Я бы в его годы ой
куда убежала, пока такая старуха дошла до угла.
- А что было дальше?
- Он сошел с крыльца и пошел обратно. Он прошел мимо меня, и я
придержала Боречку.
- А его сумка, - спросил Тихомиров, - как он нес сумку, - так же, как
и туда?
Старушка поглядела на него удивленно.
- А вы знаете, - сказала она, - вы правы! Он туда нес эту сумку,
словно в ней были перепелиные яйца, а обратно он ее тащил, как кота за
хвост.
- Вы могли бы описать этого молодого человека?
- О да, на улице было уже светло. Это был высокий молодой человек,
лет тридцати, худой и в синих джинсах. У него был очень неприятный взгляд:
глаза бегали, как мыши. Знаете, я никогда не доверяю людям с таким
взглядом. Зимой я переходила сугроб...
Сергей вытащил из нагрудного кармана отксеренные листы и спросил:
- Лидия Михайловна, его нет среди этих людей?
Старушка долго изучала снимки.
- Есть, - сказала она, - вот этот.
И ткнула пальцем в снимок наглого белобрысого парня со странно
выпученными глазами и шеей, изогнутой на манер носика чайника.
- Вы уверены, - переспросил Сергей.
- Я была учительницей пения в школе, - оскорбилась старушка. Вы
знаете, что такое учительница пения? Это учительница, которая ведет уроки
во всех классах школы, а у нас их было А, Б, и В, и она ведет эти уроки
один раз в неделю. Я называла по имени всех моих учеников. Мои коллеги это
подтвердят.
- Но даже учеников вы видели несколько раз. А здесь - один раз, еще
на рассвете.
- Я его не один раз видела, - сказал старушка. - Я его прекрасно
запомнила, когда он ударил Боречку!
- Ударил Боречку? Где, когда?
- Месяц назад. Он стоял со своими товарищами в скверике, и, кажется,
пил. Боречка подбежал к нему, и этот молодой человек его просто ударил! А
остальные загоготали!
- А среди этих снимков нет фотографий этих остальных?
Старушка склонилась над карточками.
- Вот эта, - сказала она, - и эта. И эта.
Третье фото, на которое указала старушка, было фото Валерия
Нестеренко.
- Скажите, - спросил Сергей, - а машину его вы могли бы описать?
Старушка покачала головой.
- Нет, - объяснила она, - вы понимаете, у нас в школе учились дети, а
не машины. Это была красивая машина, цвета кофе с молоком.
- А номер вы случайно не помните?
- Нет, - сказала старушка, - номер я не помню. Я пришла и записала
его на бумажке, а Боречка взял эту бумажку и съел.
По углам маленького проходного дворика еще лежал снег, молодой
разбитной дворник гнал метлой талую воду в канализационный люк, и
вечереющий воздух дышал близкой весной.
- Странная история, - сказал Сергей, поплотнее запахивая куртку. -
Хитрый, осторожный бандит посылает взорвать офис своего друга - ленивого
джентльмена, который ставит заграничную машину за углом! Мало того, - он
выбирает джентльмена, которого видели и знают в этом районе! Совсем не как
на Пятницкой...
- Бандиты глупеют от безнаказанности, - сказал Дмитриев. - К тому же
он полагал, что расследованием будет заниматься сам. Чего напрягаться-то?
- А может, исполнитель травки накушался, - заметил Тихомиров.
Они помолчали, и Дмитриев вдруг сказал:
- Кстати, ты был прав насчет владельца бара. Он меня хорошо накормил
и долго капал на человека по фамилии Дыбач, которого он-де позавчера
заметил случайно на улице, провожая гостей. А на самом деле этот Дыбач
задолжал ему, не знаю уж сколько. Но хозяин бара не знал, что пакет
оставили в пять, а так как бар закрывается в час, он был вынужден сказать,
что видел этого типа в час.
Без пяти шесть Валерий был у библиотеки. Девушка удивилась, увидев
его машину, - видимо, утром она смотрела в окно и видела, что он пришел
своими ногами. У нее были светлые, почти ненакрашенные глаза, и в своей
черной обтягивающей юбочке она походила на тонкую вазу на длинной ножке.
"Ну чего ты приармяниваешься, - подумалось вдруг Сазану, - сходил бы к
шлюхам".
Сазан усадил девушку в машину и спросил:
- Как вас звать?
- Таня.
- А я - Валерий. Отчего вы такая печальная?
- У меня недавно умерла мама. Рак.
Сазан ощутил острое сожаление. Если бы кто-то надул Таню, отнял у нее
квартиру, выгнал с работы, или даже попортил в подъезде мужа, - он, Сазан,
мог бы покровительственно улыбнуться и сказать: "Сейчас уладим". Но он не
мог наведаться на небо и вежливо попросить господа бога вернуть Танину
маму на землю, угрожая в противном случае крепко набить морду архангелам.
- У меня тоже мать умерла, - сказал Сазан. - Сгорела по пьянке.
В "Янтаре" было уже шумно, и Сазан усадил девушку за угловой столик.
Девушка испуганно смотрела на меню, - так, будто названия блюд были
написаны по-китайски. Глаза ее со страхом остановились на двойной колонке
цифр - в долларах и рублях.
Сазан подозвал официанта и продиктовал ему заказ. Таня с облегчением
оставила меню в покое.
- А вас тоже неприятности? - вдруг спросила она.
- Не у меня, - сказал Валерий, - у моего приятеля. Ему сегодня
подкинули на крыльцо бомбу.
Девушка прикрыла рот ладошкой и сказала:
- Какой ужас! А кто?
- Мой приятель считает, что это сделал я.
Подошедший официант водрузил на стол ведерко с шампанским и блюдо с
салатом, более похожим на натюрморт, чем на салат.
Сазан откупорил бутылку, разлил шампанское по бокалам и сказал:
- За наше знакомство.
Они чокнулись, и Сазан, слегка прикрыв глаза, стал глядеть на девушку
поверх края бокала. Девушка покраснела, как старшеклассница на кинопробе.
И тут Валерий внезапно увидел толстого человека с поросячьим лицом,
который пробирался между столиками в направлении уборной. Валерий
проглотил шампанское, улыбнулся девушке и сказал:
- Простите, я сейчас вернусь.
Мужская уборная находилась в конце сквозного коридорчика, одним
концом выходящего на двор. Валерий встал на пороге уборной, стараясь не
отражаться в опоясывающих кафельные стены зеркалах. Он подождал, пока
человек застегнет ширинку, и спросил:
- Поссал?
Человек изумленно обернулся. Валерий поднял колено и ударил толстяка
прямо в пах. Человек раскрыл рот, видимо намереваясь кричать, и стал
отлетать к зеркалу. Валерий поймал его левой рукой, чтобы тот не разбил
зеркала, а правой зажал ему оральник. Человек стал выкручиваться. Валерий
прижал его к себе, отнял на мгновение обе руки и, сцепив их, со страшной
силой обрушил на шею толстяка. Толстяк обмяк и стал вести себя тихо. После
этого Валерий выудил из кармана наручники и защелкнул их на запястьях
поросячьего человека.
- Пошли, ананасина, - сказал Валерий, и для убедительности показал
своей жертве вороненый ствол. - Пикнешь - х... отстрелю.
- Почему? - шептал человек. Он неудержимо плакал: слезы сами текли из
его глаз, как это часто бывает, когда человека бьют.
Из туалета направо вел маленький коридорчик, выходивший куда-то на
зады ресторана, под служебный навес. С навеса лил дождь, и в темноте
тускло блестел бок разгружавшегося грузовика и крышка мусорного бака.
Валерий накинул на руки своей жертвы плащ, так, чтобы скрыть
наручники, и потащил человека прочь. При виде грузчиков в глазах жертвы
проснулась было надежда, но Валерий ткнул пальцем в мусорный бак и тихо
сказал:
- Туда хочешь?
Они прошли мимо грузчиков, кидавших ящики. Жертва Валерия шаталась от
боли и страха, и Валерий, прижимая мужика к себе, громко говорил:
- Перебрал ты, Женя, перебрал! Домой пора.
Таня терпеливо дожидалась прихода Валерия. В ресторане было тихо и
светло, распахнулась дверь, где-то рядом отъехала машина.
- Можно?
Девушка оглянулась.
Позади стоял симпатичный незнакомый человек.
- Мне сказали, что я могу здесь найти Валерия Нестеренко.
Таня вдруг сообразила, что ее спутник не назвал своей фамилии.
- Наверное, - сказала она, - он отошел. Он сейчас будет здесь.
Человек смущенно присел.
Они некоторое время ждали Валерия, но того все не было и не было.
- Странно, - проговорил человек, - схожу посмотрю.
Он сходил посмотрел и через несколько минут вернулся вконец
растерянный.
- Удивительное дело, - сказал он, - куда человек может пропасть из
ресторана? Да еще от такой милой девушки, как вы?
- А я вас - сказала девушка, - по телевизору видела. Давно. Вы....
вот только фамилию забыла, - и девушка запнулась.
Человек улыбнулся смущенно и расстрогано.
- Может быть... - пробормотал он. - А фамилия моя Ганкин. Виктор
Львович.
- Таня.
- Вы депутатом были, членом межрегиональной группы.
Виктор Львович покраснел. Видно было, что про межрегиональную группу
помнили уже немногие.
Они сидели и ждали Валерия.
- Странно, - тоскливо промолвил Ганкин, - очень странно. Простите,
Таня, вы давно с ним знакомы?
- Нет, - сказала Таня, - с сегодняшнего утра. Вы не подумайте, я
не... я никогда... Но он так забавно со мной познакомился! Я работаю на
ламинаторе, знаете, закатывать права, и он хотел со мной познакомиться, а
документов у него с собой не было. И вот он вытащил сто долларов и
говорит: "Закатайте".
Таня прыснула. Ганкин нахмурился: он смотрел на крайний стол слева.
Там тоже обнаружился непорядок. Двое мужиков в дорогих костюмах с явным
недоумением поглядывали на едва початую тарелку, стоявшую на перед третьим
пустым стулом, и вертели головами в поисках отлучившегося товарища.
- Таня?
Таня и Ганкин обернулись. За ними стоял молодой человек с короткой
стрижкой и твердой челюстью. Тане он сразу не понравился.
- Я от Валерия, - сказал парень, - ему пришлось срочно уехать, и он
просил отвезти вас домой.
- Я сам отвезу девушку домой, - сказал Ганкин.
Когда они доехали до Таниного дома, Ганкин сказал:
- Таня, вы милая и хорошая девушка. Позвольте старому человеку дать
вам совет: не связывайтесь с Валерием.
- Но ведь вы его друг?
Ганкин помолчал. По крыше машины опять хлестал дождь, и на приборной
доске мигал указатель левого поворота.
- Таня, - спросил Ганкин, - вы знаете, что такое феодализм?
И, не особенно утруждаясь услышать ответ, бывший депутат, доктор
исторических наук, сказал:
- Когда-то жила-была Римская империя. Это была скверная империя,
управлявшаяся коррумпированными чиновниками. Чиновники продавали ее оптом
и в розницу, но тем не менее в ней были суды, города, и немножечко
правосудия. Я даже подозреваю, что в некоторых восточных областях Римской
империи во времена Адриана дело с правосудием обстояло лучше, чем сейчас,
спустя две тысячи лет. Потом на эту империю нахлынули варвары. Они ничего
не имели против ее строя, они просто хотели завладеть ее богатствами. Но в
результате этой погони за богатством все коммуникации империи были
разрушены. Торговцев грабили на дорогах. Крестьян грабили в селах. Горожан
сжигали в городах. Города превратились в замки. Война стала единственным
способом экономического обмена. Люди разделились на два класса: те, кто
грабит, и те, кого грабят. И тогда торговцы и крестьяне стали просить у
своих грабителей покровительства. Они хотели, чтобы одни грабители
защитили их от других. Теперь грабителей называли феодалами, а те, кого
грабят, назывались крепостными.
Ганкин замолчал.
- Понятно, - сказала Таня, - и вы - крепостной Валерия.
Ганкин молча ткнул пальцем назад. Там, метрах в пяти от подъезда, не
особенно скрываясь, урчал белый "оппель" - молодой человек с квадатной
челюстью, выполняя указания шефа, смотрел, куда именно Ганкин повез
девушку, и не поднялся ли с ней в квартиру, и сколько сидел в машине.
- Покамест, - ответил Ганкин, - я его будущий крепостной. Соль всей
истории заключается в том, что торговцы и крестьяне становились
крепостными добровольно. Они меняли свободу на безопасность.
Валерий доставил свою трепещущую жертву в старую хрущобу на
Автозаводской. Белые девятиэтажки с квадратиками светящихся окон плыли в
ночном небе, и вдалеке был виден бетонный забор железной дороги и мост
через станцию. Вытаскивая своего пленника из машины, Валерий принюхался и
сказал:
- Сукин ты сын, ты же ведь ссал недавно!
В подъезде им попалась какая-то поздняя дамочка, - но она увидела
только молодого парня, который заволакивал в лифт своего пьяного друга.
На седьмом этаже Валерий отпер дверь в темную однокомнатную квартиру,
втолкнул пленника в прихожую, запер дверь и включил свет.
В квартире было прохладно, и стоял тоскливый нежилой запах.
Валерий проверил, плотно ли задернуты шторы. Он снял с пленника
наручники, поставил его к трубе парового отопления в углу комнаты и вновь
застегнул наручники, заправив их за трубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
куда убежала, пока такая старуха дошла до угла.
- А что было дальше?
- Он сошел с крыльца и пошел обратно. Он прошел мимо меня, и я
придержала Боречку.
- А его сумка, - спросил Тихомиров, - как он нес сумку, - так же, как
и туда?
Старушка поглядела на него удивленно.
- А вы знаете, - сказала она, - вы правы! Он туда нес эту сумку,
словно в ней были перепелиные яйца, а обратно он ее тащил, как кота за
хвост.
- Вы могли бы описать этого молодого человека?
- О да, на улице было уже светло. Это был высокий молодой человек,
лет тридцати, худой и в синих джинсах. У него был очень неприятный взгляд:
глаза бегали, как мыши. Знаете, я никогда не доверяю людям с таким
взглядом. Зимой я переходила сугроб...
Сергей вытащил из нагрудного кармана отксеренные листы и спросил:
- Лидия Михайловна, его нет среди этих людей?
Старушка долго изучала снимки.
- Есть, - сказала она, - вот этот.
И ткнула пальцем в снимок наглого белобрысого парня со странно
выпученными глазами и шеей, изогнутой на манер носика чайника.
- Вы уверены, - переспросил Сергей.
- Я была учительницей пения в школе, - оскорбилась старушка. Вы
знаете, что такое учительница пения? Это учительница, которая ведет уроки
во всех классах школы, а у нас их было А, Б, и В, и она ведет эти уроки
один раз в неделю. Я называла по имени всех моих учеников. Мои коллеги это
подтвердят.
- Но даже учеников вы видели несколько раз. А здесь - один раз, еще
на рассвете.
- Я его не один раз видела, - сказал старушка. - Я его прекрасно
запомнила, когда он ударил Боречку!
- Ударил Боречку? Где, когда?
- Месяц назад. Он стоял со своими товарищами в скверике, и, кажется,
пил. Боречка подбежал к нему, и этот молодой человек его просто ударил! А
остальные загоготали!
- А среди этих снимков нет фотографий этих остальных?
Старушка склонилась над карточками.
- Вот эта, - сказала она, - и эта. И эта.
Третье фото, на которое указала старушка, было фото Валерия
Нестеренко.
- Скажите, - спросил Сергей, - а машину его вы могли бы описать?
Старушка покачала головой.
- Нет, - объяснила она, - вы понимаете, у нас в школе учились дети, а
не машины. Это была красивая машина, цвета кофе с молоком.
- А номер вы случайно не помните?
- Нет, - сказала старушка, - номер я не помню. Я пришла и записала
его на бумажке, а Боречка взял эту бумажку и съел.
По углам маленького проходного дворика еще лежал снег, молодой
разбитной дворник гнал метлой талую воду в канализационный люк, и
вечереющий воздух дышал близкой весной.
- Странная история, - сказал Сергей, поплотнее запахивая куртку. -
Хитрый, осторожный бандит посылает взорвать офис своего друга - ленивого
джентльмена, который ставит заграничную машину за углом! Мало того, - он
выбирает джентльмена, которого видели и знают в этом районе! Совсем не как
на Пятницкой...
- Бандиты глупеют от безнаказанности, - сказал Дмитриев. - К тому же
он полагал, что расследованием будет заниматься сам. Чего напрягаться-то?
- А может, исполнитель травки накушался, - заметил Тихомиров.
Они помолчали, и Дмитриев вдруг сказал:
- Кстати, ты был прав насчет владельца бара. Он меня хорошо накормил
и долго капал на человека по фамилии Дыбач, которого он-де позавчера
заметил случайно на улице, провожая гостей. А на самом деле этот Дыбач
задолжал ему, не знаю уж сколько. Но хозяин бара не знал, что пакет
оставили в пять, а так как бар закрывается в час, он был вынужден сказать,
что видел этого типа в час.
Без пяти шесть Валерий был у библиотеки. Девушка удивилась, увидев
его машину, - видимо, утром она смотрела в окно и видела, что он пришел
своими ногами. У нее были светлые, почти ненакрашенные глаза, и в своей
черной обтягивающей юбочке она походила на тонкую вазу на длинной ножке.
"Ну чего ты приармяниваешься, - подумалось вдруг Сазану, - сходил бы к
шлюхам".
Сазан усадил девушку в машину и спросил:
- Как вас звать?
- Таня.
- А я - Валерий. Отчего вы такая печальная?
- У меня недавно умерла мама. Рак.
Сазан ощутил острое сожаление. Если бы кто-то надул Таню, отнял у нее
квартиру, выгнал с работы, или даже попортил в подъезде мужа, - он, Сазан,
мог бы покровительственно улыбнуться и сказать: "Сейчас уладим". Но он не
мог наведаться на небо и вежливо попросить господа бога вернуть Танину
маму на землю, угрожая в противном случае крепко набить морду архангелам.
- У меня тоже мать умерла, - сказал Сазан. - Сгорела по пьянке.
В "Янтаре" было уже шумно, и Сазан усадил девушку за угловой столик.
Девушка испуганно смотрела на меню, - так, будто названия блюд были
написаны по-китайски. Глаза ее со страхом остановились на двойной колонке
цифр - в долларах и рублях.
Сазан подозвал официанта и продиктовал ему заказ. Таня с облегчением
оставила меню в покое.
- А вас тоже неприятности? - вдруг спросила она.
- Не у меня, - сказал Валерий, - у моего приятеля. Ему сегодня
подкинули на крыльцо бомбу.
Девушка прикрыла рот ладошкой и сказала:
- Какой ужас! А кто?
- Мой приятель считает, что это сделал я.
Подошедший официант водрузил на стол ведерко с шампанским и блюдо с
салатом, более похожим на натюрморт, чем на салат.
Сазан откупорил бутылку, разлил шампанское по бокалам и сказал:
- За наше знакомство.
Они чокнулись, и Сазан, слегка прикрыв глаза, стал глядеть на девушку
поверх края бокала. Девушка покраснела, как старшеклассница на кинопробе.
И тут Валерий внезапно увидел толстого человека с поросячьим лицом,
который пробирался между столиками в направлении уборной. Валерий
проглотил шампанское, улыбнулся девушке и сказал:
- Простите, я сейчас вернусь.
Мужская уборная находилась в конце сквозного коридорчика, одним
концом выходящего на двор. Валерий встал на пороге уборной, стараясь не
отражаться в опоясывающих кафельные стены зеркалах. Он подождал, пока
человек застегнет ширинку, и спросил:
- Поссал?
Человек изумленно обернулся. Валерий поднял колено и ударил толстяка
прямо в пах. Человек раскрыл рот, видимо намереваясь кричать, и стал
отлетать к зеркалу. Валерий поймал его левой рукой, чтобы тот не разбил
зеркала, а правой зажал ему оральник. Человек стал выкручиваться. Валерий
прижал его к себе, отнял на мгновение обе руки и, сцепив их, со страшной
силой обрушил на шею толстяка. Толстяк обмяк и стал вести себя тихо. После
этого Валерий выудил из кармана наручники и защелкнул их на запястьях
поросячьего человека.
- Пошли, ананасина, - сказал Валерий, и для убедительности показал
своей жертве вороненый ствол. - Пикнешь - х... отстрелю.
- Почему? - шептал человек. Он неудержимо плакал: слезы сами текли из
его глаз, как это часто бывает, когда человека бьют.
Из туалета направо вел маленький коридорчик, выходивший куда-то на
зады ресторана, под служебный навес. С навеса лил дождь, и в темноте
тускло блестел бок разгружавшегося грузовика и крышка мусорного бака.
Валерий накинул на руки своей жертвы плащ, так, чтобы скрыть
наручники, и потащил человека прочь. При виде грузчиков в глазах жертвы
проснулась было надежда, но Валерий ткнул пальцем в мусорный бак и тихо
сказал:
- Туда хочешь?
Они прошли мимо грузчиков, кидавших ящики. Жертва Валерия шаталась от
боли и страха, и Валерий, прижимая мужика к себе, громко говорил:
- Перебрал ты, Женя, перебрал! Домой пора.
Таня терпеливо дожидалась прихода Валерия. В ресторане было тихо и
светло, распахнулась дверь, где-то рядом отъехала машина.
- Можно?
Девушка оглянулась.
Позади стоял симпатичный незнакомый человек.
- Мне сказали, что я могу здесь найти Валерия Нестеренко.
Таня вдруг сообразила, что ее спутник не назвал своей фамилии.
- Наверное, - сказала она, - он отошел. Он сейчас будет здесь.
Человек смущенно присел.
Они некоторое время ждали Валерия, но того все не было и не было.
- Странно, - проговорил человек, - схожу посмотрю.
Он сходил посмотрел и через несколько минут вернулся вконец
растерянный.
- Удивительное дело, - сказал он, - куда человек может пропасть из
ресторана? Да еще от такой милой девушки, как вы?
- А я вас - сказала девушка, - по телевизору видела. Давно. Вы....
вот только фамилию забыла, - и девушка запнулась.
Человек улыбнулся смущенно и расстрогано.
- Может быть... - пробормотал он. - А фамилия моя Ганкин. Виктор
Львович.
- Таня.
- Вы депутатом были, членом межрегиональной группы.
Виктор Львович покраснел. Видно было, что про межрегиональную группу
помнили уже немногие.
Они сидели и ждали Валерия.
- Странно, - тоскливо промолвил Ганкин, - очень странно. Простите,
Таня, вы давно с ним знакомы?
- Нет, - сказала Таня, - с сегодняшнего утра. Вы не подумайте, я
не... я никогда... Но он так забавно со мной познакомился! Я работаю на
ламинаторе, знаете, закатывать права, и он хотел со мной познакомиться, а
документов у него с собой не было. И вот он вытащил сто долларов и
говорит: "Закатайте".
Таня прыснула. Ганкин нахмурился: он смотрел на крайний стол слева.
Там тоже обнаружился непорядок. Двое мужиков в дорогих костюмах с явным
недоумением поглядывали на едва початую тарелку, стоявшую на перед третьим
пустым стулом, и вертели головами в поисках отлучившегося товарища.
- Таня?
Таня и Ганкин обернулись. За ними стоял молодой человек с короткой
стрижкой и твердой челюстью. Тане он сразу не понравился.
- Я от Валерия, - сказал парень, - ему пришлось срочно уехать, и он
просил отвезти вас домой.
- Я сам отвезу девушку домой, - сказал Ганкин.
Когда они доехали до Таниного дома, Ганкин сказал:
- Таня, вы милая и хорошая девушка. Позвольте старому человеку дать
вам совет: не связывайтесь с Валерием.
- Но ведь вы его друг?
Ганкин помолчал. По крыше машины опять хлестал дождь, и на приборной
доске мигал указатель левого поворота.
- Таня, - спросил Ганкин, - вы знаете, что такое феодализм?
И, не особенно утруждаясь услышать ответ, бывший депутат, доктор
исторических наук, сказал:
- Когда-то жила-была Римская империя. Это была скверная империя,
управлявшаяся коррумпированными чиновниками. Чиновники продавали ее оптом
и в розницу, но тем не менее в ней были суды, города, и немножечко
правосудия. Я даже подозреваю, что в некоторых восточных областях Римской
империи во времена Адриана дело с правосудием обстояло лучше, чем сейчас,
спустя две тысячи лет. Потом на эту империю нахлынули варвары. Они ничего
не имели против ее строя, они просто хотели завладеть ее богатствами. Но в
результате этой погони за богатством все коммуникации империи были
разрушены. Торговцев грабили на дорогах. Крестьян грабили в селах. Горожан
сжигали в городах. Города превратились в замки. Война стала единственным
способом экономического обмена. Люди разделились на два класса: те, кто
грабит, и те, кого грабят. И тогда торговцы и крестьяне стали просить у
своих грабителей покровительства. Они хотели, чтобы одни грабители
защитили их от других. Теперь грабителей называли феодалами, а те, кого
грабят, назывались крепостными.
Ганкин замолчал.
- Понятно, - сказала Таня, - и вы - крепостной Валерия.
Ганкин молча ткнул пальцем назад. Там, метрах в пяти от подъезда, не
особенно скрываясь, урчал белый "оппель" - молодой человек с квадатной
челюстью, выполняя указания шефа, смотрел, куда именно Ганкин повез
девушку, и не поднялся ли с ней в квартиру, и сколько сидел в машине.
- Покамест, - ответил Ганкин, - я его будущий крепостной. Соль всей
истории заключается в том, что торговцы и крестьяне становились
крепостными добровольно. Они меняли свободу на безопасность.
Валерий доставил свою трепещущую жертву в старую хрущобу на
Автозаводской. Белые девятиэтажки с квадратиками светящихся окон плыли в
ночном небе, и вдалеке был виден бетонный забор железной дороги и мост
через станцию. Вытаскивая своего пленника из машины, Валерий принюхался и
сказал:
- Сукин ты сын, ты же ведь ссал недавно!
В подъезде им попалась какая-то поздняя дамочка, - но она увидела
только молодого парня, который заволакивал в лифт своего пьяного друга.
На седьмом этаже Валерий отпер дверь в темную однокомнатную квартиру,
втолкнул пленника в прихожую, запер дверь и включил свет.
В квартире было прохладно, и стоял тоскливый нежилой запах.
Валерий проверил, плотно ли задернуты шторы. Он снял с пленника
наручники, поставил его к трубе парового отопления в углу комнаты и вновь
застегнул наручники, заправив их за трубу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30