– Каждую неделю отчёт об истраченном. Можешь сам искать оптимум, но не вздумай химичить… Понял?
– Да, сэр! Так точно, сэр! Разрешите идти?
Гек молча, не торопясь, вышел из-за старого канцелярского стола (дело было в «Коготке», в задних комнатах, где Гек периодически занимался оперативными вопросами), больно уцепил расшалившегося от великой удачи Фанта за ухо, подвёл к выходу и пинком вышиб его из комнаты. Собственноручно захлопнул дверь. Сквозь неё из «приёмной» донёсся радостный гогот охраны.
Время шло. Малыш, Китаец и Кубик ушли на «Пентагон», в подмогу Ушастому воевать за правду и власть, с десяток парней помельче оседали на периферийных зонах, куда скорее всего могли определить и Гека, согласно им же разработанному сценарию. Золото Ванов он поднапрягся и в две недели по ночам перетаскал в литейку. Вместе с новыми накоплениями это составило более двух с половиной тонн металла очень высокой пробы. Но Гек не торопился его расходовать, денег хватало и без этого, несмотря на бешеные расходы по подготовке Гека к посадке. Война в городе тем временем шла на убыль: Гек и сам не ожидал, что враги так легко пойдут на переговоры и уступки, больше похожие на капитуляцию. Эти годы Гек и его люди беспрерывно воевали, безжалостно истребляя враждующие шайки. И Геку все казалось, что ложкой море черпает, но он не знал, что противоборствующие банды, обессиленные чудовищным кровопусканием последних лет, не желали больше тягаться за территории, принадлежащие давно сгинувшим поколениям гангстеров, их предшественников. Где они – Дядя Том, Дядя Ноел, Дядя Грег, Дядя Кристос, Дядя Сэм… Только титулы в памяти и остались… Был бы жив Дядя Джеймс… Вот говорят – крутой был бандюга, он бы ещё мог что-то сделать с наглым уркой, но где тот Дядя Джеймс? А многие считают, что это он его и заделал в стародавние времена…
Владения Гека раскинулись широко: все западные районы-острова, здоровенный северо-западный округ – все местное уголовное подполье склонилось перед его эмиссарами. Гек возвёл в ранг Дядек Тони-Сторожа и Эла-Арбуза, выделил профсоюзы и подпольную лотерею в управление Гнедым. От Дядек, заключивших с ним перемирие, в ультимативной форме потребовал через Арбуза, чтобы они не вмешивались в «пентагонные» проблемы. Делать нечего – согласились. Пит Малыш проявил себя выше всех похвал, но к прежней трёшке раскрутился ещё на три года (за нападение на надзирателя) и фактически брал наследство Ушастого в свои руки, а заодно и верховенство во всем «Пентагоне». Гек, естественно, утвердил его зырковым. Кубика зарезали, Джон Китаец, под стать Малышу, тоже был на уровне. Лишённые поддержки с воли (а среди простых сидельцев гангстерам добровольной поддержки и не было) тюремные вожди сдались и приняли новые порядки со склонёнными головами.
Ушастому пора было на волю. Гек приготовил для него «трудный» район, переходящий в китайские кварталы, населённые, впрочем, и корейцами и вьетнамцами. Должен он был и выпалывать наркоторговцев, а именно: грабить и убивать, не соблазняясь на сам этот бизнес. У Сержа Ушастого младшая сестрёнка опустилась и померла на героине, ему можно было верить в этом отношении.
Однако, несмотря на «революцию» в городской тюрьме, уголовный мир страны Бабилон не собирался снимать с «Пентагона» своё проклятие, и Гек ничего не мог с этим поделать. На воле.
И вот пришёл день, наступление которого Гек оттягивал под разными предлогами уже которую неделю. Все было рассчитано точно: Гек со всей свитой, но автономно, поехал в Иневию.
Возле заранее выбранного ювелирного магазина Фант со своими людьми установил аппаратуру, просигналил, что все в порядке. Мелкий уголовник, одетый точно так же, как Гек, примерно одного роста с ним, подошёл к витрине и с помощью гири на цепочке в два удара сокрушил толстенное, но обычное стекло витрины. Руками в перчатках выгреб хрустальную мишуру, замаскированную под драгоценности, обернулся, дав съёмочным камерам чётко снять его лицо, и побежал за угол (к машине). Здесь было самое тонкое место: мужика не должны были прихватить ни под каким видом, а убивать его шеф категорически запретил – «это не по понятиям». Тачка рванулась с места в карьер, через два квартала подмена, билет на самолёт до Фибов – и на дно, пока все не образуется. Скромная свадебная группка через дорогу напротив тотчас же свернулась, вместе с фотографом и любительской видеокамерой, видимо не желая попасть в свидетели в такой радостный день. А Гек, стоявший за углом, удостоверившись, что все в полном порядке, быстрым шагом двинулся прочь с места происшествия. Полиция вычислила его легко и задержала буквально через пятнадцать минут.
Два предварительно подвыпивших мужика, из местных связей, охотно дали показания об увиденном и – «вроде бы он», «похож» – опознали в Геке преступника. Естественно, что ни гири, ни украденного хлама при нем не было. Ещё с полдюжины свидетелей более или менее внятно подтвердили, что именно Гек пытался ограбить витрину ювелирного магазина.
Самуил Каршенбойм, хозяин магазина, хитрющий и прожжённый делец, невероятным носом своим почуял нечто неладное в этих событиях. Через благодарных ему полицейских он разузнал предварительные данные о преступнике, через бабилонских родственников вдруг понял кто забрался к нему в витрину, и тотчас рванул в полицию – решать дело миром. Однако следователь отмахнулся от него вежливо и попросил прийти завтра, без спешки. Тем же вечером Каршенбойма навестила делегация его неформальных защитников из местной еврейской банды. Глава клана, по кличке Ной, заметно нервничая, попросил Каршенбойма никуда не ходить и ничего не отзывать. Двое молчаливых незнакомцев, видимо близнецы-братья, одобрительно кивали головами, но в разговор не вмешивались.
В местной синагоге даже мудрый раввин прислушивался к мнению Каршенбойма, который очень многое понимал в жизни, но был скуп на необдуманные слова.
Один из незнакомцев порылся в боковом кармане, вынул оттуда стопку пятисотенных купюр и дружелюбно протянул её Каршенбойму – компенсация за витрину. Тот ещё раз подтвердил свою репутацию умнейшего человека – без колебаний взял деньги и расплылся в довольной улыбке, как от выгодной сделки (на самом деле суперстекло обошлось ему втрое дороже – из Венеции везли).
В этом однотомном деле сплошь выглядывали белые нитки, но только по части мотивов. Зачем боссу столичной группировки, большому боссу, как утверждают коллеги из Бабилона, лезть в паршивый магазин за фальшивыми побрякушками?… Приехав для этого в Иневию, черт побери. И никаких попыток его отбить, никаких залогов и давлений на свидетелей…
Пог Фоксель, следователь прокуратуры, вскоре получил в руки фонарик, освещающий странные события в ведомом им деле: Эли Муртез из Службы (ещё одна столичная шишка, только официальная) прикатил в местный департамент Конторы на четвёртые сутки после задержания Ларея и сидел чуть ли не верхом на следователе, суя свой толстый румпель в каждую бумажку. Что ж, из характера и направленности вопросов примерно понять случившееся можно: этот Ларей решил отсидеться подальше от воли, где ему припекло, видать, по самые помидоры, либо выполняет задание тех, кто за ним стоит.
Ну и хрен бы с ним, а Фокселю плевать: сдал в суд, а там – трава не расти… Свидетели есть, преступное прошлое есть, адвокаты мышей не ловят, угроз никому ни от кого… – замучаются на доследование отправлять… Сам Ларей отнекивается, правда, но это уж суд решит…
Суд определил: шесть лет с отбыванием наказания на специальном режиме (спецзона 26/3 на юго-востоке, плоскогорье, вечная мерзлота, четыре тысячи посадочных мест, лояльное администрации самоуправление из числа лиц, твёрдо ставших на путь исправления).
Деньги могут не все. В этой истине Гек в который раз уже убедился, когда встревоженный Малоун поведал ему в комнате свиданий, что четырнадцатый спец, хорошо и полностью оплаченный, непостижимым образом вдруг заменён был на двадцать шестой, где, как уже вызнал Гек, правили бал скуржавые. Для Малоуна это была всего лишь неувязка в проекте, он немногое знал о пробах и зонной резне… Гек имел в виду возможность подобного поворота событий, хотя и у него в душе ёкнуло от многообещающей новости. Можно было упереться рогом и через крытку этого избежать – дополнительный срок – ерунда, пересмотрят дело по вновь открывшимся обстоятельствам («свадебные» фото– и киносъёмка решат вопрос в нужную сторону), но взыграло ретивое: так – значит так! Ноги растут из недр Службы, это очевидно, разведка донесла ему о незнакомце из Бабилона, курирующем следствие… Они, стало быть, не оставили его своим вниманием… Ничего, придёт пора – и до кого-нибудь из них дотянемся, главное – в живых остаться. Гек экстренно свалился в тюремную больничку с сердечным приступом, адвокаты тянули время апелляциями, люди Гека, устилая путь наличными, ринулись вносить все возможные коррективы в кадровую расстановку на пересылках и на двадцать шестом спецу. На самый спец удалось перебросить троих сидельцев, на которых можно было как-то рассчитывать. Этого было мало, недопустимо мало, но Гек решил: управлюсь… Или сдохну…
Не так давно Дэниел Доффер скромно отпраздновал своё сорокалетие в кругу родных и немногочисленных близких. Из друзей и сослуживцев приглашены были только его заместитель Эли Муртез с женой и вдовец-пенсионер Игнацио Кроули, предшественник Доффера на посту главы Службы. В тот вечер никаким деловым разговорам ходу не было, только ели, умеренно пили и чинно танцевали при свечах под музыку прославленного струнного квартета, лучшего в стране.
В разгар вечера прибыл спецкурьер от Господина Президента с секретным пакетом. Дэнни принял пакет, расписался где положено, вскрыл его и тотчас был пожалован генерал-полковником – подарок от Самого. Нет служебных тайн в подлунном мире: получаса не прошло после очередного подтверждения того, что Доффер по-прежнему в фаворе, как закричали телефоны… Министр обороны, опытный царедворец, но плохой вояка, пробился первым. За ним отметился премьер-министр, за ним глава Конторы – другой любимчик Господина Президента, противовес и явный недруг Дэнни, за ним Генеральный прокурор, далее начальник президентской гвардии – нейтральный, но очень опасный генерал-майор, не по чину влиятельный, всякие иные бонзы, помельче рангом…
Миг торжества вскоре вновь сменился буднями, работы меньше не стало – жизнь продолжалась. Дэнни несколько утратил гибкость и порывистость в движениях, но сохранил армейскую осанку и почти прежнюю талию, плечи округлились и стали шире, крупная голова прямо сидела на мощной шее – он был в самом расцвете лет. Эли, его друг и соратник, был всего на год старше, но смотрелся далеко не так внушительно – мешали этому мешочки под глазами, брюшко над брючным ремнём, покатые плечи, вислый нос, который с годами не становился меньше. Но Эли некогда было заниматься своей внешностью, он круглосуточно работал, самолично курируя десяток самых тяжёлых направлений. Даже дома, на отдыхе, он не мог отрешиться от работы и мысленно был там, в Службе… Дэнни сделал его генерал-майором, своим первым замом, оградил, насколько сумел, от подковерных интриг, но взамен валил на него новые и новые дела, не давая продыху и пощады. Он и сам от работы не бегал, так же тянул воз с утра до ночи – шесть, а то и семь раз в неделю, – но тут была существенная разница: кроме некоторых персональных заданий от Адмирала, Дэнни волен был определять, над чем работать дальше, Эли же редко выдумывал себе тему – принимал к производству готовые. Но линия Ларея была одним из немногих исключений, когда Муртез забросил себе на горб дополнительное дело по собственной воле. Инициатором в своё время выступил Доффер, да закрутился в водовороте придворных интриг, почти забыв про странного урку с легендами вместо прошлого. А Муртез – нет: от всего связанного с этим Лареем веяло неким… чем-то таким, от чего к любопытству примешивается озноб, словно смотришь вниз с балкона сотого этажа…
Суббота – короткий день в ведомстве Доффера: притихли коридоры, секретари (всегда мужчины на этом этаже) доложились по-военному и на собственных моторах отчалили отдыхать, уборщицы шкрябали швабрами по коридорам – в кабинетах убирались под доглядом режимника-майора специальные, многократно процеженные унтеры, но их время ещё не настало. Муртез запер собственный кабинет и теперь, как всегда, полулежал в кресле напротив своего друга и начальника, генерал-полковника господина Дэниела Доффера. Доффер, даже угнездившись в уютном кресле, сидел упруго и чётко, руки на подлокотниках, слегка расставленные ноги – одна возле другой, согнутые в коленях под строгим углом в девяносто градусов.
– …Хрен его поймёт, Эли, уж не знаю, что и подумать. Как ты и просил, я надавил на Контору и суд, но – тяжело проворачивалось, не ожидал, честно говоря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130
– Да, сэр! Так точно, сэр! Разрешите идти?
Гек молча, не торопясь, вышел из-за старого канцелярского стола (дело было в «Коготке», в задних комнатах, где Гек периодически занимался оперативными вопросами), больно уцепил расшалившегося от великой удачи Фанта за ухо, подвёл к выходу и пинком вышиб его из комнаты. Собственноручно захлопнул дверь. Сквозь неё из «приёмной» донёсся радостный гогот охраны.
Время шло. Малыш, Китаец и Кубик ушли на «Пентагон», в подмогу Ушастому воевать за правду и власть, с десяток парней помельче оседали на периферийных зонах, куда скорее всего могли определить и Гека, согласно им же разработанному сценарию. Золото Ванов он поднапрягся и в две недели по ночам перетаскал в литейку. Вместе с новыми накоплениями это составило более двух с половиной тонн металла очень высокой пробы. Но Гек не торопился его расходовать, денег хватало и без этого, несмотря на бешеные расходы по подготовке Гека к посадке. Война в городе тем временем шла на убыль: Гек и сам не ожидал, что враги так легко пойдут на переговоры и уступки, больше похожие на капитуляцию. Эти годы Гек и его люди беспрерывно воевали, безжалостно истребляя враждующие шайки. И Геку все казалось, что ложкой море черпает, но он не знал, что противоборствующие банды, обессиленные чудовищным кровопусканием последних лет, не желали больше тягаться за территории, принадлежащие давно сгинувшим поколениям гангстеров, их предшественников. Где они – Дядя Том, Дядя Ноел, Дядя Грег, Дядя Кристос, Дядя Сэм… Только титулы в памяти и остались… Был бы жив Дядя Джеймс… Вот говорят – крутой был бандюга, он бы ещё мог что-то сделать с наглым уркой, но где тот Дядя Джеймс? А многие считают, что это он его и заделал в стародавние времена…
Владения Гека раскинулись широко: все западные районы-острова, здоровенный северо-западный округ – все местное уголовное подполье склонилось перед его эмиссарами. Гек возвёл в ранг Дядек Тони-Сторожа и Эла-Арбуза, выделил профсоюзы и подпольную лотерею в управление Гнедым. От Дядек, заключивших с ним перемирие, в ультимативной форме потребовал через Арбуза, чтобы они не вмешивались в «пентагонные» проблемы. Делать нечего – согласились. Пит Малыш проявил себя выше всех похвал, но к прежней трёшке раскрутился ещё на три года (за нападение на надзирателя) и фактически брал наследство Ушастого в свои руки, а заодно и верховенство во всем «Пентагоне». Гек, естественно, утвердил его зырковым. Кубика зарезали, Джон Китаец, под стать Малышу, тоже был на уровне. Лишённые поддержки с воли (а среди простых сидельцев гангстерам добровольной поддержки и не было) тюремные вожди сдались и приняли новые порядки со склонёнными головами.
Ушастому пора было на волю. Гек приготовил для него «трудный» район, переходящий в китайские кварталы, населённые, впрочем, и корейцами и вьетнамцами. Должен он был и выпалывать наркоторговцев, а именно: грабить и убивать, не соблазняясь на сам этот бизнес. У Сержа Ушастого младшая сестрёнка опустилась и померла на героине, ему можно было верить в этом отношении.
Однако, несмотря на «революцию» в городской тюрьме, уголовный мир страны Бабилон не собирался снимать с «Пентагона» своё проклятие, и Гек ничего не мог с этим поделать. На воле.
И вот пришёл день, наступление которого Гек оттягивал под разными предлогами уже которую неделю. Все было рассчитано точно: Гек со всей свитой, но автономно, поехал в Иневию.
Возле заранее выбранного ювелирного магазина Фант со своими людьми установил аппаратуру, просигналил, что все в порядке. Мелкий уголовник, одетый точно так же, как Гек, примерно одного роста с ним, подошёл к витрине и с помощью гири на цепочке в два удара сокрушил толстенное, но обычное стекло витрины. Руками в перчатках выгреб хрустальную мишуру, замаскированную под драгоценности, обернулся, дав съёмочным камерам чётко снять его лицо, и побежал за угол (к машине). Здесь было самое тонкое место: мужика не должны были прихватить ни под каким видом, а убивать его шеф категорически запретил – «это не по понятиям». Тачка рванулась с места в карьер, через два квартала подмена, билет на самолёт до Фибов – и на дно, пока все не образуется. Скромная свадебная группка через дорогу напротив тотчас же свернулась, вместе с фотографом и любительской видеокамерой, видимо не желая попасть в свидетели в такой радостный день. А Гек, стоявший за углом, удостоверившись, что все в полном порядке, быстрым шагом двинулся прочь с места происшествия. Полиция вычислила его легко и задержала буквально через пятнадцать минут.
Два предварительно подвыпивших мужика, из местных связей, охотно дали показания об увиденном и – «вроде бы он», «похож» – опознали в Геке преступника. Естественно, что ни гири, ни украденного хлама при нем не было. Ещё с полдюжины свидетелей более или менее внятно подтвердили, что именно Гек пытался ограбить витрину ювелирного магазина.
Самуил Каршенбойм, хозяин магазина, хитрющий и прожжённый делец, невероятным носом своим почуял нечто неладное в этих событиях. Через благодарных ему полицейских он разузнал предварительные данные о преступнике, через бабилонских родственников вдруг понял кто забрался к нему в витрину, и тотчас рванул в полицию – решать дело миром. Однако следователь отмахнулся от него вежливо и попросил прийти завтра, без спешки. Тем же вечером Каршенбойма навестила делегация его неформальных защитников из местной еврейской банды. Глава клана, по кличке Ной, заметно нервничая, попросил Каршенбойма никуда не ходить и ничего не отзывать. Двое молчаливых незнакомцев, видимо близнецы-братья, одобрительно кивали головами, но в разговор не вмешивались.
В местной синагоге даже мудрый раввин прислушивался к мнению Каршенбойма, который очень многое понимал в жизни, но был скуп на необдуманные слова.
Один из незнакомцев порылся в боковом кармане, вынул оттуда стопку пятисотенных купюр и дружелюбно протянул её Каршенбойму – компенсация за витрину. Тот ещё раз подтвердил свою репутацию умнейшего человека – без колебаний взял деньги и расплылся в довольной улыбке, как от выгодной сделки (на самом деле суперстекло обошлось ему втрое дороже – из Венеции везли).
В этом однотомном деле сплошь выглядывали белые нитки, но только по части мотивов. Зачем боссу столичной группировки, большому боссу, как утверждают коллеги из Бабилона, лезть в паршивый магазин за фальшивыми побрякушками?… Приехав для этого в Иневию, черт побери. И никаких попыток его отбить, никаких залогов и давлений на свидетелей…
Пог Фоксель, следователь прокуратуры, вскоре получил в руки фонарик, освещающий странные события в ведомом им деле: Эли Муртез из Службы (ещё одна столичная шишка, только официальная) прикатил в местный департамент Конторы на четвёртые сутки после задержания Ларея и сидел чуть ли не верхом на следователе, суя свой толстый румпель в каждую бумажку. Что ж, из характера и направленности вопросов примерно понять случившееся можно: этот Ларей решил отсидеться подальше от воли, где ему припекло, видать, по самые помидоры, либо выполняет задание тех, кто за ним стоит.
Ну и хрен бы с ним, а Фокселю плевать: сдал в суд, а там – трава не расти… Свидетели есть, преступное прошлое есть, адвокаты мышей не ловят, угроз никому ни от кого… – замучаются на доследование отправлять… Сам Ларей отнекивается, правда, но это уж суд решит…
Суд определил: шесть лет с отбыванием наказания на специальном режиме (спецзона 26/3 на юго-востоке, плоскогорье, вечная мерзлота, четыре тысячи посадочных мест, лояльное администрации самоуправление из числа лиц, твёрдо ставших на путь исправления).
Деньги могут не все. В этой истине Гек в который раз уже убедился, когда встревоженный Малоун поведал ему в комнате свиданий, что четырнадцатый спец, хорошо и полностью оплаченный, непостижимым образом вдруг заменён был на двадцать шестой, где, как уже вызнал Гек, правили бал скуржавые. Для Малоуна это была всего лишь неувязка в проекте, он немногое знал о пробах и зонной резне… Гек имел в виду возможность подобного поворота событий, хотя и у него в душе ёкнуло от многообещающей новости. Можно было упереться рогом и через крытку этого избежать – дополнительный срок – ерунда, пересмотрят дело по вновь открывшимся обстоятельствам («свадебные» фото– и киносъёмка решат вопрос в нужную сторону), но взыграло ретивое: так – значит так! Ноги растут из недр Службы, это очевидно, разведка донесла ему о незнакомце из Бабилона, курирующем следствие… Они, стало быть, не оставили его своим вниманием… Ничего, придёт пора – и до кого-нибудь из них дотянемся, главное – в живых остаться. Гек экстренно свалился в тюремную больничку с сердечным приступом, адвокаты тянули время апелляциями, люди Гека, устилая путь наличными, ринулись вносить все возможные коррективы в кадровую расстановку на пересылках и на двадцать шестом спецу. На самый спец удалось перебросить троих сидельцев, на которых можно было как-то рассчитывать. Этого было мало, недопустимо мало, но Гек решил: управлюсь… Или сдохну…
Не так давно Дэниел Доффер скромно отпраздновал своё сорокалетие в кругу родных и немногочисленных близких. Из друзей и сослуживцев приглашены были только его заместитель Эли Муртез с женой и вдовец-пенсионер Игнацио Кроули, предшественник Доффера на посту главы Службы. В тот вечер никаким деловым разговорам ходу не было, только ели, умеренно пили и чинно танцевали при свечах под музыку прославленного струнного квартета, лучшего в стране.
В разгар вечера прибыл спецкурьер от Господина Президента с секретным пакетом. Дэнни принял пакет, расписался где положено, вскрыл его и тотчас был пожалован генерал-полковником – подарок от Самого. Нет служебных тайн в подлунном мире: получаса не прошло после очередного подтверждения того, что Доффер по-прежнему в фаворе, как закричали телефоны… Министр обороны, опытный царедворец, но плохой вояка, пробился первым. За ним отметился премьер-министр, за ним глава Конторы – другой любимчик Господина Президента, противовес и явный недруг Дэнни, за ним Генеральный прокурор, далее начальник президентской гвардии – нейтральный, но очень опасный генерал-майор, не по чину влиятельный, всякие иные бонзы, помельче рангом…
Миг торжества вскоре вновь сменился буднями, работы меньше не стало – жизнь продолжалась. Дэнни несколько утратил гибкость и порывистость в движениях, но сохранил армейскую осанку и почти прежнюю талию, плечи округлились и стали шире, крупная голова прямо сидела на мощной шее – он был в самом расцвете лет. Эли, его друг и соратник, был всего на год старше, но смотрелся далеко не так внушительно – мешали этому мешочки под глазами, брюшко над брючным ремнём, покатые плечи, вислый нос, который с годами не становился меньше. Но Эли некогда было заниматься своей внешностью, он круглосуточно работал, самолично курируя десяток самых тяжёлых направлений. Даже дома, на отдыхе, он не мог отрешиться от работы и мысленно был там, в Службе… Дэнни сделал его генерал-майором, своим первым замом, оградил, насколько сумел, от подковерных интриг, но взамен валил на него новые и новые дела, не давая продыху и пощады. Он и сам от работы не бегал, так же тянул воз с утра до ночи – шесть, а то и семь раз в неделю, – но тут была существенная разница: кроме некоторых персональных заданий от Адмирала, Дэнни волен был определять, над чем работать дальше, Эли же редко выдумывал себе тему – принимал к производству готовые. Но линия Ларея была одним из немногих исключений, когда Муртез забросил себе на горб дополнительное дело по собственной воле. Инициатором в своё время выступил Доффер, да закрутился в водовороте придворных интриг, почти забыв про странного урку с легендами вместо прошлого. А Муртез – нет: от всего связанного с этим Лареем веяло неким… чем-то таким, от чего к любопытству примешивается озноб, словно смотришь вниз с балкона сотого этажа…
Суббота – короткий день в ведомстве Доффера: притихли коридоры, секретари (всегда мужчины на этом этаже) доложились по-военному и на собственных моторах отчалили отдыхать, уборщицы шкрябали швабрами по коридорам – в кабинетах убирались под доглядом режимника-майора специальные, многократно процеженные унтеры, но их время ещё не настало. Муртез запер собственный кабинет и теперь, как всегда, полулежал в кресле напротив своего друга и начальника, генерал-полковника господина Дэниела Доффера. Доффер, даже угнездившись в уютном кресле, сидел упруго и чётко, руки на подлокотниках, слегка расставленные ноги – одна возле другой, согнутые в коленях под строгим углом в девяносто градусов.
– …Хрен его поймёт, Эли, уж не знаю, что и подумать. Как ты и просил, я надавил на Контору и суд, но – тяжело проворачивалось, не ожидал, честно говоря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130