Только они вдвоем все еще продолжали сидеть у погасшего костра, поскольку на рассвете Оливейра уснула, склонив голову ему на плечо. И он не решался потревожить ее.
– У тебя удобное мягкое плечо, – ничуть не смутившись, проговорила она, как только проснулась, припекаемая лучами жаркого солнца. – По-моему, я еще никогда в жизни так быстро не засыпала, со сном у меня всегда были проблемы. – И, не попрощавшись, не назвав своего имени – он узнал его чуть позже, – ушла сонной походкой королевы Кордильер. Именно так: королевы Кордильер.
А днем, во время похода в горы, она неожиданно присоединилась к его группе. Инструктор попытался возразить: самовольно переходить из группы в группу строго запрещалось. Но Оливейра испуганно как-то ухватилась за Микейроса и, припав к его плечу, молча уставилась на инструктора, давая понять, что никакая сила разлучить их уже не сможет. И вечером, уже в базовом лагере, у костра, она вновь уснула, все так же склонившись ему на плечо.
С тех пор, сколько Микейрос помнил ее, всегда получалось так, что, где бы они ни были, в какие бы ситуации ни попадали, Оливейра неизменно засыпала у него на плече.
В столицу они возвращались вместе. Оливейра сразу же согласилась поселиться в его квартире и с тех пор стала самым преданным его товарищем и самой надежной помощницей. Однако выйти за него замуж так и не согласилась. Даже после рождения Амики.
Поначалу это страшно удивляло Микейроса, он умолял Оливейру, угрожал порвать с ней всякие отношения, пытался выяснить причину, вынуждающую ее воздерживаться от брака, но со временем смирился, окончательно предавшись одной-единственной спасительной мысли: «Судьба. Такая уж у меня судьба!»
Что же касается Оливейры Андеррас, то вряд ли она и сама способна была объяснить – пусть даже самой себе, – почему столь долго и упорно остается приверженной своей девичьей природе. Разве что свято придерживалась заповеди родителей: во что бы то ни стало сохранять чистоту крови? Но ведь ребенок-то у них все равно был. Иное дело, что для нее крайне важно было сознавать себя свободной, всегда – свободной, признавая одно-единственное условие их совместной жизни – любовь.
Впрочем, какими бы принципами она ни руководствовалась, Грэг уже давно смирился с ними. Да и кто бы не смирился? По-настоящему красивая, умная женщина, искренняя в своих чувствах, неприхотливая во всем, что ее окружало, словно всю жизнь собиралась прожить в альпинистских лагерях…
Чего еще оставалось желать мужчине, которому посчастливилось найти и очаровать такую женщину? На судьбу ему жаловаться грех. Она все еще милостива к нему. Причем милостивой была там, в горах, во время его восхождений – если бы только не гибель дочери; милостивой оставалась в научных поисках и даже в семейной жизни.
С этой утешительной мыслью он и уснул.
52
Октябрь 1943 года. Германия.
Замок Вебельсберг в окрестностях Падерборна, земля Северный Рейн-Вестфалия.
Приближаясь к Рыцарскому залу, фюрер и Скорцени увидели, что участники совещания все еще ждут их, сгрудившись у двери. Состояние их было приблизительно таким же, как у пилотов английских бомбардировщиков, пролетавших над небесными камнями.
– Я забыл отпустить их? – вполголоса спросил Гитлер, не сбавляя темпа ходьбы.
Скорцени не мог вспомнить, отпускал ли фюрер своих «меченосцев», но на всякий случай сказал:
– Им было приказано ждать.
– Им было приказано… – машинально повторил Гитлер, пытаясь утвердиться в своей решительности. – Однако знать о моих переговорах с Посланником Шамбалы они, как и все прочие, должны только то, что услышат из моих уст.
– Да и то под обетом вечного молчания.
– Под обетом, Скорцени, строжайшим обетом. Я правильно сделал, что в свое время назначил вас своим личным агентом, Скорцени.
– А я не привык разочаровывать людей, которым доверяю сам и которые доверяются мне.
И еще, прежде чем отправитесь в Рейх-Атлантиду, постарайтесь выяснить все, что кому-либо известно о космодроме под этой чертовой деревушкой. Не забудьте при этом вытряхнуть души из местного священника и командиров зенитных батарей.
– …Этих небесных мечтателей, – подтвердил понимание своей задачи штурмбаннфюрер СС. Хотя и признался себе, что теперь он станет вытряхивать из н их души не для того, чтобы отдать под военно-полевой суд или в руки гестапо, а чтобы понять, что же происходит с ними в те минуты, когда они безвольно созерцают над своими головами стаи вражеских бомбардировщиков. Конечно, если бы он получил данный приказ до встречи с гостем рейха, он и в самом деле воспринимал, командиров батарей и орудий как последних мерзавцев, предающих Германию и фюрера. Но буквально несколько минут назад он сам оказался в роли безвольного кролика, не сумевшего защитить ни Консула от фюрера, ни затем фюрера – от Консула.
«Мне бы с десяток таких солдат, – сказал себе Скорцени, – я бы прошел с ними от Атлантики до Тихого океана и от полюса до полюса».
– Эта встреча состоялась! – решительно произнес Гитлер, когда все приглашенные расселись по своим местам. И выдержал такую многозначительную паузу, которой позавидовал бы теперь сам Посланник Шамбалы, как и бурным аплодисментам, которыми она завершилась.
Поддавшись воцарившейся здесь театральной истерии, Скорцени тоже пару раз хлопнул в ладоши и при этом даже не устыдился своих чувств. Если бы не впечатления от заключительных сцен прощания с Посланником Шамбалы, в которых Гитлер выглядел мальчиком для битья, Скорцени наверняка вновь восхитился бы его исключительной силой волн и влиянием на своих соратников по борьбе. Но теперь он ощущал только внутреннюю неловкость.
– Она была трудной, – при этом фюрер отыскал взглядом Скорцени, как единственного участника и свидетеля, и гипнотизирующе уставился на него, заставив весь генералитет СС тоже перевести свои взгляды на теперь уже любимчика судьбы и фюрера. – Но она стоила наших моральных и дипломатических усилий! Я не стану пересказывать все то, о чем шла речь, вы узнаете об этом из моих ближайших приказов и действий. Скажу только, что мы получаем доступ к космическим технологиям сверхсекретного оружия, которое станет оружием нашего возмездия. Оружие возмездия – так оно отныне будет именоваться во всех моих приказах и распоряжениях, и, встречая в бумагах имперской канцелярии эти слова, вы будете знать, О чем идет речь и какие силы вовлечены в развернувшуюся здесь, на земле, борьбу.
– Раньше мы говорили об оружии победы, – проворчал бригадефюрер СС Пауль Хауссер. – Так почему теперь я должен говорить своим парням из дивизии «Дас рейх» об оружии возмездия, а не об оружии победы? Я, старый солдат, понимаю это так.
– Успокойтесь, Хауссер, – сумел расслышать его слова Гитлер. – Объясните своим «бессмертным», что поражение порой терпят даже такие непобедимые полководцы, как бригадефюрер СС Хауссер. Именно из-за его поражений, – завершал фюрер уже под смешок Гиммлера и Кальтенбруннера, – нам и приходится прибегать к оружию возмездия.
– Простите, мой фюрер, но я, старый солдат, понимаю это так, – не стал ударяться в более подробные объяснения командир дивизии «Дас рейх».
Однако фюрер даже не удостоил его взглядом: стоит ли отвлекаться на мелочные замечания кого-то из генералов СС?
– Я убежден, – подергивал у груди согнутой в локте правой рукой Гитлер, – что Высшие Неизвестные, в чьей воле находится верховная власть на этой планете, теперь будут значительно понимать и ситуацию, которая сложилась сейчас в Европе, и наши истинные цели. Очень скоро эти Высшие Неизвестные поймут, что для достижения истинного господства на планете им нужна одна нация – германская и одна раса – арийская. И что мир, спокойствие и железный порядок на Земле восстановятся только тогда, когда на ней воцарится власть Великогерманского рейха. Если они действительно проникнутся пониманием этого, уже через несколько лет мы будем жить на совершенно иной планете, с совершенно иным миропорядком.
Гитлер умолк, но никто не знал, завершена ли его речь, поэтому почти с минуту все ждали, пока фюрер выйдет из очередного забытья, оторвет от груди подбородок и обратит свой взор на кого-то из присутствующих.
«Жаль, что фюрер не решился пригласить гостя рейха на встречу со всем этим СС-генералитетом, – подумалось Скорцени, – интересно, какое впечатление это произвело бы на него. – Но тотчас же ответил себе: «Удручающее». Поэтому все на своих местах: точно так же, как между Высшими Неизвестными восстает Посланник Шамбалы, так и между Посланником и СС-генералитетом должен восставать фюрер».
– Гиммлер.
– Я, мой фюрер.
– Вам лично было поручено заниматься всеми вопросами, связанными с созданием первого поколения этого оружия возмездия – ракеты Фау-2".
– Я сам попросил вас об этом, мой фюрер.
– Завтра же поезжайте в Пенемюнде, а затем в Нордхаузен и очень внимательно изучите все, что касается создания не только ракет Фау, но и более грозного оружия. Пришла пора оживить эту работу и подумать об ускоренном создании нового типа… – впрочем, вы знаете, какой вид оружия я имею в виду.
– Знаю, мой фюрер.
Скорцени прекрасно понимал: даже если бы Гитлер решился указать, что речь идет о проекте «Хаунебу», вряд ли кто-либо из присутствующих, кроме Гиммлера, догадался бы, что им предусмотрено создание летающих дисков. Не говоря уже о том, что и само название «летающий диск» дало бы только самое общее и наивное представление об этом оружии. Но фюрер был прав: круг лиц, осведомленных о таких проектах, должен быть предельно узок.
– И последнее… Мой личный агент штурмбаннфюрер СС Отто Скорцени возглавит экспедицию в Тибет, где ему, возможно, удастся получить сведения о судьбе чаши Грааля, проникнуться тайнами легендарной Шамбалы. Членов экспедиции Скорцени может определить сам. Срок на подготовку – неделя. Перед вашим вылетом на Восток я обязательно встречусь с вами, штурмбаннфюрер. Вы получите самые конкретные инструкции как полномочный представитель рейха при переговорах с любым представителем Внутреннего Мира.
Услышав это, Скорцени обронил: «Яволь, мой фюрер» и сразу же внимательно осмотрел присутствующих, чтобы убедиться, что ни один из них не обратил внимания на оговорку Гитлера. Речь якобы шла об экспедиции в Шамбалу, но, забывшись, фюрер употребил название «Внутренний Мир», под которым, конечно же, предполагалась антарктическая Страна атлантов.
53
Февраль 1939 года. Перу.
Вилла «Андское Гнездовье» в окрестностях Анданачи.
Из своей комнатки Кодар вышел только к завтраку. Он был небрит и, как показалось Микейросу, выглядел основательно уставшим и даже заметно осунувшимся.
– Как вам спалось, доктор Микейрос? – присвоил себе гость фразу, которую, согласно законам гостеприимства, надлежало произнести хозяину.
– Чудесно, сеньор Кодар. Надеюсь, вы тоже не страдали бессонницей. Прошу к столу. Или, может, сначала душ? Знаете, он у нас здесь примитивный. Мы сами греем воду.
– Я уже искупался – в речке. Оказывается, здесь неподалеку чудесный спуск, а вода достаточно холодная, чтобы мгновенно снять усталость. Знаю, сеньора Оливейра, что вечером вы приглашали меня на чашку кофе. А потом, встревоженные молчанием, пытались открыть дверь одним из запасных ключей. Неудача привела к тому, что укладывались вы чрезвычайно обеспокоенные моим молчанием.
– Желаете каким-то образом объяснить его? – сдержанно поинтересовался Микейрос, подождав, пока Оливейра расставит на столе тарелки с жареной рыбой и чашечками с кофе. Он вовсе не собирался прощать бестактность его поведения.
– В отличие от человека, называющего себя доктором Оранди, я пытался скрыть только то незначительное, что не составляет для вас особенного интереса. Видите ли, в чем дело: я не люблю засиживаться в комнатах, это вредит мне. А чтобы не мешать вашей возможной беседе с господином Оранди, я покинул здание через окно. Вы ведь обратили внимание, что оно оставалось приоткрытым?
– Да? Может быть, – неуверенно пробормотал Микейрос.
– Но не заметили свешивающейся из него тонкой шелковой лестнички. Ничего удивительного: днем она кажется почти прозрачной, поэтому заметить ее трудновато.
– Но зачем вам понадобилась вся эта конспирация, сеньор Кодар?
– Мне крайне необходимо было знать, кто ждет доктора Оранди здесь неподалеку, за скалой, на тропе. Сколько их будет, марку их машины. Для этого и пришлось пробираться почти по склону ущелья, рискуя сорваться вниз. И вот что любопытно: хотя сам Оранди не явился, слежка за вами и вашим домом продолжалась весь вечер и всю ночь.
– И сколько же их? – не удержался от любопытства Микейрос.
– Трое. Всего трое. Как мы и предполагали, начиная нашу операцию.
– Значит, я не ошибся: вы все же из тайной полиции?
– Нет. Но могу сообщить, что мы с сеньорой Менц и одним нашим помощником действительно наладили контакты с вашей полицией, поскольку самим вашим полицейским с этим криминальным делом не справиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67