– Снился, - вяло отозвался Сева, - Как же! Я честно говоря, почти и не помню то время…
– Ах, как хорошо! - сказал старик. - А мне вот недавно снился приезд Владимира Владимировича Путина в город Кострому… М-да, было такое сновиденье. Позвольте, когда же это? В прошлую пятницу. Всю ночь снился Владимир Владимирович, а рядом с ним, помнится, ещё Дмитрий Медведев стоял, такой, знаете, вице-премьер был… И, помнится, рядом с ним ещё наш покойный начальник УВД в фуражке с орлом… Такие у них были… Несуразные… Фёдор Никитич вздохнул, и подперев небритый подбородок кулаком, разлил водку по рюмкам свободной рукой. - Я вот всё думаю, как так получилось, что так активно строили великую Россию, что в итоге просрали даже то, что было? День и ночь думаю, не поверите! - он посмотрел на своих собеседников в поисках сочувствия, а потом снова заговорил, как бы продолжая когда-то начатое рассуждение:
– Это ведь наша общая вина! Россия ведь не вдруг умерла. Она умирала много лет, на наших глазах. Просто мы не хотели этого видеть. Нам приятнее было думать, что она великая и сильная. Энергетическая империя! Ебать-колотить! А ведь и паралич наступал не сразу. Пока это стадо московских фигляров упражнялось в великодержавной риторике, на местах люди жили сами по себе, своими проблемами. В Москве был пик этого… гламура, а во Владивостоке и Калининграде люди спокойно занимались своими делами. И вот печальный итог: когда случился кризис, никто не пошёл умирать за нефть и газ. Все тихо сидели и даже радовались, что наконец-то этот московский гадюшник разгонят. О том, что вместе с гадюшником не станет и страны - как-то никто не подумал. Ну, в большинстве своём…
Отец Валентин, поп-расстрига, приткнувшийся к обозу армии и двигавшийся к Москве «правду искать у патриарха», докурил сигарету, и бросив окурок «Beijing Star» в служившую пепельницей банку колы, с полуслова вмешался в вялотекущую беседу.
– Я вот лично все годы о другом думаю. В начале 90-х всё было один в один - Горбачев упражнялся в риторике, а страна тихо разваливалась. Потом все порадовались, что его устранили, но когда радость кончилась - тут и выяснилось, что как обычно с водой выплеснули и ребёнка. И главное обидно, что второй раз на те же грабли за сравнительно небольшой срок. Надо было раньше думать, раньше! А теперь поздно. Просрали, как вы правильно сказали, Фёдор Никитич, мы свою страну, да так, видать, нам и надо. Слишком хорошая была страна для нас, засранцев. Будем теперь как евреи в рассеянии. Жить и молиться, может господь и смилуется, вернёт нам родину…
Отец Валентин неуверенно перекрестился, глядя куда-то в угол.
– Хотя, конечно, после исполнений наших попов в церкви заходить стыдно, - Фёдор Никитич ехидно улыбнулся, залпом выпил стопку, обнял свои тощие плечи и развил мысль:
– Вот вспоминаю визит Патриарха в Рязань к этому мудаку Юркевичу, так и прям тошнота к горлу. Как сейчас вижу: стоят они, стало быть, рядышком, генерал-то весь аж светится от удовольствия, а отче священноначальниче льёт елей цистернами: ах, как мол очистилась наша русская земля! Ах, мол и Россия - слово польское, а теперь наконец создано, славатехоссподи, русское государство православное! И орден ему на брюхо, толи Даниила Московского, толи Александра Невского… И пошли девки в кокошниках, да жандармы с хоругвями. И Розенгольц со свечёй и в ермолке, мол я хоть и еврей, но очень благоговейно отношусь к русской церкви, чьими радениями процветает русское государство. А патриарх - и ему орден! Вот это был номер! Все аж замерли, только сам Михаил Ефимович сияет как оклад на иконе. Слёзку пустил, говорит - служу отечеству, Русской республики… Мы, помню, напились тогда, до зелёных чертей. Смеялись над этой всей клоунадой. Денисенко, покойный, со своим любовником, говнюком патлатым только что не целовались там при всех, за спиной патриарха. Смех и грех, смех и грех… Нам казалось, это смешно, а это было совсем не смешно.
Отец Валентин, казалось бы, должен был что-то возразить, но он как-то двусмысленно промолчал. «Наверное, обиделся на своих, что лишили сана», - подумал Сева.
Фёдор Никитич же, не видя у окружающих ни желания что-либо сказать, ни возражений против его импровизированного выступления, продолжил:
– Помнится, и когда все эти идиоты из «Единой России» устраивали свои эти всякие съезды и демонстрации - тоже смеялись. Типа, вернулась КПСС. Новости тоже начались, как при коммунистах… Сначала - много-много президента, потом про партийную жизнь, слушали-постановили, потом ширится посевная - цветёт страна родная, потом - Америка, таки, параша. Ну и о погоде. Почему-то считалось, что в каждом выпуске новостей обязательно надо президента показать… И, знаете ли, эдак подчеркнуть, что мол судьбоносное случилось. Или, допустим, едет он куда-то… За границу, допустим. Даже если там какой-нибудь сбор международный - всё фигня! Обязательно подчеркнут, что и президента нашего принимали особенно тепло, и руку ему жали особенно долго, и к России де там относятся особенно хорошо. Короче, наш президент приехал - и у аборигенов праздник по такому случаю! К этому времени уже и глаза как-то замылились, отчего-то казалось, что так и надо…
Старый журналист тяжело вздохнул, что-то вспоминая:
– Помню, как губернатор наш, ещё задолго до кризиса, заходился от умиления: мол, уж как я уважаю любимую нашего президента, да как я поддерживаю президентскую партию! Да только под водительством нашего дорогого сделаем Россию единой и сильной! Потом ведь, сволочь такая, встречал немцев хлебом-солью! Не побрезговал, в компании с архиепископом и мэром нашим ненаглядным. Сначала они ещё что-то мямлили, по углам и негромко, что мол обстоятельства сильнее… А потом уж, когда стало ясно, что всё серьезно, надолго - так, помню, губернатор бил себя кулачком в грудь и доказывал, что уж он-то всегда был против авторитаризма и ущемления демократии! Видать, надеялся, что его немцы главным поставят. Фигу ему, остался не при делах и тихо уехал куда-то, чуть ли не в туже Европу. Редкостная паскуда был наш губернатор, редкостная…
Гриша Маторин, молодой и циничный коллега Севы из «Siberia online», хмыкнул и, картинно зевнув, вмешался в разговор:
– Россия! Россия! А что оно такое, эта ваша Россия? Пустой звук! И не потому, что её в Риге упразднили, нет! А потому что её уже и не было, одно название оставалось. Сами же вы говорите - мол, не сразу, мол жили по-разному, а москалям-де было пофигу! Нельзя упразднить живую страну, живой народ, нацию нельзя упразднить! А если можно, значит это никакая не нация, и не страна вовсе, а просто территория с названием. Так ведь и получилось, ведь да? Почему миллионы молчали, когда упраздняли страну? Где все патриоты отсиделись? Да и сто лет назад, где они все были, когда царь отрекался? Никто не вышел! Никто! И в 91-м, когда Союз рухнул, где был народ-то? По домам сидел и тихо радовался. А всё почему? Потому что людям было всё равно. Пока лично их не убивали, не волокли из домов - плевать было русским людям и на империю, и на Союз и на саму Россию! Не прав я, а? Не прав?
Отец Валентин бросил на Гришу ненавидящий взгляд, но ничего не сказал, только снова закурил.
– Тут всё глубже…, - Фёдор Никитич зябко поёжился и грустно принялся возражать: - Так получилось, что основное население России, русские, как-то отчуждились от своей страны… Потому что Россия-то всё больше заботилась о малых народах. Как бы никого не обидеть, не ущемить! Как бы всех накормить-напоить! А русским что? А ничего, живи как хочешь. Вот и получилась странная вещь: во всех странах русские люди делали успешные карьеры, хорошо жили и всем нравились, и только в России мы жили как чужие, всё время ожидая от государства какой-то подляны… Ну и в итоге потеряли к нему всякий интерес.
– Да ладно! Люди все были за единую страну! Что вы тут пересказываете пропаганду? Это всё сказки, что были тенденции-шменденции! Ничего не было, иуды продали Россию, продали! - отец Валентин с ненавистью смотрел то на Хворобьева, то на циничного сибиряка. Все участники разговора в свою очередь посмотрели на нервного расстригу с нескрываемой опаской: в действующей армии вести таки разговоры было небезопасно.
– Ну вот это точно пропаганда, - Хворобьев хмыкнул и вяло махнул рукой на расстригу: - И иуды были, и продали, но почему миллионы людей молчали? И в 1917-м? И в 1991-м году? И в Кризис? Где они все были и чем занимались, когда их страну, как вы выражаетесь, «продавали Иуды»? Или вы не видели, как тогда люди портреты топтали? А я вам и отвечу: жили своей спокойной жизнью. Выживали. Растили детей. Потому что точно знали: государство обманет, пошлёт умирать за красивые слова и отберёт последнее! Вот что главное! Как что-то угрожало главным жопам страны - так извольте, «братья и сестры», «я хочу выпить за великий русский народ!», а как угроза проходила - и нафиг этот народа, лишить всех прав и игнорировать. Вот и получается: за счёт одного народа кормили полмира дармоедов! Вот и выкормили, слава богу. Вон они, гоголями ходят по штабам. Перекраивают нашу страну, как кому нравится. Нас уже больше и не зовут даже! У всех всё хорошо, только мы одни в самой глубокой жопе, и никто с нами особенно не хочет возиться.
– Ха, так зачем звать-то? Давайте откровенно: им всем от нас одного надо - чтоб тихо сидели и не рыпались. А я вот думаю - может и хорошо? Вы, господин бывший поп, сейчас меня изругаете, но может нам и надо пожить простой жизнью простого такого народа? Без мессианской шизофрении, без беготни с византийскими писанными торбами… Без озабоченности судьбами мира, в конце концов! Уж как-нибудь все без нас пусть поживут. А то только более-менее началась спокойная жизнь, на нас стали смотреть без страха, что наша чудовищная родина вытворит что-нибудь. И вдруг на тебе! Опять всё по-новой… Из-за таких вот дебилов, как Пирогов - одни проблемы, - Гриша уже не играл, а говорил злобно. Сева как-то слышал от него самого эмоциональный рассказ о том, как он не смог уехать по обмену в Америку из-за начала рязанского мятежа. Американцы справедливо полагали, что он и остальные участники подобных программ немедленно попросят политического убежища, а потому просто всё разом остановили, и вместо Америки Гриша в итоге поехал вместе с Сибирским корпусом бороться с Пироговым.
– Да, уж что-что, а мир спасать - это у нас национальная болезнь, как выясняется. Прямо как зараза какая-то кремлёвская! - Хворобьев закивал головой, то ли гришиным словам, толи своим. - Помню, Горбачев всё время по миру шнырял, всё пытался всех со всеми помирить! А страна-то рушилась! Да что там, помню, месяца за два до того самого Кризиса, я уже тогда и старался ничего не смотреть, не слушать, потому что блевать охота было от постоянного ссанья в глаза… Так вот, как-то, помню, включил телик на новостной канал - а там показывают, как последний президент Федерации… Ну этот, как его…? Забыл его, дьявола, фамилию… Ну пришибленный-то такой, маленький… Где-то в Палестине что ли арабов с евреями мирил. Стоит такой важный, рядом американец и эти два кислых друга, хуй да уксус, еврейский президент да палестинский… Типа, в очередной раз мир на вечные времена. И этот наш презик как понёс ахинею: мол, народ России озабочен, народ России следит за процессом на Ближнем Востоке! Ага, конечно… Я прям чуть со стула от смеха не упал тогда! В стране чёрте что, акции падают, все думают, как бы спасти хоть что-то в этом бардаке… А вот оно, оказывается, как! Оказывается, какой-то народ России в это время ночей не спит, думает как там жиды с арабами! Вот вам и ответ! Меньше надо было по миру ездить и думать, как там в Африке… Кстати, и про Африку тоже смешно, конечно! Как выяснилось, в Европах-Америках уже тихонечко готовились прикрыть всю эту африканскую лавочку, а наши-то дурошлёпы всё с неграми ездили ручкаться… Показывали, помню, как министр иностранных дел тогдашний… Фамилию тоже не помню… Вот ведь вожди у нас были! Ни рожу не вспомнить, ни фамилию… Какие-то мыши серые! Жмёт руку какому-то гамадрилу, который ещё к Брежневу, царствие ему небесное, приезжал бабки клянчить… И что-то такое заливает, мол, цвётет Африка и будущее у неё прекрасное, как мол хорошо, что народы Африки широкой поступью идут вперёд. Ага, видели мы эту поступь потом… Впрочем, даже негры сопротивлялись больше, чем мы… Может, им было что терять? Может все эти сраные Камеруны были им родные и дорогие, дороже чем нам наша Раша?
Сева неожиданно для себя вмешался в разговор, хоть и решил с самого начала отмалчиваться.
– А я вот всё думаю, а что они чувствовали? Ну и чувствуют… Ну, там, вот Юркевич, например, когда руководил этим вот огузком страны? Что чувствует этот наш Полухин? Как себя чувствует дальневосточный вождь Лопатин?
– Каково вообще им всем чувствовать себя хозяевами борделя, где за копейки работают их матери и дочери? - язвительно вставил отец Валентин, закуривая очередную сигарету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32