Постояв с пол часа в виду крепости, корабли медленно, в строю кильватера потянулись ко входу в бухту Золотой Рог. Первым шел какой-то транспорт (несмотря на отчаяные вопли капитана "Мари-Анны", что он не подписывался идти первым по минному заграждению, Балк ответил, что русские, как настоящие джентльмены, всегда пропускают дам вперед, так что "Мари-Анне" придется идти первой). В крейсере, идущем за ним, после уменьшения дистанции до шести миль наблюдатели на Русском острове опознали "Варяг". Но вот за "Варягом"…
В русском флоте не было ничего похожего. Хотя эта парочка явно итальянской постройки и шла под русским флагом, тут чувствовался какой-то подвох. Артиллеристы были готовы открыть огонь, как только дистанция сократится до сорока кабельтовых, дальше орудия крепости ну не то чтобы совсем не могли стрелять, снаряды бы долетели и дальше, проблемы были с попаданиями, а также с тем, что никто в мирное время не учился вести огонь на такие дистанции.
Как будто зная об этом (впрочем, "как-будто" в случае с Петровичем можно опустить), неизвестные корабли нагло отдали якоря в пяти с половиной милях от берега. Один из них передал очередную телеграмму, причем матрос, принесший ее со станции телеграфа "Рюрика" господам офицерам, старательно, но безуспешно пытался сдержать неподобающую ухмылку. Лица офицеров, читавших и молча передававших ее друг другу, слегка краснели. Общее мнение выразил командир крейсера Трусов:
– Похоже, это все же не японцы. Так могут лаяться только наши, этому научиться нельзя. Это у нас врожденное.
Почему-то подлинного текста телеграммы для истории не сохранилось. Даже журналы приема телеграмм на станциях радиотелеграфа Владивостока и крейсеров каким-то загадочным образом потеряли страницы, на которых она была записана. Но со слов очевидцев, если опустить крепкие выражения, из которых она состояла на девять десятых, то смысл ее сводился к следующему - "просьба тугодумам из крепости Владивосток не стрелять еще пол часа, я выхожу на катере для опознания. Руднев". Действительно, с одного из броненосных крейсеров спустили паровой катер, он подобрал кого-то с борта "Варяга" и понесся к берегу.
Через двадцать минут на пристани, вырываясь из объятий офицеров, смущенный Руднев пытался отдавать приказания о вводе в порт его кораблей, о необходимости приведения в готовность сухого дока и скорейшей постановки в него "Варяга", о неизбежном набеге Каммимуры и мерах по его отражению, но его никто не слушал. Его и прибывших с ним офицеров на руках отнесли в офицерское собрание, навстречу кораблям его отряда бросились два номерных миноносца, которые развели пары для атаки японцев, но теперь выполняли более приятную роль почетного эскорта.
Через три часа, уже в сумерках, когда "Варяг", "Кореец" и "Сунгари" заняли наконец свои места на рейде, а их команды почти в полном составе выстроились на берегу, перед ними появился слегка пьяный Руднев.
– Господа офицеры, братцы матросы, мои боевые товарищи. Мы с вами совершили то, что сделать было практически невозможно. Мы не только сократили линейный флот Японии на три единицы, мы еще и увеличили наш, русский, на парочку. Я лично буду просить императора о наградах для каждого участника нашего похода. А пока я отпускаю все команды, за исключением дежурной смены, на берег на два дня. И если хоть в каком кабаке, ресторане или борделе вам хоть кто-то заикнется про деньги, я прикажу разнести этот гадючник из главного калибра, который вы своими руками подарили России! Разойдись и гуляй, ребята!!!
С громогласным "Ура!!!", сломав строй, команды бросились сначала качать капитана, а потом волной растеклись по злачным местам города. Рестораны и салоны для господ офицеров, кабаки и дома попроще для матросов и кондукторов.
В следующие два дня японцы могли бы взять Владивосток силами одного батальона. Ибо трезвых в городе практически не было.
1. Все русские броненосцы с таким расположение артиллерии были заперты в Порт-Артуре. Из находившихся во Владивостоке крейсеров орудийными башнями мог похвастаться только "Богатырь". Так что ошибку японского командира можно понять и простить.
2. Балк практически дословно цитирует Хайнлайна, "Звездная пехота". Наверное, читал в детстве, фраза понравилась и запомнилась.
Глава 9. Приходите, гости дорогие.
Владивосток. Февраль 1904 года.
Похмелье. Воистину именно ты есть истинная национальная русская болезнь. А вовсе не пьянство, как считаем малопьющее интеллигентское меньшинство. Тяжело выходить из двухдневного празднования, причем когда оно тобой по-настоящему заслужено. Утром в голове одна мысль - надо поправить здоровье. А то калейдоскоп образов вчерашней (или позавчерашней?) пьянки высшего офицерского состава Владивостокского отряда крейсеров начинает снова вращаться, сменяться вечерними песнями Балка под гитару в кругу открывших рты офицеров, или видом пока еще трезвых варяжцев, строем марширующих от порта с песней… Кстати, что интересно, ведь неплохо прошли, хотя по морской традиции шагистику ненавидят и презирают все, от старшего офицера до последнего кочегара.
Нирвана первой утренней бутылки пива была прервана донесшимся со второй половины кровати стоном. Женским. Любопытно, а это что, или кто? А нет, все таки что - вроде вчера вечер кончился в салоне мадам Жужу… Причем "что" весьма себе аппетитное, ну да для героя дня другого и не полагается. Так, чем там вчера у нас дело-то кончилось, я до того отрубился, после или, не дай бог уронить честь русского императорского флота, во время?
Неспешное и ленивое перетекание мыслей из одной заполненной алкоголем извилины мозга контр-адмирала Руднева в другую было прервано осторожным, но настойчивым стуком в дверь.
– Да, да? - Благодушно потянул Руднев, натягивая на себя и соседку простыню.
– Ваше превосходительство, простите, что беспокоим, у нас через полчаса молебен в церкви, извольте, пожалуйста, собираться, а то опоздаем!
Раздался исполненный подхалимского почтения голос из за двери. Кажется, владелец гостиницы…
– Молебен - это хорошо, но сначала в порт съездим, распорядимся о постановке Варяга в док, и набросаем план работ по минированию акватории к визиту Каммимуры…
– Ваше превосходительство, да как же можно! И так уж отец Вениамин вчера на вас осерчал, когда вы вечером, вместо того чтобы в церковь заехать вечером, беса тешить направились. Опять же - благодарственный молебен-то в вашу честь, без вас никак-с. Порт подождет, а мы сейчас в церковь, потом в ресторан, на торжественный обед в честь победителя японцев, тоже без вас никуда, ну а вечером…
– Стоп. Отставить. Через двадцать минут экипаж к подъезду, и попросите командиров кораблей и прочий начальствующий состав собраться в порту через час. А батюшке передайте, что ему придется еще пару дней подождать. Вот отобьемся от Камимуры, тогда молебен об отражении неприятеля и отслужит. Кстати, именно это я ему вчера говорил в салоне мадам Жужу, когда его там встретил. Неверное, святой отец запамятовал.
Голос за дверью стал из подхалимского просительным.
– Слушаюсь, тот час же распоряжусь. А можно, мы хоть на телеграф на пять минут по дороге заедем?
– А туда зачем? Телеграмму в Петербург я еще позавчера отправил, поздравления мне и в порт принести могут, что я там-то забыл?
– Вчера ваши офицеры, под предводительством лейтенанта Нирода, в пьяном виде ворвались на телеграф, - в голосе почтение стало смешиваться со злорадством и ехидством,- и под угрозой оружия отправили телеграмму на редкость неприличного содержания…
– КОМУ? И почем вы Нирода повысили в звании? Насколько я помню, он пока еще мичман, - Руднев с трудом пытался сосредоточится на проблеме, но вид кокетливо потягивающегося женского тела на соседней половине кровати упорно не давал этого сделать.
– Из Адмиралтейства пришел приказ всех офицеров "Варяга" и "Корейца" немедленно повысить в звании. А телеграмму ваш лейтенант отправил императору.
– Николаю Александровичу в Петербург? - сдавленным голосом спросил мгновенно проснувшийся Руднев, выскакивая из кровати и натягивая штаны на голое тело.
– Нет, слава Богу! В Токио, императору Японии, - за дверью тоже не на шутку испугались.
– Блин! Ладно, Тенно Хейко тоже не стоит обижать, кроме как на поле боя, естественно. Хорошо, давайте так - встреча в порту через три часа, авось не у меня одного похмелье, дадим господам офицерам побольше времени на поправиться. А сначала и правда съездим на телеграф, разберемся, что там мои насочиняли. И еще, - бросив очередной взгляд на столь соблазнительные изгибы и снимая с трудом натянутые штаны, - подавайте-ка лучше этот экипаж не через двадцать минут, а, скажем, через час.
Через час с небольшим изрядно повеселевший Руднев пытался вникнуть в суть произошедшего вчера вечером на телеграфе. Туда же был спешно доставлен и непосредственный виновник происшедшего - свежеиспеченный лейтенант Нирод.
– Где-то в полдесятого ввечеру ввалились господа офицеры и, размахивая револьверами, принудили моего дежурного телеграфиста к передаче этого, этого, - разгневанный начальник телеграфа никак не мог подобрать слов для того, чтобы достойно назвать сочинение Нирода, - непотребства! Да это и на бумаге-то написать стыдно, не то что по телеграфу отправлять! И как только такое в голову могло прийти, да еще и офицеру!
– А вот это и правда любопытно, господин лейтенант, а с чего это вас вообще вдруг потянуло телеграммы царственным особам посылать? Да еще и с эдакими своеобразными поздравлениями, я уже молчу про выражения?
– Всеволод ФедоГович - несколько смущено програсировал Нирод, - мы вчера, когда праздновали в "АнглитеГе", Господи пГости, но это не я этот местный гадючник так назвал, к нам пГистал жуГналист. БГитанский, кажется, сейчас точно не вспомню. Все выспГашил про бой, абоГдаж, ну, это у боГзописца Габота такая, понятно… А потом напоследок спГосил, а что я, как мичман с "ВаГяга", думаю о поздГавлении, что студент из Вильно напГавил микадо по случаю "долгожданного утопления этого гадкого "ВаГяга", доставившего столько пГоблем победоносному японскому флоту1"! Ну мы с господами офицеГами Гешили на деле показать, ЧТО мы думаем, и заодно поздГавить микадо с воскГешением "ВаГяга" и пообещать новых пГоблем. Ну а лексика… ПГостите, были зело пьяны. Мы. Все…
– Понимаю, но мич… простите, лейтенант, вы были все же не правы. Во-первых - венценосных особ, пусть и противного нам государства, в телеграммах называть "желтомордой обезьяной" нельзя. А японского императора нельзя трижды! Когда эта телеграмма дойдет до адресата, японцы будут за его честь воевать до конца, гораздо серьезнее, чем за Корею и доступ в Китай, а нам это надо? Во-вторых, начиная спорить с этим недоучкой из Вильно на его языке, вы себя с ним невольно уравниваете…
Неожиданно в разговор встрял молчавший до сих пор ночной дежурный телеграфист:
– Ваше превосходительство, не дойдет эта телеграмма до Японии, не волнуйтесь.
– Почему, собственно, неужто у вас кабель поврежден столь удачно? И почему "не дойдет", если мне ваш начальник в нос тыкал квитанцией о приеме?
– Ну, видите ли, не передавать телеграмму вообще я не мог, испугался, простите. Дюжина господ офицеров, с револьверами, да еще и морские - то есть морзянку знать должны, у них с текстом не забалуешь… А вот адрес я немного подкорректировал, так что спите спокойно.
– И куда же вы, любезный, сие письмо варяжских запорожцев японскому султану отправили?
– Куда-то в Ярославскую губернию, на кого бог-с пошлет. Кстати - с господина лейтенанта три с полтиной за услуги, а то вчера второпях не расплатились.
– На тебе, голубчик, червонец, и сдачи не надо! Хоть один камень с души, - произнес расслабившейся Руднев, и повернулся к Нироду, - а вам, граф, назначу я соответствующую епитимью.
– Домашний аГест? - со скучающим видом, задрав глаза к потолку, поинтересовался донельзя довольный исходом инцидента Нирод.
– Хуже, милейший, хуже. Видите там на горизонте во-он те две самые высокие сопки? Вот там вы и будете командовать дальномерными постами. Причем до появления в окулярах ваших дальномеров крейсеров Камимуры в городе вам появляться запрещаю. А то еще в Питер чего напишите, тогда уже так просто не замнем.
– А Газве на тех сопках есть дальномерные посты?
– Вот озаботьтесь, дорогой граф, чтобы за три дня оборудовали, и командуйте себе на здоровье! Дальномеры снять с "Варяга", в доке они ему точно ни к чему, дальномерщиков оттуда же. Да, и если вам жить не надоело - то замаскируйтесь так, чтобы с моря вас было не разглядеть, послезавтра выйду на ледоколе - проверю лично!
– ПГостите, Всеволод ФедоГович, а если КамимуГа не придет?
– Тогда, граф, вы у меня на этих сопках построите дом, заведете хозяйство и будете там жить! От телеграфа и барышень подальше… Кру-гом! В порт за дальномерами шагом, нет, БЕГОМ, МАРШ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
В русском флоте не было ничего похожего. Хотя эта парочка явно итальянской постройки и шла под русским флагом, тут чувствовался какой-то подвох. Артиллеристы были готовы открыть огонь, как только дистанция сократится до сорока кабельтовых, дальше орудия крепости ну не то чтобы совсем не могли стрелять, снаряды бы долетели и дальше, проблемы были с попаданиями, а также с тем, что никто в мирное время не учился вести огонь на такие дистанции.
Как будто зная об этом (впрочем, "как-будто" в случае с Петровичем можно опустить), неизвестные корабли нагло отдали якоря в пяти с половиной милях от берега. Один из них передал очередную телеграмму, причем матрос, принесший ее со станции телеграфа "Рюрика" господам офицерам, старательно, но безуспешно пытался сдержать неподобающую ухмылку. Лица офицеров, читавших и молча передававших ее друг другу, слегка краснели. Общее мнение выразил командир крейсера Трусов:
– Похоже, это все же не японцы. Так могут лаяться только наши, этому научиться нельзя. Это у нас врожденное.
Почему-то подлинного текста телеграммы для истории не сохранилось. Даже журналы приема телеграмм на станциях радиотелеграфа Владивостока и крейсеров каким-то загадочным образом потеряли страницы, на которых она была записана. Но со слов очевидцев, если опустить крепкие выражения, из которых она состояла на девять десятых, то смысл ее сводился к следующему - "просьба тугодумам из крепости Владивосток не стрелять еще пол часа, я выхожу на катере для опознания. Руднев". Действительно, с одного из броненосных крейсеров спустили паровой катер, он подобрал кого-то с борта "Варяга" и понесся к берегу.
Через двадцать минут на пристани, вырываясь из объятий офицеров, смущенный Руднев пытался отдавать приказания о вводе в порт его кораблей, о необходимости приведения в готовность сухого дока и скорейшей постановки в него "Варяга", о неизбежном набеге Каммимуры и мерах по его отражению, но его никто не слушал. Его и прибывших с ним офицеров на руках отнесли в офицерское собрание, навстречу кораблям его отряда бросились два номерных миноносца, которые развели пары для атаки японцев, но теперь выполняли более приятную роль почетного эскорта.
Через три часа, уже в сумерках, когда "Варяг", "Кореец" и "Сунгари" заняли наконец свои места на рейде, а их команды почти в полном составе выстроились на берегу, перед ними появился слегка пьяный Руднев.
– Господа офицеры, братцы матросы, мои боевые товарищи. Мы с вами совершили то, что сделать было практически невозможно. Мы не только сократили линейный флот Японии на три единицы, мы еще и увеличили наш, русский, на парочку. Я лично буду просить императора о наградах для каждого участника нашего похода. А пока я отпускаю все команды, за исключением дежурной смены, на берег на два дня. И если хоть в каком кабаке, ресторане или борделе вам хоть кто-то заикнется про деньги, я прикажу разнести этот гадючник из главного калибра, который вы своими руками подарили России! Разойдись и гуляй, ребята!!!
С громогласным "Ура!!!", сломав строй, команды бросились сначала качать капитана, а потом волной растеклись по злачным местам города. Рестораны и салоны для господ офицеров, кабаки и дома попроще для матросов и кондукторов.
В следующие два дня японцы могли бы взять Владивосток силами одного батальона. Ибо трезвых в городе практически не было.
1. Все русские броненосцы с таким расположение артиллерии были заперты в Порт-Артуре. Из находившихся во Владивостоке крейсеров орудийными башнями мог похвастаться только "Богатырь". Так что ошибку японского командира можно понять и простить.
2. Балк практически дословно цитирует Хайнлайна, "Звездная пехота". Наверное, читал в детстве, фраза понравилась и запомнилась.
Глава 9. Приходите, гости дорогие.
Владивосток. Февраль 1904 года.
Похмелье. Воистину именно ты есть истинная национальная русская болезнь. А вовсе не пьянство, как считаем малопьющее интеллигентское меньшинство. Тяжело выходить из двухдневного празднования, причем когда оно тобой по-настоящему заслужено. Утром в голове одна мысль - надо поправить здоровье. А то калейдоскоп образов вчерашней (или позавчерашней?) пьянки высшего офицерского состава Владивостокского отряда крейсеров начинает снова вращаться, сменяться вечерними песнями Балка под гитару в кругу открывших рты офицеров, или видом пока еще трезвых варяжцев, строем марширующих от порта с песней… Кстати, что интересно, ведь неплохо прошли, хотя по морской традиции шагистику ненавидят и презирают все, от старшего офицера до последнего кочегара.
Нирвана первой утренней бутылки пива была прервана донесшимся со второй половины кровати стоном. Женским. Любопытно, а это что, или кто? А нет, все таки что - вроде вчера вечер кончился в салоне мадам Жужу… Причем "что" весьма себе аппетитное, ну да для героя дня другого и не полагается. Так, чем там вчера у нас дело-то кончилось, я до того отрубился, после или, не дай бог уронить честь русского императорского флота, во время?
Неспешное и ленивое перетекание мыслей из одной заполненной алкоголем извилины мозга контр-адмирала Руднева в другую было прервано осторожным, но настойчивым стуком в дверь.
– Да, да? - Благодушно потянул Руднев, натягивая на себя и соседку простыню.
– Ваше превосходительство, простите, что беспокоим, у нас через полчаса молебен в церкви, извольте, пожалуйста, собираться, а то опоздаем!
Раздался исполненный подхалимского почтения голос из за двери. Кажется, владелец гостиницы…
– Молебен - это хорошо, но сначала в порт съездим, распорядимся о постановке Варяга в док, и набросаем план работ по минированию акватории к визиту Каммимуры…
– Ваше превосходительство, да как же можно! И так уж отец Вениамин вчера на вас осерчал, когда вы вечером, вместо того чтобы в церковь заехать вечером, беса тешить направились. Опять же - благодарственный молебен-то в вашу честь, без вас никак-с. Порт подождет, а мы сейчас в церковь, потом в ресторан, на торжественный обед в честь победителя японцев, тоже без вас никуда, ну а вечером…
– Стоп. Отставить. Через двадцать минут экипаж к подъезду, и попросите командиров кораблей и прочий начальствующий состав собраться в порту через час. А батюшке передайте, что ему придется еще пару дней подождать. Вот отобьемся от Камимуры, тогда молебен об отражении неприятеля и отслужит. Кстати, именно это я ему вчера говорил в салоне мадам Жужу, когда его там встретил. Неверное, святой отец запамятовал.
Голос за дверью стал из подхалимского просительным.
– Слушаюсь, тот час же распоряжусь. А можно, мы хоть на телеграф на пять минут по дороге заедем?
– А туда зачем? Телеграмму в Петербург я еще позавчера отправил, поздравления мне и в порт принести могут, что я там-то забыл?
– Вчера ваши офицеры, под предводительством лейтенанта Нирода, в пьяном виде ворвались на телеграф, - в голосе почтение стало смешиваться со злорадством и ехидством,- и под угрозой оружия отправили телеграмму на редкость неприличного содержания…
– КОМУ? И почем вы Нирода повысили в звании? Насколько я помню, он пока еще мичман, - Руднев с трудом пытался сосредоточится на проблеме, но вид кокетливо потягивающегося женского тела на соседней половине кровати упорно не давал этого сделать.
– Из Адмиралтейства пришел приказ всех офицеров "Варяга" и "Корейца" немедленно повысить в звании. А телеграмму ваш лейтенант отправил императору.
– Николаю Александровичу в Петербург? - сдавленным голосом спросил мгновенно проснувшийся Руднев, выскакивая из кровати и натягивая штаны на голое тело.
– Нет, слава Богу! В Токио, императору Японии, - за дверью тоже не на шутку испугались.
– Блин! Ладно, Тенно Хейко тоже не стоит обижать, кроме как на поле боя, естественно. Хорошо, давайте так - встреча в порту через три часа, авось не у меня одного похмелье, дадим господам офицерам побольше времени на поправиться. А сначала и правда съездим на телеграф, разберемся, что там мои насочиняли. И еще, - бросив очередной взгляд на столь соблазнительные изгибы и снимая с трудом натянутые штаны, - подавайте-ка лучше этот экипаж не через двадцать минут, а, скажем, через час.
Через час с небольшим изрядно повеселевший Руднев пытался вникнуть в суть произошедшего вчера вечером на телеграфе. Туда же был спешно доставлен и непосредственный виновник происшедшего - свежеиспеченный лейтенант Нирод.
– Где-то в полдесятого ввечеру ввалились господа офицеры и, размахивая револьверами, принудили моего дежурного телеграфиста к передаче этого, этого, - разгневанный начальник телеграфа никак не мог подобрать слов для того, чтобы достойно назвать сочинение Нирода, - непотребства! Да это и на бумаге-то написать стыдно, не то что по телеграфу отправлять! И как только такое в голову могло прийти, да еще и офицеру!
– А вот это и правда любопытно, господин лейтенант, а с чего это вас вообще вдруг потянуло телеграммы царственным особам посылать? Да еще и с эдакими своеобразными поздравлениями, я уже молчу про выражения?
– Всеволод ФедоГович - несколько смущено програсировал Нирод, - мы вчера, когда праздновали в "АнглитеГе", Господи пГости, но это не я этот местный гадючник так назвал, к нам пГистал жуГналист. БГитанский, кажется, сейчас точно не вспомню. Все выспГашил про бой, абоГдаж, ну, это у боГзописца Габота такая, понятно… А потом напоследок спГосил, а что я, как мичман с "ВаГяга", думаю о поздГавлении, что студент из Вильно напГавил микадо по случаю "долгожданного утопления этого гадкого "ВаГяга", доставившего столько пГоблем победоносному японскому флоту1"! Ну мы с господами офицеГами Гешили на деле показать, ЧТО мы думаем, и заодно поздГавить микадо с воскГешением "ВаГяга" и пообещать новых пГоблем. Ну а лексика… ПГостите, были зело пьяны. Мы. Все…
– Понимаю, но мич… простите, лейтенант, вы были все же не правы. Во-первых - венценосных особ, пусть и противного нам государства, в телеграммах называть "желтомордой обезьяной" нельзя. А японского императора нельзя трижды! Когда эта телеграмма дойдет до адресата, японцы будут за его честь воевать до конца, гораздо серьезнее, чем за Корею и доступ в Китай, а нам это надо? Во-вторых, начиная спорить с этим недоучкой из Вильно на его языке, вы себя с ним невольно уравниваете…
Неожиданно в разговор встрял молчавший до сих пор ночной дежурный телеграфист:
– Ваше превосходительство, не дойдет эта телеграмма до Японии, не волнуйтесь.
– Почему, собственно, неужто у вас кабель поврежден столь удачно? И почему "не дойдет", если мне ваш начальник в нос тыкал квитанцией о приеме?
– Ну, видите ли, не передавать телеграмму вообще я не мог, испугался, простите. Дюжина господ офицеров, с револьверами, да еще и морские - то есть морзянку знать должны, у них с текстом не забалуешь… А вот адрес я немного подкорректировал, так что спите спокойно.
– И куда же вы, любезный, сие письмо варяжских запорожцев японскому султану отправили?
– Куда-то в Ярославскую губернию, на кого бог-с пошлет. Кстати - с господина лейтенанта три с полтиной за услуги, а то вчера второпях не расплатились.
– На тебе, голубчик, червонец, и сдачи не надо! Хоть один камень с души, - произнес расслабившейся Руднев, и повернулся к Нироду, - а вам, граф, назначу я соответствующую епитимью.
– Домашний аГест? - со скучающим видом, задрав глаза к потолку, поинтересовался донельзя довольный исходом инцидента Нирод.
– Хуже, милейший, хуже. Видите там на горизонте во-он те две самые высокие сопки? Вот там вы и будете командовать дальномерными постами. Причем до появления в окулярах ваших дальномеров крейсеров Камимуры в городе вам появляться запрещаю. А то еще в Питер чего напишите, тогда уже так просто не замнем.
– А Газве на тех сопках есть дальномерные посты?
– Вот озаботьтесь, дорогой граф, чтобы за три дня оборудовали, и командуйте себе на здоровье! Дальномеры снять с "Варяга", в доке они ему точно ни к чему, дальномерщиков оттуда же. Да, и если вам жить не надоело - то замаскируйтесь так, чтобы с моря вас было не разглядеть, послезавтра выйду на ледоколе - проверю лично!
– ПГостите, Всеволод ФедоГович, а если КамимуГа не придет?
– Тогда, граф, вы у меня на этих сопках построите дом, заведете хозяйство и будете там жить! От телеграфа и барышень подальше… Кру-гом! В порт за дальномерами шагом, нет, БЕГОМ, МАРШ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48