компаниям — о встрече с конкурентами мы уже говорили.
Встречей этой был доволен один Мабен: он считал, что после нее положение принципала стало значительно менее опасным.
Итак, прошли три недели, внешне почти что тихие. Рон и Умник возились в далекой Голландии, подобно деятельным муравьям, налаживая обработку капризного циркония и знакомясь со степенными голландскими рабочими. Амалия приняла под начало группу немецких «нянек» — к ее большому удовольствию, их привез Томас, человек в синей шляпе (он и приехал в этой шляпе). Только что упомянутый Мабен регулярно получал донесения от Бернаноса — утешительно-неутешительные. Не было сомнений, что рядовых сотрудников ФБР подкупают, но агенты противника действовали очень чисто, так что по их следам не удавалось добраться до главного заказчика. Очевидно, теперь эти агенты использовались по одному разу — не то что черный джентльмен из липовой адвокатской конторы «Грум и Кейни». А исполнить мечту Бернаноса — доказать причастность крупных чинов Федерального бюро к саботажу расследования — было и вовсе невозможно (до поры до времени, как надеялся Бернанос).
Почти что тихие недели — но не для Си-Джи и Мабена: они-то знали, что в тишине готовится и е ч т о. И не для господина Бабаджаняна: прошел слух, что усилены меры безопасности на танкерах-гигантах фирмы «Эксон».
Господин колобок напрасно беспокоился о танкерах: безликий человек получил от Мабена иное задание, и он это задание отрабатывал. Без спешки, но и не медля, По некоторым предположениям, он прилетел в Эль-Кувейт — не из Штатов, скорее всего, а из Тель-Авива, причем с ним был некто, говоривший по-арабски, и тоже безликий (на свой лад — не англо-саксонский, а семитический).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48