Несмотря на свой заурядный внешний вид. Колдовской Камень был очень сложной и тонко организованной кристаллической структурой. Сезран попробовал прикоснуться к неоправленному Камню мальчика при посредстве своего Колдовского Камня, но был немедленно отвергнут. Изменение внутренних структур уже началось и зашло слишком далеко: мальчик и Камень уже оставили друг на друге свой отпечаток. Как жаль, что разумные существа в этом мире обречены на такую короткую жизнь. Со смертью Гэйлона все, что успеет развиться в Камне, в том числе и его способность к сотрудничеству, станет бесполезным. Однако как же ярко должна светиться эта драгоценность на протяжении его недолгой жизни!
Камень Дэрина был несколько иного рода. Он принадлежал одному из далеких предков Госни и передавался по наследству из поколения в поколение, ожидая появления на свет ребенка, способного снова вступить с ним в связь. Неуправляемый Камень мог представлять собой серьезную угрозу для любого, однако при тщательном и аккуратном обращении его можно было сохранить. Что касается Камня Гэйлона, то Сезран сомневался в том, что с ним можно будет поступить так, как с Камнем Госни. Этот Камень выглядел столь же могущественным и непокорным, как и его обладатель.
Ощупав Камень, все еще завернутый в шелк, Сезран принялся обрабатывать золото, работая небольшим молоточком и вальцами, расплющивая, прокатывая и сгибая. Ему всегда нравилось работать с золотом. Движения рук старика стали уверенными, плавными. Конечно, для такого выдающегося Камня нужно было сделать подходящий перстень. Маг прекрасно понимал, как мучается и страдает Гэйлон без своего сокровища. Как бы там ни было, но торопиться он не станет. Пусть мальчишка поймет, что потерял Дэрин.
— Гм-м? Очень красиво? — донесся откуда-то сверху свистящий шепот.
Сезран поднял глаза. На выступе стены под самым потолком съежилось в тени странное существо. Две красноватые искорки блестели в его глазах, а в полумраке угадывались заостренный нос и встопорщенные усы.
— Диггер, — приветствовал крысу маг, возвращаясь к работе.
Существо протопало лапами по выступу, отважно перепрыгнуло на другой выступ, пониже, а затем перелезло на плечо волшебника. Несколько мгновений Диггер балансировал на плече мага, нервно взмахивая голым, гибким хвостом. Наконец он уселся, крепко обвив хвостом шею Сезрана.
— В замке завелись люди, — пропищал Диггер. — Я очень проголодался.
— Ну так что же? Разве ты позабыл дорогу в кладовую?
— Да. То есть нет. Просто этот мальчишка попытался насадить меня на свой кинжал. Он очень проворен и жесток. Не люблю людей.
— А они недолюбливают крыс, — парировал волшебник.
— Гм-м? Что это ты мастеришь? Очень красивое, очень блестящее? — Диггер спустился по руке Сезрана и уселся на рабочем столе.
— Эй, приятель, смотри, куда наступаешь, и ничего не трогай. Я мастерю для мальчишки перстень с Колдовским Камнем. Твое счастье, что в тот раз у него не было при себе Камня. Он поджарил бы тебя на расстоянии.
— Гм-м? Совсем плохой люди. Он умрет?
— Нет.
— Ахх-м, — зевнул Диггер с легким разочарованием. — Кстати, я только что вернулся с юга, где навещал своих дальних родственников. Это долгое и опасное путешествие. — Крыса наклонила голову и уставилась на мага бусинным глазом. — Но только не для меня, потому что я — Диггер Отважный, Диггер Бесстрашный!
— Ты — Диггер Хвастливый, — заметил Сезран.
— Да, хвост у меня тоже выдающийся. И все же я вернулся, чтобы как близкий друг служить тебе.
— Никакой ты мне не близкий друг, а просто приживала и паразит.
Приходишь и уходишь, когда тебе вздумается. Ты всегда все решал сам.
— Если это так, то я решил быть твоим близким другом, какими были мой отец и дед, и так далее. Мы верно служим тебе за то, что ты дал нам речь.
Сезран раздраженно фыркнул.
— Вы верно служите мне до тех пор, пока вам это нравится или пока у вас пустой желудок. Я успел неоднократно пожалеть о том, что наградил тебя и твоих предков способностью разговаривать на человечьем языке.
— Гм-м? — Диггер подобрался к шелковому платку. — Какой мягкий, какой гладенький, — прошептал он, прикасаясь к ткани крошечными лапками. Неосторожным движением он случайно приоткрыл Камень.
Сезран прекратил работу.
— Говорил я тебе — ничего не трогать! Камень обладает способностью защищать себя. Стоит прикоснуться к нему голыми руками, и ты — покойник.
Диггер неуклюже подпрыгнул и врезался головой в молоток.
— Гм-м-м?
Сезран взял в руки Камень и, не разворачивая его, примерил к оправе.
Камень подошел, и маг, загнув заусеницы держателя, вытащил ткань.
— А теперь отойди подальше и закрой глаза.
Диггер спрыгнул на скамейку и, торопливо семеня, отбежал на ее дальний конец. Там он уселся, закрыв лапами глаза. Сезран протянул руку и дотронулся до Камня кончиком пальца.
Камень вспыхнул ослепительно и ярко, и странный голубой свет высветил самые дальние уголки комнаты. Когда сияние померкло, Сезран осторожно взял кольцо. Теперь Камень на вечные времена был вплавлен в золото.
Диггер осторожненько приблизился, высунул морду из-под руки Сезрана и продекламировал:
Золото, золото, колдовское золото, Жарко греет, сильно студит, Колдовское золото?
— Проваливай, пока цел.
— Я не боюсь, я — Диггер Смелый?
— Тихо!
— Гм-м?
— Если хочешь служить мне, Диггер, я тебе дам задание.
— Да, да, очень хочешь служить!
— Мне нужно знать, о чем больной человек говорит с мальчишкой наедине, особенно если они заговорят о мече под названием Кингслэйер. Сделаешь?
— Да, да, очень?
— Прекрати!
Крыса поскучнела.
— Конечно, я сделаю, что ты хочешь, но все-таки я очень-очень голоден.
12
Гэйлон исследовал секреты Сьюардского замка, как охотник бы выслеживал льва или медведя, — с осторожностью. Огромное здание было непредсказуемо, как и его владелец, и столь же опасно. Сезран выстраивал свой замок камень за камнем, на протяжении столетий, и теперь титаническая постройка возвышалась на холме над вересковой пустошью словно творение сумасшедшего великана. Внешние стены выглядели основательными и крепкими, однако стоило моргнуть, как все углы и пропорции сильно изменялись, и поэтому Тень, отбрасываемая замком, тоже все время менялась, словно тень дерева на ветру. Высокие стены были совершенно гладкими, и в них не было прорезано ни одного окна, зато входов было целых два — в западной стене и в восточной. Войти в них можно было соответственно вечером и утром, в зависимости от того, откуда падал солнечный свет. Отважиться войти в Тень замка — означало кликать смерть, и не самую приятную. Об этом, по всей видимости, должны были предупреждать белеющие кости — человеческие и кости животных, — разбросанные по лужайке вокруг замка.
Для того чтобы пуститься в путешествие по лабиринту комнат и коридоров внутри замка, требовались внимание и сосредоточенность. Гэйлон понял это очень быстро. Стоило сбиться с пути, и ты оказывался в том же самом месте, откуда вышел, даже если все время двигался по прямой. Были в замке лестницы, которые никуда не вели, коридоры, которые упирались в глухие стены, и были в нем тысячи комнат, некоторые из которых были заперты, некоторые — нет, некоторые из которых были пусты, а некоторые — нет. В некоторых помещениях Гэйлон не обнаруживал никаких предметов, но зато они были наполнены странными звуками и тревожащими запахами, и Гэйлон ни за что не согласился бы вернуться туда из боязни лишиться рассудка или погибнуть.
Но были у принца и две любимые комнаты, в которые он готов был приходить снова и снова. Одна из этих комнат располагалась в подземелье и была битком набита оборудованием, имеющим какое-то отношение к времени. Эти странные машины обязательно чем-то удивляли Гэйлона или развлекали его.
Самым большим предметом в этой комнате были огромные водяные часы. Они отмеряли время. Капля за каплей сочилась вода, и огромные колеса едва заметно для глаза поворачивались. Стены были увешаны всевозможными приспособлениями для измерения времени, которые тикали, такали, стучали и показывали время при помощи странных символов, каких Гэйлону никогда и нигде не приходилось видеть. На некоторых часах были резные фигурки, которые плясали под музыку колокольчиков или сами били в гонг. Вся комната постоянно находилась в движении, и Гэйлон, глядя по сторонам, начинал испытывать легкое, но приятное головокружение. В результате мальчик каждый раз задерживался в этой комнате дольше, чем намеревался.
Вторая комната располагалась на первом этаже, в самой середине постройки. В этой комнате было не четыре, а восемь стен, которые сходились под невероятными углами. В каждой стене было окно, загороженное толстыми металлическими решетками. За каждым окном виднелся чудесный, пасторальный пейзаж. Все картинки отличались друг от друга, в том числе временем года и временем суток. Было, пожалуй, хорошо, что эти окна зарешечены, ибо в противном случае Гэйлону было бы нелегко избежать соблазна перелезть через высокий каменный подоконник и отправиться по какой-нибудь осенней тропе или летней дорожке, чтобы посмотреть — что там скрывается за холмом или за лесом. За стенами замка была зима, и мальчик часто и подолгу простаивал, прижимаясь лицом к стальным прутьям, перед окном, за которым расцветали деревья и пересмешники с песнями перелетали с ветки на ветку. Это зрелище наполняло его противоречивыми чувствами — он одновременно испытывал странный покой и еще более странное томление.
Для Дэрина время летело почти незаметно. Кончилась зима, настала весна, за весной пришло лето. Прошел почти год, и он в конце концов встал с кровати и пересел в свое инвалидное кресло. Прошло еще немного времени, и он перестал пользоваться и им, чтобы самому — медленно, с трудом, с одышкой — бродить по коридорам замка. Его правая рука плохо удерживала посох, который сделал для него Гэйлон из сухого тиса, и он несколько раз падал, пока принц не приспособил к посоху кожаную петлю, в которую Дэрин продевал запястье. Герцог предпочитал теперь темные одежды и отрастил длинную бороду.
Дэрин не чувствовал себя довольным или счастливым, его настроение постоянно находилось где-то в промежутке между истерикой и меланхолией, однако он отыскал себе достойную цель, и уж к ней — к тому, чтобы дать Гэйлону хорошее образование, — он стремился со всей настойчивостью, на какую был способен. Это заняло несколько лет, и герцог оказался куда более строгим учителем, чем Сезран. Используя книги и свитки из собрания мага, он обучал Гэйлона более мирским, но не менее сложным наукам: математике, письму, истории. Усаживаясь в кресло, он продолжал учить принца обращению с оружием, натаскивая его на старом манекене, то подбадривая, то высмеивая его неловкие выпады.
Сезран продолжал жить своей таинственной жизнью. Он мало интересовался Гэйлоном и еще меньше — Дэрином, особенно после того, как герцог перестал нуждаться во врачебной помощи. Уроки, которые он давал Гэйлону, были по большей части загадочными импровизациями, в результате которых принц чаще бывал разочарован или разгневан. В другое время, однако, в зависимости от своего переменчивого настроения, маг мог повести себя совершенно иначе. Преисполнившись энтузиазма, он делился с Гэйлоном сокровенными знаниями из своей сокровищницы, рассказывал ему о своих гениальных догадках, и именно эти уроки были принцу понятнее и яснее, чем раздраженное бурчание под нос или мрачное молчание старика.
Как-то летней ночью, на втором году пребывания Гэйлона в стенах замка он внезапно проснулся. Его комната была темна, однако он почувствовал в ней присутствие энергии, которая могла принадлежать только Сезрану.
— Идем, — приказал маг, и Гэйлон, не говоря ни слова, натянул свои штаны и сандалии. Затем он вытянул вперед руку, и крошечная спальня озарилась ярким голубым светом его Камня — Камня, вставленного Сезраном в чудесное золотое кольцо. От двери донеслось сердитое ворчание волшебника:
— Какая все-таки бесполезная штука — эти ваши человеческие глаза.
С этими словами Сезран стал удаляться, и Гэйлон поспешил за ним.
Они вышли из замка. Снаружи теплый летний воздух сладко пах вереском и Ночными фиалками. На востоке карабкался на небо тонкий серпик луны, а многочисленные яркие звезды светили так, что можно было разглядеть, где кончаются холмы и начинается пустошь. Гэйлон шел за Сезраном по тропе, которая вела от замка к поросшим кустарниками берегам широкого пруда. У самой воды Сезран остановился. Жестом призвав Гэйлона к молчанию, он поднял голову и застыл, вглядываясь в темноту.
— Слушай! — приказал он.
Коротко остриженные волосы кольнули Гэйлона в шею, когда он поднял лицо и стал всматриваться и вслушиваться в ночное небо.
— Я ничего не слышу, — прошептал он сипло.
— Сядь, — Сезран уселся сам и наклонился к принцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55