– глухо проговорил хозяин «Андского Гнездовья», приближаясь к нему.
– Все, что я мог сообщить вам о своем ордене, я уже сообщил. Теперь хотелось бы, чтобы вы столь же охотно ответили на мои вопросы. Скажите, вот эти три плиты… Что, по-вашему, на них изображено? Какая информация закодирована?
– Почему вас заинтересовали именно эти? «Ты становишься слишком подозрительным и неучтивым, – упрекнул себя Микейрос. – Это не оправдывает тебя даже со ссылкой на старость».
– Хочу убедиться, что не ошибаюсь.
– Я уже говорил о них в интервью одному из парижских еженедельников и могу лишь повторить то, что в нем уже было написано. Посмотрите на изображение, выбитое вот на этой плите. Не подлежит сомнению, что здесь схематично изображен процесс переливания крови от донора к больному. То есть то, чему наши медики научились сравнительно недавно.
– Чтобы установить это, не нужны никакие эксперименты, – подтвердил Кодар, пристально всматриваясь в пиктограмму. – Но все же я хотел бы убедиться, что наша с вами фантазия не подводит нас. Вы показывали эту плиту медикам?
– В том числе и крупнейшему специалисту США по проблемам болезней крови профессору Ронарду.
– Авторитетно.
– А еще плиты могут открыть нам тайны запуска ракет, лечения рака, способны поведать множество других изобретений и открытий древней цивилизации. В сущность некоторых из них наши технократы проникнут разве что в будущем столетии.
– А народ, оставивший эти ныне забытые письмена? Каковой могла быть его судьба? Помню, что уже спрашивал вас об этом, но теперь мы с вами более откровенны в своих высказываниях.
– Точной информации, как вы понимаете, нет. Есть предположение. Судя по всему, правители и жрецы знали о неминуемой гибели своих подданных – отсюда и страсть к увековечиванию знаний на плитах. Незадолго до трагедии узкий круг правящей элиты улетел в космос. Туда, откуда пришло предупреждение о гибели. Не исключено, что это потомки улетевших наведываются сейчас на Землю на летающих дисках.
– У вас имеются аргументы в пользу этой версии?
– Нет, ни один из дисков визита нам не наносил.
– В любом случае вы, профессор, могли бы стать одним из самых образованных и уважаемых членов нашего ордена, в число которых уже входит несколько известных ученых.
– Вынужден вас огорчить: я никогда не буду принадлежать ни к одной организации, ни к одному ордену или масонской ложе, – мрачно ответил Микейрос. – Это мой принцип. В моем возрасте отказываться от своих принципов – просто смешно.
– Понимаю, – вежливо склонил голову Кодар. – Кстати, по мнению некоторых членов нашего Ордена, в этих космических кораблях летают не сами инопланетяне, а созданные ими биологические роботы, скопированные с нас, землян. И то, что на сегодня зафиксировано несколько типов астронавтов, лишь подтверждает нашу версию: речь идет всего-навсего о нескольких поколениях роботов. На мой взгляд, пилоты последнего поколения наиболее совершенны. По существу, по внешним признакам они не отличаются от физически более совершенных из нас. Не исключено, что они скопированы с потомков тех людей, которые стартовали когда-то с Земли в поисках новой планеты обитания.
– Если учесть, что роботы неприхотливы, не поддаются влиянию земных вирусов, их легко запрограммировать на определенный круг действий, избавив от ненужных эмоций… – соглашаясь с ним, размышлял Микейрос. – А следовательно, отпадает множество проблем, связанных с моральным климатом на кораблях, проявлением инстинктов…
– Да гибель такого экипажа ни у кого особой печали не вызывает, – процедил Кодар. – Вскоре человечество будет запускать в космос точно таких же фантомов.
Выслушивая Кодара, доктор Микейрос краем глаза наблюдал за тем, как от водопада с кувшином воды возвращается Оливейра. Грэг не мог видеть ее лица, но знал, что сейчас оно влажное и раскрасневшееся. Каждое утро жена ходила с этим высоким, по-лебяжьи изогнутым кувшином, подаренным ей каким-то мастером на рынке в Рабате, к водопаду, долго умывалась ледяной водой и, не утираясь, медленно возвращалась в дом. Она почему-то считала, что вода из этого водопада каким-то чудодейственным образом сохраняет красоту женского лица.
Микейрос как-то поинтересовался у сведущих людей из городка, существуют ли на сей счет какие-либо легенды или предания, но оказалось, что не существует. Ни о каких-то целительных свойствах его никто никогда не слышал. Родник как родник, каких в окрестных предгорьях множество. Если через год-второй сюда начнут сходиться девушки со всей округи, то автором легенды, созывающей их сюда, следует признать Оливейру.
– Допустим, вы ликвидируете эту группу «Стражи Земли»… – проговорил Микейрос, все еще наблюдая за Оливейрой. – Уверены ли вы, что не пришлют сюда другую группу?
– Не стану успокаивать, – довольно сурово молвил Кодар. – Угадать трудно. Одно знаю: если нам удастся ликвидировать посланную к вам группу или посадить ее за решетку, на какое-то время «Стражи Земли», наверное, успокоятся. У них не так уж много боевиков, подобных Оранди, чтобы продолжать поединок с нами. К тому же, они побоятся огласки. Если пресса узнает – а она, конечно же, узнает, это я «стражам» могу гарантировать – о методах их деятельности, всем станет понятно, что появилась еще одна террористическая, экстремистская группа, еще одна коза ностра. В то время как они во что бы то ни стало стремятся предстать в ипостаси принципиально новой общественной силы.
– Ваш орден пытается создавать себе точно такой же имидж, – довольно бестактно заметил доктор Микейрос.
– Если откровенно – то да, тоже, – передернул плечами Кодар. – Но, как бы вы ни относились к «Стражам Земли» и к нам, помогать все-таки придется нам. Уже хотя бы потому, что это в ваших интересах, интересах вашей страны, а главное – в интересах науки. Мы исходим именно из этих соображений.
56
Октябрь 1943 года. Германия.
В окрестностях Падерборна.
Гиммлер вздохнул и на какое-то время вновь уткнулся лбом в боковое стекло.
Скорцени тоже готов был уткнуться в стекло со своей стороны. Встреча с гостем рейха оставила на его душе отвратительнейший отпечаток. Ничего, кроме безысходности. Которая обычно вызывает у него не страх, а ярость.
– Наверное, потому, что все плохо именно настолько, – сказал он, не отрываясь от стекла, – насколько нам с вами это уже прекрасно видится.
– Или еще хуже.
– У них там, судя по всему, неплохие контактеры и предсказатели. Консул Внутреннего Мира наверняка делился какими-то прогнозами?
– Весна сорок пятого.
– Он так и сказал: «Весна сорок пятого»?
– Дал понять, что времени у нас осталось в лучшем случае до весны сорок пятого.
Гиммлер остервенело покачал головой, словно пытался вырваться из полупьяных-полусонных бредней. Он не мог, он попросту отказывался верить в подобные предсказания.
– Это ужасно, Скорцени. Столько лет борьбы, столько усилий и крови, столько растраченных иллюзий и похороненных надежд. Но нам хотя бы удастся заключить с русскими и англичанами мир? Рубежи Германии отстоять нам удастся?
– Нет.
– Хотя бы те, прежние?
– Нет.
– Неужели?.. То есть вы хотите сказать, что?.. – То, что должно было последовать за этими недомолвками, казалось Гиммлеру настолько страшным, что он так и не решился облачить его хоть в какую-то словесную формулу.
– Я так понял, что последние из нас будут покидать осажденный Берлин уже тогда, когда русские танки ворвутся на Александр-плац.
Гиммлер сцепил пальцы рук и долго, с нескрываемым наслаждением, хрустел ими в какой-то безумной круговерти кистей. «И у него тоже нервы сдают», – констатировал Скорцени, не ощущая при этом сладостного чувства мести.
– Но фюрер хотя бы пытался договориться с этим гостем Рейха?
– Безуспешно.
– …Сказать ему, что на самом деле эти его Высшие Неизвестные уже известны нам как закоренелые сволочи?
– У них там совершенно иная логика мышления, иной способ мышления, другие взгляды на происходящее в наши дни в Германии, в России, на нашей планете.
– Потому что они способны предвидеть будущее, а мы – нет.
– Они считают, что то будущее, которое мы себе подготовили зимой сорок первого под Москвой, бросая сотни тысяч своих солдат в сорокаградусные морозы в легких шинельках и хромовых сапогах, – предвидеть было не так уж и трудно. И открыто заявляют об этом фюреру.
– Но ведь фюрер действовал, исходя из их наставлений и благословений.
– Которых никогда не получал. Думаю, что на этом нам следует остановиться, господин рейхсфюрер.
– Боитесь, что завтра нас обоих арестуют как заговорщиков?
– А я – диверсант и предпочитаю действовать в глубоком тылу врага, а не в глубоком тылу рейха.
– Вы – настоящий солдат, Скорцени. Вам не в чем упрекать себя. Тем более, что оба мы принадлежим к черным СС, и нам нечего скрывать друг от друга.
– Понимаю, – обронил Скорцени, делая вид, что с трудом отступает от своего намерения прекратить этот опасный разговор, все больше смахивающий на сговор. Хотя на самом деле все самое тайное уже было сказано.
– Простите за назойливость, Скорцени, однако нам предстоит прояснить еще один очень важный момент. Чтобы потом уже к этой теме не возвращаться. Несмотря на все сказанное вами, Скорцени, мне показалось, что Гитлер все еще верит, что Высшие Неизвестные спасут нас, вручат нам оружие возмездия, что они защитят нас своим библейско-космогоническим покровом.
– Уже не верит.
– Этот вывод может быть поспешным.
– Гость рейха самым жестоким образом лишил его каких-либо иллюзий.
– Значит, все то, что происходило в Рыцарском зале после его беседы с Консулом Внутреннего Мира, тоже было очередным спектаклем, со все теми же вариациями на темы видений имперского медиума?
– Я этих слов не произносил, но по существу…
– А спасать нас, хотя бы правящую верхушку рейха, они собираются?
– То есть позволят ли укрыться в Рейх-Атлантиде?
– Вы все правильно поняли.
– Вряд ли. Уже хотя бы исходя из своей маниакальной конспирации. В Стране атлантов прекрасно понимают: если союзники узнают, где скрывается высшее руководство рейха, они бросятся атаковать их подземелья. Всей имеющейся в США и в Европе военной мощью. Поэтому руководство Внутреннего Мира окажется перед выбором: то ли пожертвовать верхушкой рейха, бросив ее победителям на растерзание, то ли заменить их здесь, в рейхе, на двойников и в этих ипостасях умертвить, а трупы сжечь.
– «Приятную» же перспективу вы обрисовали, Скорцени!
– Но вполне прогнозируемую.
Прежде чем как-то отреагировать на его слова, Гиммлер несколько раз подряд пожал плечами, и, как показалось первому диверсанту рейха, всякий раз этим пожиманием завершалась неудачная попытка заговорить о том, что более всего волновало рейхсфюрера в эти минуты.
– Но кто же тогда будет править Рейх-Атлантидой, если учесть, что основным населением ее станут подданные фюрера и что прежде всего она – рейх, а уж затем – Атлантида?
– Ради этого я, собственно, и отправляюсь в Рейх-Атлантиду.
– Но уже сейчас появились какие-то версии, которые кажутся вам вполне приемлемыми…
Скорцени добродушно улыбнулся.
– Что вас рассмешило? – не осталась незамеченной его реакция.
– Приятно удивило. Ваше умение провоцировать на откровенность.
– Не провоцировать, а побуждать. И этого у меня не отнимешь.
– Согласен.
– Хотя я знаю, о чем вы, сталкиваясь со мной, думаете: «Почему ни известный журналист из "Фелькишер беобахтер" Иозеф Берхтольд, ни опытный полицейский агент Рихард Хайден удержаться во главе СС не сумели, а бывший владелец птицефабрики Генрих Гиммлер не только удержался на этой должности, но и сумел сотворить СС такой мощной и грозной, каковыми они сейчас являются?».
«Не хватало только, чтобы он вспомнил всем известное прозвище, которое до сих пор гуляет коридорами высшей власти рейха: «Гиммлер-навоз», и которое вызывает в нем приступы мстительной обиды. Вспомнил и потребовал выказать свое отношение к нему».
– Все мы до прихода в НСДАП и СС имели какие-то гражданские специальности и привязанности, – уклончиво ответил Скорцени, благоразумно обходя расставленные ловушки.
– А с другой стороны, как бы я смог руководить целой плеядой таких же дотошных и скрытных подчиненных, как вы? Так что вы хотели поведать?
Слева от шоссе появились старинные особняки падернборнского пригорода. Война их пока что не коснулась, если не считать светомаскировки на окнах да каких-то руин, открывавшихся где-то вдалеке, в створе между двумя лесистыми холмами.
– Мне показалось, – вновь заговорил Скорцени, – что арий-атланты действительно намерены сотворять двойников: двойник Гитлера, двойник Геринга…
– Гиммлера.
– И, конечно же, Геббельса, без которого германцы в своей Рейх-Атлантиде сразу же затоскуют.
– С двойником Геббельса им особенно придется потрудиться, – язвительно заметил Гиммлер, никогда не скрывавший своего легкомысленного отношения к наклонностям и занятиям министра пропаганды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Все, что я мог сообщить вам о своем ордене, я уже сообщил. Теперь хотелось бы, чтобы вы столь же охотно ответили на мои вопросы. Скажите, вот эти три плиты… Что, по-вашему, на них изображено? Какая информация закодирована?
– Почему вас заинтересовали именно эти? «Ты становишься слишком подозрительным и неучтивым, – упрекнул себя Микейрос. – Это не оправдывает тебя даже со ссылкой на старость».
– Хочу убедиться, что не ошибаюсь.
– Я уже говорил о них в интервью одному из парижских еженедельников и могу лишь повторить то, что в нем уже было написано. Посмотрите на изображение, выбитое вот на этой плите. Не подлежит сомнению, что здесь схематично изображен процесс переливания крови от донора к больному. То есть то, чему наши медики научились сравнительно недавно.
– Чтобы установить это, не нужны никакие эксперименты, – подтвердил Кодар, пристально всматриваясь в пиктограмму. – Но все же я хотел бы убедиться, что наша с вами фантазия не подводит нас. Вы показывали эту плиту медикам?
– В том числе и крупнейшему специалисту США по проблемам болезней крови профессору Ронарду.
– Авторитетно.
– А еще плиты могут открыть нам тайны запуска ракет, лечения рака, способны поведать множество других изобретений и открытий древней цивилизации. В сущность некоторых из них наши технократы проникнут разве что в будущем столетии.
– А народ, оставивший эти ныне забытые письмена? Каковой могла быть его судьба? Помню, что уже спрашивал вас об этом, но теперь мы с вами более откровенны в своих высказываниях.
– Точной информации, как вы понимаете, нет. Есть предположение. Судя по всему, правители и жрецы знали о неминуемой гибели своих подданных – отсюда и страсть к увековечиванию знаний на плитах. Незадолго до трагедии узкий круг правящей элиты улетел в космос. Туда, откуда пришло предупреждение о гибели. Не исключено, что это потомки улетевших наведываются сейчас на Землю на летающих дисках.
– У вас имеются аргументы в пользу этой версии?
– Нет, ни один из дисков визита нам не наносил.
– В любом случае вы, профессор, могли бы стать одним из самых образованных и уважаемых членов нашего ордена, в число которых уже входит несколько известных ученых.
– Вынужден вас огорчить: я никогда не буду принадлежать ни к одной организации, ни к одному ордену или масонской ложе, – мрачно ответил Микейрос. – Это мой принцип. В моем возрасте отказываться от своих принципов – просто смешно.
– Понимаю, – вежливо склонил голову Кодар. – Кстати, по мнению некоторых членов нашего Ордена, в этих космических кораблях летают не сами инопланетяне, а созданные ими биологические роботы, скопированные с нас, землян. И то, что на сегодня зафиксировано несколько типов астронавтов, лишь подтверждает нашу версию: речь идет всего-навсего о нескольких поколениях роботов. На мой взгляд, пилоты последнего поколения наиболее совершенны. По существу, по внешним признакам они не отличаются от физически более совершенных из нас. Не исключено, что они скопированы с потомков тех людей, которые стартовали когда-то с Земли в поисках новой планеты обитания.
– Если учесть, что роботы неприхотливы, не поддаются влиянию земных вирусов, их легко запрограммировать на определенный круг действий, избавив от ненужных эмоций… – соглашаясь с ним, размышлял Микейрос. – А следовательно, отпадает множество проблем, связанных с моральным климатом на кораблях, проявлением инстинктов…
– Да гибель такого экипажа ни у кого особой печали не вызывает, – процедил Кодар. – Вскоре человечество будет запускать в космос точно таких же фантомов.
Выслушивая Кодара, доктор Микейрос краем глаза наблюдал за тем, как от водопада с кувшином воды возвращается Оливейра. Грэг не мог видеть ее лица, но знал, что сейчас оно влажное и раскрасневшееся. Каждое утро жена ходила с этим высоким, по-лебяжьи изогнутым кувшином, подаренным ей каким-то мастером на рынке в Рабате, к водопаду, долго умывалась ледяной водой и, не утираясь, медленно возвращалась в дом. Она почему-то считала, что вода из этого водопада каким-то чудодейственным образом сохраняет красоту женского лица.
Микейрос как-то поинтересовался у сведущих людей из городка, существуют ли на сей счет какие-либо легенды или предания, но оказалось, что не существует. Ни о каких-то целительных свойствах его никто никогда не слышал. Родник как родник, каких в окрестных предгорьях множество. Если через год-второй сюда начнут сходиться девушки со всей округи, то автором легенды, созывающей их сюда, следует признать Оливейру.
– Допустим, вы ликвидируете эту группу «Стражи Земли»… – проговорил Микейрос, все еще наблюдая за Оливейрой. – Уверены ли вы, что не пришлют сюда другую группу?
– Не стану успокаивать, – довольно сурово молвил Кодар. – Угадать трудно. Одно знаю: если нам удастся ликвидировать посланную к вам группу или посадить ее за решетку, на какое-то время «Стражи Земли», наверное, успокоятся. У них не так уж много боевиков, подобных Оранди, чтобы продолжать поединок с нами. К тому же, они побоятся огласки. Если пресса узнает – а она, конечно же, узнает, это я «стражам» могу гарантировать – о методах их деятельности, всем станет понятно, что появилась еще одна террористическая, экстремистская группа, еще одна коза ностра. В то время как они во что бы то ни стало стремятся предстать в ипостаси принципиально новой общественной силы.
– Ваш орден пытается создавать себе точно такой же имидж, – довольно бестактно заметил доктор Микейрос.
– Если откровенно – то да, тоже, – передернул плечами Кодар. – Но, как бы вы ни относились к «Стражам Земли» и к нам, помогать все-таки придется нам. Уже хотя бы потому, что это в ваших интересах, интересах вашей страны, а главное – в интересах науки. Мы исходим именно из этих соображений.
56
Октябрь 1943 года. Германия.
В окрестностях Падерборна.
Гиммлер вздохнул и на какое-то время вновь уткнулся лбом в боковое стекло.
Скорцени тоже готов был уткнуться в стекло со своей стороны. Встреча с гостем рейха оставила на его душе отвратительнейший отпечаток. Ничего, кроме безысходности. Которая обычно вызывает у него не страх, а ярость.
– Наверное, потому, что все плохо именно настолько, – сказал он, не отрываясь от стекла, – насколько нам с вами это уже прекрасно видится.
– Или еще хуже.
– У них там, судя по всему, неплохие контактеры и предсказатели. Консул Внутреннего Мира наверняка делился какими-то прогнозами?
– Весна сорок пятого.
– Он так и сказал: «Весна сорок пятого»?
– Дал понять, что времени у нас осталось в лучшем случае до весны сорок пятого.
Гиммлер остервенело покачал головой, словно пытался вырваться из полупьяных-полусонных бредней. Он не мог, он попросту отказывался верить в подобные предсказания.
– Это ужасно, Скорцени. Столько лет борьбы, столько усилий и крови, столько растраченных иллюзий и похороненных надежд. Но нам хотя бы удастся заключить с русскими и англичанами мир? Рубежи Германии отстоять нам удастся?
– Нет.
– Хотя бы те, прежние?
– Нет.
– Неужели?.. То есть вы хотите сказать, что?.. – То, что должно было последовать за этими недомолвками, казалось Гиммлеру настолько страшным, что он так и не решился облачить его хоть в какую-то словесную формулу.
– Я так понял, что последние из нас будут покидать осажденный Берлин уже тогда, когда русские танки ворвутся на Александр-плац.
Гиммлер сцепил пальцы рук и долго, с нескрываемым наслаждением, хрустел ими в какой-то безумной круговерти кистей. «И у него тоже нервы сдают», – констатировал Скорцени, не ощущая при этом сладостного чувства мести.
– Но фюрер хотя бы пытался договориться с этим гостем Рейха?
– Безуспешно.
– …Сказать ему, что на самом деле эти его Высшие Неизвестные уже известны нам как закоренелые сволочи?
– У них там совершенно иная логика мышления, иной способ мышления, другие взгляды на происходящее в наши дни в Германии, в России, на нашей планете.
– Потому что они способны предвидеть будущее, а мы – нет.
– Они считают, что то будущее, которое мы себе подготовили зимой сорок первого под Москвой, бросая сотни тысяч своих солдат в сорокаградусные морозы в легких шинельках и хромовых сапогах, – предвидеть было не так уж и трудно. И открыто заявляют об этом фюреру.
– Но ведь фюрер действовал, исходя из их наставлений и благословений.
– Которых никогда не получал. Думаю, что на этом нам следует остановиться, господин рейхсфюрер.
– Боитесь, что завтра нас обоих арестуют как заговорщиков?
– А я – диверсант и предпочитаю действовать в глубоком тылу врага, а не в глубоком тылу рейха.
– Вы – настоящий солдат, Скорцени. Вам не в чем упрекать себя. Тем более, что оба мы принадлежим к черным СС, и нам нечего скрывать друг от друга.
– Понимаю, – обронил Скорцени, делая вид, что с трудом отступает от своего намерения прекратить этот опасный разговор, все больше смахивающий на сговор. Хотя на самом деле все самое тайное уже было сказано.
– Простите за назойливость, Скорцени, однако нам предстоит прояснить еще один очень важный момент. Чтобы потом уже к этой теме не возвращаться. Несмотря на все сказанное вами, Скорцени, мне показалось, что Гитлер все еще верит, что Высшие Неизвестные спасут нас, вручат нам оружие возмездия, что они защитят нас своим библейско-космогоническим покровом.
– Уже не верит.
– Этот вывод может быть поспешным.
– Гость рейха самым жестоким образом лишил его каких-либо иллюзий.
– Значит, все то, что происходило в Рыцарском зале после его беседы с Консулом Внутреннего Мира, тоже было очередным спектаклем, со все теми же вариациями на темы видений имперского медиума?
– Я этих слов не произносил, но по существу…
– А спасать нас, хотя бы правящую верхушку рейха, они собираются?
– То есть позволят ли укрыться в Рейх-Атлантиде?
– Вы все правильно поняли.
– Вряд ли. Уже хотя бы исходя из своей маниакальной конспирации. В Стране атлантов прекрасно понимают: если союзники узнают, где скрывается высшее руководство рейха, они бросятся атаковать их подземелья. Всей имеющейся в США и в Европе военной мощью. Поэтому руководство Внутреннего Мира окажется перед выбором: то ли пожертвовать верхушкой рейха, бросив ее победителям на растерзание, то ли заменить их здесь, в рейхе, на двойников и в этих ипостасях умертвить, а трупы сжечь.
– «Приятную» же перспективу вы обрисовали, Скорцени!
– Но вполне прогнозируемую.
Прежде чем как-то отреагировать на его слова, Гиммлер несколько раз подряд пожал плечами, и, как показалось первому диверсанту рейха, всякий раз этим пожиманием завершалась неудачная попытка заговорить о том, что более всего волновало рейхсфюрера в эти минуты.
– Но кто же тогда будет править Рейх-Атлантидой, если учесть, что основным населением ее станут подданные фюрера и что прежде всего она – рейх, а уж затем – Атлантида?
– Ради этого я, собственно, и отправляюсь в Рейх-Атлантиду.
– Но уже сейчас появились какие-то версии, которые кажутся вам вполне приемлемыми…
Скорцени добродушно улыбнулся.
– Что вас рассмешило? – не осталась незамеченной его реакция.
– Приятно удивило. Ваше умение провоцировать на откровенность.
– Не провоцировать, а побуждать. И этого у меня не отнимешь.
– Согласен.
– Хотя я знаю, о чем вы, сталкиваясь со мной, думаете: «Почему ни известный журналист из "Фелькишер беобахтер" Иозеф Берхтольд, ни опытный полицейский агент Рихард Хайден удержаться во главе СС не сумели, а бывший владелец птицефабрики Генрих Гиммлер не только удержался на этой должности, но и сумел сотворить СС такой мощной и грозной, каковыми они сейчас являются?».
«Не хватало только, чтобы он вспомнил всем известное прозвище, которое до сих пор гуляет коридорами высшей власти рейха: «Гиммлер-навоз», и которое вызывает в нем приступы мстительной обиды. Вспомнил и потребовал выказать свое отношение к нему».
– Все мы до прихода в НСДАП и СС имели какие-то гражданские специальности и привязанности, – уклончиво ответил Скорцени, благоразумно обходя расставленные ловушки.
– А с другой стороны, как бы я смог руководить целой плеядой таких же дотошных и скрытных подчиненных, как вы? Так что вы хотели поведать?
Слева от шоссе появились старинные особняки падернборнского пригорода. Война их пока что не коснулась, если не считать светомаскировки на окнах да каких-то руин, открывавшихся где-то вдалеке, в створе между двумя лесистыми холмами.
– Мне показалось, – вновь заговорил Скорцени, – что арий-атланты действительно намерены сотворять двойников: двойник Гитлера, двойник Геринга…
– Гиммлера.
– И, конечно же, Геббельса, без которого германцы в своей Рейх-Атлантиде сразу же затоскуют.
– С двойником Геббельса им особенно придется потрудиться, – язвительно заметил Гиммлер, никогда не скрывавший своего легкомысленного отношения к наклонностям и занятиям министра пропаганды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67