О, Боже… О, любимый Иисус. Грешница. Пьяная, безнравственная грешница! Я убила ее. Я убила мою маленькую девочку. О, Боже, прости меня…
Слезы душили ее и стекали по ее щекам. В ее сознании крутились обрывки воспоминаний, как сорванные листья в бурю; ее муж, обезумевший от гнева, проклинавший ее и кричавший, что не хочет ее больше видеть; ее мать, глядевшая на нее с отвращением и жалостью и говорившая, что ей никогда уже не родить ребенка; врач в больнице, качавший головой и проводивший осмотр в строго определенные часы; больничные коридоры, где уродливые, неуклюжие безумные женщины бегали, визжали и дрались из–за гребенки; и высокий забор, через который она перелезла в тишине ночи и шла через снежную вьюгу, чтобы скрыться в соседнем лесу.
Моя маленькая девочка мертва, подумала она. Мертва и покинула меня, давным–давно.
Слезы почти ослепили ее, но она достаточно хорошо видела, чтобы понять, что ее маленькая девочка не страдала так, как та, которая лежала сейчас на руках латиноамериканки. Ее маленькую девочку положили покоиться в тени дерева на вершине холма; эта должна лежать в холодном сыром подвале в городе мертвых.
Латиноамериканка подняла голову и поглядела на Сестру Ужас залитыми слезами глазами. Она смигнула и медленно потянулась сквозь льющуюся сверху воду, чтобы коснуться Сестры Ужас; слезинка на секунду задержалась на кончике ее пальца, прежде чем упасть.
– Дайте ее мне,– прошептала Сестра Ужас. – Я приму ее.
Латиноамериканка снова взглянула и задержала взгляд на трупике, потом из ее глаз хлынули слезы и смешались с черным дождем, текущим по ее лицу; она поцеловало личико мертвого дитя, на момент прижала ее к себе, а затем передала трупик Сестре Ужас.
Она приняла тельце так, будто принимала дар, и стала подниматься.
Но латиноамериканка опять потянулась рукой и коснулась раны в форме распятия на шее Сестры Ужас. Она изумленно произнесла:
– Бендито. Муй бендито.
Сестра Ужас встала, а латиноамериканка медленно отползла от воды и легла на пол, съежившись и дрожа.
Джек Томашек взял трупик у Сестры Ужас и пошел во тьму.
Бет сказала:
– Не знаю, как, но вы это сделали.
Она нагнулась, чтобы дать латиноамериканке бутылку с имбирным пивом; она взяла ее у Бет и допила до конца.
– Боже мой,– сказал Арти Виско, стоявший позади нее. – Я только что понял… Я даже не знаю вашего имени.
– Имя… Какое? – удивилась она.
Какое у меня имя? Откуда я появилась? Где то тенистое дерево, которое приютило мою маленькую девочку? Ни один ответ не пришел к ней.
– Можете меня звать…
Она заколебалась. Я же старьевщица, подумала она. Я никто, я всего лишь старьевщица без имени, и я не знаю, куда иду, хотя, во всяком случае, я знаю, как попала сюда.
– Сестра,– ответила она. – Зовите меня… Сестра.
И до нее дошел внутренний крик: я больше не безумная.
– Сестра,– повторил Арти.
Он произнес это как “Систа”.
– Не так уж и много для имени, но думаю, что оно подходит. Рад познакомиться с вами, Сестра.
Она кивнула, смутные воспоминания все еще крутились. Боль от того, что она вспомнила, еще не ушла и останется, но это случилось очень давно и со слабой и беспомощной женщиной.
– Что будем делать? – спросила ее Бет. – Не можем же мы просто оставаться здесь, а?
– Нет. Не можем. Завтра я и Арти собираемся пройти через Голландский туннель, если он не поврежден. Мы идем на запад. Если вы трое хотите идти с нами, приглашаем.
– Оставить Нью–Йорк? А что, если… там ничего нет? Что, если все пропало?
– Будет нелегко,– твердо сказала Сестра. – Будет чертовски трудно и чертовски опасно. Не знаю, как будет с погодой, но все же нам надо сделать первый шаг, ибо это единственный способ, какой я знаю, чтобы попасть куда–либо. Правильно?
– Правильно,– эхом ответил Арти. – У вас хорошая обувь, Бет. Она выдержит долгую дорогу.
Нам придется далеко идти, рассудила Сестра. Очень далеко, и лишь Богу известно, что мы там найдем. Или что встретит нас. – Хорошо,– решила Бет. – Ладно, я с вами.
Она опять погасила зажигалку, чтобы беречь бензин.
На этот раз ей показалось, что вокруг не так уж и темно.
Часть четвертая
Страна мертвых
Глава 19. Самая большая гробница мира
Человек с окровавленными лоскутьями рубашки, намотанными на обрубок правой руки, осторожно продвигался по иссеченному глубокими трещинами коридору. Он боялся, что упадет и обрубок начнет кровоточить, много часов из него капала кровь, пока наконец не свернулась. Он ослаб, в голове у него мутилось, но он заставлял себя идти, потому что хотел увидеть все сам. Сердце колотилось, в ушах стоял шум крови. Но что больше всего отвлекало его внимание, так это зуд между большим и указательным пальцами правой руки, которой уже не было. Зуд в руке, которой нет, сводил его с ума.
Рядом с ним следовал одноглазый горбун, а перед ним, с фонарем, разведывая дорогу, шел мальчик в разбитых очках. В левой руке мальчик сжимал мясной топорик, острие которого было испачкано в крови полковника Джимбо Маклина.
Роланд Кронингер остановился, луч фонарика прошивал смутный воздух перед ним.
– Это тут,– сказал “Медвежонок”. – Вот тут, Видите? Я говорил вам, правда? Я говорил вам!
Маклин прошел несколько шагов вперед и взял фонарик у Роланда. Он пошарил им по преграде из валунов и плит, которые совершенно перекрыли коридор впереди них, отыскивая трещину, слабое место, дырку, куда можно бы вставить рычаг, что угодно. Но и крысе не проскочить бы внутрь.
– Господь нам поможет,– спокойно сказал Маклин.
– Я же говорил! Видите? Разве я не говорил вам? – бормотал “Медвежонок”.
Обнаруженная преграда отняла у него остатки воли, которые еще двигали им.
За этой каменной преградой находился склад с неприкосновенным запасом пищи и воды и помещение с оборудованием. Они были отрезаны от всего фонарей и батареек, туалетной бумаги, сигнальных ракет, от всего.
– Нас нае…ли,– хихикнул “Медвежонок”. – Как нас нае…ли!
Пыль оседала в луче фонарика. Маклин посветил вверх и увидел рваные щели, раздирающие потолок. Значительная часть коридора могла еще обрушиться. Кабели и провода оборвались, а стальные опорные балки, предназначением которых было сохранить Земляной Дом при ядерном нападении, были начисто срезаны. “Медвежонок” смеялся вперемешку со всхлипами, и поскольку Маклин осознал всю глубину катастрофы, он больше не мог вынести свидетельства человеческой слабости; он оскалился, лицо его перекосило от злобы, и повернувшись, ударил “Медвежонка” по лицу зудящей правой рукой.
Но правой руки у него не было, и он отдернул руку назад. Боль была оглушающая и страшная, и сквозь тряпки закапала кровь.
Маклин убаюкивал свою искалеченную руку на груди, плотно зажмурив глаза. Он чувствовал себя отвратительно, вот–вот его вырвет или он обосрется. Дисциплина и контроль! – думал он. Возьми себя в руки, солдат! Возьми себя в руки, мать твою!..
Когда я открою глаза,– сказал он себе,– каменный завал исчезнет. Мы сможем пройти прямо по коридору, где лежит пища. У нас будет все, что надо. Пожалуйста, Боже… Пожалуйста, сделай, чтобы все было как надо.
Он открыл глаза.
Преграда из камней была на месте.
– Есть у кого–нибудь пластиковая взрывчатка? – спросил Маклин, голос его эхом отдавался в коридоре.
Это был призрачный голос, голос человека на дне грязной ямы, вокруг которого раскиданы трупы.
– Нам придется умирать,– сказал “Медвежонок”, смеясь и плача, единственный глаз его дико глядел. – Мы в самой большой в мире гробнице!
– Полковник?
Это сказал мальчик. Маклин осветил лицо Роланда. Это была запыленная, забрызганная кровью, бесчувственная маска.
– У нас есть руки,– сказал Роланд.
– Руки. Конечно. Одна рука у меня. Две у тебя. Две руки “Медвежонка” тоже не из говна. Конечно, у нас есть руки.
– Не наши руки,– спокойно ответил Роланд. К нему пришла идея, простая и ясная. – Их руки. Тех, кто еще есть наверху.
– Гражданских? – усомнился Маклин. – Пожалуй, не найдем и десятка, годных к работе. И посмотри на потолок. Видишь эти трещины? То, что осталось от него, вот–вот упадет. Кто будет работать, когда такое висит над головой?
– Какое расстояние от завала до пищи?
– Не знаю. Может, двадцать футов. Может, тридцать.
Роланд кивнул.
– А что, если скажем им, что десять? И что они не знают про потолок? Как вы думаете, будут они работать или нет?
Маклин заколебался. Это же мальчик, думал он. Что он знает обо всем?
– Мы втроем погибнем,– сказал Роланд,– если не доберемся до еды. Но мы не доберемся до нее, если не заставим кого–нибудь работать. Потолок может упасть, а может и нет. Даже если он упадет, не мы там будем, а?
– Они поймут, что потолок слабый. Им достаточно поглядеть вверх и увидеть эти проклятые трещины.
– Они не могут увидеть их,– сказал Роланд спокойно,– в темноте. Фонарь у вас одного, так ведь?
Улыбка показалась в углах его рта.
Маклин медленно сощурился. В полутьме за плечом Роланда Кронингера послышалось какое–то движение. Маклин немного повел лучом фонарика в сторону. Там пригнувшись, на четвереньках, сидел Солдат–Тень в маскировочной форме и шлеме, покрытом зеленой сеткой, весь в пятнах черной и зеленой маскировочной краски, а лицо его было цвета дыма.
– Малый прав, Джимбо,– шепнул Солдат–Тень. Он встал во весь рост. – Заставь гражданских работать. Пусть работают в темноте, и скажи им, что до еды только десять футов. Будь подлецом, скажи им, что шесть. Они быстрее будут работать. Если они пробьются, прекрасно. Если нет… они всего лишь гражданские. Трутни. Жеребцы–производители. Правильно?
– Да, сэр,– ответил Маклин.
– А?
Роланд увидел, что полковник смотрит куда–то через его правое плечо, и у него был тот же лебезящий голос, каким он говорил в бреду там, в яме. Роланд оглянулся, но, конечно, там никого не было.
– Трутни,– сказал Маклин. – Производители. Правильно?
Он кивнул и перевел внимание с Солдата–Тени опять на мальчика.
– Хорошо. Поднимемся наверх и посмотрим, может найдем что–нибудь такое, что будет нам полезно. Может, кто–нибудь из моих людей еще жив.
Он вспомнил, как дико убегал сержант Шорр из помещения управления.
– Где Шорр? Что случилось с ним? – “Медвежонок” покачал головой. – А как насчет доктора Ланга? Жив ли он еще?
– В больнице его не было,– “Медвежонок” старался не смотреть на каменный завал. – Его квартиру я не проверял.
– Ну тогда посмотрим в ней. Он может нам понадобиться, и можно набрать у него болеутоляющее. Мне, к тому же, понадобятся еще бинты. И нам нужны бутыли, если найдутся. В туалетах можно набрать воды.
– Сэр полковник?
Маклин сразу же повернулся к Роланду.
– Еще одна вещь: воздух.
– Что – воздух?
– Генератор вышел из строя. Проводка тоже. Как вентиляторы будут подавать воздух?
Маклин строил надежду, хотя и слабую, что они выживут. А она тут же разбилась. Без вентиляторов никакой воздух не поступит в Земляной Дом. Сырой воздух, который сохранялся в Земляном Доме, был все, на что можно надеяться, но как только уровень углекислого газа поднимется, они умрут.
Но сколько времени пройдет до этого, он не знал. Часы? Дни? Недели? Он не хотел загадывать дальше настоящего момента, а сейчас самым важным было найти глоток воды, глоток еды и выработать, что делать.
– У нас достаточно воздуха,– сказал он. – Достаточно для всех, а к тому времени, когда его станет не хватать, мы придумаем, как выйти из положения. Правильно?
Роланд хотел верить, и он кивнул. Позади него кивнул и Солдат–Тень, он сказал Маклину:
– Молодец.
Полковник осмотрел свою квартиру, располагавшуюся почти над тем коридором. Дверь сорвана с петель, часть потолка обрушилась; в полу зияла расщелина, в которую провалились кровать и прикроватная тумбочка. Ванная тоже развалилась, но в свете фонарика Маклин увидел, что в лунке унитаза осталось несколько пригоршней воды. Он напился из него, а затем и “Медвежонок” и Роланд. Никогда прежде вода не была такой вкусной.
Маклин подошел к шкафу. Внутри все обвалилось, и содержимое вывалилось наружу. Он встал на колени и, держа фонарь на сгибе руки, стал рыскать в куче, ища что–то, что, он знал, должно быть там.
Немного погодя нашел.
– Роланд,– позвал он. – Поди сюда.
Мальчик стал позади него.
– Да, сэр?
Маклин подал ему автоматический пистолет “Ингрем”, лежавший раньше на полке шкафа.
– Под твою ответственность.
Он засунул в карманы куртки несколько обойм.
Роланд засунул рукоять священного топора за пазуху под ремень и взял автомат обеими руками. Он был тяжелый, но он и должен быть такой… такой справедливый. Справедливый и значительный, как некий настоящий символ власти, за который Рыцарь Короля должен отвечать.
– Ты что–нибудь понимаешь в оружии? – спросил его Маклин.
– Мой отец брал меня… – Роланд запнулся. Нет, это надо было говорить не так. Совсем не так. – Мне приходилось стрелять по мишени,– ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Слезы душили ее и стекали по ее щекам. В ее сознании крутились обрывки воспоминаний, как сорванные листья в бурю; ее муж, обезумевший от гнева, проклинавший ее и кричавший, что не хочет ее больше видеть; ее мать, глядевшая на нее с отвращением и жалостью и говорившая, что ей никогда уже не родить ребенка; врач в больнице, качавший головой и проводивший осмотр в строго определенные часы; больничные коридоры, где уродливые, неуклюжие безумные женщины бегали, визжали и дрались из–за гребенки; и высокий забор, через который она перелезла в тишине ночи и шла через снежную вьюгу, чтобы скрыться в соседнем лесу.
Моя маленькая девочка мертва, подумала она. Мертва и покинула меня, давным–давно.
Слезы почти ослепили ее, но она достаточно хорошо видела, чтобы понять, что ее маленькая девочка не страдала так, как та, которая лежала сейчас на руках латиноамериканки. Ее маленькую девочку положили покоиться в тени дерева на вершине холма; эта должна лежать в холодном сыром подвале в городе мертвых.
Латиноамериканка подняла голову и поглядела на Сестру Ужас залитыми слезами глазами. Она смигнула и медленно потянулась сквозь льющуюся сверху воду, чтобы коснуться Сестры Ужас; слезинка на секунду задержалась на кончике ее пальца, прежде чем упасть.
– Дайте ее мне,– прошептала Сестра Ужас. – Я приму ее.
Латиноамериканка снова взглянула и задержала взгляд на трупике, потом из ее глаз хлынули слезы и смешались с черным дождем, текущим по ее лицу; она поцеловало личико мертвого дитя, на момент прижала ее к себе, а затем передала трупик Сестре Ужас.
Она приняла тельце так, будто принимала дар, и стала подниматься.
Но латиноамериканка опять потянулась рукой и коснулась раны в форме распятия на шее Сестры Ужас. Она изумленно произнесла:
– Бендито. Муй бендито.
Сестра Ужас встала, а латиноамериканка медленно отползла от воды и легла на пол, съежившись и дрожа.
Джек Томашек взял трупик у Сестры Ужас и пошел во тьму.
Бет сказала:
– Не знаю, как, но вы это сделали.
Она нагнулась, чтобы дать латиноамериканке бутылку с имбирным пивом; она взяла ее у Бет и допила до конца.
– Боже мой,– сказал Арти Виско, стоявший позади нее. – Я только что понял… Я даже не знаю вашего имени.
– Имя… Какое? – удивилась она.
Какое у меня имя? Откуда я появилась? Где то тенистое дерево, которое приютило мою маленькую девочку? Ни один ответ не пришел к ней.
– Можете меня звать…
Она заколебалась. Я же старьевщица, подумала она. Я никто, я всего лишь старьевщица без имени, и я не знаю, куда иду, хотя, во всяком случае, я знаю, как попала сюда.
– Сестра,– ответила она. – Зовите меня… Сестра.
И до нее дошел внутренний крик: я больше не безумная.
– Сестра,– повторил Арти.
Он произнес это как “Систа”.
– Не так уж и много для имени, но думаю, что оно подходит. Рад познакомиться с вами, Сестра.
Она кивнула, смутные воспоминания все еще крутились. Боль от того, что она вспомнила, еще не ушла и останется, но это случилось очень давно и со слабой и беспомощной женщиной.
– Что будем делать? – спросила ее Бет. – Не можем же мы просто оставаться здесь, а?
– Нет. Не можем. Завтра я и Арти собираемся пройти через Голландский туннель, если он не поврежден. Мы идем на запад. Если вы трое хотите идти с нами, приглашаем.
– Оставить Нью–Йорк? А что, если… там ничего нет? Что, если все пропало?
– Будет нелегко,– твердо сказала Сестра. – Будет чертовски трудно и чертовски опасно. Не знаю, как будет с погодой, но все же нам надо сделать первый шаг, ибо это единственный способ, какой я знаю, чтобы попасть куда–либо. Правильно?
– Правильно,– эхом ответил Арти. – У вас хорошая обувь, Бет. Она выдержит долгую дорогу.
Нам придется далеко идти, рассудила Сестра. Очень далеко, и лишь Богу известно, что мы там найдем. Или что встретит нас. – Хорошо,– решила Бет. – Ладно, я с вами.
Она опять погасила зажигалку, чтобы беречь бензин.
На этот раз ей показалось, что вокруг не так уж и темно.
Часть четвертая
Страна мертвых
Глава 19. Самая большая гробница мира
Человек с окровавленными лоскутьями рубашки, намотанными на обрубок правой руки, осторожно продвигался по иссеченному глубокими трещинами коридору. Он боялся, что упадет и обрубок начнет кровоточить, много часов из него капала кровь, пока наконец не свернулась. Он ослаб, в голове у него мутилось, но он заставлял себя идти, потому что хотел увидеть все сам. Сердце колотилось, в ушах стоял шум крови. Но что больше всего отвлекало его внимание, так это зуд между большим и указательным пальцами правой руки, которой уже не было. Зуд в руке, которой нет, сводил его с ума.
Рядом с ним следовал одноглазый горбун, а перед ним, с фонарем, разведывая дорогу, шел мальчик в разбитых очках. В левой руке мальчик сжимал мясной топорик, острие которого было испачкано в крови полковника Джимбо Маклина.
Роланд Кронингер остановился, луч фонарика прошивал смутный воздух перед ним.
– Это тут,– сказал “Медвежонок”. – Вот тут, Видите? Я говорил вам, правда? Я говорил вам!
Маклин прошел несколько шагов вперед и взял фонарик у Роланда. Он пошарил им по преграде из валунов и плит, которые совершенно перекрыли коридор впереди них, отыскивая трещину, слабое место, дырку, куда можно бы вставить рычаг, что угодно. Но и крысе не проскочить бы внутрь.
– Господь нам поможет,– спокойно сказал Маклин.
– Я же говорил! Видите? Разве я не говорил вам? – бормотал “Медвежонок”.
Обнаруженная преграда отняла у него остатки воли, которые еще двигали им.
За этой каменной преградой находился склад с неприкосновенным запасом пищи и воды и помещение с оборудованием. Они были отрезаны от всего фонарей и батареек, туалетной бумаги, сигнальных ракет, от всего.
– Нас нае…ли,– хихикнул “Медвежонок”. – Как нас нае…ли!
Пыль оседала в луче фонарика. Маклин посветил вверх и увидел рваные щели, раздирающие потолок. Значительная часть коридора могла еще обрушиться. Кабели и провода оборвались, а стальные опорные балки, предназначением которых было сохранить Земляной Дом при ядерном нападении, были начисто срезаны. “Медвежонок” смеялся вперемешку со всхлипами, и поскольку Маклин осознал всю глубину катастрофы, он больше не мог вынести свидетельства человеческой слабости; он оскалился, лицо его перекосило от злобы, и повернувшись, ударил “Медвежонка” по лицу зудящей правой рукой.
Но правой руки у него не было, и он отдернул руку назад. Боль была оглушающая и страшная, и сквозь тряпки закапала кровь.
Маклин убаюкивал свою искалеченную руку на груди, плотно зажмурив глаза. Он чувствовал себя отвратительно, вот–вот его вырвет или он обосрется. Дисциплина и контроль! – думал он. Возьми себя в руки, солдат! Возьми себя в руки, мать твою!..
Когда я открою глаза,– сказал он себе,– каменный завал исчезнет. Мы сможем пройти прямо по коридору, где лежит пища. У нас будет все, что надо. Пожалуйста, Боже… Пожалуйста, сделай, чтобы все было как надо.
Он открыл глаза.
Преграда из камней была на месте.
– Есть у кого–нибудь пластиковая взрывчатка? – спросил Маклин, голос его эхом отдавался в коридоре.
Это был призрачный голос, голос человека на дне грязной ямы, вокруг которого раскиданы трупы.
– Нам придется умирать,– сказал “Медвежонок”, смеясь и плача, единственный глаз его дико глядел. – Мы в самой большой в мире гробнице!
– Полковник?
Это сказал мальчик. Маклин осветил лицо Роланда. Это была запыленная, забрызганная кровью, бесчувственная маска.
– У нас есть руки,– сказал Роланд.
– Руки. Конечно. Одна рука у меня. Две у тебя. Две руки “Медвежонка” тоже не из говна. Конечно, у нас есть руки.
– Не наши руки,– спокойно ответил Роланд. К нему пришла идея, простая и ясная. – Их руки. Тех, кто еще есть наверху.
– Гражданских? – усомнился Маклин. – Пожалуй, не найдем и десятка, годных к работе. И посмотри на потолок. Видишь эти трещины? То, что осталось от него, вот–вот упадет. Кто будет работать, когда такое висит над головой?
– Какое расстояние от завала до пищи?
– Не знаю. Может, двадцать футов. Может, тридцать.
Роланд кивнул.
– А что, если скажем им, что десять? И что они не знают про потолок? Как вы думаете, будут они работать или нет?
Маклин заколебался. Это же мальчик, думал он. Что он знает обо всем?
– Мы втроем погибнем,– сказал Роланд,– если не доберемся до еды. Но мы не доберемся до нее, если не заставим кого–нибудь работать. Потолок может упасть, а может и нет. Даже если он упадет, не мы там будем, а?
– Они поймут, что потолок слабый. Им достаточно поглядеть вверх и увидеть эти проклятые трещины.
– Они не могут увидеть их,– сказал Роланд спокойно,– в темноте. Фонарь у вас одного, так ведь?
Улыбка показалась в углах его рта.
Маклин медленно сощурился. В полутьме за плечом Роланда Кронингера послышалось какое–то движение. Маклин немного повел лучом фонарика в сторону. Там пригнувшись, на четвереньках, сидел Солдат–Тень в маскировочной форме и шлеме, покрытом зеленой сеткой, весь в пятнах черной и зеленой маскировочной краски, а лицо его было цвета дыма.
– Малый прав, Джимбо,– шепнул Солдат–Тень. Он встал во весь рост. – Заставь гражданских работать. Пусть работают в темноте, и скажи им, что до еды только десять футов. Будь подлецом, скажи им, что шесть. Они быстрее будут работать. Если они пробьются, прекрасно. Если нет… они всего лишь гражданские. Трутни. Жеребцы–производители. Правильно?
– Да, сэр,– ответил Маклин.
– А?
Роланд увидел, что полковник смотрит куда–то через его правое плечо, и у него был тот же лебезящий голос, каким он говорил в бреду там, в яме. Роланд оглянулся, но, конечно, там никого не было.
– Трутни,– сказал Маклин. – Производители. Правильно?
Он кивнул и перевел внимание с Солдата–Тени опять на мальчика.
– Хорошо. Поднимемся наверх и посмотрим, может найдем что–нибудь такое, что будет нам полезно. Может, кто–нибудь из моих людей еще жив.
Он вспомнил, как дико убегал сержант Шорр из помещения управления.
– Где Шорр? Что случилось с ним? – “Медвежонок” покачал головой. – А как насчет доктора Ланга? Жив ли он еще?
– В больнице его не было,– “Медвежонок” старался не смотреть на каменный завал. – Его квартиру я не проверял.
– Ну тогда посмотрим в ней. Он может нам понадобиться, и можно набрать у него болеутоляющее. Мне, к тому же, понадобятся еще бинты. И нам нужны бутыли, если найдутся. В туалетах можно набрать воды.
– Сэр полковник?
Маклин сразу же повернулся к Роланду.
– Еще одна вещь: воздух.
– Что – воздух?
– Генератор вышел из строя. Проводка тоже. Как вентиляторы будут подавать воздух?
Маклин строил надежду, хотя и слабую, что они выживут. А она тут же разбилась. Без вентиляторов никакой воздух не поступит в Земляной Дом. Сырой воздух, который сохранялся в Земляном Доме, был все, на что можно надеяться, но как только уровень углекислого газа поднимется, они умрут.
Но сколько времени пройдет до этого, он не знал. Часы? Дни? Недели? Он не хотел загадывать дальше настоящего момента, а сейчас самым важным было найти глоток воды, глоток еды и выработать, что делать.
– У нас достаточно воздуха,– сказал он. – Достаточно для всех, а к тому времени, когда его станет не хватать, мы придумаем, как выйти из положения. Правильно?
Роланд хотел верить, и он кивнул. Позади него кивнул и Солдат–Тень, он сказал Маклину:
– Молодец.
Полковник осмотрел свою квартиру, располагавшуюся почти над тем коридором. Дверь сорвана с петель, часть потолка обрушилась; в полу зияла расщелина, в которую провалились кровать и прикроватная тумбочка. Ванная тоже развалилась, но в свете фонарика Маклин увидел, что в лунке унитаза осталось несколько пригоршней воды. Он напился из него, а затем и “Медвежонок” и Роланд. Никогда прежде вода не была такой вкусной.
Маклин подошел к шкафу. Внутри все обвалилось, и содержимое вывалилось наружу. Он встал на колени и, держа фонарь на сгибе руки, стал рыскать в куче, ища что–то, что, он знал, должно быть там.
Немного погодя нашел.
– Роланд,– позвал он. – Поди сюда.
Мальчик стал позади него.
– Да, сэр?
Маклин подал ему автоматический пистолет “Ингрем”, лежавший раньше на полке шкафа.
– Под твою ответственность.
Он засунул в карманы куртки несколько обойм.
Роланд засунул рукоять священного топора за пазуху под ремень и взял автомат обеими руками. Он был тяжелый, но он и должен быть такой… такой справедливый. Справедливый и значительный, как некий настоящий символ власти, за который Рыцарь Короля должен отвечать.
– Ты что–нибудь понимаешь в оружии? – спросил его Маклин.
– Мой отец брал меня… – Роланд запнулся. Нет, это надо было говорить не так. Совсем не так. – Мне приходилось стрелять по мишени,– ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67