– Наверняка им точно не было причины идти на восток.
– Боже мой! – резко выдохнула Бет. – Моя мама и папа. Моя маленькая сестра. Они живут в Питтсбурге. Как вы думаете… Питтсбург похож на то, что здесь, а? Я имею в виду, Питтсбург может быть в порядке, правда?
Она украдкой оскалилась в улыбке, но глаза были дикими.
– Что там было бомбить в Питтсбурге, правда?
– Правда,– согласилась она и сосредоточилась на открывании банки с анчоусами маленьким ключом. Она понимала, что соленость анчоусов может вызвать жажду, но еда есть еда.
– Кто–нибудь хочет?
Она подцепила пальцем кусочек филе и положила его в рот, вкус рыбы чуть не обжег ей язык, но она проглотила ее, рассудив, что в рыбе есть то ли йод, то ли что–то еще полезное. Арти и Бет взяли по рыбке, а латиноамериканка отвернулась.
Они доели хлеб. Сестра положила оставшиеся ломтики ветчины обратно в сумку, потом вылила масло из баночки из–под анчоусов на землю, а баночку тоже положила в сумку. Ветчина и рыба могли поддержать их еще пару дней, если быть экономными. Что необходимо было сделать завтра, так это найти питье.
Они тесно сидели у костра, а за стенами выл ветер. Случайный порыв время от времени залетал внутрь здания и взметал пепел, перед тем, как утихнуть. Слышно было только завывание ветра да потрескивание костра, и Сестра загляделась на успокаивающее пламя.
– Сестра?
Она посмотрела в сторону Арти.
– Вы не будете… не будете против… Вы позволите мне подержать его? с надеждой спросил он.
Она поняла, что он имеет в виду. Ни она, ни он не рассматривали его больше с тех пор, с того дня на развалинах магазина стекла Штубена. Сестра залезла в сумку, раздвинула вещи и коснулась рукой предмета, завернутого в мятую полосатую рубашку. Она вынула и развернула все еще мокрую рубашку.
В тот же момент стеклянное кольцо с пятью колосьями на ободке и драгоценными камнями внутри засверкало, затмевая свет костра. Оно сияло как огненный шар, наверно даже ярче, чем раньше. Оно билось в такт сердца, как будто жизненная энергия питала его, и нити из золота, платины и серебра казались бурлящими от света.
– О,– выдохнула Бет. Свет камней отражался в ее глазах. – О… что это? Я никогда… Я никогда не видела такого… за всю жизнь.
– Его нашла Сестра,– ответил Арти, голос его звучал с почтением, глаза были прикованы к стеклянному кольцу. Он недоверчиво протянул к нему обе руки. – Можно… пожалуйста?
Сестра дала ему кольцо. Когда Арти взял его, пульсация камней изменилась в скорости и ритме, сливаясь с биением сердца Арти. Он с изумлением покачал головой, в глазах его были все цвета радуги.
– Когда я держу его, мне становится хорошо,– сказал он. – Оно дает мне ощущение… будто красота в мире еще не умерла.
Он пальцами провел по колосьям и указательным пальцем обвел изумруд размером с большое зернышко миндаля.
– Такой зеленый,– прошептал он. – Такой зеленый…
Ему почудился чистый свежий аромат соснового леса. Он держал в руках бутерброд–пастрами на ржаной лепешке, политой жгучей горчицей со специями. Как раз такой, какой он любил. Изумленный, он посмотрел вверх и увидел вокруг себя видение зеленого леса и изумрудных лугов. Рядом с ним был лед, в котором стояла бутылка вина, и бумажный стакан, полный вина, стоял возле руки. Плетеная корзинка для пикника перед ним была открыта, и она была полна еды. Я во сне, подумал он. Боже мой, я сплю с открытыми глазами.
Но тут он увидел свои руки в волдырях и ожогах. На нем все еще была красная пижама и меховое манто. На ногах все еще были крепкие черные тапочки с крылышками. Но боли он не ощущал, и солнце было ярким и теплым, шелковистый бриз ерошил сосновый лес. Он услышал, как хлопнула дверь автомобиля. В тридцати футах от него стоял красный “Тандерберд”. Высокая улыбающаяся молодая женщина с кудрявыми каштановыми волосами шла ему навстречу, транзистор на ее плече наигрывал “Дым щиплет твои глаза”.
– Лучшего дня и не придумаешь, не правда ли? – сказала молодая женщина, перевешивая радио на другой бок.
– О… да,– ответил Арти, оглушенный. – Думаю, что да.
Он никогда раньше не дышал таким чистым свежим воздухом. И этот “Тандерберд”… Боже мой! – подумал он. На заднем крыле “Тандерберда” качалась антенна. Он вспомнил теперь эту тачку. Это был лучший, быстрейший автомобиль, какой когда–либо был у него, и… подождите минутку, подумал он, когда молодая женщина подошла. Постойте! Что за черт!..
– Пей вино,– предложила женщина. – Разве тебя не мучает жажда?
– А… да. Ага, меня мучает жажда.
Он подхватил стакан и в три глотка выпил вино. В горле у него пересохло от жажды. Он налил еще стакан и с такой же жадностью выпил снова. И тут Арти взглянул в нежные голубые глаза женщины, увидел ее лицо овальной формы и узнал ее, но это не могла быть она! Ей было девятнадцать лет, и они снова были на том самом пикнике в тот день, когда он сделал ей предложение. – Ты разглядываешь меня, Арти,– сказала укоризненно она.
– Извини, это просто… Я имею в виду, что ты опять молода, а я сижу здесь как французский фраер в красной пижаме. Я имею в виду… все это не правда.
Она нахмурилась, как будто не улавливая, о чем это он говорит.
– Ты ведешь себя глупо,– решила она. – Тебе не нравится сэндвич?
– Конечно. Конечно, нравится.
Он откусил от него, чувствуя, как тот тает у него на языке, во рту у него был кусок пастрами и, если это было не во сне, то это был самый чертовски вкусный сэндвич, какой он когда–либо ел! Он налил себе третий стакан вина и жадно выпил его. Сладкий чистый запах соснового леса наполнял воздух, и Арти глубоко вдыхал его. Он разглядывал зеленый лес и луга и думал:
– Боже мой! Боже мой! Как хорошо быть живым!
– Все в порядке?
– А?
Этот голос ошеломил его. Он моргнул и увидел лицо Сестры в волдырях. Стеклянное кольцо все еще было в его руках.
– Я спросила, с тобой все в порядке? – сказала она. – Ты глядел на эту вещь с полминуты, просто сидел и разглядывал.
– О!
Арти увидел костер, лица Бет и латиноамериканки, разрушенные стены здания. Не знаю, где я только что был, подумал он, но теперь я вернулся. Ему почудилось, что во рту у него остался вкус пастрами, горчицы со специями и вина, все еще бывшего во рту. Его желудок был теперь полон и он больше не испытывал жажды.
– Ага, со мной все в порядке.
Он дал волю пальцам еще минуту поиграть со стеклянным кольцом, потом вернул его Сестре.
– Спасибо,– сказал он.
Она взяла его. На мгновение ей показалось, что от него пахнет – чем это? Ликером? Но тут слабый аромат исчез.
Арти Виско откинулся назад и отрыгнул.
– Можно мне подержать его? – попросила ее Бет. – Я буду осторожна.
Она взяла его у Сестры, а латиноамериканка через плечо любовалась им.
– Оно что–то напоминает мне. Что–то, что я видела,– сказала она. – Хотя и не могу вспомнить.
Она вгляделась в сверкающие внутри искорки топаза и бриллиантов.
– О, Господи, вы знаете, сколько это может стоить?
Сестра пожала плечами.
– Думаю, что несколько дней назад это стоило кое–каких денег. Теперь я в этом не уверена. Может стоит нескольких банок еды и консервного ножа. Может коробки спичек. Самое большое – кувшина чистой воды.
Воды, подумала Бет. Уже прошло больше суток с тех пор, как она пила имбирное пиво. Во рту ее пересохло как в пустыне. Глоток воды, только глоточек, было бы так чудесно.
Пальцы ее вдруг погрузились в стекло.
Только теперь это было не стекло, это был поток воды, бежавший над разноцветными камешками. Она вытащила руку, и капли воды, как бриллианты, стекли с кончиков пальцев обратно в бегущую воду.
Она почувствовала, что Сестра смотрит на нее, но была уже далеко от этой женщины, далеко от катастрофы, разразившейся над городом вокруг них; она ощущала присутствие Сестры, но это было так, будто женщина была в другой комнате волшебного дома, к которому Бет только что нашла ключ от входной двери. Прохладный поток воды издавал приглашающее журчание, протекая над многоцветными камешками. Тут не может быть так много воды, текущей прямо по моим коленям, подумала она, и на мгновение поток забурлил и стал исчезать, превращаясь в туман, испаряясь от испепеляющего солнца – логичности. Нет,– захотелось ей. Еще рано! Вода продолжила бег, прямо у нее под руками, из ниоткуда в никуда.
Бет опять погрузила в нее руки. Такая прохладная, такая прохладная! Она набрала немного воды в ладонь и поднесла ее ко рту. Она была вкуснее, чем стакан “Перье” или чего–либо другого, что она когда–либо пила. Она снова испила из ладони, а потом наклонила голову к потоку и стала пить из него, а вода омывала ее щеки продолжительным поцелуем.
Сестра подумала, что Бет Фелпс впала в какой–то транс. Она увидела, что глаза Бет вдруг остекленели. Как и Арти, Бет неподвижно всматривалась около тридцати секунд.
– Эй,– сказала Сестра.
Она протянула руку и похлопала Бет по плечу.
– Эй, что с тобой?
Бет подняла взгляд. Глаза ее прояснились.
– Что?
– Ничего. Думаю, что пора нам немного отдохнуть.
Сестра стала убирать назад стеклянное кольцо, но латиноамериканка резко вцепилась в него и отползла с ним в сторону, усевшись посреди битых камней и прижимая его к телу.
Сестра и Бет вскочили, и Бет почувствовала, как в животе у нее булькнуло.
Сестра подошла к латиноамериканке, которая всхлипывала опустив голову. Сестра стала на колени рядом с ней и нежно сказала:
– Отдай его, пусть она будет у меня, хорошо?
– Ми нинья ме пердона,– всхлипывала женщина. – Мадре де Диос, ми нинья ме пердона.
– Что она говорит? – спросила Бет, став рядом с Сестрой.
– Не знаю.
Она взялась рукой за стеклянное кольцо и осторожно потянула к себе. Латиноамериканка вцепилась в него, тряся головой туда и сюда.
– Отдай его,– настаивала Сестра. – Пусть оно будет у меня.
– Мое дитя простило меня! – неожиданно сказала латиноамериканка.
Широко раскрытые глаза ее полны слез.
– Матерь Божия! Я видела в нем ее лицо! И она сказала, что прощает меня! Я – свободна! Матерь Божья! Я – свободна!
Сестра изумилась.
– Я… не думала, что ты знаешь английский.
Теперь была очередь латиноамериканки изумленно моргать.
– Что?
– Как тебя зовут? И почему же ты до сих пор не говорила по–английски?
– Меня зовут Джулия. Джулия Кастильо. Английский? Я не… знаю, что вы имеете в виду.
– Или я сумасшедшая, или она,– сказала Сестра. – Давай. Пусть оно будет у меня.
Она потянула кольцо, и Джулия Кастильо отпустила его.
– Хорошо. Как это получилось, что ты не говорила по–английски до этого, Джулия?
– Но компрендо,– ответила она. – Доброе утро. Добрый день. Рада видеть вас, сэр. Спасибо. – Она пожала плечами и смутно махнула в сторону юга. Матансас,– сказала она. – Куба.
Сестра повернула голову к Бет, которая отступила на два шага и на лице которой было дикое выражение.
Кто сумасшедший? Джулия или я? Эта леди знает английский или нет?
Бет сказала:
– Она говорила по–испански. Она не сказала ни слова по–английски. Ты… поняла, о чем она говорила?
– Черт возьми, да, я поняла ее! Каждое, черт побери, словечко! Не…
Она перестала говорить. Рука ее, державшая стеклянное кольцо, дрожала. У костра Арти вдруг сел и икнул.
– Эй! – сказал он слегка невнятным голосом. – А где же наши гости?
Сестра протянула стеклянное кольцо опять Джулии. Латиноамериканка, колеблясь, коснулась его.
– Что ты говорила про Кубу? – спросила Сестра.
– Я… из Матансаса, на Кубе,– ответила Джулия на чистейшем английском.
Ее глаза расширились от изумления.
– Моя семья перебралась на рыбачьей лодке. Мой отец немного говорил по–английски, и мы поехали на север, чтобы работать на фабрике рубашек. Как это… вы понимаете мой язык?
Сестра посмотрела на Бет.
– Что ты слышала? Испанский или английский?
– Испанский. Разве вы не его слышали?
– Нет.
Она взяла кольцо из рук Джулии.
– Теперь скажи что–нибудь. Что угодно.
Джулия покачала головой.
– Ло сиенто, но компрендо.
Сестра посмотрела на мгновение на Джулию, а затем медленно поднесла кольцо к лицу, чтобы всмотреться в его глубину. Ее рука дрожала, и она чувствовала какие–то толчки энергии, проходящие от ее кисти к локтю.
– Это оно,– сказала Сестра. – Эта стеклянная вещь. Я не знаю, как и почему, но… эта вещь позволяет мне понимать ее, а она тоже может понимать меня. Я слышала, будто она говорит по–английски, Бет… И я думаю, что она слышала, будто я говорю по–испански.
– С ума сойти,– сказала Бет, но она думала о прохладном потоке, омывавшем ее колени, и горло ее больше не страдало от жажды. – Я имею в виду… Это ведь просто стекло и камни, так ведь?
– Вот,– Сестра подала его ей. – Посмотри сама.
Бет провела пальцем по одному из колосьев.
– Статуя Свободы,– сказала она.
– Что?
– Статуя Свободы. Вот что оно мне напоминает. Даже не саму статую, а… венец на ее голове.
Она подняла кольцо к голове, колосьями кверху.
– Это могло бы быть венцом, не правда ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67