Он здорово опоздал. Для вашей личной ориентировки, Даррен: я позвонил своему знакомому в Нассау, мы с ним поговорили пятнадцать минут назад. Там Шэннарда ждут судебные исполнители с кучей неприятных бумаг, он их получит, как только сойдет с самолета.
— Эти ребята, Хью, не зажимают его в тиски, — подключился к разговору Эл. — Это хорошая цена. Причем наличными. И сразу. Где твой приятель еще найдет такое?
— Поговорю с ним, — сказал Хью. — Посмотрю, как его настроение. Приехать сюда — это была его идея, я ему не подавал ее.
— Да, он говорил, — сказал «докладчик» Дэн. — Знаете ли, мы стараемся распылять капиталовложения между разумно широким кругом объектов — подстраховываться что ли. Скажу вам, что мы растем достаточно быстро, поэтому испытываем постоянную нехватку в талантливых менеджерах. Но не настолько, чтобы ради их привлечения резать пирог на части и раздавать его по кусочкам. Например, вот этот отель. Мы держим вас здесь, Даррен, не давая вам куска этого пирога. Но вы человек способный и знайте, что на этом отеле свет клином не сошелся. Мы расширяемся, растем, и настанет время, когда мы сможем двинуть вас куда-нибудь повыше.
— Спасибо, — ответил Хью, — но... у меня есть планы завести собственное шоу.
Дэн развел руками:
— Как говорится, мечта каждого мужчины, да? Но это может кончиться, как у Шэннарда, и куда вы тогда?
— А вы не можете взять Тэмпла управлять его бывшей собственностью?
— Сразу могу сказать: нет. Он слишком долго принадлежал и подчинялся лишь самому себе. — Дэн посмотрел на часы. — Надо успеть на самолет. А Шэннард пусть скажет Элу, что он решил.
Человека изгоняли без тени сочувствия, пренебрегая элементарными нормами приличия. По дороге из Малого зала Хью подивился тому, что эта сцена так возмутила его, как будто от них можно было ожидать чего-то другого.
Он стал искать Тэмпла и Викки. Номер не отвечал. Хью направил человека поискать Тэмпла, но того в отеле точно не было. Хью оставил записку в его ячейке.
Он минут пять просидел в своем кабинете, когда к нему пришел Джон Трэйб, ведающий снабжением напитками. У него было мешковатое печальное лицо стареющего спаниеля, настороженное и бдительное, как у охранника банка, и удивительно приятная улыбка, имевшая множество оттенков.
— Этот бармен, про которого я говорил, Хью, этот Честер Энглер, я пригласил его сюда, он стоит за дверью. Ей-богу, не знаю, хорошо ли это будет, если мы прямо сейчас избавимся от него...
— А что, тут нужны какие-то особые подходы?
— Да просто человек он очень хороший. Вернее, был очень хороший. Я не говорил с ним насчет этого дела, может, ты возьмешь это на себя?
— Пусть зайдет, Джон.
Честеру Энглеру, грузноватому человеку с круглым розовым лицом, редеющими светлыми волосами и голубыми глазами, было за тридцать. Он явно нервничал, на верхней губе у него выступили капельки пота, несмотря на работающий кондиционер.
— Сядь, Чет, — сказал Джон Трэйб. — Я хочу, чтобы мистер Даррен побольше узнал о тебе. Сколько лет ты работаешь барменом в Неваде?
Энглер сидел с опущенной головой, глядя на свои руки.
— До этого четыре года в «Рено», всего девять.
— Ты женат, у тебя свой дом, машина...
— Машины уже нет.
— ...у тебя двое детей, две девочки, школьницы. В общем, есть все, что надо для хорошей жизни. По крайней мере, так было четыре-пять месяцев назад. Ты достаточно умен, чтобы сам себя оценить. Ты же прекрасно знаешь, что люди, которые живут и работают в нашем городе, не играют. Знаешь и то, что время от времени то один, то другой берется за это. Ты был знаком с такими ребятами. И знаешь, что они куда-то исчезли, после того как все проиграли. Это одна из опасностей, которая угрожает работающим в Неваде. Ты же говорил, я слышал, что играть — занятие для идиотов. А сам взялся за это. Ну и попался. Ты обещал мне завязать. И вот я случайно узнаю, что вчера, прежде чем прийти на работу, ты шестнадцать часов играл в блэк-джек. И как сыграл?
Энглер вздохнул и развел руками:
— Не очень.
— А как у тебя сейчас с деньгами?
— Не очень.
— Сколько же ты всего спустил?
— Около... двадцати, Джон.
— А где ты берешь деньги?
— Вначале сбережения ушли, потом получил страховку, потом ушла машина, потом перезаложил дом и получил кое-что на этом. Ну и... продал кое-что из барахла. Лайла забрала детей и уехала, сказала, что больше не может. Уехала к своим в Амарильо. Сказала, что подыщет работу, а мать посидит с детьми. — Все это Энглер говорил мертвым голосом, но вдруг голос окреп, и он посмотрел на Джона Трэйба. — Да я почти уже вылез было из замазки, Джон. Честное слово. На прошлой неделе. Я долго ждал этого. Должно было все перевернуться. К тому времени мой общий проигрыш составлял около восемнадцати тысяч, но я отыграл все, почти все, клянусь. У меня было почти шестнадцать в плюсе, и я поклялся, что завяжу с этим навеки. Так я, Джон, думал. Я качался примерно на одном уровне целый час. А потом опять...
— И ты спустил весь плюс.
— Мне не надо было ставить по-крупному, вот в чем была моя ошибка.
— Ошибку ты сделал, когда вообще начал играть. Ты сам это, Чет, знаешь. Что с тобой случилось? Мы с тобой, бывало, качали головой, когда узнавали, что кто-то втянулся в это дело. Ты ведь за девять лет усвоил, что у казино не выиграешь.
— Некоторые выигрывают.
— Не говори ерунду. Зачем нам обманывать друг друга? Чет... ты знаешь, что держать в штате игрока — это искать приключений на свою голову. Ты будешь химичить, чтобы на чем-нибудь выгадать и пустить эти деньги на стол в казино.
— Я не вор! — протестующе воскликнул Энглер.
— Это следующий шаг. Чем ты отличаешься от других?
— Повторяю: я не вор!
В разговор вступил Хью. Он говорил ровным, вразумительным тоном.
— Какие у вас планы, Энглер?
Энглер нервно покусывал ноготь большого пальца.
— Не знаю. Думаю... Черт, я уже столько проиграл...
— И вы считаете, что только играя можно поправить дело?
— А что мне терять? Сейчас у меня в доме нет ничего моего. Дальше мне идти некуда. Так что мне уже ничто не может повредить.
— Значит, будете продолжать?
— Я думаю, что могу наскрести сотни три баксов и попытать счастья. Если проиграю и их, никому плохо от этого не будет. Рано или поздно я выкарабкаюсь и заживу как следует. Я только этого хочу. Мне не нужно состояние. Я просто хочу снова жить как люди. Законом это не запрещено, мистер Даррен.
Хью бросил взгляд на Джона Трэйба. Тот почти незаметно пожал плечами.
— Думаю, вам лучше уйти, Энглер, — сказал Хью. — Вы здесь хорошо поработали. Мы дадим вам рекомендательное письмо. Прежний опыт подобных ситуаций говорит за то, что мы не имеем права рисковать и держать вас на работе далее.
Тяжелым голосом Энглер произнес:
— Спасибо большое. Вы оба — действительно приличные люди, с которыми приятно работать. Спасибо за все. Мне смену доработать?
— Лучше иди возьми свои вещи, Чет, — сказал Джон Трэйб, — сдай имущество и подожди меня в служебном коридоре. Я принесу тебе чек с оплатой по сегодняшнее число плюс за три недели вперед.
Энглер встал и без единого слова вышел.
— Что с ними происходит, Хью? — с досадой спросил Джон Трэйб. — Попадаются на этот крючок, все проматывают и исчезают с глаз долой, будто их никогда и не было. Забывают, что казино не обыграешь. Они живут только ради того времени, когда можно будет снова оказаться у стола. Вне стола они как полумертвые, работают плохо. Рано или поздно у них в головах появляется бредовая идея растратить деньги, чтобы играть чаще и покрупнее. А ведь люди, у которых есть иммунитет против этого, могут здесь хорошо зарабатывать и очень неплохо жить.
— А как он начал, ты знаешь?
— Он был, что называется, однодолларовым игроком, Хью. Это ребята, которые, скажем, выберутся с женой на вечер отдохнуть, а когда та уйдет в туалет, разменяют пять — десять долларов на серебряные, подойдут к столу, где играют в крэпс или блэк-джек, и сделают несколько ставок. Если выигрывают, то больше не играют и говорят жене, что сегодняшний вечер им дешево обошелся. Если ж проигрывают, то списывают проигрыш в уме на общие затраты за вечер. Долларовый игрок — это еще не игрок, но у некоторых поселяется червячок.
— Насколько я знаю об этом случае, — продолжал Джон Трэйб, — Чет и Лайла вот так же пришли в отель провести вечер и из-за какой-то ерунды поцапались — так, обычная семейная ссора. Она взяла такси и уехала домой. Он понимал, что виноват, но упрямство помешало ему поехать домой сразу вслед за ней. Поиграл по доллару в блэк-джек — получилось. Тогда он стал играть в две руки, потом по пять долларов в две руки. Он продолжал выигрывать и перешел по десять на руку. В конечном итоге Чет выиграл тысячу семьсот баков. На эти деньги он купил Лайле норковое манто — в знак примирения. Недели через две он решил выиграть себе на новый автомобиль, но потерпел фиаско. Примерно через месяц после этого он улизнул из дому с той норкой и продал ее за семьсот баков, чтобы сыграть на них. К настоящему времени он проиграл все, что имел, и даже семью. Он прекрасно знает, что преступно глуп, но выйти из игры не может. И даже не хочет.
— Некоторые психиатры говорят, Джон, что люди типа Энглера хотят проигрывать. У них есть потребность в проигрыше, и они наказывают себя проигрышем. Что-то вроде символического самоубийства.
Джон Трэйб встал:
— Не знаю, что там говорят эти психиатры, но я — точно знаю, что мы поступаем правильно, расставаясь с ним. Правда, я теряю одного из лучших своих людей. Мы с Джоан были как-то у него в гостях. Вчетвером так весело провели время... А перед своим отъездом Лайла рыдала на плече Джоан. Будто кто умер...
— Или получил неизлечимую болезнь.
— Да. Болезнь. Это больше подходит... Мне надо пойти подписать этот чек, Хью. Кстати, я подумал тут как-то, что нам надо увеличить ассортимент вин всех классов, в последнее время они хорошо идут. Если я сумею освободить складские площади, мы сможем неплохо сэкономить на крупных закупках.
— Надо печатать новую карту вин?
— Все равно скоро придется ее обновлять.
— Ты хочешь купить какие-нибудь диковинные марки?
— Да ну их, нет! Я думаю о тех, которые мы без проблем сможем заказать по новой. Я на неделе все изложу на бумаге.
— Вроде неплохая идея. Спасибо, Джон.
— Спасибо тебе, что встретился с Четом. Это ж мой друг, я не мог...
— Знаю.
* * *
В девять часов двадцать минут вечера того же воскресенья семнадцатого апреля Хью Даррен готовился ко сну. Это было редкой роскошью для него — отправиться на боковую так рано. Отель был полон. Вверенные Хью службы работали исправно. Он совершил последний на сегодня обход, прежде чем принять решение лечь пораньше спать. Никаких особых поручений для Банни Раиса не возникло.
Хью снял напряжение дня, долго простояв под горячим душем, и с великой радостью нырнул в постель. В тот момент, когда он потянулся к настольной лампе, раздался телефонный звонок. Рука поменяла направление движения и сняла трубку.
— Хью, — услышал он знакомый голос, — это Викки.
— А-а привет, пропащая. Я вам, бродягам, оставил записку, но вы...
— Тэмпл, наверное, взял ее, потому что я ничего не знаю о ней. Хью, я сейчас в ужасном расстройстве. Происходит что-то страшное, и я не могу этому помешать. Не знаю даже, что мне делать.
— А что случилось?
— Звоню тебе из казино, из коридора. Тэмпл играет, Хью.
— Ради Бога, Викки, он же не ребенок. Он может поиграть, это вовсе не обязательно должно расстраивать тебя.
— Ты не понимаешь. Он пьет самых переговоров с теми жуткими типами. Они ужас как расстроили его. Я не могу с ним даже поговорить, он меня совершенно не слушает. Он играет по-крупному и крупно проигрывает, и, думаю, он не соображает, что делает. Они принимают его чеки, которые выписаны на счет, который у него есть в Нью-Йорке. Я не имею ни малейшего представления о том, сколько он проигрывает, но, думаю, это огромная сумма. Я не могу его остановить, не могу заставить выслушать меня. Может, хоть ты постараешься что-нибудь сделать с ним. Это действительно какой-то кошмар.
— Будь у телефонов, Викки. Я приду минуты через три.
Хью в спешке оделся. Викки, завидев его, пошла навстречу. Она обеими руками взяла его руку, и он почувствовал, что у нее влажные и холодные пальцы. Викки выглядела элегантно в строгом черном костюме, он делал ее более стройной, но малозаметные изъяны во внешнем виде свидетельствовали о ее возбужденном состоянии: помада на нижней губе была съедена, отдельные пряди золотистых волос выбивались из общего порядка.
— Пойдем, я покажу, где он, — сказала Викки.
Народу в казино было полным-полно. Работали все столы, игроки в крэпс и рулетку окружали столы в два-три ряда. Сквозь жужжание толпы прорывались команды крупье, нескончаемо грохотали игровые автоматы, доносилась музыка из бара «Африк» и Малого зала, приглушенные аплодисменты — из «Сафари», где заканчивалось вечернее представление. Прокладывая себе дорогу через толпу, Хью снова ощутил, как поистине безрадостна эта людская масса в казино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Эти ребята, Хью, не зажимают его в тиски, — подключился к разговору Эл. — Это хорошая цена. Причем наличными. И сразу. Где твой приятель еще найдет такое?
— Поговорю с ним, — сказал Хью. — Посмотрю, как его настроение. Приехать сюда — это была его идея, я ему не подавал ее.
— Да, он говорил, — сказал «докладчик» Дэн. — Знаете ли, мы стараемся распылять капиталовложения между разумно широким кругом объектов — подстраховываться что ли. Скажу вам, что мы растем достаточно быстро, поэтому испытываем постоянную нехватку в талантливых менеджерах. Но не настолько, чтобы ради их привлечения резать пирог на части и раздавать его по кусочкам. Например, вот этот отель. Мы держим вас здесь, Даррен, не давая вам куска этого пирога. Но вы человек способный и знайте, что на этом отеле свет клином не сошелся. Мы расширяемся, растем, и настанет время, когда мы сможем двинуть вас куда-нибудь повыше.
— Спасибо, — ответил Хью, — но... у меня есть планы завести собственное шоу.
Дэн развел руками:
— Как говорится, мечта каждого мужчины, да? Но это может кончиться, как у Шэннарда, и куда вы тогда?
— А вы не можете взять Тэмпла управлять его бывшей собственностью?
— Сразу могу сказать: нет. Он слишком долго принадлежал и подчинялся лишь самому себе. — Дэн посмотрел на часы. — Надо успеть на самолет. А Шэннард пусть скажет Элу, что он решил.
Человека изгоняли без тени сочувствия, пренебрегая элементарными нормами приличия. По дороге из Малого зала Хью подивился тому, что эта сцена так возмутила его, как будто от них можно было ожидать чего-то другого.
Он стал искать Тэмпла и Викки. Номер не отвечал. Хью направил человека поискать Тэмпла, но того в отеле точно не было. Хью оставил записку в его ячейке.
Он минут пять просидел в своем кабинете, когда к нему пришел Джон Трэйб, ведающий снабжением напитками. У него было мешковатое печальное лицо стареющего спаниеля, настороженное и бдительное, как у охранника банка, и удивительно приятная улыбка, имевшая множество оттенков.
— Этот бармен, про которого я говорил, Хью, этот Честер Энглер, я пригласил его сюда, он стоит за дверью. Ей-богу, не знаю, хорошо ли это будет, если мы прямо сейчас избавимся от него...
— А что, тут нужны какие-то особые подходы?
— Да просто человек он очень хороший. Вернее, был очень хороший. Я не говорил с ним насчет этого дела, может, ты возьмешь это на себя?
— Пусть зайдет, Джон.
Честеру Энглеру, грузноватому человеку с круглым розовым лицом, редеющими светлыми волосами и голубыми глазами, было за тридцать. Он явно нервничал, на верхней губе у него выступили капельки пота, несмотря на работающий кондиционер.
— Сядь, Чет, — сказал Джон Трэйб. — Я хочу, чтобы мистер Даррен побольше узнал о тебе. Сколько лет ты работаешь барменом в Неваде?
Энглер сидел с опущенной головой, глядя на свои руки.
— До этого четыре года в «Рено», всего девять.
— Ты женат, у тебя свой дом, машина...
— Машины уже нет.
— ...у тебя двое детей, две девочки, школьницы. В общем, есть все, что надо для хорошей жизни. По крайней мере, так было четыре-пять месяцев назад. Ты достаточно умен, чтобы сам себя оценить. Ты же прекрасно знаешь, что люди, которые живут и работают в нашем городе, не играют. Знаешь и то, что время от времени то один, то другой берется за это. Ты был знаком с такими ребятами. И знаешь, что они куда-то исчезли, после того как все проиграли. Это одна из опасностей, которая угрожает работающим в Неваде. Ты же говорил, я слышал, что играть — занятие для идиотов. А сам взялся за это. Ну и попался. Ты обещал мне завязать. И вот я случайно узнаю, что вчера, прежде чем прийти на работу, ты шестнадцать часов играл в блэк-джек. И как сыграл?
Энглер вздохнул и развел руками:
— Не очень.
— А как у тебя сейчас с деньгами?
— Не очень.
— Сколько же ты всего спустил?
— Около... двадцати, Джон.
— А где ты берешь деньги?
— Вначале сбережения ушли, потом получил страховку, потом ушла машина, потом перезаложил дом и получил кое-что на этом. Ну и... продал кое-что из барахла. Лайла забрала детей и уехала, сказала, что больше не может. Уехала к своим в Амарильо. Сказала, что подыщет работу, а мать посидит с детьми. — Все это Энглер говорил мертвым голосом, но вдруг голос окреп, и он посмотрел на Джона Трэйба. — Да я почти уже вылез было из замазки, Джон. Честное слово. На прошлой неделе. Я долго ждал этого. Должно было все перевернуться. К тому времени мой общий проигрыш составлял около восемнадцати тысяч, но я отыграл все, почти все, клянусь. У меня было почти шестнадцать в плюсе, и я поклялся, что завяжу с этим навеки. Так я, Джон, думал. Я качался примерно на одном уровне целый час. А потом опять...
— И ты спустил весь плюс.
— Мне не надо было ставить по-крупному, вот в чем была моя ошибка.
— Ошибку ты сделал, когда вообще начал играть. Ты сам это, Чет, знаешь. Что с тобой случилось? Мы с тобой, бывало, качали головой, когда узнавали, что кто-то втянулся в это дело. Ты ведь за девять лет усвоил, что у казино не выиграешь.
— Некоторые выигрывают.
— Не говори ерунду. Зачем нам обманывать друг друга? Чет... ты знаешь, что держать в штате игрока — это искать приключений на свою голову. Ты будешь химичить, чтобы на чем-нибудь выгадать и пустить эти деньги на стол в казино.
— Я не вор! — протестующе воскликнул Энглер.
— Это следующий шаг. Чем ты отличаешься от других?
— Повторяю: я не вор!
В разговор вступил Хью. Он говорил ровным, вразумительным тоном.
— Какие у вас планы, Энглер?
Энглер нервно покусывал ноготь большого пальца.
— Не знаю. Думаю... Черт, я уже столько проиграл...
— И вы считаете, что только играя можно поправить дело?
— А что мне терять? Сейчас у меня в доме нет ничего моего. Дальше мне идти некуда. Так что мне уже ничто не может повредить.
— Значит, будете продолжать?
— Я думаю, что могу наскрести сотни три баксов и попытать счастья. Если проиграю и их, никому плохо от этого не будет. Рано или поздно я выкарабкаюсь и заживу как следует. Я только этого хочу. Мне не нужно состояние. Я просто хочу снова жить как люди. Законом это не запрещено, мистер Даррен.
Хью бросил взгляд на Джона Трэйба. Тот почти незаметно пожал плечами.
— Думаю, вам лучше уйти, Энглер, — сказал Хью. — Вы здесь хорошо поработали. Мы дадим вам рекомендательное письмо. Прежний опыт подобных ситуаций говорит за то, что мы не имеем права рисковать и держать вас на работе далее.
Тяжелым голосом Энглер произнес:
— Спасибо большое. Вы оба — действительно приличные люди, с которыми приятно работать. Спасибо за все. Мне смену доработать?
— Лучше иди возьми свои вещи, Чет, — сказал Джон Трэйб, — сдай имущество и подожди меня в служебном коридоре. Я принесу тебе чек с оплатой по сегодняшнее число плюс за три недели вперед.
Энглер встал и без единого слова вышел.
— Что с ними происходит, Хью? — с досадой спросил Джон Трэйб. — Попадаются на этот крючок, все проматывают и исчезают с глаз долой, будто их никогда и не было. Забывают, что казино не обыграешь. Они живут только ради того времени, когда можно будет снова оказаться у стола. Вне стола они как полумертвые, работают плохо. Рано или поздно у них в головах появляется бредовая идея растратить деньги, чтобы играть чаще и покрупнее. А ведь люди, у которых есть иммунитет против этого, могут здесь хорошо зарабатывать и очень неплохо жить.
— А как он начал, ты знаешь?
— Он был, что называется, однодолларовым игроком, Хью. Это ребята, которые, скажем, выберутся с женой на вечер отдохнуть, а когда та уйдет в туалет, разменяют пять — десять долларов на серебряные, подойдут к столу, где играют в крэпс или блэк-джек, и сделают несколько ставок. Если выигрывают, то больше не играют и говорят жене, что сегодняшний вечер им дешево обошелся. Если ж проигрывают, то списывают проигрыш в уме на общие затраты за вечер. Долларовый игрок — это еще не игрок, но у некоторых поселяется червячок.
— Насколько я знаю об этом случае, — продолжал Джон Трэйб, — Чет и Лайла вот так же пришли в отель провести вечер и из-за какой-то ерунды поцапались — так, обычная семейная ссора. Она взяла такси и уехала домой. Он понимал, что виноват, но упрямство помешало ему поехать домой сразу вслед за ней. Поиграл по доллару в блэк-джек — получилось. Тогда он стал играть в две руки, потом по пять долларов в две руки. Он продолжал выигрывать и перешел по десять на руку. В конечном итоге Чет выиграл тысячу семьсот баков. На эти деньги он купил Лайле норковое манто — в знак примирения. Недели через две он решил выиграть себе на новый автомобиль, но потерпел фиаско. Примерно через месяц после этого он улизнул из дому с той норкой и продал ее за семьсот баков, чтобы сыграть на них. К настоящему времени он проиграл все, что имел, и даже семью. Он прекрасно знает, что преступно глуп, но выйти из игры не может. И даже не хочет.
— Некоторые психиатры говорят, Джон, что люди типа Энглера хотят проигрывать. У них есть потребность в проигрыше, и они наказывают себя проигрышем. Что-то вроде символического самоубийства.
Джон Трэйб встал:
— Не знаю, что там говорят эти психиатры, но я — точно знаю, что мы поступаем правильно, расставаясь с ним. Правда, я теряю одного из лучших своих людей. Мы с Джоан были как-то у него в гостях. Вчетвером так весело провели время... А перед своим отъездом Лайла рыдала на плече Джоан. Будто кто умер...
— Или получил неизлечимую болезнь.
— Да. Болезнь. Это больше подходит... Мне надо пойти подписать этот чек, Хью. Кстати, я подумал тут как-то, что нам надо увеличить ассортимент вин всех классов, в последнее время они хорошо идут. Если я сумею освободить складские площади, мы сможем неплохо сэкономить на крупных закупках.
— Надо печатать новую карту вин?
— Все равно скоро придется ее обновлять.
— Ты хочешь купить какие-нибудь диковинные марки?
— Да ну их, нет! Я думаю о тех, которые мы без проблем сможем заказать по новой. Я на неделе все изложу на бумаге.
— Вроде неплохая идея. Спасибо, Джон.
— Спасибо тебе, что встретился с Четом. Это ж мой друг, я не мог...
— Знаю.
* * *
В девять часов двадцать минут вечера того же воскресенья семнадцатого апреля Хью Даррен готовился ко сну. Это было редкой роскошью для него — отправиться на боковую так рано. Отель был полон. Вверенные Хью службы работали исправно. Он совершил последний на сегодня обход, прежде чем принять решение лечь пораньше спать. Никаких особых поручений для Банни Раиса не возникло.
Хью снял напряжение дня, долго простояв под горячим душем, и с великой радостью нырнул в постель. В тот момент, когда он потянулся к настольной лампе, раздался телефонный звонок. Рука поменяла направление движения и сняла трубку.
— Хью, — услышал он знакомый голос, — это Викки.
— А-а привет, пропащая. Я вам, бродягам, оставил записку, но вы...
— Тэмпл, наверное, взял ее, потому что я ничего не знаю о ней. Хью, я сейчас в ужасном расстройстве. Происходит что-то страшное, и я не могу этому помешать. Не знаю даже, что мне делать.
— А что случилось?
— Звоню тебе из казино, из коридора. Тэмпл играет, Хью.
— Ради Бога, Викки, он же не ребенок. Он может поиграть, это вовсе не обязательно должно расстраивать тебя.
— Ты не понимаешь. Он пьет самых переговоров с теми жуткими типами. Они ужас как расстроили его. Я не могу с ним даже поговорить, он меня совершенно не слушает. Он играет по-крупному и крупно проигрывает, и, думаю, он не соображает, что делает. Они принимают его чеки, которые выписаны на счет, который у него есть в Нью-Йорке. Я не имею ни малейшего представления о том, сколько он проигрывает, но, думаю, это огромная сумма. Я не могу его остановить, не могу заставить выслушать меня. Может, хоть ты постараешься что-нибудь сделать с ним. Это действительно какой-то кошмар.
— Будь у телефонов, Викки. Я приду минуты через три.
Хью в спешке оделся. Викки, завидев его, пошла навстречу. Она обеими руками взяла его руку, и он почувствовал, что у нее влажные и холодные пальцы. Викки выглядела элегантно в строгом черном костюме, он делал ее более стройной, но малозаметные изъяны во внешнем виде свидетельствовали о ее возбужденном состоянии: помада на нижней губе была съедена, отдельные пряди золотистых волос выбивались из общего порядка.
— Пойдем, я покажу, где он, — сказала Викки.
Народу в казино было полным-полно. Работали все столы, игроки в крэпс и рулетку окружали столы в два-три ряда. Сквозь жужжание толпы прорывались команды крупье, нескончаемо грохотали игровые автоматы, доносилась музыка из бара «Африк» и Малого зала, приглушенные аплодисменты — из «Сафари», где заканчивалось вечернее представление. Прокладывая себе дорогу через толпу, Хью снова ощутил, как поистине безрадостна эта людская масса в казино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39