Но вернемся к вопросу о руководстве, от идей и идеологии которого будут зависеть цели и идеология многих последующих поколений.
– Да, пожалуй, стоит вернуться.
– Мы оба знаем, что вот уже в течение нескольких лет комендантом «Базы-211» является вице-адмирал Готт, а начальником службы безопасности – штандартенфюрер СС барон фон Риттер, каждый из которых имеет свой тщательно подобранный штаб, а вместе они контролируют все лаборатории, предприятия и учреждения, создающиеся в «подземном рае» Антарктиды. В свою очередь, штаб «Базы» подчиняется рейхсканцелярии Германии, фюреру и его штабу. Почему вы считаете все это лишь видимой частью власти? И если существует еще и секретный штаб «Базы-211», то почему вы предполагаете, что он не подчинен фюреру?
– Такой секретный штаб, несомненно, существует, – спокойно принял полемический удар Лигвиц. – Руководители этого штаба известны фюреру, ну, еще, может быть, Гиммлеру. Но дело в том, что эти известные фюреру сверхсекретные руководители являются такими же подставными лицами, как и мы, сотрудники Антарктического отдела РСХА. В нужное время ими также легко и безболезненно можно будет пожертвовать, как и нами.
Допустим, допустим, – нервно заерзал в своем кресле Дениц. – Во имя рейха мною, как, впрочем, и вами, пожертвовать в общем-то нетрудно.
– Но при любых жертвах, которые будут принесены низовыми штабами, тот, высший штаб, созданный Высшими Посвященными, как называет их фюрер, по-прежнему останется неизвестным, невидимым и недоступным. В контакте с этими «высшими неизвестными», возможно, находится кто-то из секретного общества «Туле».
– То есть вы считаете, что «База-211» замыкается на руководстве общества «Туле»?
– Однако связь штаба высших неизвестных с тулистами осуществляется только по инициативе одной стороны – высших неизвестных, да и то в самом крайнем случае, не раскрывая имен, адресов и телефонов.
– Странно все это, – проворчал гросс-адмирал. – Неужели вы верите тому, о чем сейчас говорите?
– Точно так же, – не счел нужным отвлекаться на объяснения Лигвиц, – осуществляется связь между штабом неизвестных и тем видимым секретным штабом, который полностью известен только фюреру. Таким образом, известные фюреру штабисты и тулисты служат лишь агентами влияния да связными между руководствами двух цивилизаций.
Деницу понадобился небольшой тайм-аут, чтобы осмыслить все сказанное оберштурмбаннфюрером СС.
– Но тогда получается, что… – попытался гросс-адмирал сформулировать ту мысль, которая всячески ускользала от него, – это правительство неизвестных диктует фюреру свою волю и оказывает влияние на все решения, относящиеся к Новой Швабии.
– Нетрудно предположить, – спокойно отреагировал начальник Антарктического отдела на предположение, которое сам Дениц высказывал с опаской и неуверенностью.
– Кажется, вы хотите сказать: «И не только на решения, касающиеся "Базы-211"».
– Можете быть уверены: не только.
– В таком случае возникает вопрос…
– «А кто же тогда правит Германией?»
Дениц представил себе, как напрягся в эти мгновения Скорцени, которому, наверное, не очень-то хотелось услышать ответ на этот вопрос из уст именно Лигвица. К тому же, гросс-адмирал чувствовал себя одинаково неудобно и перед руководителем Антарктического отдела, и перед его подслушивающим коллегой Скорцени; получалось, что он, главком Кригсмарине, выступает в роли мелкого провокатора, такой себе подсадной утки. И только предаваясь подобным угрызениям совести, Дениц произнес:
– Нет, подобным вопросом мы задаваться не станем, поскольку нам, офицерам рейха, ответ на него известен. Он известен нам, Лигвиц, какие бы сомнения по этому поводу нас ни посещали и какие бы версии наших идеологических врагов нам ни навязывали.
– Но все же вы им… – попытался, было, продолжить этот разговор Лигвиц, однако «фюрер подводных лодок» неожиданно резко прервал его:
. – Спасибо за обстоятельные объяснения, оберштурмбаннфюрер, вы свободны.
Как только Лигвиц ушел, гросс-адмирал вновь вызвал адъютанта.
– Свяжите меня со Скорцени, майор, – мрачно проговорил он, – Если я верно понял, наш обер-диверсант находится сейчас в замке Вебельсберг. Это срочно. – А еще через несколько минут, уже обращаясь к первому диверсанту рейха тем же мрачным тоном произнес: – Вы не должны делать каких-либо поспешных выводов относительно Лигвица, штурмбаннфюрер.
– Естественно.
– Я буду чувствовать себя крайне неудобно, если вдруг…
– Можете считать, что я был не только участником, но и инициатором этого разговора.
– Именно так и должен был повести себя настоящий боевой офицер, Скорцени.
37
Февраль 1939 года. Перу.
Вилла «Андское Гнездовье» в окрестностях Анданачи.
Прежде чем взойти на крыльцо, доктор Микейрос оглянулся. Оранди остановился в трех шагах от него, и, казалось, решал: идти ему дальше или не стоит.
– Слушайте меня внимательно, доктор Микейрос, – негромко молвил он. – Вы уверены, что в эти минуты доктор Кодар действительно отдыхает?
– Абсолютно. Впрочем, это его дело.
– Как сказать, – мрачно проворчал Оранди.
– Вы знакомы и не желаете встречаться под одной крышей? Будьте уверены, мы с сеньорой Оливейрой помирим вас. Разве что он действительно не тот, за кого себя выдает?..
– Куда выходит окно его комнаты? – спросил пришелец, явно игнорируя все вопросы Микейроса.
– На противоположную сторону. Она – на втором этаже. Оттуда хорошо видны все плиты, – а доктору Кодару хотелось видеть их из окна.
– Вот как? Из окна?
– А еще оттуда открываются две улочки нашего городка. Наикрасивейшая его часть. Чудесный, скажу вам, вид.
Доктор Микейрос и сам был достаточно крепкого сложения, но, стоя рядом с Оранди, почти физически ощущал и силу его мышц, и силу воли. «Впрочем, вряд ли Кодар уступит этому пришельцу в силе», – подумал обладатель «Андского Гнездовья», и это сравнение как-то сразу успокоило его. Или, по крайней мере, приглушило опасения.
– Пейзажи меня не интересуют, – молвил Оранди.
Микейрос развел руками мол, дело ваше. А немного помолчав, все же спросил:
– Что же вас в таком случае интересует?
– Теперь уже только ваш гость.
– Слишком откровенно, – с явным сожалением признал Собиратель Священных Плит, давая понять, что своим откровением пришелец лишь усложнил и его, и свое собственное положение.
– Это потому, что у нас нет времени на дипломатические игрища. Сделайте так, чтобы какое-то время доктор Кодар о моем существовании не знал. Отведите мне комнатку на первом этаже и прикажите госпоже Оливейре молчать. Доктору Кодару я представлюсь сам. Когда придет время, – добавил он, немного помолчав. – Можете оказать мне такую услугу?
– Разумеется, – поспешно ответил Микейрос. – Отдохнете в комнатке, которая рядом с гостиной и где к вашим услугам кровать и электрокамин… Устроит?
– Вполне. Постойте, так у вас даже есть электричество?
– Телефон – тоже. Напрямую к ближайшему городскому дому всего два километра. И чуть больше, если добираться пусть даже совершенно отвратительной горной дорогой.
– Кабель проложен по склону?
Микейрос вновь с удивлением взглянул на Оранди. Вопросы пришельца вызывали у него недоумение, а сама манера вести разговор – не придерживаясь никакой видимой логики и постоянно отвлекаясь на какие-то мелочи, способна была вызвать раздражение у кого угодно. Тем не менее Обладатель Священных Плит мужественно объяснил:
– Последние метров двести – в каменной нише, высеченной в скальном грунте. – Возможно, Микейрос и не вникал бы в такие подробности, но ведь интересно же было знать, почему такая сугубо техническая деталь заинтересовала этого странника. – Это имеет какое-то значение?
– О предмете, интересующем меня, я привык знать все, – жестко ответил странник. – От давних привычек отказаться трудно – знаете это по себе.
«Намек, что ли?» – озадаченно подумал доктор.
– Тогда уж скажите, – совсем тихо проговорил Микейрос, пропуская Оранди мимо себя в открытую дверь, – кроме вас, сюда может пожаловать еще кто-либо? Для меня это тоже очень важно.
Теперь уже настала очередь Оранди озабоченно взглянуть на хозяина «Андского Гнездовья». Предусмотрительность Микейроса начала импонировать ему.
– Вообще-то может. Мне нравится ваша догадливость.
– Напрасно. Должна настораживать.
– Нас трое. Мои товарищи здесь неподалеку. Однако ночевать будут в городке. Да успокойтесь, сеньор Микейрос, ни я, ни мои друзья не доставят вам никаких неприятностей.
– Мы с вами – в горах, – хрипло ответил Микейрос, которого заверения пришельца ничуть не успокоили. – У гор свои обычаи и свои законы.
– Мы будем придерживаться самых гуманных из них.
– Этого требует репутация любого порядочного человека, – пожал плечами хозяин. И, уже пропуская пришельца в угловую комнатку, поинтересовался: – Почему же ваши люди укрылись у подножия? Ждут, чем завершится ваш визит; им приказано ждать сигнала?
– Они будут действовать, исходя из обстоятельств. Так будет точнее.
В комнатке было только самое необходимое: стол, стул, кровать, тумбочка – все это грубо сработанное из какого-то коричневатого дерева, породу которого знал только мебельщик. Сам Микейрос в этой комнатке всегда чувствовал себя, как в номере скромного альпийского приюта. То же самое ощутил, очевидно, и его гость.
– Да, а как я должен вести себя с этим доктором Кодаром, или кто он там в действительности? – спросил он Оранди. – Откровенно говоря, я не понимаю, что происходит и в какую игру вы меня втягиваете. Но все же хотелось бы получить ваш совет.
– Держитесь с ним так, будто нашей с вами встречи не было и вы ни о чем не догадываетесь.
– Вот как? Я должен чувствовать себя заговорщиком в собственном доме?
– Вы хотели услышать совет – и вы его получили. Кодар не должен замечать, что вы насторожены или начали относиться к нему с… определенной предвзятостью.
– Ни черта не понимаю. Может, лучше будет, если я воспользуюсь телефоном?
– Вы, конечно, склонны вызвать полицию?
– Самое время.
– И этим только все испортили бы.
– Что именно? – холодно уточнил Микейрос. – Вашу игру?
– Вообще все. От таких людей, как я или доктор Кодар, полиции вряд ли удастся добиться чего-либо важного для нее. Тем более что мы – иностранные граждане, а никаких фактов, компрометирующих Кодара, у вас нет.
– Создается впечатление, что, опасаясь сеньора Кодара, вы, тем не менее, кровно заинтересованы в его безопасности:
– Ничего удивительного. Для меня этот человек представляет намного больший интерес, нежели для местной полиции. И нужен он мне здесь, в горах, а не где-то там, в полицейском участке.
Выслушав его, Микейрос какое-то время задумчиво молчал. Продолжать этот диалог не имело смысла. Похоже, что все, что пришелец мог сказать по поводу доктора Кодара, он уже сказал.
Микейрос снял с полки и положил на стол перед Оранди ключ от комнатки и, уже выходя, задумчиво произнес:
– Всю свою жизнь я посвятил науке. Только науке. Хочу, чтобы вы это знали. И вы, и сеньор Кодар. Независимо от того, кто вы в действительности и с какими намерениями прибыли сюда.
– Постараюсь помнить об этом, – почтительно склонил голову Оранди.
38
Октябрь 1943 года. Германия.
Замок Вебельсберг в окрестностях Падерборна, земля Северный Рейн-Вестфалия.
Фюрер появился в замке буквально за две минуты до начала совещания. Встреченный только комендантом Вебельсберга штандартенфюрером Визнером, он сразу же направился в Рыцарский зал, в котором обычно проходили все секретные совещания высшего руководства СС и где уже собрались все участники этой встречи. Причем у входа в зал тем троим, что пытались войти вместе с ним – Визнеру, личному адъютанту Шаубу и личному телохранителю Раттенхуберу, было приказано вернуться и ждать его в комнате для охраны.
– Этот день настал, – плавным, дирижерским каким-то, движением руки Гитлер позволил рыцарям-руководителям Черного ордена СС опуститься в свои троноподобные кресла и только тогда направился к своему, стоявшему на возвышенности, окаймленной двумя стелами-полусферами из черного мрамора. – Он настал, как настает любой другой день выбора, день принятия важного государственного решения.
Гитлер опустился в свое кресло и, обхватив руками подлокотники, с минуту задумчиво смотрел куда-то в пространство за пределами овального стола, за которым сидели рыцари СС. Скорцени понял, что фюрер прибыл сюда, так и не сформулировав те основные мысли, которыми хотел поделиться с собравшимися. Трубя этот сбор, он, конечно, исходил из какой-то поглотившей его идеи, но для того, чтобы донести ее до высшего руководства СС, ему не хватало вдохновения, порыва, первой фразы, того эмоционального взрывателя, который помог бы ему ввести себя в состояние ораторского экстаза..
Почти не поворачивая головы, боковым зрением Отто прошелся по лицам Гиммлера, Кальтенбруннера, «гестаповского» Мюллера, Шелленберга, обергруппенфюрера СС, командира личной охраны Гитлера Йозефа Дитриха, командира дивизии «Дас рейх» Хауссера… Все они замерли в тех позах, в которых застало их вещее молчание фюрера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Да, пожалуй, стоит вернуться.
– Мы оба знаем, что вот уже в течение нескольких лет комендантом «Базы-211» является вице-адмирал Готт, а начальником службы безопасности – штандартенфюрер СС барон фон Риттер, каждый из которых имеет свой тщательно подобранный штаб, а вместе они контролируют все лаборатории, предприятия и учреждения, создающиеся в «подземном рае» Антарктиды. В свою очередь, штаб «Базы» подчиняется рейхсканцелярии Германии, фюреру и его штабу. Почему вы считаете все это лишь видимой частью власти? И если существует еще и секретный штаб «Базы-211», то почему вы предполагаете, что он не подчинен фюреру?
– Такой секретный штаб, несомненно, существует, – спокойно принял полемический удар Лигвиц. – Руководители этого штаба известны фюреру, ну, еще, может быть, Гиммлеру. Но дело в том, что эти известные фюреру сверхсекретные руководители являются такими же подставными лицами, как и мы, сотрудники Антарктического отдела РСХА. В нужное время ими также легко и безболезненно можно будет пожертвовать, как и нами.
Допустим, допустим, – нервно заерзал в своем кресле Дениц. – Во имя рейха мною, как, впрочем, и вами, пожертвовать в общем-то нетрудно.
– Но при любых жертвах, которые будут принесены низовыми штабами, тот, высший штаб, созданный Высшими Посвященными, как называет их фюрер, по-прежнему останется неизвестным, невидимым и недоступным. В контакте с этими «высшими неизвестными», возможно, находится кто-то из секретного общества «Туле».
– То есть вы считаете, что «База-211» замыкается на руководстве общества «Туле»?
– Однако связь штаба высших неизвестных с тулистами осуществляется только по инициативе одной стороны – высших неизвестных, да и то в самом крайнем случае, не раскрывая имен, адресов и телефонов.
– Странно все это, – проворчал гросс-адмирал. – Неужели вы верите тому, о чем сейчас говорите?
– Точно так же, – не счел нужным отвлекаться на объяснения Лигвиц, – осуществляется связь между штабом неизвестных и тем видимым секретным штабом, который полностью известен только фюреру. Таким образом, известные фюреру штабисты и тулисты служат лишь агентами влияния да связными между руководствами двух цивилизаций.
Деницу понадобился небольшой тайм-аут, чтобы осмыслить все сказанное оберштурмбаннфюрером СС.
– Но тогда получается, что… – попытался гросс-адмирал сформулировать ту мысль, которая всячески ускользала от него, – это правительство неизвестных диктует фюреру свою волю и оказывает влияние на все решения, относящиеся к Новой Швабии.
– Нетрудно предположить, – спокойно отреагировал начальник Антарктического отдела на предположение, которое сам Дениц высказывал с опаской и неуверенностью.
– Кажется, вы хотите сказать: «И не только на решения, касающиеся "Базы-211"».
– Можете быть уверены: не только.
– В таком случае возникает вопрос…
– «А кто же тогда правит Германией?»
Дениц представил себе, как напрягся в эти мгновения Скорцени, которому, наверное, не очень-то хотелось услышать ответ на этот вопрос из уст именно Лигвица. К тому же, гросс-адмирал чувствовал себя одинаково неудобно и перед руководителем Антарктического отдела, и перед его подслушивающим коллегой Скорцени; получалось, что он, главком Кригсмарине, выступает в роли мелкого провокатора, такой себе подсадной утки. И только предаваясь подобным угрызениям совести, Дениц произнес:
– Нет, подобным вопросом мы задаваться не станем, поскольку нам, офицерам рейха, ответ на него известен. Он известен нам, Лигвиц, какие бы сомнения по этому поводу нас ни посещали и какие бы версии наших идеологических врагов нам ни навязывали.
– Но все же вы им… – попытался, было, продолжить этот разговор Лигвиц, однако «фюрер подводных лодок» неожиданно резко прервал его:
. – Спасибо за обстоятельные объяснения, оберштурмбаннфюрер, вы свободны.
Как только Лигвиц ушел, гросс-адмирал вновь вызвал адъютанта.
– Свяжите меня со Скорцени, майор, – мрачно проговорил он, – Если я верно понял, наш обер-диверсант находится сейчас в замке Вебельсберг. Это срочно. – А еще через несколько минут, уже обращаясь к первому диверсанту рейха тем же мрачным тоном произнес: – Вы не должны делать каких-либо поспешных выводов относительно Лигвица, штурмбаннфюрер.
– Естественно.
– Я буду чувствовать себя крайне неудобно, если вдруг…
– Можете считать, что я был не только участником, но и инициатором этого разговора.
– Именно так и должен был повести себя настоящий боевой офицер, Скорцени.
37
Февраль 1939 года. Перу.
Вилла «Андское Гнездовье» в окрестностях Анданачи.
Прежде чем взойти на крыльцо, доктор Микейрос оглянулся. Оранди остановился в трех шагах от него, и, казалось, решал: идти ему дальше или не стоит.
– Слушайте меня внимательно, доктор Микейрос, – негромко молвил он. – Вы уверены, что в эти минуты доктор Кодар действительно отдыхает?
– Абсолютно. Впрочем, это его дело.
– Как сказать, – мрачно проворчал Оранди.
– Вы знакомы и не желаете встречаться под одной крышей? Будьте уверены, мы с сеньорой Оливейрой помирим вас. Разве что он действительно не тот, за кого себя выдает?..
– Куда выходит окно его комнаты? – спросил пришелец, явно игнорируя все вопросы Микейроса.
– На противоположную сторону. Она – на втором этаже. Оттуда хорошо видны все плиты, – а доктору Кодару хотелось видеть их из окна.
– Вот как? Из окна?
– А еще оттуда открываются две улочки нашего городка. Наикрасивейшая его часть. Чудесный, скажу вам, вид.
Доктор Микейрос и сам был достаточно крепкого сложения, но, стоя рядом с Оранди, почти физически ощущал и силу его мышц, и силу воли. «Впрочем, вряд ли Кодар уступит этому пришельцу в силе», – подумал обладатель «Андского Гнездовья», и это сравнение как-то сразу успокоило его. Или, по крайней мере, приглушило опасения.
– Пейзажи меня не интересуют, – молвил Оранди.
Микейрос развел руками мол, дело ваше. А немного помолчав, все же спросил:
– Что же вас в таком случае интересует?
– Теперь уже только ваш гость.
– Слишком откровенно, – с явным сожалением признал Собиратель Священных Плит, давая понять, что своим откровением пришелец лишь усложнил и его, и свое собственное положение.
– Это потому, что у нас нет времени на дипломатические игрища. Сделайте так, чтобы какое-то время доктор Кодар о моем существовании не знал. Отведите мне комнатку на первом этаже и прикажите госпоже Оливейре молчать. Доктору Кодару я представлюсь сам. Когда придет время, – добавил он, немного помолчав. – Можете оказать мне такую услугу?
– Разумеется, – поспешно ответил Микейрос. – Отдохнете в комнатке, которая рядом с гостиной и где к вашим услугам кровать и электрокамин… Устроит?
– Вполне. Постойте, так у вас даже есть электричество?
– Телефон – тоже. Напрямую к ближайшему городскому дому всего два километра. И чуть больше, если добираться пусть даже совершенно отвратительной горной дорогой.
– Кабель проложен по склону?
Микейрос вновь с удивлением взглянул на Оранди. Вопросы пришельца вызывали у него недоумение, а сама манера вести разговор – не придерживаясь никакой видимой логики и постоянно отвлекаясь на какие-то мелочи, способна была вызвать раздражение у кого угодно. Тем не менее Обладатель Священных Плит мужественно объяснил:
– Последние метров двести – в каменной нише, высеченной в скальном грунте. – Возможно, Микейрос и не вникал бы в такие подробности, но ведь интересно же было знать, почему такая сугубо техническая деталь заинтересовала этого странника. – Это имеет какое-то значение?
– О предмете, интересующем меня, я привык знать все, – жестко ответил странник. – От давних привычек отказаться трудно – знаете это по себе.
«Намек, что ли?» – озадаченно подумал доктор.
– Тогда уж скажите, – совсем тихо проговорил Микейрос, пропуская Оранди мимо себя в открытую дверь, – кроме вас, сюда может пожаловать еще кто-либо? Для меня это тоже очень важно.
Теперь уже настала очередь Оранди озабоченно взглянуть на хозяина «Андского Гнездовья». Предусмотрительность Микейроса начала импонировать ему.
– Вообще-то может. Мне нравится ваша догадливость.
– Напрасно. Должна настораживать.
– Нас трое. Мои товарищи здесь неподалеку. Однако ночевать будут в городке. Да успокойтесь, сеньор Микейрос, ни я, ни мои друзья не доставят вам никаких неприятностей.
– Мы с вами – в горах, – хрипло ответил Микейрос, которого заверения пришельца ничуть не успокоили. – У гор свои обычаи и свои законы.
– Мы будем придерживаться самых гуманных из них.
– Этого требует репутация любого порядочного человека, – пожал плечами хозяин. И, уже пропуская пришельца в угловую комнатку, поинтересовался: – Почему же ваши люди укрылись у подножия? Ждут, чем завершится ваш визит; им приказано ждать сигнала?
– Они будут действовать, исходя из обстоятельств. Так будет точнее.
В комнатке было только самое необходимое: стол, стул, кровать, тумбочка – все это грубо сработанное из какого-то коричневатого дерева, породу которого знал только мебельщик. Сам Микейрос в этой комнатке всегда чувствовал себя, как в номере скромного альпийского приюта. То же самое ощутил, очевидно, и его гость.
– Да, а как я должен вести себя с этим доктором Кодаром, или кто он там в действительности? – спросил он Оранди. – Откровенно говоря, я не понимаю, что происходит и в какую игру вы меня втягиваете. Но все же хотелось бы получить ваш совет.
– Держитесь с ним так, будто нашей с вами встречи не было и вы ни о чем не догадываетесь.
– Вот как? Я должен чувствовать себя заговорщиком в собственном доме?
– Вы хотели услышать совет – и вы его получили. Кодар не должен замечать, что вы насторожены или начали относиться к нему с… определенной предвзятостью.
– Ни черта не понимаю. Может, лучше будет, если я воспользуюсь телефоном?
– Вы, конечно, склонны вызвать полицию?
– Самое время.
– И этим только все испортили бы.
– Что именно? – холодно уточнил Микейрос. – Вашу игру?
– Вообще все. От таких людей, как я или доктор Кодар, полиции вряд ли удастся добиться чего-либо важного для нее. Тем более что мы – иностранные граждане, а никаких фактов, компрометирующих Кодара, у вас нет.
– Создается впечатление, что, опасаясь сеньора Кодара, вы, тем не менее, кровно заинтересованы в его безопасности:
– Ничего удивительного. Для меня этот человек представляет намного больший интерес, нежели для местной полиции. И нужен он мне здесь, в горах, а не где-то там, в полицейском участке.
Выслушав его, Микейрос какое-то время задумчиво молчал. Продолжать этот диалог не имело смысла. Похоже, что все, что пришелец мог сказать по поводу доктора Кодара, он уже сказал.
Микейрос снял с полки и положил на стол перед Оранди ключ от комнатки и, уже выходя, задумчиво произнес:
– Всю свою жизнь я посвятил науке. Только науке. Хочу, чтобы вы это знали. И вы, и сеньор Кодар. Независимо от того, кто вы в действительности и с какими намерениями прибыли сюда.
– Постараюсь помнить об этом, – почтительно склонил голову Оранди.
38
Октябрь 1943 года. Германия.
Замок Вебельсберг в окрестностях Падерборна, земля Северный Рейн-Вестфалия.
Фюрер появился в замке буквально за две минуты до начала совещания. Встреченный только комендантом Вебельсберга штандартенфюрером Визнером, он сразу же направился в Рыцарский зал, в котором обычно проходили все секретные совещания высшего руководства СС и где уже собрались все участники этой встречи. Причем у входа в зал тем троим, что пытались войти вместе с ним – Визнеру, личному адъютанту Шаубу и личному телохранителю Раттенхуберу, было приказано вернуться и ждать его в комнате для охраны.
– Этот день настал, – плавным, дирижерским каким-то, движением руки Гитлер позволил рыцарям-руководителям Черного ордена СС опуститься в свои троноподобные кресла и только тогда направился к своему, стоявшему на возвышенности, окаймленной двумя стелами-полусферами из черного мрамора. – Он настал, как настает любой другой день выбора, день принятия важного государственного решения.
Гитлер опустился в свое кресло и, обхватив руками подлокотники, с минуту задумчиво смотрел куда-то в пространство за пределами овального стола, за которым сидели рыцари СС. Скорцени понял, что фюрер прибыл сюда, так и не сформулировав те основные мысли, которыми хотел поделиться с собравшимися. Трубя этот сбор, он, конечно, исходил из какой-то поглотившей его идеи, но для того, чтобы донести ее до высшего руководства СС, ему не хватало вдохновения, порыва, первой фразы, того эмоционального взрывателя, который помог бы ему ввести себя в состояние ораторского экстаза..
Почти не поворачивая головы, боковым зрением Отто прошелся по лицам Гиммлера, Кальтенбруннера, «гестаповского» Мюллера, Шелленберга, обергруппенфюрера СС, командира личной охраны Гитлера Йозефа Дитриха, командира дивизии «Дас рейх» Хауссера… Все они замерли в тех позах, в которых застало их вещее молчание фюрера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67