Мой следующий вздох был
невыносим.
- Неужели Ричард одобряет порчу товара, милорд, - выдохнула я. Это
остановило его башмак. - Я думаю, нет. - За эти слова я тоже заплачу. Но
пока Гаррен занят мной и Ричардом, он не думает о том, как найти Энниса.
Одоннел дернул меня и поднял на ноги.
- Может быть боль без следов, леди Катрин. - Его голос был леденящим,
как ветер в ухле.
Рот у меня пересох от страха. Одоннел толкнул меня перед собой в
центр очага и жестом приказал двум солдатам держать меня. Он показал,
какая боль может быть без видимых повреждений. Я боролась, умоляла, я
обещала сделать все, что он попросит, отдать ему все, что он захочет, лишь
бы остановить его. Но ничто не могло удержать его. Если бы я знала, где
Эннис, я, наверное, предала бы его. Я кричала, пока горло не могло больше
издать ни звука. Я не могла этого вынести и потеряла сознание. Одоннел
попытался еще раз что-нибудь узнать, но все было напрасно.
Я проснулась от раскачивания. Мой желудок мутило. Я открыла глаза.
Над головой было нарисовано темно-синее небо с созвездиями и луной. Это
уже не та кибитка. Занавески из серой кожи в моих ногах пропускали
солнечный свет сквозь щелку. Вокруг стояли ящики, свисала сеть, валялась
одежда, рыболовные снасти, фонари, пакеты и мешки, свернутые матрасы. Все
пахло маслом, дымом, пылью, чесноком.
Снаружи слышался шум улеков. Это значило, что эта кибитка в конце
каравана. Колеса поднимали пыль, и она покрывала все, даже мою кожу. Лаяла
собака. Голоса двух мужчин доносились сзади, обсуждали дорогу и погоду. Я
подумала, что надо попросить их остановиться, пока меня не вытошнило в
кибитке. Но, когда я попыталась дотянуться до них, меня пронзила боль, и я
снова легла. В горле пересохло. Голова ныла. Ныла каждая частица моего
тела. За головой зашуршала занавеска.
Молодая женщина опустилась рядом со мной.
- Я очень ослабла, - пробормотала я.
Женщина покачала головой, указала на мой рот и мимикой изобразила
питье из чашки. Я не была уверена, что это было правильно в этот момент,
но без помощи я не могла даже пошевелиться. Молодая женщина налила воды
мне, подняла меня и напоила. Я выпила. Она налила еще. Я выпила и это. По
сухости во рту я поняла, что была без сознания довольно долго. Мне стало
легче. Возможно, тошнота была от того, что мои глаза были закрыты.
Я посмотрела на молодую женщину.
- Спасибо. Я чувствую себя лучше. - Она кивнула и улыбнулась.
- Куда мы едем? - Мой голос не был уже скрипучим. Она пожала плечами.
- Как долго я была без сознания?
Она подняла два пальца.
- Два дня?
Она кивнула.
- Вы не говорите на роме? - Известно, что у цыган свой язык, но даже
при этом иногда люди многое понимают из того, что говорится на языке,
который они слышат, но на котором говорить не умеют.
Она посмотрела на меня, задумалась на секунду, кивнула, затем
покачала головой и указала на свои уши. Затем снова кивнула. Она знала
язык ром! Затем молодая женщина повернулась к свету и указала на рот. Она
была немой. Она указала тонким пальцем на солдат, ехавших вокруг кибитки.
На них были рубашки и штаны Свободных, но в раскрытых воротничках рубашек
на шее виднелись знаки Одоннела. С воздуха их не заметят, хотя это был
смешанный караван Гхарров-торговцев и цыган. Молодая женщина указала на
самого высокого, а затем ткнула в красный шарф, висящий у выхода.
- Это сделал кто-то из Одоннелов? Кто-то высокий в красном?
Она кивнула один раз и покачала головой, указывая на нее.
- Кто-то с красным в волосах? - Она закивала утвердительно. - Лхарр
Гаррен Одоннел? - Она снова закивала головой. - Но почему? - Она начала
жестикулировать, но я не понимала. Она это заметила, порылась в каких-то
вещах и достала блокнот и карандаш. Она села спиной ко мне так, что я
могла видеть все, что она писала.
Карандаш быстро летал по странице. Это меня удивило. Я думала, что
она неграмотная.
Она писала:
"Я работала в ювелирном магазине в Эринне прошлой зимой. По несчастью
я проходила аллеей, где Гаррен Одоннел был с одной из женщин. Сначала я не
знала, кто это был, иначе я бы не вмешалась. Но я слышала, как женщина
звала на помощь, поэтому я схватилась за свой нож и побежала к ней.
Одоннел покончил с ней раньше, чем я появилась. Его друзья подхватили ее
из его рук, и я все это видела. Он бы убил меня тоже, прямо тогда. Разбой
- это вовсе не то дело, которым даже лорд Девятки мог бы похвастаться. Его
друзья напомнили ему, что я цыганка, и, что если он убьет меня, мой род не
будет церемониться долго с его Домом".
Ее глаза горели. Она продолжала: "Они были правы. Моя семья не стала
бы заботиться об их товарах с летним караваном. И ему бы не доставили
товары с юга, которых он ждал. Ни один цыганский караван не стал бы это
делать. Он приказал связать меня. Они утащили меня из города, потому что
Одоннел не мог разбираться со мной у Свободных и потому что я могла
рассказать все о нем. Они затащили меня в замок Эринн. Они обвинили меня в
шпионаже, и Гаррен Одоннел приказал отрезать мне язык".
Она остановилась ненадолго, склонив голову. Я увидела пятно на
бумаге, затем еще. Она глубоко вздохнула и продолжила:
"Он думал, его история будет неизвестна. Все знают, что цыгане не
умеют читать и писать. Но он недооценивает нас. Кроме того, он
переоценивает наше стремление к выгоде. Он должен убить меня, ведь весь
наш клан поклялся никогда не работать на Одоннела или его вассалов из-за
того, что он сотворил со мной".
Она посмотрела на меня с печалью. Я кивнула.
- А как же произошло, что сейчас ты работаешь у Одоннела? Я подумала,
ваша семья никогда бы...
Она выхватила у меня блокнот и начала быстро писать. "Солдаты Харлана
поймали мою маму и двух теток. Если мы не довезем тебя благополучно до
Бревена, их убьют. Это план герцога Харлана. Людей Одоннела здесь
немного".
- И вы верите, что Харлан сдержит слово?
Она пожала плечами и написала: "Что мы теряем? Если наши женщины
умрут, погибнут и люди Одоннела и Харлана. У нас есть друзья среди слуг в
этих Домах. Капля отравы в вине, и все кончено. Ваши люди не знакомы с
ядом. Они никогда не заподозрят".
Меня пронзила дрожь. Цыгане были так же мстительны, как Гхарры, но
умнее. Я закрыла глаза, изнуренная даже этой короткой беседой, и почти
тотчас заснула.

Караван медленно продвигался к Бревену. Я медленно продвигалась к
здоровью. Услышав, как обращались к моей спутнице, я узнала ее имя. Мири
или что-то близкое к этому. Я также понимала некоторые жесты Мири, но ее
руки говорили всегда быстрее, чем карандаш. Я беспокоилась об Эннисе и
Нарре. Читать было нечего, и мне не позволялось выходить из кибитки, когда
караван останавливался для торговли.
Как только я смогла немного двигаться, я поняла, почему меня поручили
заботам цыган, а не солдатам - уберечь от их грязных лап. Однажды я
слышала разговор двух солдат Одоннела, которые ехали около моей кибитки.
Они обсуждали, как будет забавно одурачить могущественного герцога Харлана
в моей постели. Им повезло, что они служили Одоннелу. Такая тупость была
бы "оценена" Харланом. Несколько раз солдаты пытались проникнуть в мою
кибитку. Но они получили плетью от отца Мири, только и всего. Один,
которому плетка не досталась, был убит ножом в спину на пороге кибитки.
Цыгане сложили камни над его телом. Так сказала Мири. Кое-кто попытался
подобраться к Мири, которая спала в следующей кибитке. Она отбила охоту
своим кинжалом.
Эти попытки солдат заставили меня задуматься о том, что ждет меня в
Бревене. Но я старалась сосредоточиться на жизни цыган. Иначе
безнадежность охватывала меня при мысли о Бревене. Мне не избежать того,
что готовит мне Ричард. Даже сейчас, на открытом пространстве, где
возможно спасение, я не могла быть спасена. Карн или Ник никогда не найдут
меня в караване, потому что так много караванов Гильдии и купцов в это
время года на дорогах. Именно поэтому Эннис выбрал этот способ
передвижения. Даже если бы не было десятков караванов, не многие могли бы
посчитать караван цыган убежищем.
В один из солнечных дней адена, мы, наконец-то, прибыли в Бревен.
Караван остановился в лесу, окружающем Дом Уединения. Все кибитки стояли
кругом среди синих елей. Сержант Одоннела велел ему оставаться на месте,
если он хочет, чтобы ему вернули женщин живыми. Затем он и его солдаты с
лошадьми погрузились в транспорт, и они быстро удалились.
Цыгане с ружьями и стрелами, ножами и несколькими станнерами
выбрались тут же из кибиток. Женщины, дети, улеки стояли в центре. Они не
разжигали костров и не распрягали лошадей, как в обычные дни.
Дети держали коней, а у женщин было под рукой оружие; Старейшина
послал мальчика в аббатство сообщить о прибытии цыган.
Через некоторое время солдаты в зеленой форме Харлана появились из-за
деревьев, таща трех женщин в цыганской одежде. Даже издалека я смогла
разглядеть, что им не поздоровилось у Харлана. Старейшина, отец Мири и
остальные мужчины, увидев их, быстро собрались и зашептались.
- Ведите женщину Халарека! - прокричал один из солдат Харлана. Они
даже не потрудились назвать мой титул.
Отец Мири подвел меня к ближайшему просвету в кибитках, но не дал мне
переступить оглобли.
- Она здесь. Сначала отпустите наших женщин, чтобы мы убедились, что
это наши женщины.
Солдаты подошли ближе. Женщины подняли лица. Одну поддерживали
солдаты, у другой, похоже, была сломана рука, третья дрожала. Вой поднялся
среди цыган. Я вздрогнула. Что же с ними сотворили?
Старейшина заорал:
- Мы не позволим вашим ублюдкам издеваться над ними.
Командир солдат ответил:
- Мы обещали только вернуть их живыми, если вы доставите живой
женщину Халарека. Мои люди здесь слишком долго без женщин...
Он свалился замертво. Его настигла стрела. На секунду солдаты
остолбенели. Прошли века с тех пор, как пользовались стрелами в бою. В
этот момент стайка детишек вырвалась из безопасного круга, окружила женщин
и быстро вернулась с ними в круг, пока огонь станнера уложил всех солдат
на землю. Как только дети с женщинами оказались под защитой, мужчины
бросились к солдатам и перерезали всем горло.
- Беречь стрелы и пули для другого раза, - сказал мне отец Мири.
Мири пояснила, что станнеры были нужны, чтоб не задеть детей.
Я оцепенела от всего этого. Это была война, которой я никогда не
видела. Никаких "благородных" или "неблагородных" методов уничтожения
врага. Если враг должен умереть, это делалось эффективно, с наименьшими
потерями людей и оружия. Тактика блестящая. Цыгане без огнестрельного
оружия, а люди Харлана умерли, не зная, что их убило.
Отец Мири приблизился ко мне.
- Мне жаль, что мы должны оставить вас здесь, миледи, но у нас
договор: вы доставляетесь сюда, а нам возвращают наших женщин. Мы могли бы
обойтись с вами, как они обошлись с нашими женщинами. Мы уберегли вас от
подобного, но больше не можем защищать вас.
Он указал на север, на синие ели.
- Бревен там. Если вы проблуждаете несколько часов, это будет
неоценимой помощью нам. За три-четыре часа мы доберемся до Зоны Мерзлоты.
Сейчас лето. Там мы исчезнем и сможем долго продержаться. Возможно, мы не
слишком важные птицы, чтобы знатные лорды охотились за нами, но нельзя
испытывать судьбу. - Он отвернулся и стал отдавать приказания на своем
языке подросткам, стоявшим невдалеке.
Я повернулась к Мири попрощаться. Она была добра ко мне. Слезы
сверкали на ее щеках. Она обняла меня порывисто и убежала в свою кибитку.
Я оставляла цыган позади. Можно побродить по лесу. Конечно, я выполню
просьбу отца Мири, раз уж это поможет им.
Воздух среди голубых елей был холоднее, чем на дневном солнце, и был
пронизан влагой и запахом хвои. Птицы вокруг пели и щебетали. Впереди и
справа я услышала шум. Это кричал галл, а значит, озеро Святого Павла было
в том направлении. Я представила медленный плеск волн о гравий. Моей душе
нужен был именно такой покой.
Я отломила длинную, пышную ветвь и привязала сзади к поясу, чтобы
иголки замели мои следы. Конечно, останется тропа, но следопытам придется
поломать голову, чтоб угадать, кто же хотел уничтожить следы таким
неестественным способом. Скоро опустятся сумерки, и это тоже задержит
преследователей. Если я буду умнее и осторожнее, у меня будет время
посидеть в одиночестве и послушать озеро прежде, чем меня найдет хоть
кто-нибудь из Дома Уединения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28