По улице мимо нашего дома с урчанием проехала машина, и все снова стихло. Я задумался о сне, в котором видел миссис Нэвилл, вспомнил, что она мне сказала: “Представь себе, будто ты просто рассказываешь своим друзьям очередную историю”. И все будет очень легко. “Но как это сделать? – спросил я себя. – Как, если я собираюсь писать о том, что было на самом деле? ” Может, написать о мистере Скалли и зубе Старого Мозеса? Нет, это не пойдет. Мистер Скалли не обрадуется гостям, которые зачастят к нему из любопытства. Хорошо.., тогда, может быть, стоит написать про Леди и Человека-Луну? Нет, я их почти не знаю, это будет неприлично Тогда о чем же? Что, если мне написать… ., об утопленнике в машине, покоящемся на дне озера Саксон? Что, если я напишу рассказ о том, что случилось с нами, со мной и отцом, в то утро? Напишу, как выкатившийся из леса автомобиль свалился в озеро прямо у нас на глазах, как отец выскочил из нашего пикапа и бросился на помощь водителю? Я напишу обо всем, что я почувствовал и увидел в то мартовское утро перед восходом солнца? А что, если.., что, если.., я напишу про человека в шляпе с зеленым пером, который следил за нами с опушки леса? Да, я мог развернуться, у меня почти все было готово. Я начал прямо со слов отца, с которыми он разбудил меня: “Кори? Пора подниматься, сынок. Скоро выезжаем”. Не прошло и нескольких минут, как я уже сидел рядом в нашем грузовичке, пробиравшемся по тихим предутренним улицам Зефира. Я вспомнил, о чем мы разговаривали с отцом в то утро: о том, кем я собираюсь стать, когда вырасту. Но потом предрассветная идиллия нарушилась, из леса прямо перед нашим носом выскочил автомобиль, и, чтобы избежать столкновения, отец резко крутанул руль, после чего неизвестный автомобиль свалился с красного гранитного утеса прямо в бездонные воды озера Саксон. Я вспомнил, как отец со всех ног бежал к озеру, как сжалось мое сердце, когда я увидел, что он бросился в воду и плывет к машине. Я отлично помнил, как машина тонула в озере, как бурлил вокруг нее воздух. Я помнил, как, оглянувшись зачем-то к лесу, я заметил на опушке фигуру в длинном темном плаще, поля которого разлетались на ветру. На голове человека была шляпа с зеленым… Минуточку. Все было совсем не так. Я наступил на зеленое перышко и потом уже обнаружил его на подошве своего кеда, измазанного грязью. А потом я решил, что этому перу просто неоткуда было взяться, кроме как из-под шляп ной ленты. Так я и должен буду все записать, не отступая от истины ни на йоту. До самой ночи наводнения я, по сути дела, не видел человека в шляпе с зеленым пером. Поэтому, решив быть честным сам с собой и с будущими читателями, я напечатал все так, как оно было: всю правду о зеленом перышке, о том, как я нашел его, и остальное. Я решил умолчать о домике мисс Грейс и о Лэнни и все о заведении с дурными девушками, потому что маме наверняка не понравился бы этот кусок. Добравшись до конца, я перечитал рассказ, решил, что некоторые фразы можно улучшить, и потому, не поднимаясь из-за машинки, перепечатал свое произведение заново. Некоторые предложения звучали по-настоящему здорово, в них чувствовалась подлинная жизнь, другие же казались мертвыми и сухими, и сделать их реальными и выразительными было не так-то просто. В конце концов, трижды пропущенный сквозь мой “Рой-ял”, рассказ было готов к тому, чтобы предстать на суд постороннего человека. Рассказ занял две страницы через два интервала, ни больше ни меньше. Это был мой шедевр. Через несколько минут в мою комнату вошел отец, одетый в свою полосатую пижаму, с еще влажными после душа волосами, и я показал ему напечатанные страницы.
– Что это такое? – спросил он, поднося мое творение к свету настольной лампы. – “Перед восходом солнца”, – прочитал он заголовок и вопросительно посмотрел на меня.
– Это рассказ, который я хочу послать на литературный конкурс, – ответил я. – Я его только что закончил.
– Вот как? Я могу его прочитать?
– Конечно, сэр. Отец начал читать. Я неотрывно следил за выражением его лица. Когда повествование добралось до места, где из леса нам наперерез выкатывается неизвестный автомобиль, его челюсти чуть сжались. Потом отец прислонился к стене, и я понял, что он добрался до места, где описывалось, как он плывет к тонущей машине. Я видел, как медленно напрягаются и расслабляются его пальцы.
– Кори! – позвала мама. – Пойди посади Рибеля на цепь! Я двинулся к двери, но отец остановил меня:
– Задержись на минуту. – И его взгляд вернулся к первым абзацам.
– Кори! – снова позвала мама от телевизора.
– Мы разговариваем, Ребекка! – ответил маме отец и положил страницы с рассказом на мой письменный стол. Потом повернулся и взглянул на меня. Лицо отца было наполовину скрыто в тени.
– Ну, как рассказ? – спросил я. – Тебе понравилось?
– Это не похоже на то, о чем ты обычно пишешь, – тихо ответил отец. – Обычно это истории о привидениях, ковбоях, космических полетах. Почему ты решил написать именно такой рассказ? Я пожал плечами:
– Не знаю. Просто я решил.., что если уж писать о чем-то, то о том, что случилось на самом деле.
– Значит, все, что ты здесь написал, правда? И то, как ты заметил человека среди деревьев?
– Да, сэр.
– Тогда почему ты не рассказал об этом раньше? Почему ты не сказал ничего ни мне, ни шерифу Эмори?
– Не знаю. Может быть, потому, что не был до конца уверен в том, что действительно кого-то видел.
– Но теперь ты уверен? Прошло почти полгода с того дня, как все это случилось, и вдруг ты почувствовал уверенность? Хотя должен был сразу обо всем рассказать шерифу, но решил промолчать?
– Да.., я думаю, что должен был так поступить. Я хочу сказать, мне показалось, что я увидел там какого-то человека, но я не был до конца в этом уверен, потому что испугался. На нем было темное пальто или плащ с развевающимися полами, и он…
– Значит, это был мужчина, – перебил меня отец. – Ты заметил его лицо?
– Нет, сэр. Лицо я не разглядел. Отец покачал головой. Желваки на его скулах снова напряглись, на виске пульсировала жилка.
– Господи, зачем мы вообще оказались на этой дороге у озера! Сейчас я бы просто проехал мимо и не стал бы никого спасать. Потому что этот человек.., этот человек, что утонул в своем автомобиле и сейчас покоится на дне озера, не дает мне покоя ни днем ни ночью. Отец крепко зажмурился. Когда снова открыл глаза, они были полны слезами и мукой.
– Кори, никто не должен больше видеть этот рассказ, я требую этого. Ты понял меня, Кори?
– Но, сэр.., я хотел отдать его на конк…
– Нет! Господи, ни в коем случае! Рука отца сильно стиснула мое плечо.
– Слушай меня внимательно! Все полгода назад началось – все тогда же и закончилось. И этот твой рассказ сейчас.., в общем, не нужно опять все вытаскивать наружу и ворошить у всех на виду!
– Но я написал правду! – чуть не плакал я. – Все так и было.
– Может, это правда, – ответил отец, – но это та правда, которую мы видим в ночном кошмаре. В городе никто не пропал, шериф потратил не один день, чтобы в этом убедиться. В полицейские участки округа, да и всего штата, тоже не поступали заявления об исчезновении мужчины с татуировкой, которую я видел у утопленника. Ни одна жена или мать в окрестности не обратилась в полицию с заявлением о пропавшем муже или сыне, ни одна семья. Ты понимаешь, что это означает, Кори?
– Нет, сэр, – признался я.
– Это означает, что человека, утонувшего в озере Сак-сон, никогда не существовало, – объяснил мне отец срывающимся и полным боли голосом. – Никто его не ищет, и никому даже не интересно, что с ним случилось. Когда я видел его в последний раз в машине, быть может, уже забитого до смерти, да и скорее всего уже мертвого, он и на человека-то едва был похож. Он покоится на дне озера, под огромной толщей воды, а не на кладбище, как это принято у добрых христиан. И сегодня я – последний человек на земле, который согласится снова увидеть, как его машина опускается в темную воду Саксона, как он навсегда исчезает в его глубинах. Ты знаешь, что стало со мной после того, как я побывал в этом озере? Я потряс головой. Отец снова молча взял со стола мой рассказ, потом аккуратно положил страницы на место, рядом с пишущей машинкой.
– Я знал о том, что в этом мире есть место злу и жестокости, – сказал он, не глядя на меня, потому что его взгляд был устремлен на что-то, что находилось далеко за пределами моей комнаты. – Жестокость – это неразрывная часть нашей жизни, но только не моей жизни, потому что мне всегда удавалось обходить жестокость стороной. Жестокость всегда обитала где-то по соседству, но только не рядом со мной. Может быть, ее место было в другом городе. Помнишь, когда я был пожарником, мы поехали на вызов тушить машину, что разбилась и сгорела на полдороге в лесу между Зефиром и Юнион-Тауном?
– Это была машина Малыша Стиви Коули, – ответил я. – Полуночная Мона.
– Точно. На дороге остались следы. Было очевидно, что в том, что машина Коули разбилась, виноват другой водитель, который заставил Коули съехать с дороги или просто его столкнул. Причем сделал это специально, скорее всего потому, что хотел убить Коули. После того как Полуночная Мона врезалась в дерево, ее бензобак взорвался, наверное, осветив лес на милю вокруг. Это было так жестоко, что я, увидев, во что может превратиться совсем молодой парень, что может остаться от его здорового и сильного тела, я… – Отец содрогнулся, быть может, оттого, что зрелище останков Малыша Коули все еще было очень свежо в его памяти. – У меня до сих пор в голове не укладывается, почему один человек может сделать такое с другим. Наверное, все дело в ненависти, но мне такая ненависть непонятна. Я не знаю, что за люди так поступают, как они становятся такими? Кем должен быть убийца, чтобы отнять у другого человека жизнь с легкостью, с какой прихлопываешь на окне муху? Что за извращенная и изуродованная душа должна быть у такого мерзавца? Глаза отца наконец нашли меня.
– Знаешь, как звал меня дедушка, когда мне было столько же лет, как тебе сейчас?
– Нет, сэр.
– Желторотик. Потому что я не любил ходить с ним на охоту. Потому что я не любил драться. Потому что я не любил многое, что, считается, должен любить мальчик. Отец заставлял меня играть в футбол. Из меня вышел никудышный футболист, но я делал то, о чем он меня просил, потому что хотел ему угодить. Он говорил мне: “Парень, ты ничего не добьешься в этой жизни, если не воспитаешь в себе инстинкт убийцы”. Вот что он говорил мне: “Врежь им посильнее, сбей их с ног, покажи им, кто здесь по-настоящему крутой”. А дело было в том.., что я никогда не был крутым. Я и сейчас никакой не крутой. И все, чего мне всегда хотелось, это тихой и спокойной жизни. Вот и все. Просто спокойной жизни. Отец подошел к окну и некоторое время стоял ко мне спиной, слушая, как звенят на улице цикады.
– Сейчас мне кажется, – снова заговорил отец, – что долгое время я только делал вид, что я сильный и решительный человек, хотя на самом деле был совершенной другой. Я вполне мог оставить машину с мертвецом за рулем преспокойно тонуть в озере и проехать дальше, глазом не моргнув. Но я не смог этого сделать, Кори, просто не смог. И вот теперь он зовет меня со дна озера.
– Он.., зовет тебя? – потрясенно переспросил я.
– Да, он зовет меня. Отец по-прежнему стоял ко мне спиной. Его руки были крепко стиснуты в кулаки и прижаты к бокам.
– Он говорит мне, что хочет, чтобы я узнал, кто он такой и его настоящее имя. Он хочет, чтобы я узнал, где его семья, нашел ее и передал тело им, чтобы они смогли предать его земле по всем правилам. Он хочет, чтобы я нашел человека, убившего его, и проследил, чтобы тот понес справедливое наказание. Он хочет, чтобы все люди узнали правду о нем, о том, за что и как он погиб. Он просто хочет, чтобы я не забывал о нем, и говорит, что покуда тот, кто так жестоко избил его, а потом еще более жестоко задушил струнен, ходит безнаказанно по земле, мне не будет от него покоя, пусть это продлится всю мою жизнь. Отец повернулся ко мне. Я посмотрел на него и подумал, что теперь, после своего рассказа, он выглядит на сто лет старше, чем перед тем, как взял в руки две странички с рассказом.
– Когда мне было столько же, сколько тебе сейчас, я верил, что живу в волшебном городе, – мягко проговорил он, – к котором никогда и ничего не случится плохого. Мне хотелось верить, что все вокруг, мои соседи и остальные жители Зефира, – добрые, честные и открытые. Я хотел верить, что любой тяжкий труд в конце концов вознаграждается по заслугам и что каждый человек всегда держит слово, чего бы это ему ни стоило. Мне хотелось верить, что люди – истинные христиане каждый день недели, а не только по воскресеньям, что закон справедлив, а политики мудры, и если ты идешь по жизни дорогой прямой и ровной, то бытие твое будет легким и спокойным, потому что только этого ты в жизни и ищешь. Отец улыбнулся, но на его улыбку было тяжело смотреть. Ни мгновение мне показалось, что я вижу в нем мальчика, скрытого под тем непроницаемым составом, который миссис Нэвилл назвала “патиной времени”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53