Кулл быстро спустился с дерева и, не забывая об осторожности — ведь он приговорен соплеменниками к смертной казни, бросился к морскому берегу, чтобы успеть к кораблю до его отплытия: долго у берегов Атлантиды корабли старались не задерживаться.
Он успел во-время — почти в полной темноте хмурые матросы закатывали по трапу бочки с водой. Кулл подошел к стоявшему в стороне мрачному мужчине с витой плетью в руке.
— Довезите меня до Валузии, — попросил Кулл, — во время пути я буду выполнять любую самую тяжелую работу.
Только сейчас до юноши дошло, что мужчина может не знать языка атлантов. Но тот знал, он смерил презрительным взглядом дикаря и кивнул на последнюю бочку:
— Взвали на плечи и тащи, — немного коверкая слова, сказал он. — Посмотрим, на что ты способен, атлант.
Кулл с легкостью взвалил тяжеленную бочку и чуть ли не побежал по трапу: дивная Валузия уже маячила у него перед глазами. Он поставил бочку рядом с остальными и повернулся к взошедшему на борт мужчине с плетью.
— Ну как, гожусь?
— Годишься, — с усмешкой на губах кивнул тот.
И тут же сокрушительный удар сзади обрушился Куллу на голову.
Очнулся он уже закованным в цепи, по лицу стекали струи воды.
— Очухался, атлант? — еще сильнее, чем первый мужчина коверкая слова, произнес огромный лемуриец со свисающими складками густо поросших волосами груди и живота. Он был в одних широких штанах, даже без сапог. Лицо его украшала отвратительная гримаса, долженствующая означать улыбку. — Вставай! Пшел в трюм, там теперь твой дом родной!
Кулла бросили в грязное, темное, вонючее помещение, переполненное людьми — такими же, как он теперь, рабами-галерниками.
К нему подошли двое рослых, грязных мужчин, тоже в кандалах.
— О, какой очаровательный мальчик! — воскликнул один из них. — Не хочешь полюбить меня, птенчик?
Кулл промолчал, поскольку фраза была произнесена на лемурийском, из которого он знал едва несколько слов, да и те имели отношение не к любви, а к смерти.
Детина приблизился к Куллу, обнял его, обдав волной отвратительной вони. Привыкший к запаху пота и смерти Кулл и то почувствовал дикие отвращение. С Кулла попытались снять его шкуру, обернутую вокруг бедер. Кулл оттолкнул незнакомца.
— Ах ты, тварь, не хочешь по-доброму?! — ничего хорошего в тоне детины не было.
Намерения его ясно отражались на лице. Вокруг сверкало множество любопытных глаз, раздались подбадривающие галерника возгласы.
Кулл звериным, варварским чутьем понял, что опасность надвигается стремительно и времени на раздумья или переговоры нет. Да он и не собирался вступать в переговоры — перед ним враг. А с врагом разговор короткий. Кулл словно забыл, что с ним произошло и где он.
Он взмахнул правой рукой с тяжелым кандалом, одновременно поведя левой, чтобы не шибко длинная цепь не помешала удару. Он не бил кулаком — железо наручника попало прямо по виску насильника. Тот с диким криком инстинктивно отступил на шаг и кулем рухнул вниз.
В грязном помещении на мгновение повисла мертвая тишина. И тут же взорвалась десятком криков — слов было не разобрать.
Распахнулся люк и по лестнице быстро спустились в трюм четверо воинов с мечами и плетями. Галерники подались к стенам, указывая на Кулла и распростертого перед ним мертвеца. Товарищ убитого, что-то быстро говорил солдатам на лемурийском.
Двое подхватили мертвеца за ноги и подняли наверх — голова со спутанными волосами и искаженным гримасой смерти лицом билась о жерди лестницы. Один солдат недвусмысленно подтолкнул Кулла, чтобы тот тоже выбирался на палубу.
Наверху его били — кулаками, рукоятями мечей, ногами в тяжелых сапогах.
Очнулся он, когда ярко светило солнце. Он был прислонен к борту, в весельную прорезь лился добрый свет, столь неподходящий для вонючего полутемного помещения, врывающийся снаружи морской ветер трепал Куллу волосы. Перед ним ровно двигалось весло, которым гребли трое соседей по скамье.
— Пить! — едва нашел он силы вытолкнуть просьбу из разбитых и опухших как шляпки лесных грибов губ.
Ответом ему последовал свист плети и острая боль в плече; соседи отодвинулись, чтобы ненароком не досталось и им, но не прекратили натужного движения весла. Бой большого барабана задавал медленный, непрерывный ритм.
Так дикий вольный варвар стал галерником на пиратском корабле.
Больше полугода гребцы не выдерживают — умирают от непомерных нагрузок и постоянных ударов плетьми. Кулл сидел за тяжелым веслом почти два года.
В первую же ночь после дня напряженной однообразной работы он хотел покончить с собой, но в последнее мгновение призрачный прекрасный город из сновидения встал во всех своих сказочных подробностях перед глазами. И Кулл решил бежать.
Он пытался бежать семь раз, но всегда его ловили и нещадно били, иногда ломая ребра, так что потом резкая боль пронзала тело при каждом взмахе весла, а тяжелый бой барабана не давал передохнуть ни секунды. Но после каждого избиения, прежде чем вновь усесться за весло, он еще несколько суток маялся привязанным к мачте на верхней палубе, под палящим солнцем, облепленный слепнями и прочей гнусью. И в полдень, когда терпеть сил уже нет, пираты специально выводили остальных гребцов, чтобы полюбовались, какие муки ждут провинившегося.
Дни для Кулла смешались в один, он перестал думать о чем либо, кроме этого равномерного движения весла, грохота барабана, короткого отдыха в вонючем трюме и скудной корки хлеба и жидкой похлебки на ночь.
В трюме, после того памятного всем случая, когда двое пиктов пытались изнасиловать новичка, к нему больше не подходили — боялись. С дружбой особого не навязывались, но Кулл к этому и не стремился. Гребцов выводили не каждый день, да, случалось, когда и выводили, дул попутный ветер, сушили весла, выпадала возможность чуть отдохнуть и перекинуться несколькими словами с ближайшими соседями. Сам того не желая Кулл выучил лемурийский, немного валузийский и пиктский языки. Хотя галерники были на корабле любых национальностей — и верулийцы, и зальгарцы, и беловолосые люди с далеких северных просторов, и смуглокожие чернявые южане, и даже один совсем чернокожий, словно обугленная головешка…
Судьба, то ли в насмешку, то ли в уважение к его будущей великой судьбе — кто мог знать об этом?! — удружила Куллу. Он попал на корабль к самому знаменитому, наглому и удачливому пирату всех морей — капитану Антишу, который славился не только среди лемурийских пиратов, но и всех прочих, своей отчаянной решимостью и легендарной смелостью. Поговаривали, что в одном бою Антиш лично зарубил мечом тридцать три противника и что ему покровительствует сам повелитель морей за то, что Антиш ежегодно приносит ему в жертву самую красивую из плененных девушек.
Капитан Антиш был не только безгранично смел, но и умен, он понимал, что значительную часть его преимущества перед врагом составляет скорость его неуловимой галеры. А ее обеспечивали гребцы. И всегда в его трюме было больше рабов, чем мест на веслах. Он не жалел гребцов, выбрасывая за борт умерших от напряжения или продавая в Лемурии тех, кто уже не был способен грести с полной отдачей. При необходимости — когда не было пленных — капитан не жалел денег на покупку новых рабов, чтобы посадить их на галеры. Команда же, тоже, к слову, часто менявшаяся, но пополняемая не рабами, а свободными лемурийцами либо прочими авантюристами, которых бросает в поисках удачи по всему миру, была подобрана исключительно из бесстрашных негодяев, за головы которых в Верулии, Валузии и других странах Семи Империй были назначены немалые призы. Разумеется, за голову самого капитана Антиша была обещана фантастическая награда, к которой многие купцы от себя добавили бы солидный кошелек.
Время от времени, скорее чаще, чем реже, пиратский корабль с нежным именем «Лорелла» вступал в бой со встречными кораблями — пиктскими, валузийскими, зарфхаанскими… Как правило, это были купеческие корабли и схватка продолжалась недолго, но иногда «Лорелла» нарывалась на военные верулийские, либо валузийские корабли и тогда капитан Антиш — тот самый мрачный человек с плетью, к которому когда-то, целую вечность назад, подошел Кулл с просьбой взять на борт — решал: принимать бой или спасаться бегством.
В последнем случае барабан менял размеренный ритм на сумасшедшую дробь и гребцы выбивались из сил. После таких побегов более половины рабов приходилось выбрасывать на борт. Но если шел бой, Куллу было еще невыносимее от доносившихся сверху звуков сражения — он должен быть там, круша врагов и подставляя грудь опасности, а не налегать на тяжелое весло.
Однажды, после того как битва отшумела, а пираты праздновали очередную победу, наливаясь пенящимся верулийским вином, Кулл сказал надсмотрщику, что больше пользы принесет с мечом в руках, а не двигая веслом вместе с другими рабами. К тому времени почти все гребцы, что встретили Кулла в первую ночь на галере погибли, и надсмотрщик, удивляясь выносливости и жизнеспособности молодого атланта всегда сажал его с краю в левом первом ряду, чтобы он своим примером заводил остальных.
Надсмотрщик посмотрел на Кулла, усмехнулся и пошел к капитану.
Капитан Антиш внешне не был могуч, но его сухощавая фигура состояла из одних мышц. Довольный только что одержанной победой и богатой добычей капитан снизошел до того, что приказал привести Кулла на палубу, расковать его и дать ему оружие.
— Если нанесешь мне хоть царапину, так и быть, возьму в команду! — пообещал капитан.
Кулл надел небольшой круглый лемурийский щит на левую руку, взмахнул правой, проверяя как лежит в руке меч, насколько он тяжел и сбалансирован, и бросился в бой.
Он не привык сражаться на шаткой палубе, но если б дело происходило в родных горах, то и тогда, скорее всего, поединок закончился бы с тем же исходом. Кулл был силен и бесстрашен, тело соскучилось по битве. Но он встретился с настоящим мастером боя.
Капитан играючи, с легкой усмешкой под тонкими щегольскими усиками, отражал сумасшедшие выпады Кулла или просто уворачивался от них, не нападая сам. Куллом от бессилия овладела ярость, глаза застлала кровавая пелена — он стремился уже не просто ранить, как договаривались, а убить ненавистного лемурийца. Но тот, видимо, прошел великолепную школу — движения капитана пиратов были стремительны и уверены.
Наконец, Антишу это все надоело, он парировал очередной могучий выпад Кулла и на противоходе выбил клинок из рук атланта. Приставил меч к его горлу.
— Иди на весла, гнусный раб, — с непередаваемым презрением, процедил пират. — Благородный бой не для тебя.
В эту ночь Кулл хотел покончить с собой во второй раз. Он передумал, но поклялся себе, что сбежит, научится бою на мечах, познает все премудрости этой науки — поскольку одного желания победить оказывалось достаточным в сражениях с такими же как он варварами и простыми солдатами, но мало против настоящего мастера — и убьет капитана пиратов. Он убьет проклятого лемурийца. Ради этого стоило жить.
Но Кулл больше не желал сломя голову пытаться бежать и стал тщательно продумывать побег, чтобы подготовить все загодя и избежать любых случайностей.
Своего часа он дождался раньше, чем предполагал.
Капитан Антиш щедро прикармливал на побережьях Верулии и Валузии множество нищих бродяг, зато располагал необходимыми для его дерзких операций сведениями. Вот и в этот раз он знал, когда из верулийского северного порта выйдет караван из трех купеческих судов, груженых драгоценными шелками и пряностями и собирался их перехватить у берегов Валузии.
Что такое три торговых судна для быстроходной галеры с четырьмя дюжинами хорошо вооруженных и обученных отчаянных морских дьяволов на борту? Пустяк. Ничто не предвещало беды.
Но купцам многих стран и капитану Антишу уже было тесно вместе на бескрайних просторах средних морей. На охотника поставили капкан.
Когда «Лорелла», всю ночь мчавшая на веслах к Валузии, вынырнула из предрассветной темноты, три купеческих судна, едва завидев знакомый силуэт, резко развернулись по курсу, пытаясь уйти к безопасным берегам. Их безнадежный маневр лишь вызвал грустно-ироническую усмешку на красивом узком лице капитана Антиша. Бешено застучал барабан, выжимая последние силы из утомленных гребцов.
«Лорелла» стремительно приближалась к жертвам, отрезая им путь.
Но во мгновение ока роли поменялись. Перед лемурийским пиратом оказались не купеческие суда, доверху груженные желанной добычей, а боевые верулийские корабли, вместо шелков и пряностей переполненные солдатами. Когда Антиш сообразил, что его предали, что он угодил в смертельную ловушку, из-за горизонта появились еще три галеры, закрывая ему все возможности для бегства.
«Лорелла» была мгновенно зажата меж корпусов двух псевдо-купцов — с ужасным треском, заполнившим гребцам все звуки мира, треснули вовремя не убранные внутрь весла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31