Мои пластинки с записью музыки! Мои дорогие старенькие пластинки погибли, превратились в комочки расплавленного винила. Вы знаете, в них заключалось все мое прошлое. Мне кажется, будто кто-то убил часть меня самого. - Пожав плечами, он повернулся к ней лицом. - Хорошо хоть сохранились кассеты с записями - я держал их на работе и в машине. Это, конечно, совсем не то, но...
Что-то в его голосе беспокоило Сильвию с того самого момента, когда они садились в машину во время грозы. Теперь она поняла, что именно: в его голосе явственно слышался бруклинский акцент. Прежде Алан пользовался им шутки ради - теперь же это было неотъемлемой частью его разговора. Вероятно, это стало результатом того страшного нервного напряжения, которое он испытывал последнее время.
- Наверно, вам следовало бы позвонить жене, - сказала Сильвия. - Она будет беспокоиться, если телефон не ответит.
Сильвия знала, что Джинни находится во Флориде, но не знала точно причин ее отъезда. Вероятно, решила, что бурю, разбушевавшуюся вокруг ее мужа, легче будет пережить на расстоянии в тысячу с лишним миль.
- Не беспокойтесь об этом, - сказал Алан, взад-вперед расхаживая по библиотеке и рассматривая корешки книг на полках. - Джинни нечего сказать мне в эти дни. Пусть за нее говорит ее адвокат. Последним ее посланием был пакет документов о разводе - он прибыл как раз сегодня.
"О, бедняга! - подумала Сильвия, наблюдая, как он с деланным безразличием изучает книжные полки. - Этот человек потерял все. Жена бросила его, дом сгорел дотла, он не может даже поехать в собственный кабинет, и в довершение всего ему грозит лишение лицензии на право заниматься врачебной практикой. Его прошлое, настоящее и будущее - все пропало. Боже! Как может он терпеть все это и не молить небеса об освобождении?"
Ей не хотелось жалеть его. Он и сам не предавался чувству жалости к себе и, конечно, отверг бы любые проявления жалости с ее стороны.
И тем не менее она питала к нему именно глубокое чувство жалости. Ее чудовищно влекло к Алану. Она не помнила, чтобы когда-нибудь ее влекло к мужчине так сильно. И вот он у нее дома, и они одни - Глэдис ушла на ночь, повесив одежду Алана в сушильный шкаф, а Ба сразу же удалился в свою комнату над гаражом. Алану теперь некуда было идти, и все моральные препятствия, которые раньше отделяли их друг от друга, - исчезли.
Почему же она так напугана? Разумеется, не только из-за грозы.
Сильвия заставила себя пойти к бару.
- Бренди? - спросила она. - Это согреет вас.
- Да, конечно. Почему бы и нет? - Он приблизился к ней.
Сильвия плеснула немного бренди в бокалы и, подав ему один, поспешно отошла, чтобы присесть на дальний угол кожаного дивана, подобрав под себя ноги и прикрыв их полами своего домашнего халата. Зачем только она надела этот халат? Может быть, для того, чтобы Алан чувствовал себя более непринужденно в халате Чарльза? И вообще - что это с ней? Что она себе думает?
Похоже, в этот момент она вообще ни о чем не думала. Дрожащими руками она поднесла свой бокал к губам, и огненная жидкость обожгла ей горло.
Она совсем не хотела этого. Потому что, сойдись они с Аланом, это не было бы просто случайной связью - это было бы навсегда. Это было бы настоящее. А после того, что случилось с Грегом, она не смогла бы вынести еще одну утрату, случись что-нибудь с Аланом.
А с ним обязательно должно было что-то случиться. На нем лежала печать обреченности. Он был одним из тех, кто выполнял предначертания судьбы несмотря ни на что. Грег тоже был таким. И вот, видите, что с ним случилось!
Нет. Она не может этого допустить - независимо от своих чувств по отношению к Алану. Она должна сохранять дистанцию, помогать ему, вести себя с ним как с близким другом - и не допускать никаких сближений.
Итак, она нацепила на лицо маску "мы просто хорошие друзья" и стала наблюдать за расхаживающим из угла в угол Аланом.
Но, наблюдая за ним, она чувствовала, как в груди у нее разгорается пламя, растущее с каждой секундой и согревающее ее, пробуждающее желание обнимать этого человека, оказаться в его объятиях. Она изо всех сил боролась с этим чувством, не желая снова сгореть в этом огне.
Алан также краем глаза наблюдал за Сильвией, делая вид, что читает названия книг на полках, хотя книг он почти и не видел, как говорится в песне: его глаза принадлежали только ей.
Боже, она была так хороша в своем красном домашнем халате с распущенными волосами, ниспадавшими на лицо. Его всегда влекло к этой женщине, но сейчас... казалось, сама судьба свела их вместе. Она сидела на краю дивана и подол халата стыдливо прикрывал ее ноги, но когда она расправляла его, он успел увидеть белоснежную кожу - и это было подобно вспышке молнии, поразившей его.
Это было каким-то безумием! Жизнь его целиком развалилась, у него больше не было даже дома, а между тем он не мог думать ни о чем, кроме этой, сидевшей напротив него, женщины.
Но куда вдруг девались ее дразнящие манеры, где ее прежние вызывающие шутки - куда все это исчезло, именно сейчас, когда он так нуждается во всем этом?
Он понятия не имел, как себя вести, что делать, что говорить.
Сделав глоток, он почувствовал, как алкоголь обжег ему пищевод.
Но зато теперь он мог наконец-то признаться себе самому, что желает Сильвию, уже давно желает ее. А сегодня они здесь рядом, один на один, и все препятствия между ними ликвидированы. Но вместо того, чтобы играть роль Мей Уэст, она вдруг превратилась в Мэри Тайлер Мур.
Алан не мог упустить этот момент - он слишком желал ее, она была ему необходима, в особенности теперь. Он остро нуждается в том, чтобы кто-то был рядом с ним, и он хотел, чтобы это была Сильвия. У нее имелись для этого силы. Он мог пойти один своей дорогой, но гораздо лучше, если бы Сильвия была с ним рядом.
Он прошелся вдоль стены, разглядывая корешки книг и не замечая их названий. Потом он подошел к кушетке, на которой сидела Сильвия, и остановился у нее за спиной. Она даже не обернулась, чтобы посмотреть на него, и ничего не сказала. Просто сидела как статуя, будто чего-то ожидая. Он протянул руку, чтобы погладить ее волосы, и остановился в нерешительности.
"А что, если она прогонит меня? А что, если все эти годы я ошибался в ней?"
И все же он пересилил себя, протянул руку и, нежно коснувшись ладонью шелковистых прядей, погладил их. Приятная дрожь прошла по его руке от ладони к плечу. Он видел, что и Сильвия испытывает нечто подобное.
- Сильвия...
Но вдруг она резко вскочила и обернулась:
- Налить еще? - И, взяв его бокал, отправилась к бару.
Алан поплелся за ней. Встав рядом, он судорожно придумывал, что бы такое сказать, пока она наливает бренди в бокалы. Он заметил, что ее руки дрожат. Вдруг раздался оглушительный удар грома и свет погас. Алан услышал крик, звон упавшей бутылки, и в то же мгновение Сильвия в испуге бросилась в его объятия и, дрожа всем телом, прижалась к нему.
Он обнял ее за плечи. Боже, как она дрожит! И это не притворство - она действительно испугана.
- Эй, все в порядке, - тихонько прошептал он. - Просто ударило где-то рядом. Сейчас зажжется свет.
Она ничего не ответила, только перестала дрожать.
- Я очень боюсь грозы, - сказала она несколько секунд спустя.
- А я люблю грозу! - ответил он и еще сильнее прижал ее к себе. - В особенности сейчас, потому что перед этим я придумывал всякие предлоги, чтобы обнять вас.
Она молча взглянула на него. Он не мог видеть в темноте выражения ее лица, но почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена.
- Перестаньте. - Ее голос звучал глуше обычного.
- Что перестать? - Он все еще держал ее в объятиях, но она уже отстранилась от него.
- Перестаньте!
- Сильвия, я не знаю...
- Ты знаешь и не делай вид, будто не знаешь!
Она ударила его в грудь кулаком - сначала правым, потом левым, а затем принялась наносить удары обеими руками.
- Ты не можешь так поступить со мной! Это не должно случиться снова! Я не могу! Я не могу! Не могу!
Алан прижал ее к себе, пытаясь утешить и в то же время защитить себя от ударов.
- Сильвия! Что с тобой?
Какое-то время она отчаянно пыталась бороться с ним, но очень скоро обмякла у него в руках. Раздались рыдания.
- Не делай этого! - крикнула она еще раз.
- Не делать чего? - Алан был ошеломлен и потрясен этим взрывом чувств.
- Не делай так, чтобы я нуждалась в тебе и зависела от тебя. Я не смогу еще раз пройти через это. Я не могу потерять еще одного дорогого мне человека. Я не могу!
Теперь он все понял и еще теснее сжал свои объятия.
- Я никуда не ухожу.
- Грег тоже так говорил.
- Никто не может дать гарантии, что трагедия не повторится.
- Может быть, и так. Но мне иногда кажется, что ты играешь со смертью.
- Мне кажется, что сегодня я получил большой урок.
- Тебя могли убить.
- Но я жив и я здесь. И я хочу быть с тобой, Сильвия. Если ты позволишь, я останусь здесь - на сегодняшнюю ночь и на все последующие ночи. Но на сегодняшнюю ночь - в особенности.
После длительного молчания она высвободила свои руки и обвила их вокруг его шеи.
- В особенности на сегодняшнюю ночь? - спросила она тихонько.
- Да. Я уже не смогу вернуться в прошлое.
Он терпеливо переждал еще одну продолжительную паузу. Наконец Сильвия подняла лицо.
- И я тоже.
Он поцеловал ее. Она ответила ему тем же, а затем закинула руки ему за шею. Алан прижал ее к себе, чувствуя, как в нем разгорается то прежнее чувство, которое так долго спало в нем - настолько долго, что он уже и забыл о его существовании. Он распахнул ее халат, она расстегнула рубашку у него натруди, и их горячие тела соприкоснулись. Вскоре одежда была сброшена на пол, и Алан повел Сильвию к дивану, поглаживая пальцами ее тело, целуя его. Наконец-то они вместе, тесно прижавшись друг к другу, время от времени озаряемые вспышками молнии...
- Боже! Так вот каково это! - промолвил он, когда они отдышались и, обнявшись, улеглись рядом.
- Ты хочешь сказать, что у тебя этого так давно не было, что ты все успел позабыть? - спросила, смеясь, Сильвия.
Ей показалось, что он улыбается в темноте.
- Да. Мне кажется, прошла вечность с тех пор, когда я в последний раз испытывал нечто подобное. Я так долго ограничивался одними только движениями, что совершенно забыл, что такое страсть. Я имею в виду настоящую страсть. Это великолепно! Это похоже на очищение - как будто тебя пропустили через стиральную машину и повесили сохнуть.
Гроза на улице давно утихла. Молнии еще вспыхивали, но уже не так ярко, и интервалы между молнией и громом становились все более продолжительными.
Алан встал и подошел к окну. Ему нравилась гроза.
- Знаешь, ты вторая женщина, с которой я занимался любовью.
Сильвия была поражена:
- Неужели?
- Да.
- Но у тебя ведь было много возможностей.
- Я думаю, да. Во всяком случае, было немало предложений. Я не знаю, какие из них были серьезными. - Она заметила, как его голова повернулась в ее сторону. - Только одна из претенденток по-настоящему привлекала меня.
- И ты все же не сблизился с ней.
- Но не потому, что она недостаточно привлекала меня.
- А потому, что ты был женат.
- Да. Я был верным мужем. Который, впрочем, изменял ежедневно.
Это высказывание удивило Сильвию.
- Я тебя не понимаю.
- Моей вечной любовницей была врачебная практика, - ответил он тихим голосом, как будто разговаривая сам с собой. - Она и была моей первой любовью. Джинни пришлось довольствоваться тем, что осталось. Для того чтобы быть таким мужем, который ей нужен, я не должен был стать таким врачом, каким мне хотелось бы. И я сделал выбор. Хотя и бессознательно. Раньше я никогда этого не понимал. Но теперь, когда нет Джинни и нет врачебной практики, все стало для меня ясным как Божий день. Слишком часто мои мысли блуждали вдали от семейного очага. Я обманывал Джинни каждый день и каждый час.
"Не хочет ли он отпугнуть меня?" - подумала Сильвия.
- И теперь, когда все это исчезло, я чувствую, что свободен для того, чтобы быть с тобой, и сейчас это самое главное для меня.
Услышав эти слова, Сильвия почувствовала, что ее вновь захлестнуло прежнее чувство.
- Иди сюда, - прошептала она, но Алан не расслышал. Тогда она решила дать ему выговориться, понимая, что это ему необходимо. Кроме того, ей и самой было интересно услышать то, что он хочет сказать.
- Я говорю то, что чувствую. Я уже не помню, когда я в последний раз открывался перед кем бы то ни было. Долгое время я чувствовал себя потерянным. С детских лет я хотел стать врачом. И знаешь почему? Ради денег и престижа.
- Я не верю этому!
- По правде сказать, сначала я хотел стать рок-звездой, но быстро обнаружил, что у меня нет музыкальных способностей. Тогда я остановил свой выбор на медицине. - Алан рассмеялся. - Нет, серьезно - что меня привлекало, так это деньги и престиж. Именно это было важнее всего для парня из Бруклина во время учебы.
- Что же изменило твои убеждения?
- Сущая малость. Не то чтобы я вдруг отверг все материальные блага и сменил их на рубище и прах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Что-то в его голосе беспокоило Сильвию с того самого момента, когда они садились в машину во время грозы. Теперь она поняла, что именно: в его голосе явственно слышался бруклинский акцент. Прежде Алан пользовался им шутки ради - теперь же это было неотъемлемой частью его разговора. Вероятно, это стало результатом того страшного нервного напряжения, которое он испытывал последнее время.
- Наверно, вам следовало бы позвонить жене, - сказала Сильвия. - Она будет беспокоиться, если телефон не ответит.
Сильвия знала, что Джинни находится во Флориде, но не знала точно причин ее отъезда. Вероятно, решила, что бурю, разбушевавшуюся вокруг ее мужа, легче будет пережить на расстоянии в тысячу с лишним миль.
- Не беспокойтесь об этом, - сказал Алан, взад-вперед расхаживая по библиотеке и рассматривая корешки книг на полках. - Джинни нечего сказать мне в эти дни. Пусть за нее говорит ее адвокат. Последним ее посланием был пакет документов о разводе - он прибыл как раз сегодня.
"О, бедняга! - подумала Сильвия, наблюдая, как он с деланным безразличием изучает книжные полки. - Этот человек потерял все. Жена бросила его, дом сгорел дотла, он не может даже поехать в собственный кабинет, и в довершение всего ему грозит лишение лицензии на право заниматься врачебной практикой. Его прошлое, настоящее и будущее - все пропало. Боже! Как может он терпеть все это и не молить небеса об освобождении?"
Ей не хотелось жалеть его. Он и сам не предавался чувству жалости к себе и, конечно, отверг бы любые проявления жалости с ее стороны.
И тем не менее она питала к нему именно глубокое чувство жалости. Ее чудовищно влекло к Алану. Она не помнила, чтобы когда-нибудь ее влекло к мужчине так сильно. И вот он у нее дома, и они одни - Глэдис ушла на ночь, повесив одежду Алана в сушильный шкаф, а Ба сразу же удалился в свою комнату над гаражом. Алану теперь некуда было идти, и все моральные препятствия, которые раньше отделяли их друг от друга, - исчезли.
Почему же она так напугана? Разумеется, не только из-за грозы.
Сильвия заставила себя пойти к бару.
- Бренди? - спросила она. - Это согреет вас.
- Да, конечно. Почему бы и нет? - Он приблизился к ней.
Сильвия плеснула немного бренди в бокалы и, подав ему один, поспешно отошла, чтобы присесть на дальний угол кожаного дивана, подобрав под себя ноги и прикрыв их полами своего домашнего халата. Зачем только она надела этот халат? Может быть, для того, чтобы Алан чувствовал себя более непринужденно в халате Чарльза? И вообще - что это с ней? Что она себе думает?
Похоже, в этот момент она вообще ни о чем не думала. Дрожащими руками она поднесла свой бокал к губам, и огненная жидкость обожгла ей горло.
Она совсем не хотела этого. Потому что, сойдись они с Аланом, это не было бы просто случайной связью - это было бы навсегда. Это было бы настоящее. А после того, что случилось с Грегом, она не смогла бы вынести еще одну утрату, случись что-нибудь с Аланом.
А с ним обязательно должно было что-то случиться. На нем лежала печать обреченности. Он был одним из тех, кто выполнял предначертания судьбы несмотря ни на что. Грег тоже был таким. И вот, видите, что с ним случилось!
Нет. Она не может этого допустить - независимо от своих чувств по отношению к Алану. Она должна сохранять дистанцию, помогать ему, вести себя с ним как с близким другом - и не допускать никаких сближений.
Итак, она нацепила на лицо маску "мы просто хорошие друзья" и стала наблюдать за расхаживающим из угла в угол Аланом.
Но, наблюдая за ним, она чувствовала, как в груди у нее разгорается пламя, растущее с каждой секундой и согревающее ее, пробуждающее желание обнимать этого человека, оказаться в его объятиях. Она изо всех сил боролась с этим чувством, не желая снова сгореть в этом огне.
Алан также краем глаза наблюдал за Сильвией, делая вид, что читает названия книг на полках, хотя книг он почти и не видел, как говорится в песне: его глаза принадлежали только ей.
Боже, она была так хороша в своем красном домашнем халате с распущенными волосами, ниспадавшими на лицо. Его всегда влекло к этой женщине, но сейчас... казалось, сама судьба свела их вместе. Она сидела на краю дивана и подол халата стыдливо прикрывал ее ноги, но когда она расправляла его, он успел увидеть белоснежную кожу - и это было подобно вспышке молнии, поразившей его.
Это было каким-то безумием! Жизнь его целиком развалилась, у него больше не было даже дома, а между тем он не мог думать ни о чем, кроме этой, сидевшей напротив него, женщины.
Но куда вдруг девались ее дразнящие манеры, где ее прежние вызывающие шутки - куда все это исчезло, именно сейчас, когда он так нуждается во всем этом?
Он понятия не имел, как себя вести, что делать, что говорить.
Сделав глоток, он почувствовал, как алкоголь обжег ему пищевод.
Но зато теперь он мог наконец-то признаться себе самому, что желает Сильвию, уже давно желает ее. А сегодня они здесь рядом, один на один, и все препятствия между ними ликвидированы. Но вместо того, чтобы играть роль Мей Уэст, она вдруг превратилась в Мэри Тайлер Мур.
Алан не мог упустить этот момент - он слишком желал ее, она была ему необходима, в особенности теперь. Он остро нуждается в том, чтобы кто-то был рядом с ним, и он хотел, чтобы это была Сильвия. У нее имелись для этого силы. Он мог пойти один своей дорогой, но гораздо лучше, если бы Сильвия была с ним рядом.
Он прошелся вдоль стены, разглядывая корешки книг и не замечая их названий. Потом он подошел к кушетке, на которой сидела Сильвия, и остановился у нее за спиной. Она даже не обернулась, чтобы посмотреть на него, и ничего не сказала. Просто сидела как статуя, будто чего-то ожидая. Он протянул руку, чтобы погладить ее волосы, и остановился в нерешительности.
"А что, если она прогонит меня? А что, если все эти годы я ошибался в ней?"
И все же он пересилил себя, протянул руку и, нежно коснувшись ладонью шелковистых прядей, погладил их. Приятная дрожь прошла по его руке от ладони к плечу. Он видел, что и Сильвия испытывает нечто подобное.
- Сильвия...
Но вдруг она резко вскочила и обернулась:
- Налить еще? - И, взяв его бокал, отправилась к бару.
Алан поплелся за ней. Встав рядом, он судорожно придумывал, что бы такое сказать, пока она наливает бренди в бокалы. Он заметил, что ее руки дрожат. Вдруг раздался оглушительный удар грома и свет погас. Алан услышал крик, звон упавшей бутылки, и в то же мгновение Сильвия в испуге бросилась в его объятия и, дрожа всем телом, прижалась к нему.
Он обнял ее за плечи. Боже, как она дрожит! И это не притворство - она действительно испугана.
- Эй, все в порядке, - тихонько прошептал он. - Просто ударило где-то рядом. Сейчас зажжется свет.
Она ничего не ответила, только перестала дрожать.
- Я очень боюсь грозы, - сказала она несколько секунд спустя.
- А я люблю грозу! - ответил он и еще сильнее прижал ее к себе. - В особенности сейчас, потому что перед этим я придумывал всякие предлоги, чтобы обнять вас.
Она молча взглянула на него. Он не мог видеть в темноте выражения ее лица, но почувствовал, что в ней произошла какая-то перемена.
- Перестаньте. - Ее голос звучал глуше обычного.
- Что перестать? - Он все еще держал ее в объятиях, но она уже отстранилась от него.
- Перестаньте!
- Сильвия, я не знаю...
- Ты знаешь и не делай вид, будто не знаешь!
Она ударила его в грудь кулаком - сначала правым, потом левым, а затем принялась наносить удары обеими руками.
- Ты не можешь так поступить со мной! Это не должно случиться снова! Я не могу! Я не могу! Не могу!
Алан прижал ее к себе, пытаясь утешить и в то же время защитить себя от ударов.
- Сильвия! Что с тобой?
Какое-то время она отчаянно пыталась бороться с ним, но очень скоро обмякла у него в руках. Раздались рыдания.
- Не делай этого! - крикнула она еще раз.
- Не делать чего? - Алан был ошеломлен и потрясен этим взрывом чувств.
- Не делай так, чтобы я нуждалась в тебе и зависела от тебя. Я не смогу еще раз пройти через это. Я не могу потерять еще одного дорогого мне человека. Я не могу!
Теперь он все понял и еще теснее сжал свои объятия.
- Я никуда не ухожу.
- Грег тоже так говорил.
- Никто не может дать гарантии, что трагедия не повторится.
- Может быть, и так. Но мне иногда кажется, что ты играешь со смертью.
- Мне кажется, что сегодня я получил большой урок.
- Тебя могли убить.
- Но я жив и я здесь. И я хочу быть с тобой, Сильвия. Если ты позволишь, я останусь здесь - на сегодняшнюю ночь и на все последующие ночи. Но на сегодняшнюю ночь - в особенности.
После длительного молчания она высвободила свои руки и обвила их вокруг его шеи.
- В особенности на сегодняшнюю ночь? - спросила она тихонько.
- Да. Я уже не смогу вернуться в прошлое.
Он терпеливо переждал еще одну продолжительную паузу. Наконец Сильвия подняла лицо.
- И я тоже.
Он поцеловал ее. Она ответила ему тем же, а затем закинула руки ему за шею. Алан прижал ее к себе, чувствуя, как в нем разгорается то прежнее чувство, которое так долго спало в нем - настолько долго, что он уже и забыл о его существовании. Он распахнул ее халат, она расстегнула рубашку у него натруди, и их горячие тела соприкоснулись. Вскоре одежда была сброшена на пол, и Алан повел Сильвию к дивану, поглаживая пальцами ее тело, целуя его. Наконец-то они вместе, тесно прижавшись друг к другу, время от времени озаряемые вспышками молнии...
- Боже! Так вот каково это! - промолвил он, когда они отдышались и, обнявшись, улеглись рядом.
- Ты хочешь сказать, что у тебя этого так давно не было, что ты все успел позабыть? - спросила, смеясь, Сильвия.
Ей показалось, что он улыбается в темноте.
- Да. Мне кажется, прошла вечность с тех пор, когда я в последний раз испытывал нечто подобное. Я так долго ограничивался одними только движениями, что совершенно забыл, что такое страсть. Я имею в виду настоящую страсть. Это великолепно! Это похоже на очищение - как будто тебя пропустили через стиральную машину и повесили сохнуть.
Гроза на улице давно утихла. Молнии еще вспыхивали, но уже не так ярко, и интервалы между молнией и громом становились все более продолжительными.
Алан встал и подошел к окну. Ему нравилась гроза.
- Знаешь, ты вторая женщина, с которой я занимался любовью.
Сильвия была поражена:
- Неужели?
- Да.
- Но у тебя ведь было много возможностей.
- Я думаю, да. Во всяком случае, было немало предложений. Я не знаю, какие из них были серьезными. - Она заметила, как его голова повернулась в ее сторону. - Только одна из претенденток по-настоящему привлекала меня.
- И ты все же не сблизился с ней.
- Но не потому, что она недостаточно привлекала меня.
- А потому, что ты был женат.
- Да. Я был верным мужем. Который, впрочем, изменял ежедневно.
Это высказывание удивило Сильвию.
- Я тебя не понимаю.
- Моей вечной любовницей была врачебная практика, - ответил он тихим голосом, как будто разговаривая сам с собой. - Она и была моей первой любовью. Джинни пришлось довольствоваться тем, что осталось. Для того чтобы быть таким мужем, который ей нужен, я не должен был стать таким врачом, каким мне хотелось бы. И я сделал выбор. Хотя и бессознательно. Раньше я никогда этого не понимал. Но теперь, когда нет Джинни и нет врачебной практики, все стало для меня ясным как Божий день. Слишком часто мои мысли блуждали вдали от семейного очага. Я обманывал Джинни каждый день и каждый час.
"Не хочет ли он отпугнуть меня?" - подумала Сильвия.
- И теперь, когда все это исчезло, я чувствую, что свободен для того, чтобы быть с тобой, и сейчас это самое главное для меня.
Услышав эти слова, Сильвия почувствовала, что ее вновь захлестнуло прежнее чувство.
- Иди сюда, - прошептала она, но Алан не расслышал. Тогда она решила дать ему выговориться, понимая, что это ему необходимо. Кроме того, ей и самой было интересно услышать то, что он хочет сказать.
- Я говорю то, что чувствую. Я уже не помню, когда я в последний раз открывался перед кем бы то ни было. Долгое время я чувствовал себя потерянным. С детских лет я хотел стать врачом. И знаешь почему? Ради денег и престижа.
- Я не верю этому!
- По правде сказать, сначала я хотел стать рок-звездой, но быстро обнаружил, что у меня нет музыкальных способностей. Тогда я остановил свой выбор на медицине. - Алан рассмеялся. - Нет, серьезно - что меня привлекало, так это деньги и престиж. Именно это было важнее всего для парня из Бруклина во время учебы.
- Что же изменило твои убеждения?
- Сущая малость. Не то чтобы я вдруг отверг все материальные блага и сменил их на рубище и прах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48