Умник был загнан в угол. Он помотал головой и подумал не без удовольствия, что эта рыжая — очень неглупая штучка.
— Мы бы считали разумным, господин Эйвон, чтобы вся семья была в курсе, — гнула свое эта рыжая. — Миссис Эйвон, с разрешения вашего мужа мы вас теперь охраняем.
Нелл не спросила, как сделал бы всякий разумный человек, от кого ее охраняют. Она осведомилась:
— Значит, вам не соль была нужна? Кто это — «мы»?
— Охранная фирма Майер, мэм, — без промедления ответила Амалия. Такова была запасная легенда; «Дженерал карз» не полагалось упоминать ни при каком случае.
— Евреи! — сказала Нелл. — И от кого же нас охраняют ваши евреи?
— Понимаете ли, мэм, если бы это было известно, то делом занималась бы полиция, мэм. Ваш муж — видный ученый, многим не по сердцу его научные разработки, мэм.
Если Амалия думала, что Нелл можно умаслить безупречно вежливым обхождением, то она ошибалась. Нелл фыркнула;
— Да кому он нужен! Ну и что, поставите сюда черномазого с автоматом? Этого не будет, пока я здесь!
— Пока такие меры не предполагаются, мэм. Ваш муж разрешил установить на дереве, что на заднем дворе, телекамеру, а кроме того, нам бы очень хотелось, чтобы окно вашей прекрасной гостиной было занавешено. Когда кто-нибудь из вас в доме.
— Эт-то еще зачем?! — взвизгнула хозяйка. — Никогда этого не было! Нечего нам скрывать от добрых людей, понятно?!
Амалия покосилась на Умника — тот пожал плечами. Приходилось объясняться дальше.
— Следует опасаться выстрела из машины, проезжающей по улице, мэм. Видите ли, мы постараемся не допустить, чтобы в дома по соседству посадили снайпера. Но перекрыть проезд по вашей улице мы никоим образом не сумеем… мэм. Машины проезжают всего в тридцати футах от окна, оттуда и безрукий попадет.
— А ежели из базуки? — вмешался Умник. — Сквозь жалюзи — ба-бах!
Он-то знал, как обращаться с Нелл — ее глаза расширились от страха,
— Ну, сэр, это вряд ли кому-то придет на ум. Вернее, может прийти только в одном случае: если будут точно знать, что вы — на первом этаже и… — Амалия быстро огляделась. — Видите ли, если бы я планировала такое покушение, то обследовала бы дом и учла его конструкцию, сэр. Здесь, в столовой, вас можно достать из гранатомета, либо угодив в эту стенку — отделяющую от улицы, — либо в пол посередке. Если вы в гостиной, сэр, тогда дело еще более сомнительное; скорее всего, граната пройдет дальше. В кухню. — Она перевела дух. — Но затруднение не только в этом. Любая стрельба вслепую ненадежна, она опасна для заговорщиков — промах, и вы будете предупреждены, и делом займется полиция. Боюсь, надо занавешивать окно, мэм.
Тут ворвался Лойер, неизвестно как открыв заднюю дверь, и залаял на Амалию.
— А, идиот… — сказал Умник. — После обеда и до ужина воображает себя сторожем… Дамы, я пошел работать, а вы договаривайтесь, как быть. Чао!
Это был считанный ход — Умник видел, что дьявол ревности перебарывает страх в душе Нелл. Он вышел, и Лойер побежал следом, виляя хвостом. Нелл с высоты своих шести футов оглядела Амалию — они так и стояли у глухой стены в столовой, — еще раз оценила ее рыжую гриву, тонкую талию и круглый задик — а у самой Нелл, как у большинства длинноногих женщин, с талией и задом было не очень-то хорошо — и мрачно объявила:
— Ладно, куплю жалюзи. Что еще?
— Если позволите, мэм, жалюзи повесит наш человек.
— Вот еще! Господин Эйвон все в доме делает сам!
— А, прекрасно, прекрасно… И вот что, госпожа Эйвон, нам необходимо ваше сотрудничество. Нелл вздернула голову, но промолчала.
— Господин Эйвон, э-э, похоже, не слишком, как это сказать, предусмотрительный человек…
— Бывает всякое, — с удовольствием ввернула Нелл.
— Да, наверное… Я просила его предупреждать меня, когда он куда-то выезжает, но… Не могли бы вы, мэм?.. Вот наш телефон, если подойдет мужчина, все равно спрашивайте Амалию, пожалуйста, это пароль. Это имя — только для вас, мэм, для соседей меня зовут Джейн, хорошо?
— А как вас по-настоящему звать? — спросила Нелл.
— Амалия.
— Немка, небось?
— Угадали.
— Так как же вы работаете на евреев?
— Мой начальник — француз, — ответила Амалия и попрощалась.
"Ну и расистка, — думала она, переходя улицу. — Господин Эйвон такой миляга, а эта… Неудивительно, что он не хочет жениться».
"Сотрудничество! — думала Нелл. — Дожидайся! Уж я-то пригляжу, чтобы ты не пролезла к нему в гараж… Охранница…»
Так Амалия совершила первые две ошибки: взялась говорить с Нелл и не поняла, что она за человек. Штука в том, что эта валькирия вовсе не была расисткой, ничего не имела против черных сограждан, а кто такие евреи, знала очень смутно. Например, не подозревала, что доктор Горовик (которого она любила и привечала) — польский еврей, а о том, что Майер — еврейская фамилия, узнала совершенно случайно, из какого-то фильма. И, по всей вероятности, если бы Амалия догадалась простодушно спросить: «Миссис Эйвон, за что вы на меня сердитесь?» — Нелл мгновенно оттаяла бы, и история ЭИ несколько изменила бы свое течение.
Неизвестно, правда, к лучшему или к худшему; это как посмотреть.
Тем временем Умник в своем гараже стремительно выписывал в большом блокноте строчки формул. Поднимал временами голову и упирался глазами в блестящую, маленькую — размером с книжку карманного формата — машинку, висящую в четверти дюйма над поверхностью стола. Лойер лежал под столом и сладко спал, перебирая во сне рыжими, цвета волос Амалии, когтистыми лапами.
Возможно, что пока Амалия знакомилась с Умником и Нелл, в святая святых детройтских заводов «Дженерал карз», а именно в цехе испытаний головных образцов, состоялся еще один интересный для нас разговор. На стенде — на двух непрерывно бегущих пластмассовых лентах, — шелестя колесами, покачивался знакомый нам «гурон» цвета морской волны. Продолжалась эта езда на месте уже больше двух недель, и счетчики намерили больше тридцати тысяч миль — ш-ш-ш-ш, шелестели колеса» и-и-и-и-и, пели двигатели, компьютер регулярно менял режимы, изображая то подъем на горку, то спуск, то езду по ровному шоссе; в электронной памяти фиксировались полтора десятка параметров этой замечательной езды. Ящичек, стоящий под капотом машины, не выказывал признаков усталости. Случилась одна-единственная неприятность: перегрелся двигатель левого заднего — плохая смазка. И все две недели у стенда дежурили наши знакомые, Арон и Майк: кроме них, в зал допускались еще три человека: Си-Джи, Рональд Басс и начальник опытного цеха. Испытатели дежурили по двенадцать часов в сутки; смена-в восемь утра и восемь вечера, причем холостяк Арон сразу объявил, что желает дежурить только днем, а по ночам у него другие дела. Ну-с, насчет его дел всем было все понятно, и они едва не поссорились с Майком, который вразумительно изложил свои претензии, упирая на то, что жена будет очень недовольна и может потребовать развода, если он, Майк, целых два месяца будет все ночи проводить вне дома. Помирились на том, что каждую среду один будет дежурить полные сутки, для пересменки.
Разговор, о котором мы упомянули, состоялся как раз при сдаче смены, в восемь вечера, — Майк отдежурил и вылезал из рабочего комбинезона, Арон же стоял рядом и болтал, не умолкая,
— …Слышишь, Майки? Сижу тихо, смотрю на курочек — ха-ха, такие цыплятки! — и думаю, что из-за траханого дружка своего, из-за Майки, приходится только сидеть и держаться за своего петушка, потому что в восемь утра они плюхаются спать, как сурки, а в шесть вечера вылезают на сцену…
Майк поморщился — эти сетования он слышал за последние две недели раз двадцать, не меньше.
— Вылезают, чтобы я мог полюбоваться на их ляжки до работы, ох, спасибо и за это, так вот, подсаживается ко мне черный парень, почернее меня, задумчивый такой, при галстуке, выглядит тысяч на двести в год, и спрашивает задумчиво так: «Можно с тобой посидеть, брат по крови?» — представляешь? Ну и птичка прилетела к курочкам, вот что я думаю, и отвечаю — садись, мол, кровный ты мой, давай, и вижу, что у него часы с бриллиантами, думаю — нет, настоящие они, эти бриллианты, а он говорит — ты, мол, будешь брат Аарон Стоун? Мне что — отпираться, если это я? Ну, говорю, это я и буду, братец, а он смотрит мне в глаза, задумчивый такой, а тут выбегает Надя и начинает свое «пошли-пошли», юбочку швыряет вперед, лифчик тоже вперед, в зал, а он и не поглядел на ее сиськи, смотрит мне в глаза и вынимает чековую книжку и говорит: «Посмотри лучше сюда», будто я сам не вижу. Ну, спрашиваю, и что? Познакомить с курочками? А он говорит…
Арон наклонился и уставился на Майка из-под козырька каски. Майк поднял голову, поняв, наконец, что друг сильно взволнован.
— Говорит, что нарисует здесь цифру с пятью нулями, если я расскажу, какую такую машину мы с тобой гоняли на пол-Америки. Посмотрел еще на меня — я-то открыл чавку и тоже смотрю на него, как на сумасшедшего, — он посмотрел и спокойно-спокойненько говорит, что даст авансом единичку с пятью нулями, а когда я получу по чеку и поверю, что он — джентльмен, тогда он… постой-ка… а! Тогда он в соответствии с моим желанием сотрудничать — вот так — выпишет еще чек, на тройку или четверку… с нулями…
— И что ты ответил? — невозмутимо спросил Майк.
— Что?.. — Арон заулыбался и вытаращил глаза, изображая самого себя за этим разговором. — Братец, говорю, задумчивый ты мой, да кто же от пяти нулечков откажется, говорю я ему, мог бы я взять эту сотенку твою тысяч, да ты ведь огорчишься, серийную машину типа «гурон» водили на дополнительные испытания, компьютер испытывали, говорю, системы зажигания. Сразу это скажу, а с тебя выпивка.
— А он что?
— А он? — Арон перестал улыбаться. — А он меня измерил.
— Че-го?
— Измерил, как гробовщик.
— Ну, ну?
— А я говорю еще, не огорчайся, братец кровный, повезет в следующий раз, а я деньги за просто так взять не могу ни за что. А он тогда и говорит, чтобы я получите подумал и позвонил по этому вот телефону, если чего надумаю, и чтоб учел, что… постой-ка… Что просто за так по всей Америке не покупают автомобильную косметику.
— А ты что?
— Ну как — что? Как положено. Что в командировке все расходы идут с карточки фирмы, а десять флаконов мыла фирму не разорят, тогда как нам, бедняжечкам, прибыток, хотя и с двумя всего нулями, но прибыток.
— Он поверил?
— Он мамке родной не поверит, — сказал Арон.
Помолчали. Дело было в том, что Мабен велел им во время пробега заезжать на заправочные станции — на случаи, если за ними вдруг будут следить. Для отвода глаз.
Заезжать и покупать что придется в лавке при станции — следя, не въехал ли кто за ними. В этом случае все-таки залить бензина, поскольку бензобак, хоть и не нужный больше, не был демонтирован. Но затем приходилось в чистом поле сливать бензин для следующего раза, — а это сделаешь далеко не везде, ох как не везде, — морока одна…
— Он дал тебе карточку? — спросил Майк. Арон показал карточку; адвокатская фирма «Грум и Кейни», Детройт, адрес, телефон.
— Может, отдать Мабену? — спросил Майк.
— У-гу. А мерку на гроб с меня уже сняли, — сказал Арон.
Прицелился и щелчком послал картонный прямоугольник в мусорный бачок. «Ловкий ты парень, братец Арон, — подумал.Майк. — Ловкий, да несмышленый».
Честно говоря, никто не знает, о чем думал Майк, пока шагал к автостоянке, выводил машину на шоссе и ехал домой, к жене и деткам. Может быть, при свете дня кто и обратил бы внимание на его глаза — прищуренные сильнее, чем обычно, так что веерочки морщин в уголках стали очень заметны. Но уже стемнело, да и стоянка была пуста. Можно предположить, что он гадал, контролирует ли этот проныра Мабен банковские счета служащих, допущенных к «Проекту Гурон». Что высчитывал, какой процент набежит от четырехсот тысяч зеленых, скажем, лет за двадцать, и будут ли получившиеся два миллиона и через двадцать лет солидными деньгами и позволят ли жить на пенсии привольно, покататься по свету, как положено богатым людям, — вдвоем с Джессикой. То есть, стоит ли рисковать превосходной и почтенной работой — и будущей пенсией — ради сделки с фирмой «Грум и Кейни».
А возможно, ни о чем он вовсе и не думал. Есть у больших денег такая особенность, они и умного человека делают дураком. Телефон же Майк помнил — зоркость и память у него были профессиональные.
Да, такой вот разговор состоялся в испытательном цехе
"Джи Си». Не исключено, что его-то последствия и выплыли на поверхность через десять дней, когда электромобиль накатал еще двадцать тысяч миль, а в опытном цехе начали монтировать специальный стан для проката циркония.
День был воскресный — святой день отдыха для Си-Джи. И несколько странный день, уже по замыслу, ибо Гилберты ждали к обеду гостя, притом не из своего обычного круга, не из друзей, а Умника. Еще одна странность: пригласить его к обеду предложила Энн Гилберт; сам Си-Джи собирался встретиться с ним в субботу, Так что ноябрьское это воскресенье в некотором роде утратило свой сакральный смысл — главе семьи предстоял деловой разговор после десерта и кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48