Да, и не забывайте любое шевеление на палубе и в казематах "Асамы" пресекать огнем ретирадной пушки и противоминной мелочи, а то прозеваете один-два ее восьми- или шестидюймовых снаряда, и прощай, "Кореец"! Как только вы получите повреждения, после которых ведение боя будет невозможно, команду в шлюпки, поджигайте запальные шнуры, заранее отмерьте десять-пятнадцать минут, направляйте брандер имени "Корейца" на "Асаму", чтоб ее подольше поднимали и чинили, и гребите назад в Чемульпо. Если до "Асамы" дотянуться не сможете, попробуйте взорваться на фарватере. Любое препятствие, блокирующее судоходство в Чемульпо, будет костью в горле у япошек при высадке десанта. А больше им его и высаживать-то особо негде. Мне не нужно, чтобы вы погибли. Наоборот, вы должны выжить и рассказать НАШУ версию событий, иногда на войне это важнее, чем выигранное сражение. А по поводу тарана, я думаю, про бриг "Меркурий" и пистолет Казарского все помнят4? Так вот, если мы хотим выиграть эту войну, командир любого японского корабля, даже "Микасы", должен после нашего завтрашнего боя бояться просто сблизиться с любым самым занюханным русским миноносцем! Как турки боялись! Да и шансы на выживание не знаю где выше, на "Корейце" или на "Варяге", где лично вам, Павел Андреевич, придется завтра быть.
– Вы меня что, в трусости обвиняете, ваше высокоблагородие?
– Нет. Но мне до зарезу нужен на борту еще один штурман. Зачем, простите, позже. Но это приказ. А на "Корейце" штурман уже ни к чему, дедушке с рейда завтра не уйти…
– Вы так говорите, Всеволод Федорович, будто точно знаете, что нам завтра идти в бой. А ведь…
– Вениамин Васильевич, простите великодушно, но вы уже вернулись с "Сунгари" или все еще на пути туда? Ваша же идея с бетоном, вам и выполнять, инициатива - она наказуема.
Нервные смешки собрания медленно, но верно переходят в нормальный здоровый смех, чего собственно, и добивался командир крейсера, как бы его не звали. Обе его персоналии наперебой голосили, что с техническими деталями можно разобраться и завтра, а вот поднять дух команды и особенно офицеров перед боем сейчас гораздо важнее.
– Сей секунд, замешкался, вернее, заслушался. Вас послушать, так вы к этому дню будто год готовились! Только без меня ничего важного пожалуйста не обсуждайте, хорошо?
– Христом Богом клянусь, будем пить чай с коньяком и музицировать! А готовился не год, а всю жизнь, как и все мы, господа.
– Музицировать?
– Так точно господа офицеры. Кто у нас наиболее силен на рояле? Мичман Эйлер? Мне тут давно пришла в голову идея гимн "Варяга" написать, а сегодня по возвращению "Корейца" как обухом по голове ударило, повод-то какой! Вот вроде что-то получаться стало (простите за плагиат, неизвестные мне немец и переводчик, но так надо5), давайте вместе попробуем. Я попробую напеть, а вы, будьте любезны, подберите ноты.
– Но до того ли сейчас? Дел невпроворот, а вы музицировать!
– Больше скажу. Завтра надо будет до обеда и команду обучить песне. Им она пригодится дух поднять, да и помирать с музыкой веселее будет! Считайте это моей командирской блажью.
В сгущающихся вечерних сумерках рейда Чемульпо впервые звучала песня "Варяга". И пусть карты уже лежали немного не так, как в той истории что помнил Карпышев/Руднев. Пусть мелодия не на все 100% совпадала с той, что он напевал с детства (эх, как я тогда в третьем классе дрался с братьями Ким после строчки про "узкоглазых чертей", до сих пор приятно вспомнить), и которая, наверное, и привела его в конце концов на эту скользкую дорожку. Которая завтра вполне могла закончиться на мостика "Варяга" разлетом его мозгов при неудачном разрыве японского снаряда, но зато ее пели именно те люди, у которых было на это больше прав, чем у любого другого исполнителя во все времена. И потом, команда должна не идти в бой потому, что она должна. Она должна в него рваться! Тогда завтра у нас будет шанс.
Наверх, о товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает!
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимая,
Готовятся к бою орудий ряды,
Hа солнце зловеще сверкая.
Из пристани верной мы в битву идем,
Навстречу грозящей нам смерти,
За родину в море открытом умрем,
Где ждут желтолицые черти!
Свистит, и гремит, и грохочет кругом
Гром пушек, шипенье снаряда,
И стал наш бесстрашный, наш верный "Варяг"
Подобьем кромешного ада!
В предсмертных мученьях трепещут тела,
Вкруг грохот, и дым, и стенанья,
И судно охвачено морем огня,-
Настала минута прощанья.
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Hе думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами!
Hе скажут ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага,
Лишь волны морские прославят вовек
Геройскую гибель "Варяга"!
6
1. Матросы с ЭБр "Севастополь". Осуществляли охрану консульства.
2. Шпиц - жаргонное название морского штаба в офицерской среде Русского Императорского Флота начала XX-го века.
3. Близ Певческого моста в то время располагалось здание МИДа.
4. Бриг "Меркурий" и пистолет Казарского - для тех, кто не помнит. В середине XIX-го века маленький русский кораблик "Меркурий" был атакован двумя линкорами турецкого флота. Перед боем, в котором у "Меркурия" практически не было шансов уцелеть, его командир Казарский положил перед крюйт-камерой свой заряженный пистолет. При этом наказав: "если положение станет безнадежным, то я или тот из офицеров, что останется в живых, должен выпалить из этого пистолета в крюйт-камеру, предварительно свалившись на абордаж с ближайшим турецким кораблем". В последствии, когда после неравного боя бриг все же оторвался от турок, Казарский разрядил его выстрелом в воздух. Впоследствии этот пистолет стал частью герба семьи Казарских.
5. Слова Р. Грейнца, перевод Е. Студентской, музыка А. Турищева.
6.
Auf Deck, Kameraden, all auf Deck! Heraus zur letzten Parade!
Der stolze "Warjag" ergibt sich nicht,
Wir brauchen keine Gnade!
An den Masten die bunten Wimpel empor,
Die klirrenden Anker gelichtet,
In sturmischer Eil` zum Gefechte klar
Die blanken Geschutze gerichtet!
Aus dem sichern Hafen hinaus in die See,
Furs Vaterland zu sterben -
Dort lauern die gelben Teufel auf uns
Und speinen Tod und Verderben!
Es drohnt und kracht und donnert und zischt,
Da trifft e suns zur Stelle;
Es ward der "Warjag", das treue Schiff,
Zu einer brennenden Holle!
Rings zuckede Leiber und grauser Tod,
Ein Aechzen, Rocheln und Stohnen -
Die Flammen um unser Schiff
Wie feuriger Rosse Mabnen!
Lebt wohl, Kameraden, lebt wohl, hurra!
Hinab in die gurgelnde Tiefe!
Wer hatte es gestern noch gedacht,
Dass er heut` schon da drunten schliefe!
Kein Zeichen, kein Kreuz wird, wo wir ruh`n
Fern von der Heimat, melden -
Doch das Meer das rauschet auf ewig von uns,
Von "Warjag" und seinen Helden!
Глава 6. Муравейник.
Рейд Чемульпо, Корея. 26 января 1904 года, вечер.
На борту "Сунгари" корейские кули, погоняемые русскими моряками во главе с боцманом "Варяга" и капитаном обреченного корабля, готовили его к гибели. На мостике сам капитан изливал душу Рудневу.
– Я понимаю, необходимо. Я понимаю, или это старое корыто - или новый крейсер, один их лучших на флоте. Я понимаю, мы не утопим, так или японцы расстреляют, или, того хуже, себе заберут и будут снаряды возить, которые потом на русские головы полетят. Но все одно, своими руками свой же корабль медленно готовить к утоплению - это как старого друга предать! Может, для вас, господин Руднев, это просто груда железа в полторы тысячи тонн водоизмещения, но для меня…
– Но для вас это то же самое, что для меня "Варяг", старый товарищ. Прекрасно понимаю, и поверьте, сочувствую. Даст Бог, прорвемся, лично попрошу государя новому пароходу КВЖД или Доброфлота присвоить имя геройски погибшего "Сунгари", а вас поставить капитаном, вернее, уже командиром. А может, мобилизую вас в военный флот и захвачу вам крейсер у японцев! Примете командование?
– Ну если вы так ставите вопрос, то приму. Но только если назовете "Сунгари"!
Сарказм в голосе капитана был практически нескрываем. Ну что ж, я бы на его месте тоже не поверил. Но зато теперь я его, как придет время, смогу поймать на слове. А в эти времена слово совсем не такой пустой звук, как в мои.
– Договорились, "Сунгари" так "Сунгари". А пока пойдемте посмотрим, что у вас в трюмах творится.
– Разгром и грязь! Вот что там творится. Водонепроницаемые переборки разбиты, двери вырваны с мясом, под котлами мина ваша, будь она неладна! Кочегары боятся работать. Еще куча вашего взрывоопасного барахла в кладовых и вторая мина, вся опутанная проводами, как гирлянды на иллюминации по случаю коронации государя, да-с, имел честь присутствовать. В грузовых трюмах еще хлеще, сначала хоть в мешках цемент сваливали, хоть какой-то порядок был, так прибежал ваш малахольный старший офицер, прости господи, приказал распороть мешки, да еще и затопить трюмы наполовину. Сейчас туда вообще мусор и камни со всего порта корейцы стаскивают, а как закончат, начнут наш уголь носить к вам на "Варяг". Хотя зачем вам наш мусорный уголек, не знаю. Мы-то на кардиффах не ходим-с. А вообще обидно, всю жизнь был чистый аккуратный пароход, а перед смертью в помойку превратился. Мы с вами, наоборот, завтра в чистое переоденемся, а "Сунгари" вот так вот. Жалко его, одним словом. Ну да пройдемте, добро пожаловать к нам на шестой круг ада, господин каперанг!
Капитан не соврал ни одним словом. Внутренние помещения парохода представляли из себя квинтэссенцию беспорядка и разрушения. К этому надо добавить толстенькую 450-килограммовую тушку гальваноударной мины образца 1898 года между котлами. Десяток ее близняшек на палубе, попарно подвешиваемых к днищам шлюпок и катеров, щедро переданным на "Сунгари" с обоих военных кораблей. Присовокупите десяток пироксилиновых патронов на кингстонах и стенках котлов, и тогда можно понять, почему кочегары, несущие вахту и поддерживающие пары, столь опасливо вжимали головы в плечи. Ничего, им пройти-то надо всего пару миль, а потом пошуровать в котлах напоследок для обеспечения более красивого облака взрыва, и на "Варяг". Правда, там потом еще страшнее будет, ну что поделать, война.
Из носового трюма донеслась сочная морская ругань с упоминанием святых и что совсем уж не в кассу, офицеров. Так, это уже интересно! Что у нас тут за действующие лица? Ага, два известных бузотера с "Варяга". Ну конечно, кого еще могли ночью послать затапливать трюмы с цементом? Только "любимчиков" старшего офицера. Но, впрочем, заслуженно их Вениамин Васильевич чморит. Как какая заваруха, так эта парочка всегда в центре. Взять ту же историю с купанием пары английских матросов в Шанхае! Не совсем добровольном, естественно, купании. Кто ж по доброй воле в марте в воду с пирса сиганет-то? Пари у них, видишь ли, было. Небось по вопросу "кто кому в рыло первым с размаху попадет, чтобы с копыт". Ну да ладно, то дело прошлое. А чем же у нас сейчас матрос первой статьи Кирилл Авраменко не доволен? Ага, в жидкий бетон, как это по французски, плюхнулся. Ну а при чем же тут начальство-то? Так, если вынести за скобки две минуты мата, силен, бродяга, кстати, не повторяется, к себе вернусь, надо пару выражений перенять, "А на фига вообще мы это тут делаем". Ну что же, придется снизойти до разъяснений. Мне завтра нужна вся команда в числе единомышленников, а этот сорвиголова вместе со своим корешем Зреловым всех оповестят почище корабельной трансляции. И в нужной тональности.
– Вечер добрый, чудо-богатыри!
– Рады стараться, ваше высокоблагородие!!!
– Ну что, в трюме не как у вас на грот-марсе, скучно и грязно?
– Так точно, ваше высокоблагородие!
– Ладно, братцы, вольно. Присаживайтесь, курите, вот папиросы.
– Так в трюме же не на баке, ваше…
– Да ладно, в ЭТОМ трюме теперь можно все что угодно. Я разрешаю. Тут завтра такой фейерверк будет, что пара окурков не повредит. Угощайтесь.
– Благодарствуем.
– Я тут краем уха слышал, как ты, Авраменко, поливал весь мир и меня в частности, не оправдывайся, если бы я в жидкий цемент по колено нырнул, то от меня ты бы еще и не такое услышал. Да не дергайся ты, нам с вами, братцы, завтра надо пробиться сквозь шесть крейсеров наших узкоглазых друзей. И мне уж точно не до того, чтобы обижаться на то, как ты меня назвал. Собака лает, ветер носит, как говорят на востоке. Но вот в том, что я заставляю вас заниматься идиотизмом, ты не прав.
– Вашбродь! Так мало того, что на нас вся местная команда волком смотрит, те, что остались, большинство уже к нам на "Варяг" съехали, так еще и не отстирать ведь цемент-то! На кого я похож, не матрос, а пугало огородное, да и только. Завтра на поверке господин старший офицер опять на бак на час поставють, а отмыться-то некогда!
– Не боись, замолвлю за тебя словечко, а завтра мы все в чистое по любому переоденемся. А пароход мы этот поутру выведем на фарватер и, если узкоглазые не сдадутся, то взорвем ко всем чертям! А цементом вы его заливаете, чтобы им его потом было веселее поднимать из ледяной водички. Так что порядок тут можно не соблюдать. Мины на верхней палубе видели? Как закончите в трюме и докурите, помогите гавальнерам их подвесить под днища шлюпок и спустить эти конструкции на воду. Нечего супостату подглядывать, что мы тут делаем, будет ему сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Вы меня что, в трусости обвиняете, ваше высокоблагородие?
– Нет. Но мне до зарезу нужен на борту еще один штурман. Зачем, простите, позже. Но это приказ. А на "Корейце" штурман уже ни к чему, дедушке с рейда завтра не уйти…
– Вы так говорите, Всеволод Федорович, будто точно знаете, что нам завтра идти в бой. А ведь…
– Вениамин Васильевич, простите великодушно, но вы уже вернулись с "Сунгари" или все еще на пути туда? Ваша же идея с бетоном, вам и выполнять, инициатива - она наказуема.
Нервные смешки собрания медленно, но верно переходят в нормальный здоровый смех, чего собственно, и добивался командир крейсера, как бы его не звали. Обе его персоналии наперебой голосили, что с техническими деталями можно разобраться и завтра, а вот поднять дух команды и особенно офицеров перед боем сейчас гораздо важнее.
– Сей секунд, замешкался, вернее, заслушался. Вас послушать, так вы к этому дню будто год готовились! Только без меня ничего важного пожалуйста не обсуждайте, хорошо?
– Христом Богом клянусь, будем пить чай с коньяком и музицировать! А готовился не год, а всю жизнь, как и все мы, господа.
– Музицировать?
– Так точно господа офицеры. Кто у нас наиболее силен на рояле? Мичман Эйлер? Мне тут давно пришла в голову идея гимн "Варяга" написать, а сегодня по возвращению "Корейца" как обухом по голове ударило, повод-то какой! Вот вроде что-то получаться стало (простите за плагиат, неизвестные мне немец и переводчик, но так надо5), давайте вместе попробуем. Я попробую напеть, а вы, будьте любезны, подберите ноты.
– Но до того ли сейчас? Дел невпроворот, а вы музицировать!
– Больше скажу. Завтра надо будет до обеда и команду обучить песне. Им она пригодится дух поднять, да и помирать с музыкой веселее будет! Считайте это моей командирской блажью.
В сгущающихся вечерних сумерках рейда Чемульпо впервые звучала песня "Варяга". И пусть карты уже лежали немного не так, как в той истории что помнил Карпышев/Руднев. Пусть мелодия не на все 100% совпадала с той, что он напевал с детства (эх, как я тогда в третьем классе дрался с братьями Ким после строчки про "узкоглазых чертей", до сих пор приятно вспомнить), и которая, наверное, и привела его в конце концов на эту скользкую дорожку. Которая завтра вполне могла закончиться на мостика "Варяга" разлетом его мозгов при неудачном разрыве японского снаряда, но зато ее пели именно те люди, у которых было на это больше прав, чем у любого другого исполнителя во все времена. И потом, команда должна не идти в бой потому, что она должна. Она должна в него рваться! Тогда завтра у нас будет шанс.
Наверх, о товарищи, все по местам!
Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
Пощады никто не желает!
Все вымпелы вьются, и цепи гремят,
Наверх якоря поднимая,
Готовятся к бою орудий ряды,
Hа солнце зловеще сверкая.
Из пристани верной мы в битву идем,
Навстречу грозящей нам смерти,
За родину в море открытом умрем,
Где ждут желтолицые черти!
Свистит, и гремит, и грохочет кругом
Гром пушек, шипенье снаряда,
И стал наш бесстрашный, наш верный "Варяг"
Подобьем кромешного ада!
В предсмертных мученьях трепещут тела,
Вкруг грохот, и дым, и стенанья,
И судно охвачено морем огня,-
Настала минута прощанья.
Прощайте, товарищи! С Богом, ура!
Кипящее море под нами!
Hе думали мы еще с вами вчера,
Что нынче умрем под волнами!
Hе скажут ни камень, ни крест, где легли
Во славу мы русского флага,
Лишь волны морские прославят вовек
Геройскую гибель "Варяга"!
6
1. Матросы с ЭБр "Севастополь". Осуществляли охрану консульства.
2. Шпиц - жаргонное название морского штаба в офицерской среде Русского Императорского Флота начала XX-го века.
3. Близ Певческого моста в то время располагалось здание МИДа.
4. Бриг "Меркурий" и пистолет Казарского - для тех, кто не помнит. В середине XIX-го века маленький русский кораблик "Меркурий" был атакован двумя линкорами турецкого флота. Перед боем, в котором у "Меркурия" практически не было шансов уцелеть, его командир Казарский положил перед крюйт-камерой свой заряженный пистолет. При этом наказав: "если положение станет безнадежным, то я или тот из офицеров, что останется в живых, должен выпалить из этого пистолета в крюйт-камеру, предварительно свалившись на абордаж с ближайшим турецким кораблем". В последствии, когда после неравного боя бриг все же оторвался от турок, Казарский разрядил его выстрелом в воздух. Впоследствии этот пистолет стал частью герба семьи Казарских.
5. Слова Р. Грейнца, перевод Е. Студентской, музыка А. Турищева.
6.
Auf Deck, Kameraden, all auf Deck! Heraus zur letzten Parade!
Der stolze "Warjag" ergibt sich nicht,
Wir brauchen keine Gnade!
An den Masten die bunten Wimpel empor,
Die klirrenden Anker gelichtet,
In sturmischer Eil` zum Gefechte klar
Die blanken Geschutze gerichtet!
Aus dem sichern Hafen hinaus in die See,
Furs Vaterland zu sterben -
Dort lauern die gelben Teufel auf uns
Und speinen Tod und Verderben!
Es drohnt und kracht und donnert und zischt,
Da trifft e suns zur Stelle;
Es ward der "Warjag", das treue Schiff,
Zu einer brennenden Holle!
Rings zuckede Leiber und grauser Tod,
Ein Aechzen, Rocheln und Stohnen -
Die Flammen um unser Schiff
Wie feuriger Rosse Mabnen!
Lebt wohl, Kameraden, lebt wohl, hurra!
Hinab in die gurgelnde Tiefe!
Wer hatte es gestern noch gedacht,
Dass er heut` schon da drunten schliefe!
Kein Zeichen, kein Kreuz wird, wo wir ruh`n
Fern von der Heimat, melden -
Doch das Meer das rauschet auf ewig von uns,
Von "Warjag" und seinen Helden!
Глава 6. Муравейник.
Рейд Чемульпо, Корея. 26 января 1904 года, вечер.
На борту "Сунгари" корейские кули, погоняемые русскими моряками во главе с боцманом "Варяга" и капитаном обреченного корабля, готовили его к гибели. На мостике сам капитан изливал душу Рудневу.
– Я понимаю, необходимо. Я понимаю, или это старое корыто - или новый крейсер, один их лучших на флоте. Я понимаю, мы не утопим, так или японцы расстреляют, или, того хуже, себе заберут и будут снаряды возить, которые потом на русские головы полетят. Но все одно, своими руками свой же корабль медленно готовить к утоплению - это как старого друга предать! Может, для вас, господин Руднев, это просто груда железа в полторы тысячи тонн водоизмещения, но для меня…
– Но для вас это то же самое, что для меня "Варяг", старый товарищ. Прекрасно понимаю, и поверьте, сочувствую. Даст Бог, прорвемся, лично попрошу государя новому пароходу КВЖД или Доброфлота присвоить имя геройски погибшего "Сунгари", а вас поставить капитаном, вернее, уже командиром. А может, мобилизую вас в военный флот и захвачу вам крейсер у японцев! Примете командование?
– Ну если вы так ставите вопрос, то приму. Но только если назовете "Сунгари"!
Сарказм в голосе капитана был практически нескрываем. Ну что ж, я бы на его месте тоже не поверил. Но зато теперь я его, как придет время, смогу поймать на слове. А в эти времена слово совсем не такой пустой звук, как в мои.
– Договорились, "Сунгари" так "Сунгари". А пока пойдемте посмотрим, что у вас в трюмах творится.
– Разгром и грязь! Вот что там творится. Водонепроницаемые переборки разбиты, двери вырваны с мясом, под котлами мина ваша, будь она неладна! Кочегары боятся работать. Еще куча вашего взрывоопасного барахла в кладовых и вторая мина, вся опутанная проводами, как гирлянды на иллюминации по случаю коронации государя, да-с, имел честь присутствовать. В грузовых трюмах еще хлеще, сначала хоть в мешках цемент сваливали, хоть какой-то порядок был, так прибежал ваш малахольный старший офицер, прости господи, приказал распороть мешки, да еще и затопить трюмы наполовину. Сейчас туда вообще мусор и камни со всего порта корейцы стаскивают, а как закончат, начнут наш уголь носить к вам на "Варяг". Хотя зачем вам наш мусорный уголек, не знаю. Мы-то на кардиффах не ходим-с. А вообще обидно, всю жизнь был чистый аккуратный пароход, а перед смертью в помойку превратился. Мы с вами, наоборот, завтра в чистое переоденемся, а "Сунгари" вот так вот. Жалко его, одним словом. Ну да пройдемте, добро пожаловать к нам на шестой круг ада, господин каперанг!
Капитан не соврал ни одним словом. Внутренние помещения парохода представляли из себя квинтэссенцию беспорядка и разрушения. К этому надо добавить толстенькую 450-килограммовую тушку гальваноударной мины образца 1898 года между котлами. Десяток ее близняшек на палубе, попарно подвешиваемых к днищам шлюпок и катеров, щедро переданным на "Сунгари" с обоих военных кораблей. Присовокупите десяток пироксилиновых патронов на кингстонах и стенках котлов, и тогда можно понять, почему кочегары, несущие вахту и поддерживающие пары, столь опасливо вжимали головы в плечи. Ничего, им пройти-то надо всего пару миль, а потом пошуровать в котлах напоследок для обеспечения более красивого облака взрыва, и на "Варяг". Правда, там потом еще страшнее будет, ну что поделать, война.
Из носового трюма донеслась сочная морская ругань с упоминанием святых и что совсем уж не в кассу, офицеров. Так, это уже интересно! Что у нас тут за действующие лица? Ага, два известных бузотера с "Варяга". Ну конечно, кого еще могли ночью послать затапливать трюмы с цементом? Только "любимчиков" старшего офицера. Но, впрочем, заслуженно их Вениамин Васильевич чморит. Как какая заваруха, так эта парочка всегда в центре. Взять ту же историю с купанием пары английских матросов в Шанхае! Не совсем добровольном, естественно, купании. Кто ж по доброй воле в марте в воду с пирса сиганет-то? Пари у них, видишь ли, было. Небось по вопросу "кто кому в рыло первым с размаху попадет, чтобы с копыт". Ну да ладно, то дело прошлое. А чем же у нас сейчас матрос первой статьи Кирилл Авраменко не доволен? Ага, в жидкий бетон, как это по французски, плюхнулся. Ну а при чем же тут начальство-то? Так, если вынести за скобки две минуты мата, силен, бродяга, кстати, не повторяется, к себе вернусь, надо пару выражений перенять, "А на фига вообще мы это тут делаем". Ну что же, придется снизойти до разъяснений. Мне завтра нужна вся команда в числе единомышленников, а этот сорвиголова вместе со своим корешем Зреловым всех оповестят почище корабельной трансляции. И в нужной тональности.
– Вечер добрый, чудо-богатыри!
– Рады стараться, ваше высокоблагородие!!!
– Ну что, в трюме не как у вас на грот-марсе, скучно и грязно?
– Так точно, ваше высокоблагородие!
– Ладно, братцы, вольно. Присаживайтесь, курите, вот папиросы.
– Так в трюме же не на баке, ваше…
– Да ладно, в ЭТОМ трюме теперь можно все что угодно. Я разрешаю. Тут завтра такой фейерверк будет, что пара окурков не повредит. Угощайтесь.
– Благодарствуем.
– Я тут краем уха слышал, как ты, Авраменко, поливал весь мир и меня в частности, не оправдывайся, если бы я в жидкий цемент по колено нырнул, то от меня ты бы еще и не такое услышал. Да не дергайся ты, нам с вами, братцы, завтра надо пробиться сквозь шесть крейсеров наших узкоглазых друзей. И мне уж точно не до того, чтобы обижаться на то, как ты меня назвал. Собака лает, ветер носит, как говорят на востоке. Но вот в том, что я заставляю вас заниматься идиотизмом, ты не прав.
– Вашбродь! Так мало того, что на нас вся местная команда волком смотрит, те, что остались, большинство уже к нам на "Варяг" съехали, так еще и не отстирать ведь цемент-то! На кого я похож, не матрос, а пугало огородное, да и только. Завтра на поверке господин старший офицер опять на бак на час поставють, а отмыться-то некогда!
– Не боись, замолвлю за тебя словечко, а завтра мы все в чистое по любому переоденемся. А пароход мы этот поутру выведем на фарватер и, если узкоглазые не сдадутся, то взорвем ко всем чертям! А цементом вы его заливаете, чтобы им его потом было веселее поднимать из ледяной водички. Так что порядок тут можно не соблюдать. Мины на верхней палубе видели? Как закончите в трюме и докурите, помогите гавальнерам их подвесить под днища шлюпок и спустить эти конструкции на воду. Нечего супостату подглядывать, что мы тут делаем, будет ему сюрприз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48